Во-первых, подлинная биография Леонида Ильича известна крайне плохо. Это общий недостаток биографий высшей партийной номенклатуры, до неузнаваемости заретушированных, цензурированных, а в особо запущенных случаях (Андропов, Громыко) прямо фальсифицированных.
Обращу внимание только на первые несообразности в официальной биографии человека, на протяжении 18 лет бывшего главой второго государства планеты.
1. Брежнев ли Брежнев?
Официальные сведения о происхождении Леонида Ильича крайне скудны, собственно не говорится почти ничего. Однако ошарашенному читателю брежневских мемуаров почему-то подробно демонстрируется странная завитушка на генеалогическом древе «советского монарха». Всё равно, как если бы индийский раджа снял шаровары и стал демонстрировать фамильную родинку на ягодице.
Отец Брежнева - Брежнев Илья Яковлевич. Мать – Брежнева Наталья Денисовна, в девичестве Мазалова. Одновременно в квартире семьи Брежневых в Каменском проживали ДРУГИЕ БРЕЖНЕВЫ. Муж, некий Аркадий Брежнев, и жена, в девичестве Мазалова. Мазаловы были родными сёстрами. А Брежневы... ОДНОФАМИЛЬЦАМИ.
Как такое могло быть? Очевидно, что некий человек, известный как "Леонид Ильич Брежнев" взял себе фамилию мужа тётки. Или его отец взял фамилию мужа сестры жены. Поскольку до революции смена фамилии была крайне затруднена (а после революции так же крайне облегчена), это произошло после революции.
Зачем Брежнев в официальных мемуарах стал объяснять эту запутанную историю? Очевидно, он всю жизнь скрывал свою фамилию, чувствовал анкетную «трудность» и по скудоумию, пытаясь замести следы, проговорился. Скорее всего, Брежнев был украинско-еврейским метисом, может быть, с примесью русской, польской, румынской или цыганской крови. В графе национальность у него существует путаница. Где-то написано что он украинец, где-то что русский. Это большая редкость для партийных анкет. Многие документы из дела Брежнева пропали. Брежнев неплохо владел польским языком. Сталин, как говорят ошибочно, считал его молдаванином. Маловероятно, чтобы бывший наркомнац и прирождённый кадровик Сталин безосновательно путался в национальной атрибуции. В интернациональном СССР зорко следили за национальным происхождением и назначали на место главы союзной республики либо представителя титульной нации, либо нейтрального нацмена. Брежнев был первым секретарём Молдавии, затем многонационального Казахстана. Для русского коммуниста карьера весьма необычная.
2. Гимназист из рабочих
Утверждается, что Леонид Ильич родился в простой рабочей семье. Однако отец Брежнева не был рабочим. Он был техническим работником на металлургическом заводе - "фабрикатором". Для этой работы требуется специальное образование. В мемуарах Брежнева говорится, что "после революции" на подобную должность его выбрали "просто так". Это крайне маловероятно, тем более, что "Илья Яковлевич" был беспартийным.
В 1915 году Брежнев был принят в нулевой класс классической гимназии. Это было единственное привилегированное учебное заведение в Каминском, там учились дети чиновников и заводской администрации, среди которых было много иностранцев. Сыну рабочего там делать было нечего.
3. Витя Пинсуховна Гольдберг
Биография жены Брежнева до сих пор является загадкой. Супруг называл её «Витя». Кто такое «Витя» до сих пор не известно. Это была мужеподобная женщина с гротескной восточной внешностью. Себя она объясняла с прилежностью засыпавшегося выпускника разведшколы: «эшелон разбомблен, документы сгорели, пешком пробирался в расположение ближайшей воинской части. Лейтенант Виктор Прохоров, родители погибли в эвакуации». Как заезженная пластинка:
«Я по происхождению из простой русской семьи. Родилась в городе Белгороде. Отец, Петр Никифорович Денисов, маму звали Анна Владимировна. Папа работал машинистом на паровозе... Почему Викторией назвали? У нас много соседей-поляков было, и у моего крестного отца дочку звали Викторией. Видно, родителям понравилось имя. У других детей имена обычные - Александра, Валентина, Лидия, брат Константин. Вот только я получилась на польский манер. Вообще родители редко в церковь ходили, потому как отец все больше в разъездах. На праздники, если не было поездок, особенно на Пасху, ходили с мамой в церковь к заутрене».
