Итак, несмотря на весь оптимизм официоза, кризис в нашей экономике растёт и крепнет. Шутка в том, что ещё три месяца назад дежурный оптимизм вовсе не казался столь уж необоснованным. На каждый фактор, предвещавший неизбежную катастрофу, находилось десять, предвещавших неминуемое процветание – и так до бесконечности. В итоге прогнозы неизбежно приобретали гадательный характер…
А может, ну их на фиг, этих финансовых аналитиков?
В конце концов, кроме гаданий по биржевым индексам существуют ещё и старые, проверенные методы. Скажем, китайские историографы, рассказывая о падении династии, неуклонно сообщали о том, что перед этим «жена съела мужа» в Бинчжоу, а «муж съел жену» в Сичжоу и т.п. Сейчас это вызывает насмешки – а зря. Устойчивые верования – даже крайне нелепые на первый взгляд – в большинстве случаев несут в себе рациональное зерно; у тех же китайцев было достаточно времени, чтобы установить корреляцию между всплеском «извращённой» преступности и падением династий.
В общем, не стоит забывать, что содержание мозгов в поразительно большой степени определяется внешними факторами; при этом факторы, вызывающие массовые разжижения серого вещества, как правило, достаточно существенны, чтобы спровоцировать хороший кризис и вне черепных коробок.
Впрочем, это лирика; попробуем подтвердить эти выкладки экспериментом. Итак, проанализируем в средневековом стиле средневековую депрессию – а потом займёмся нынешним раскладом.
Равноудаление
Рано утром, в пятницу 13 октября 1307 года, все тамплиеры Франции были арестованы. Официальные обвинения в адрес храмовников включали ересь, идолопоклонство, массовую содомию, надругательство над святынями, каннибализм и сатанизм - всего 117 пунктов. Чуть раньше жёсткому упромысливанию подверглись другие финансисты королевства— евреи и ломбардцы
При этом в материалах процесса по делу храмовников отсутствуют упоминания о возврате земель, денег и драгоценностей, бывших в залоге. Королевские агенты, ворвавшиеся в обители тамплиеров, из всех искомых драгоценностей обнаружили лишь обычную церковную утварь. Итак, финансовая деятельность Ордена на тот момент явно находилась в кризисе.
Равным образом, последний звонок для тамплиеров прозвучал по поводу чужих финансовых проблем. Накануне расправы магистр Жак де Моле обнаружил, что казначей Тампля незаконно выдал Филиппу IV огромный кредит. Казначея с позором изгнали, игнорируя заступничество короля и папы; в итоге у де Моле появились основания требовать возврата ссуды. Была ли у казны возможность рассчитаться с храмовниками? Тогдашнее состояние королевского бюджета хорошо известно. Так, подданные ласково называли Фила «фальшивомонетчиком» за склонность к постоянной порче наличности; под конец его правления серебро содержалось в монете в следовых количествах – если, конечно, вообще содержалось. Таким образом, можно с чистой совестью утверждать – возможности расплатиться у Филиппа не было.
Иными словами, король начал кошмарить свой бизнес на весьма конкретном экономическом фоне: в начале XIV века народное хозяйство Франции испытывало постоянный денежный голод в примечательном сочетании с инфляцией. Вряд ли стоит напоминать, что нечто подобное наблюдалось у нас всё кудринское время; разница в том, что Филипп просто попал в неподходящую фазу сверхдлинного экономического («династического») цикла – а у нас откачка денег из экономики являлась результатом сознательных усилий правительства.
Кстати, проклятие Жака де Моле, произнесённое с костра, вскоре начинает сбываться – быстро, эффектно и точно в срок. «Железный король» умер через год – и это было только…
…Начало
После ряда упромысливаний королевство ещё провело ряд благополучных лет – но это было затишье перед бурей. Начало самой бури наилучшим образом описал Морис Дрюон; он, конечно, беллетрист, однако в этом случае он мало погрешил против истины. Итак, начнём.
