1. Западная Европа

Если в 2009 году мировой финансово-экономический кризис выступал фактором, фактически задающим тон и центрирующим вокруг себя всю мировую политику, то в 2010 году финансовый кризис оставался одним из ключевых факторов преимущественно для Европы, по которой он прошёлся фактически второй (или, точнее сказать «полуторной», промежуточной) волной в форме кризиса суверенных государственных долгов Греции, Испании, Ирландии и ряда других стран, столкнушимся с невозможностью дальнейшей реализации на рынке своих долговых обязательств. Сложившаяся ситуация привела к резкому ослаблению общеевропейской валюты и к угрозе распада собственно «Европейского союза». 

В рамках существующей системы она могла быть разрешена двумя способами. 

Первый – это исключение «финансово недисциплинированных» (не способных или не желающих удерживаться в рамках принятых ограничений государственного долга и дефицита государственного бюджета) стран из ЕС. Такой путь мог привести к цепной реакции дефолтов с последующем банкротством кредитовавших их банков и, следовательно, вовлечением в острый финансовый кризис уже и банковских систем стран-кредиторов. Кроме того, угрозой такого варианта становится падение политического доверия к ЕС как структуре, не способной защитить своих членов в кризисной ситуации. Следствием совокупности этих факторов мог стать либо распад, либо резкое ослабление ЕС и единой европейской валютной системе. Это, в свою очередь, разрушило бы тщательно выстраиваемую в течение десятилетий европейскую защиту от американского долларового инфляционного вируса, и вернуло бы прежнюю ситуацию, в которой ФРС печатает доллары, а Европа в числе всего остального мира обеспечивает им платёжеспособность своим производством. 

Вторым способом (который и был в итоге избран) стал фактический пересмотр принципов, на которых создавался ЕС, и которые запрещали финансирование из союзной казны суверенных долгов и бюджетных дефицитов. Этот вариант, впрочем, также имеет свои угрозы и риски, так как, с одной стороны, делает весьма соблазнительной наиболее безответственную бюджетную политику (чем больше протратил, тем на большую помощь из общей корзины можешь претендовать), а, с другой стороны, может вызвать развал ЕС уже по другому сценарию: теперь основательная мотивация к выходу из Союза появляется у стран-доноров, не желающих оплачивать за свой счёт общий банкет.  Для того, чтобы ограничить угрозу разрастания бюджетной безответственности стран-получателей, предоставляемая им помощь была оговорена рядом жёстких условий по сокращению дефицита их бюджетов. При этом с неизбежностью в рамках логики капитализма, сокращение бюджетных дефицитов было осуществлено не путём повышения налогового бремени на собственников производственного и банковского капитала и на биржевые финансовые спекуляции, а путём резкого сокращения социальных расходов. То есть издержки вызванного финансовыми спекуляциями глобального кризиса были переложены на плечи народных масс – трудящихся и пенсионеров. При этом в рамках антикризисных мер банковская система вместо налогового бремени получила, наоборот, финансовую помощь от государства. 

Всё это логично и естественно для капиталистической системы, в рамках которой конечной целью всего общественного производства является извлечение и максимизация прибыли, а государство стоит на страже интересов крупного монополистического капитала. Однако любопытно и крайне примечательно, что программа резкого сокращения социальных расходов (в частности, повышение пенсионного возраста) была реализована не только в странах-банкротах, но и в странах-донорах, причём явно скоординировано и по единой общей программе. Это наводит на мысль, что резкое наступление на социальные завоевания трудящихся и деконструкция характерной для Европы модели «социального капитализма» не были вынужденным ответом на стихийный экономический кризис, а, напротив, сам кризис был лишь прикладным (возможно, искусственным и целенаправленно созданным) инструментом и формальным предлогом для осуществления данной операции.

Радикальные антисоциальные реформы вызвали по всей Европе волну массовых акций протеста населения, забастовок рабочих и служащих, студенческих волнений, демонстраций, некоторые из которых переросли в серьёзные столкновения с полицией. Наиболее мощный подъём народного протеста в 2010 году произошёл в наиболее пострадавших от кризиса странах: Греции, Исландии и Ирландии, а также во Франции. Вместе с тем, волна социальных протестов в форме забастовок, манифестаций, а, в отдельных случаях, и уличных беспорядков прокатилась практически по всем странам Европы, включая Испанию, Португалию, Италию, Великобританию, Германию, Румынию, Финляндию, Швецию, Данию, Нидерланды и др.