Вообще-то Виктория имя вполне православное, в Белгороде поляки не жили, а если бы и жили, то навряд ли участвовали в обряде крещения по восточному обряду. А главное, о происхождении «Вити» информации с гулькин нос и вся она имеет негативный характер – человек всеми силами пытается доказать, что он «случайно отстал от эшелона».
В советское время в окормляемом КГБ патриотическом подполье распространялись нарочито перековерканные «списки дочерей Сиона». Госпожа Брежнева там шла как «племянница Льва Мехлиса Виктория Пинсуховна Гольдберг». Казалось бы, в условиях свободы прессы легко выяснить истину и точно установить происхождение первой леди СССР. Давно ведь определились и с еврейским дедушкой Ленина и с еврейскими родителями Андропова. Однако в случае «Вити» советские историки молчат. Почему-то нашла коса на камень.
***
А ведь я остановился на самых простых фактах биографии Брежнева. Речь идёт об элементарной анкете. А если копнуть подальше и поглубже?
Биография Брежнева в изложении советских интеллигентов, вроде Роя Медведева, Бурлацкого, Бовина или Млечина, заведомо несерьёзна. Подобная литература рассчитана на школьников и домохозяек и не может считаться историческим исследованием.
Достаточно сказать, что до сих пор не активированы воспоминания о Брежневе Виктора Кравченко, да и само «дело Кравченко» практически не упоминается. Напомню, о чём речь. Виктор Андреевич Кравченко учился с Брежневым в Днепродзержинском металлургическом институте, был его другом. Как и Брежнев Кравченко делал партийную карьеру, опять же, как и Брежнев, был тесно связан с оборонной промышленностью и НКВД. В 1943 году Кравченко вместе с группой советских специалистов работал в США, где занимался приёмкой военного оборудования по ленд-лизу. В 1944 году он был завербован американской разведкой и стал невозвращенцем. В рамках набиравшего обороты англо-американского противостояния, ЦРУ превратило Кравченко в политическую фигуру. Известный американский журналист Юджин Лайонс написал от его имени толстую обличительную книгу «Я выбираю свободу», тут же изданную в Европе. По уровню культуры вылитый Брежнев №2, Кравченко не мог сам написать и пары страниц, но читать, естественно, умел. На русский книгу ему перевела американская переводчица Станиславского Елизавета Хапгуд. Взбешённые англичане тут же дезавуировали «грязный поклёп на СССР», организовав во французской печати утечку информации. В статье, подписанной псевдонимом второго порядка, совершенно справедливо сообщалось, что Кравченко пьяница, укрывшийся на Западе после проигрыша в карты казённых сумм. Однако там же совершенно голословно ставились под сомнения факты, изложенные в книге Лайонса. Факты были верными – найти компромат на дикую британскую криптоколонию не составляло никакого труда. Ряд сведений, страниц на 20-30 сообщил и сам Кравченко, прекрасно знавший подноготную партийной жизни Украины на уровне секретаря райкома-обкома. Поэтому американцы в начале 1949 года организовали в Париже показательный процесс и процесс выиграли. Кравченко по системе Станиславского надрывался в суде, обличая сталинских сатрапов. Как и у Брежнева (собственно, это Брежнев и есть, только помещённый в другую обстановку) у Кравченко обнаружились неплохие актёрские способности. Однако англичане не остались в долгу. На процесс привезли украинских сослуживцев ренегата (кстати, несомненно с такими предложениями выходили и на Брежнева, бывшего тогда секретарём днепропетровского обкома), бывшую жену, партийных бонз, включая генерального прокурора Руденко (Руденко комсомольский шпанёнок Бр..., извините, Кравченко освистал). В дело пошла тяжёлая артиллерия. На процессе начался настоящий канкан английских марионеток: выдающийся физик Жолио-Кюри, архиепископ Кентерберийский. Больше всех отличился Жан-Поль Сартр. Низколобый «мыслитель» истерически крикнул в зал: «Да здравствует великий Сталин! Коммунизм такая вещь, что для него стоит пройти через ад!»
Надо сказать, что, как всегда, идеологическую баталию с англичанами американцы выиграли в соотношении 55:45. Лондон ловко использовал шумиху для консолидации антиамериканского лобби на континенте.
После избрания Брежнева генеральным секретарём, Кравченко застрелили в Нью-Йорке. Он был на мели и страшно обрадовался, когда его однокашник стал руководителем КПСС. Собирался писать книгу. Устранение Кравченко было хорошо залегендировано под самоубийство. Как говорится, «без свидетелей и мотивов, но с предсмертным письмом». А ля Пуго или Ахромеев.