«У Филиппа V было всё для того, чтобы наслаждаться относительным счастьем королей…» Однако…
«В начале лета (1317) на страну обрушился голод, усеявший города трупами.
Вскоре после этого над всей Францией пронёсся вихрь безумия. Какой-то слепой, полумистический порыв, смутные мечты о святости и приключениях, и вместе с тем крайняя нищета, неистовая жажда уничтожения побудили внезапно деревенских юношей и девушек, пастухов, гуртоправов и свинопасов, мелких ремесленников, прях, преимущественно в возрасте от пятнадцати до двадцати лет, покинуть свои семьи и деревни, и, босыми, без денег и еды, объединиться в бродячие банды. Предлогом для этого стихийного исхода послужила некая туманная идея крестового похода…
И папа, и король были равно бессильны перед этими рассыпавшимися по дорогам ордами одержимых, перед этими человеческими реками, в которые вливались всё новые и новые ручьи, будто кто-то околдовал землю Франции, Нормандии, Бретани, Пуату. Десять тысяч, двадцать тысяч, сто тысяч; пастухи всё шли и шли к каким-то таинственным сборным пунктам… Сотни тысяч путников в лохмотьях, входя в какой-нибудь город, чтобы попросить милостыню, не задумываясь, пускали его на поток и разграбление…
Пастухи опустошали Францию в течение целого года, действуя даже с какой-то последовательностью, несмотря на беспорядок, царивший в их рядах, и не щадили ни храмов, ни монастырей. Париж с ужасом увидел, как эта армия грабителей заполонила его улицы. Король Филипп V из окна своего дворца призывал их к умиротворению. Они требовали от короля, чтобы он возглавил их поход. Взяв штурмом Шатле, они убили прево, разграбили аббатство Сен-Жермен-де-Пре. Затем новый приказ, столь же таинственный, как и тот, что собрал их, бросил их на дороги Юга. Парижане ещё дрожали от страха, а пастухи уже запрудили Орлеан. Святая земля была далеко, и их неистовство испытали на себе города и провинции – Лимож, Бурж, Сэнт, а также Перигор, Бордо, Гасконь и Ажене.
Иоанн XXII… пригрозил отлучить от церкви этих лжекрестоносцев. Но им нужны были жертвы, и они набросились на евреев. Тут жители городов стали брататься с пастухами. Были разгромлены гетто Лектура, Овилара, Кастельсаразэна, Альби, Оша, Тулузы; в одном месте 115 трупов, в другом – 122. Не было города в Лангедоке, где обошлось бы без погрома…»
Напомню, что обычно евреев изгоняли – но не уничтожали. Позиция католической церкви в этом вопросе была вполне однозначной: евреи должны быть угнетены, но сохранены - как живое доказательство истинности библейских событий. Физические преследования иудеев и попытки насильственного крещения, мягко говоря, не приветствовались.
«Тогда папа своим епископам, а король своим сенешалям приказали защитить евреев, в торговле коих они были заинтересованы. Графу де Фуа… пришлось вести настоящее сражение, во время которого тысячи пастухов, отброшенных в болота Эг-Морта, погибли под ударами мечей и копий, были засосаны трясиной или утонули… Духовенство и сановники королевства объединились, преследуя тех, кто уцелел. Перед беглецами закрывали ворота городов, им отказывали в пище и ночлеге, их загоняли в глухие ущелья Севенн; пленников вешали на деревьях гроздьями по двадцать, тридцать человек. Мелкие банды продолжали бродить по стране ещё около двух лет, проникали даже в Италию.
Едва положили конец неистовству пастухов, как началось безумие прокажённых… Ибо летом 1321 г. источники, ручьи, колодцы и водоёмы во многих местах оказались отравленными… Были ли они (прокажённые – прим. Пож.) действительно виновны в заражении вод?» Дрюон остаётся размышлять над этим вопросом, а его средневековые соотечественники начинают действовать.
