Кое-как сгруппировать и приблизительно посчитать русских "чеченцев" удалось лишь общественникам из "Форума переселенческих организаций". "Форум" сидит в двух крошечных комнатах в центре Москвы. Стен не видно из-за стеллажей, на которых сотни папок с картотекой. Ольга Почекина, координатор правовых программ, листает толстую тетрадь.
- Давайте договоримся, я о себе не буду рассказывать. Не могу. Сама жила в Грозном. Я понимаю, вам же судьбы нужны, истории душещипательные, но у меня тут каждая такая. Вот семья, муж-инвалид, раненный еще в первую чеченскую. Компенсацию получили, но на нее можно купить только хибару в глухой деревне. Две старушки ветеранши – чудесные бабушки, в общежитии живут. Нет, ветеранские пенсии они не получают, нет документов, все сгорело. Есть еще потомки Строгановых, прямые. Только вряд ли они с вами будут общаться, они в отчаянии и не верят ни в какую помощь. Вы, пожалуйста, не удивляйтесь, если с вами люди будут отказываться говорить. Есть беженцы, которые до сих пор боятся.- Чего они могут бояться, они же дома! – выдохнул я.
И мне объяснили – чего. Например, чиновник, от которого зависит ваша судьба, вдруг прочтет газету и осерчает на просителя – тому впору смиренно на карачках ползать, а не интервью раздавать. Кто-то не может забыть ужас своего бегства и унижений. Но есть и другая причина. Умные люди боятся... мести. За свою разговорчивость. Чечня прочно сидит на дотациях, а потому, как они считают, тема геноцида русских табуирована. Не дай Бог, в России вспомнят, из-за чего все-таки первая чеченская началась, а там и финансирование республики могут прекратить, и даже встречный счет выставить. За геноцид. На компенсации деньги отпущены огромные, за такие суммы живьем с любого шкуру спустят. Тем более есть и примеры, как четко отслеживается заинтересованной стороной информационное пространство. Например, сайты известного публициста Юрия Кондратьева, который в нескольких книгах и очерках подробно описал кошмарный исход русских и русскоязычных из Чечни (сам Кондратьев уехал из Грозного с гранатой-"лимонкой" в кармане), уже несколько лет с завидным упорством "сносятся" и взламываются "ичкерийскими" хакерами.
В аду, на дне
Неприступных потомков великих Строгановых мы нашли на задворках подмосковного города Электросталь. Здесь среди облупившихся "хрущоб" бродят нетрезвые люди, "отмечая" рабочий полдень. С трудом находим ободранную общагу коммунального хозяйства города: здесь и живет бывшая начальница Грозненского телефонного узла Ирина Строганова и ее дочь Анна. Грозный начали бомбить с Главпочтамта, городской АТС и банков, поэтому мать осталась без работы уже в первый день войны. Жилой площади в бывшей кладовой метров пять. Остальное занято коробками с эвакуированным имуществом. Над единственной кроватью висит туман: за стенкой душевая, дом старый, и влажность в комнате почти тропическая. Поэтому половина коробок со скарбом просто раскисла.
- У нас еще контейнер железнодорожный стоит на станции Клин с 1998 года. Только в нем уже сгнило все, да и денег нет его выкупить. Пропали вещи, наверное. Да что вещи – жизнь пропала!
Я осторожно присаживаюсь на краешек кровати, фотограф остается в коридоре: ему уже не протиснуться в комнату. Дочь Анна говорить нормально не может. Кричит. Хождение по нашим инстанциям либо превращает человека в булатный клинок, либо сводит с ума. Как свело с ума эту когда-то очень красивую женщину.
Оказывается, после того как в 30-х годах главу Строгановых репрессировали, семья переехала в Грозный из Ставрополя. Мать Ирины Николаевны не выдержала – умерла на пороге какого-то дома, когда искала ночлег для себя и детишек. Из Грозного уже другое поколение Строгановых бежало, бросив огромный дом, который строили полжизни.
- На наше счастье, у нас в доме была необычная входная дверь, – рассказывает Строганова. – Она не распахивалась, а сдвигалась в сторону, как в купе. Вот бандиты ее и не смогли выломать, только расковыряли щель, кто-то из них просунул руку, пытался найти замок. Я до сих пор помню эту руку с черными ногтями. Сосед-врач услышал шум и спугнул грабителей. Мы уехали на следующий день. Знаю, что дом наш сразу же занял какой-то чеченец. А потом и дома не стало. Разбомбили.
И вот финал двух жизней. Мизерные пенсии, и, чтобы выжить, женщины разводят фиалки на продажу.
Спрашиваю, чтобы хоть что-то спросить и не молчать:
- Компенсацию за жилье получили? Ирина как-то сникает. Анна кричит:
- Сволочи! 120 тысяч обещают. Берите и идите. А что мы на них купим?
Не верю своим ушам.
- Говорили же, что дают по 350! Оказывается, дают. Но в Грозном.
Формально, конечно, там людей не делят на национальности, но русские "чеченцы" не хотят туда ехать ни за что. Даже за 12 тысяч долларов.
Анна сама заканчивает наш разговор:
- Я ничего не понимаю! Землю мы чеченцам оставили, разъехались-развелись! Позаботьтесь же в первую очередь о своих! Нет, русские всегда были людьми второго сорта! А в Грозный мы за компенсациями не поедем. Пусть туда едет тот, кто еще не был!
На прощание старушка крестит нас. Наверное, еще на что-то надеется.
"Зачем я пережила свою смерть?"
С Галиной Марахтановой я созвонился на следующий день после поездки к Строгановым. Стал напрашиваться в гости.