Тем не менее, Кравченко успел рассказать о своём друге Лёне весьма много. Что стало с архивом Кравченко – неизвестно. Вне всякого сомнения, он хорошо знал семейную историю Брежневых: городок небольшой, а замкнутая тогда каста партийцев и вовсе единая коммуналка. Все члены партийного клуба Днепродзержинска знали друг друга как облупленных.
Я спрашиваю: много ли людей в современной России слышали о «деле Кравченко»?
На все эти темы я мог бы говорить гораздо более открыто и более подробно, но мне это представляется не очень важным. Суть читатель уловил. Пройдёт время и в свободной независимой России вместо пародийного «Института США и Канады» будет основан серьёзный «Институт Великобритании, её колоний и доминионов». Там биографии международных авантюристов будут изучены ДОСКОНАЛЬНО.
Мне бы хотелось поговорить о другом, гораздо более важном. Как это ни нелепо звучит, о КУЛЬТУРНОМ ВЛИЯНИИ Брежнева. На мой взгляд, оно колоссально.
Недавно по ЦТ прошла премьера грустного фильма о Леониде Филатове. Филатов был типичным русским актёром, трудолюбивым разгильдяем с проблесками несомненного таланта. Блеснуло там, блеснуло здесь, а в общем нагородил человек вавилон глупостей, разменялся по пустякам, спохватился, да было уже поздно. Поезд ушёл. Самая пронзительная сцена фильма, когда Филатов, полупарализованный, с плывущей речью рамолика читает сквозь надвигающуюся немоту смерти свои стихи о своей судьбе:
Ангел стоял возле кровати –
как санитар в белом халате.
– Цыц! – убеждал, – что ты кричишь-то?
Ты же у нас храбрый мальчишка…
Взял и унёс в звёздные дали –
только меня здесь и видали.
Это конец. Это финита.
Был Леонид – нет Леонида.
Я уплывал в душной сирени,
у трубачей губы серели.
Им недосуг – им бы удрать бы:
кто-то их взял прямо со свадьбы.
Больно нужна им панихида…
Был Леонид, нет Леонида.
Горный аул слушал "Аиду",
наш мюзик-холл плыл во Флориду.
В тысячный раз шёл образцово
детский спектакль у Образцова.
Ни у кого грустного вида –
был Леонид, нет Леонида.
Всё как всегда, всё по привычке –
люди, мосты и электрички…
Что за напасть, что за немилость –
в мире ничто не изменилось!
Значит, судьба, значит, планида:
был Леонид – нет Леонида.
По мере чтения стихотворение о смерти Леонида Филатова, - храброго мальчишки, унесённого равнодушным ангелом-педагогом в небытие, - превращалось в стихотворение о смерти Леонида Ильича Брежнева. Сообщение о котором помещается в бесполый «информационный поток» советского радио и растворяется в мировом равнодушии.
Ни у кого грустного вида –
был Леонид, нет Леонида.
Кто это говорил? По-брежневски чавкающий старый маразматик – Леонид Филатов. В театре на Таганке все они были брежневыми. И сам Любимов, и детдомовец Губенко, и мишка-гамми Абдулов, и пьяный Высоцкий и деревенский Золотухин - это всё брежневы. Как в американской пародии на гангстерский боевик, где все роли играют 10-летние дети с автоматами и приклеенными усами.
Да и в RL Любимов и Губенко нагенсекствовались главрежами, Губенко вдобавок взаправду порулил за Демичева, а то и повыше - был миг в оперетте 19 августа.
Таким же брежневым был Примаков, брежнев - Ельцин, и ранний, и поздний, брежнев Алиев и брежнев Шеварднадзе. Брежнев Арбатов. Брежнев Евтушенко и Бознесенский, брежнев Ахмадуллина, брежнев Окуджава, Глазунов, Битов и уже на подходе брежневы Ерофеев, Гайдар и Хакамада. Советские люди раздавлены Брежневым. Все поколения, прошедшие через брежневский застой покалечены чавкающим абсурдом. ломающим волю, способность к сопротивлению, творчеству, самостоятельности, вообще жизни. Это нечто невероятное. Надо было жить в той эпохе, чтобы представить гигантского государственного ленивца, четыре часа выкакивающего тонну навоза «Отчётного доклада».
Д. Галковский