Вообще то, «отравление вод» было «всего лишь» первым признаком глобального ухудшения эпидемиологической обстановки, вскоре обернувшегося пандемией чумы. Прокажённые не имели к заразе даже отдалённого отношения – однако…
«Жители городов и деревень бросились на лепрозории, чтобы перебить больных, внезапно ставших врагами общества. Щадили только беременных женщин и матерей, да и то лишь до тех пор, пока они кормили своих младенцев. Затем и их предавали сожжению. Королевские судьи покрывали в своих приговорах эти массовые убийства, а знать даже выделяла для их совершения своих вооружённых людей. Затем снова принялись за евреев, которых обвиняли как соучастников какого-то чудовищного, но непонятного заговора, вдохновлённого, как уверяли, мавританскими королями Гранады и Туниса…
Ветер Аквитании был насыщен зловещей гарью костров. В Шиноне евреи всей округи были брошены в объятый пламенем ров; в Париже они были сожжены на том самом злосчастном острове, который носил их имя, как раз там, откуда Жак де Моле бросил своё роковое проклятие».
Затем разразился полноценный кризис, растянувшийся на добрую сотню лет – одноимённая война, перманентный голод и эпидемии.
А теперь проанализируем.
О паззлах
Итак, ряд явлений, которые принято считать изолированными друг от друга, в действительности интегрированы в единый механизм экономического кризиса. Это мало заметно в «нашей» экономике; однако в крайне «медленной» средневековой это видно очень хорошо.
На самом деле всплески а) немотивированной и «извращённой» преступности б) подростковой преступности в) массовых психозов г) гипертрофированной ненависти к меньшинствам, особенно достаточно безобидным («прокажённым») всегда служат маркерами значительных внутренних диспропорций в экономике – даже если внешне та выглядит вполне цветущей. При первых же признаках нестабильности эти косяки всплывают на поверхность – ко всеобщему изумлению и с громадным эффектом.
Это, кстати, хорошо знали древние «социологи».
Былое и думы
Напомню, что в СССР второй половины 80-х наблюдались примечательные процессы – тем более примечательные, что уровень экономических неурядиц оставался умеренным, а правоохранители сохраняли дееспособность. Однако уже в правление Андропова начинается а) бурное размножение маньяков б) стремительная консолидация молодёжных преступных группировок – см., например «Казань». Напомню, кстати, что знаменитое «ледовое побоище» - массовая драка с участием нескольких сотен человек - случилась там аж в 1984, т.е. ещё при Черненко.
г) первые проблески всеобщего помешательства на уфологии в) быстрый и труднообъяснимый рост всеобщей ненависти к… вьетнамцам. Сейчас об этом никто не помнит, а между тем под занавес советской эпохи их гоняли со страшной, нечеловеческой силой – с убийствами, массовыми драками и осадой общежитий. При этом, например, московская разборка 1990-го – с двумя убитыми и массой раненых – началась потому, что их заподозрили… в скупке мужских носков и создании соответствующего дефицита.
Несложно припомнить, какие сдвиги в советской экономике маркировали эти завихрения. Между тем, с 2004-05-го мы снова видим странные феномены из серии «Ничего не напоминает?» Население вновь начинает интересоваться зелёными чертями; умножаются массовые психозы; развивается «извращённая» преступность; подростки опять начинают консолидироваться по «идейному» признаку; престарелые балбесы поддерживают этот порыв – начинается «национальное возрождение»/охота на дворников.
«Национальное» здесь взято в кавычки не случайно: присмотревшись к нашим фашикам повнимательнее, можно обнаружить, что они напоминают классических националистов лексически и стилистически – но никак не содержательно. Впрочем, это лирика. Обратимся к конкретике.