- Не могу я вас позвать, – вежливо упиралась Галина. – Я в гладильной живу, в общежитии одного музыкального училища. У меня там даже плинтусы кафельные, не говоря о стенах. Какие уж тут гости, лучше я к вам.
Галина Марахтанова, по нынешней профессии чиновник в одном министерстве, по ее словам, "занимается патриотическим воспитанием граждан РФ и пропагандой государственной символики". Учит любить Родину. В ее незавидном положении это настоящий подвиг. А для души по выходным сопровождает группы паломников к Серафиму Саровскому и дописывает диссертацию по фольклору терских казаков. Диссертация будет уникальная, потому что нет на Тереке больше казаков: кого не убили в чеченскую кампанию, те убежали и рассеялись по стране – от Ставрополя до Хабаровска.
- Я выросла в Грозном. Два года преподавала в музыкальном училище в Аргуне и собирала казачий фольклор. В последние поездки меня уже возил на машине отец, не отпускал одну. Уже чеченцы свои посты ставили на дорогах. Остановили нас один раз, у Червленной, у моста через Терек. Галина надолго замолкает и достает из сумочки платок и баллончик-ингалятор: не хочется ей вспоминать, как отец объяснял горцам, почему они посмели ездить по чеченской земле. И было это еще при СССР – в 1990 году. Через несколько недель Галина уехала в Россию – продолжать музыкальное образование. Возвращаться ей было уже некуда. Родители уехали чудом. Отца Галины, железнодорожника, знала вся республика, и коллеги-чеченцы выбили ему вагон для вещей. На Грозненском вокзале люди с автоматами потребовали разгрузить вещи прямо на землю. Вещи понравились. Галина рассказывает, что это было обычным делом. Видят чеченцы на улице машину с грузовым контейнером – сразу тормозят. Вещи вываливают, ходят, выбирают, что понравилось, как в магазине. Но тут Марахтановым повезло – их сопровождал дальний родственник Слава, инвалид I группы. Чеченцы увидели калеку и пожалели. Так и сказали:
- Русский? Убогий? Катись отсюда со своими вещичками!
И покатились они куда глаза глядят. Что будет дальше, если ее выгонят из общаги, Галина не знает. Как ведущий специалист, она получает 7500 рублей в своем министерстве. Дает уроки музыки, тоже не Бог весть какой заработок. Баллончик-ингалятор стоит 2000 рублей. Хорошо если на месяц хватит.
На прощание Галина говорит, что верит: Бог ее не оставит.
- Я умирала несколько лет назад в больнице, и ведь зачем-то пережила клиническую смерть?
Подлый десятый пункт
Как получают компенсации в Грозном, мы видели своими глазами. У конторы с утра до ночи стоит безнадежная толпа. На стенах полощутся какие-то списки-простыни. В ближайшем интернет-кафе на новом "гантамировском" рынке всегда аншлаг. Чеченцы приходят семьями, рассаживаются вокруг компьютеров и качают из Интернета постановления правительства РФ, распоряжения и законы о льготах. С одним из местных – Ильясом – разговорился. Его семья давно в Москве, у отца бизнес, а сам он заканчивает какой-то "нефтяной" институт. Уверен, что "350 тысяч – это слишком мало за все, что в нашей Ичкерии сделали" , и не сомневается, что потом можно будет получить что-то еще. В общем, жизнь кипит. Вот только русских беженцев в этой очереди за компенсациями нет. И в обозримом будущем не будет. Потому что в результате двух "чеченских" войн мы получили абсолютно моноэтнический субъект Российской Федерации. В субъекте этом проживают чеченцы, исповедующие ислам. Людям иной веры и иной национальности на эту территорию РФ въезд без вооруженной охраны заказан.
Порядок получения компенсационных выплат за утраченное жилье и имущество "в результате разрешения кризиса в Чеченской Республике" был регламентирован постановлениями правительства N 510 от 1997 года и N 404 от 2003 года.
Первое постановление беженцы в своем кругу назвали "русским". По нему компенсацию за жилье – 120 тысяч рублей и 5 тысяч за имущество -получали те, кто навсегда покинул республику. Второе постановление беженцы называют "данью" или "контрибуцией". По нему те, кто постоянно проживает в Чечне, получают 300 тысяч за жилье и 50 тысяч за имущество.
Когда-то еще Ахмат Кадыров потребовал уравнять пострадавших чеченцев и русских в правах на компенсации. Он понимал, что жизни в республике без "возвращенцев" не будет. С великим трудом в постановление протолкнули пункт 10, который уравнивал в правах всех соотечественников. В августе без особого шума правительство России пункт 10 отменило. По словам сотрудника "Форума переселенческих организаций" Ольги Почекиной, против этого пункта выступили два министерства – финансов и экономического развития.
Аргумент они привели железный: русским будут платить только после того, как рассчитаются с чеченцами и проведут полную инвентаризацию всего разрушенного. Либо приезжайте за компенсациями в Грозный. У Георгия Федорова, бывшего грозненца, который в Штатах, на новой родине, продолжает работать краснодеревщиком, друзья съездили за своими компенсациями.
Получили их очень быстро – за три недели. Правда, это время им пришлось пожить в подвале на окраине Грозного, под охраной каких-то бандитов с милицейскими удостоверениями. Кормили плохо: пакетные супы и хлеб. Там же, в подвале, они и расписались в получении денег на каких-то бумагах. Очнулись в поле за Хасавюртом. В кармане у одного из бедолаг лежала тысячерублевая купюра – аккурат на билет до родины-мачехи.
Дмитрий Стешин
dpni.org