Об этом почему-то никто не задумывается, однако скорость, с которой среднеазиаты превратились в главных врагов цивилизованного человечества, выглядит пугающе и странно. Ещё около 2003 года даже национально мыслящий элемент и не помышлял об охоте на узбеков/таджиков; что же касается среднестатистического субъекта с высшим образованием, то последний густо краснел при слове «чурка» и пугался словосочетания «лицо кавказской национальности». Однако спустя пять лет тот же субъект с налитыми кровью глазами рассуждает о том, как таджики «распространяют исламскую культуру», слушая родную попсу.
Ничего не напоминает?
Тень Торквемады
При этом стоит заметить, что характерное для «нулевых» сочетание «пастушковых» эффектов с видимым процветанием тоже отнюдь не оригинально.
Так, нарастание диспропорций в американской экономике – при очень приличных внешних показателях и без неблагоприятных изменений в быту - сопровождалось экспоненциально растущим уровнем немотивированной или/и подростковой преступности – эпидемия стрельбы в школах, стрельба в супермаркетах etc. Это последний пример – но далеко не единственный.
Итак, многие поколения историков задаются вопросом: «почему Новый Свет открыла и начала осваивать отсталая феодальная Испания, а передовые англичане с голландцами отстали более чем на столетие?». Такую силу имеет привычка опрокидывать в прошлое текущие расклады. На самом деле в ХVв. «отсталая» Испания была, пожалуй, самой передовой страной Европы. Так, она обходила даже Италию по длинному ряду ключевых технологий (прежде всего в металлургии) и лишь немногим уступала ей по уровню развития капиталистических отношений. Англичане отставали от испанцев катастрофически.
При этом на протяжении всего средневековья будущая цитадель инквизиции славилась своей толерантностью. Перманентная борьба с маврами примечательным – и очень знакомым - образом сочеталась с редкостным благодушием в бытовых отношениях между общинами. Испанские монархи официально титуловались «королями трёх религий» (христианства, ислама и иудаизма) – для средневековой Европы вольность немыслимая; правителя, вернувшегося из похода на мавров, толпа подданных приветствовала на трёх языках – испанском, еврейском и арабском.
После 1492 г. наступает пик испанского могущества. Над империей никогда не заходит Солнце, лидерство в Европе неоспоримо, флоты галеонов везут из Нового света золото… много золота. Однако…
В том же 1492 из страны изгоняют мусульман и евреев. Шутка в том, что мусульман вполне терпели тогда, когда они действительно могли стать пятой колонной; их изгнали в тот момент, когда исламская угроза исчезла.
Однако это было только начало. За первой волной изгнанников последовала вторая, третья: мориски (христианизированные арабы), мудехары (исламизированные испанцы), выкресты (понятно кто). Ещё не высланные инородцы подвергались прижиму в стиле «мечта фашика» - запрету на занятие должностей и престижные профессии, ограничению потребления и передвижения – и так до бесконечности. Среди неинородцев начинает процветать религиозный «расизм» - наличие прапрабабки-мусульманки могло поставить крест на карьере.
Эти приступы национального чувства образовались на весьма примечательном фоне – за величественным фасадом испанской империи скрывались «невидимые миру слёзы» испанской экономики. Например, тамошние финансы оставляют странное ощущение дежавю – с одной стороны мы видим массированный приток американского золота в казну; с другой – высокие косвенные налоги. Так же выглядела налоговая система по всей Европе; однако испанское налогообложение было «сплошным» (в стиле НДС), а не точечно-акцизным, как у соседей. Далее, парадокс состоит в том, что массовые высылки шли на фоне нарастающего дефицита рабочей силы. По-видимому, редконаселённая, но быстро растущая Испания столкнулась с ним ещё до 1492-го; затем наступил полный коллапс – практически весь демографический прирост улетучивался в Новый свет. Разумеется, это скверно сказывалось и на структуре остающегося населения: в стране становилось всё меньше здоровых молодых мужчин и всё больше больных старых женщин.
В итоге уже с 1550-го некогда передовая испанская промышленность начинает приходить в упадок. Парадоксальным – на самом деле, закономерным – образом дефицит рабсилы обернулся безработицей. Последняя сильно стимулировала страсть к «лишним» меньшинствам; высылка меньшинств ещё более усугубляла дефицит рабочей силы – и так до бесконечности.
Упадок Испании, продлившийся с XVII по первую половину ХХ века, был страшен. Страна обнищала и превратилась в «больного человека Европы»; повсюду стояли руины заброшенных домов; процветающие города превратились в деревни; чудовищно размножились попрошайки и воры; высокотехнологичная и храбрая армия мутировала в трусливую шайку голодранцев, нещадно обираемых офицерами.
Грустно всё это и печально.
«Титаник»?
Кстати, депрессия-XIV маркировалась ещё одним примечательным явлением.
Итак, рыцарские турниры появились в конце XII века и в своём развитии прошли три этапа: свалки, шоу и церемоний.
Изначально – в эпоху свалки – турниры представляли собой просто рыцарские драки стенка на стенку, на пересечённой местности и без «болельщиков». Затем правила меняются, ристалища облагораживаются и обрастают трибунами – в итоге общий антураж начинает напоминать современные матчи «Зенита» со «Спартаком». Тем не менее, пока это ещё жёсткий силовой спорт.
Однако с начала XIV века турниры теряют всякий контакт с реальностью, обратившись в дорогостоящую и изощренную забаву. При этом их бюджеты растут такими темпами, что участие в ристалищах становится не по средствам большинству знати. Турниры становятся костюмированными и театрализованными, разыгрываются по сценарию, обрастают дорогостоящими декорациями и сопровождаются красочными шествиями с ряжеными «турками», «дикими людьми», карликами и львами на серебряных цепях.
«В нескольких выразительных деталях можно попытаться представить княжеское великолепие и стиль турниров времени упадка турнирного движения, но одновременно — расцвета их театральной формы. Так, огромный замок с двумя рядами стен и семнадцатью башнями, построенный для одного испанского турнира 1432 года, видимо, совсем не походил на наспех сколоченную из досок незамысловатую декорацию. В его покоях мог разместиться принц со своей свитой, а в конюшнях — лошади гостей… По сюжету турнира 1468 года, приуроченного к свадьбе Карла Смелого и Маргариты Йоркской, принцесса Неведомого Острова обещала подарить свою милость тому, кто победит рыцаря Золотого Дерева и освободит великана, плененного карликом». Этот апогей дорогостоящего эскапизма, впрочем, относится уже к следующей эпохе. Денег тогда стало заметно больше – а вот сам эскапизм представлял собой реликт депрессии 1300-х.
Итак, в случае с турнирами XIV века мы видим помесь «комиксового» блокбастера, снятого ради демонстрации возможностей компьютерной графики, и ролевой игры; при том, помесь имела бюджет космических масштабов.
Даже если не заморачиваться по поводу эскапизма как такового, сам бюджет уже наводит на размышления. Так, заглянув в последние столетия Римской империи мы увидим а) шатания между инфляцией и дефляцией б) громадный и постоянно растущий дефицит торгового баланса (из-за глубоко отрицательного сальдо в торговле с Индией и Китаем) в) феерический рост театральных бюджетов, актёрских гонораров и зарплат профессиональных спортсменов (колесничих etc.) Ничего не напоминает?
Иными словами, переоценка «зрелищ» является важнейшим маркером диспропорций в экономике. Между тем, в России страсть к блокбастеростроению и раздуванию бюджетов спортивных клубов была намного более бессмысленной и беспощадной, чем в Штатах.
Итак?
Итак, результаты «архаического анализа» вполне однозначны: Россия едва ли не возглавит список стран, пострадавших от кризиса, обогнав даже США.
Будем надеяться, что китайцы всё-таки ошибались
Евгений Пожидаев