В Греции практически в течение всего года практически по несколько раз в месяц происходили крупные забастовки, включая восемь всеобщих забастовок рабочих и служащих всех отраслей. 5 мая состоялись массовые демонстрации протеста в Афинах, Салониках и ряде других городов перешли в уличные бои демонстрантов с полицией, поджоги банков и полицейских машин бутылками с зажигательной смесью, погромы магазинов. 20 мая одновременно с четвёртой всеобщей забастовкой в Афинах прошла очередная многотысячная демонстрация. 15 декабря одновременно с седьмой всеобщей забастовкой прошли демонстрации, окончившиеся столкновениями с полицией, погромами у здания парламента и поджогами особняков в элитных районах. 22 декабря прошла восьмая за год всеобщая забастовка, направленная против бюджета на 2011 год, сопровождавшаяся многотысячным митингом под стенами законодательного собрания Греции.

В столице Исландии Рейкьявике крупные беспорядки прошли 1 октября 2010 года. Двухтысячная протестующая толпа фактически взяла парламент в осаду, забросала политиков яйцами и вынудила их бежать через задние двери.

В Ирландии активизировавшиеся осенью 2010 года протесты против «антикризисной политики» властей, в рамках которой издержки ложатся на население, а помощь оказывается банкам, приняли весьма экзотическую форму. Так, утром 29 сентября один из активистов протеста вогнал в двери здания, в котором проходят заседания парламента страны, бетономешалку с нарисованными на ней протестными лозунгами «Токсичный банк Anglo», «Миллион евро на мячи для гольфа» и «500 тысяч евро на гольф». Характерно, что после задержания водителя бетономешалки, в городе прошли акции солидарности с ним.

3 ноября в Дублине прошла массовая демонстрация студентов против сокращения расходов на образование и планов правительства повысить регистрационную плату в ВУЗах, которая на сегодняшний день и так составляет 1,5 тыс.евро. В демонстрации приняли участие более 12 тысяч студентов (по некоторым опубликованным данным – до 25 тысяч). Участники демонстрации прошли по центру Дублина к площади Меррион, где и состоялся митинг. После того, как некоторые из протестующих проникли в здание министерства финансов, а отряд полиции специального назначения принял меры по их выдворению, мирная акция протеста переросла в ожесточённые столкновения между студентами и полицией. В ответ на применение полицией силы, студенты забросали её яйцами, пивными банками и кирпичами.

Аналогичные массовые акции протеста студентов против 40-процентного сокращения бюджетного финансирования университетов и повышения стоимости высшего образования (с 3,3 тыс. до 9 тыс. фунтов стерлингов в год) происходили в Лондоне 10, 24 и 30 ноября. Первый этап акции (10 ноября), в котором приняли участие 50 тысяч демонстрантов, завершился массовыми столкновениями с полицией и проникновением десятков демонстрантов в небоскреб «Миллбэнк-тауэр», где расположена штаб-квартира правящей Консервативной партии.

Более полный обзор произошедших в течение 2010 года забастовок, демонстраций и иных массовых акций протеста представлен в ранее опубликованной нами статье «Итоги 2010 года: экономический и социальный кризис в Европе».

Вторым ключевым фактором европейской политики стало нарастающее недовольство населения иноэтнической миграцией. В 2010 году эта волна недовольства перешла из сферы маргинальной внесистемной политики в сферу политического официоза. Ведущие европейские политики, включая лидеров Франции и Германии, совершили весьма показательные в символическом плане шаги, дающие основания для надежды на коренной перелом идеологического вектора и обрыв «исторического следа» «революций 60-х». Речь идёт о решении Правительства Франции, поддержанном Президентом Николя Саркози, о высылке из страны румынских и болгарских цыган; о публикации книги Тило Саррацина «Германия – самоликвидация» («Deutschland schafft sich ab») и вызванном ею общественном резонансе и об официальном заявлении канцлера ФРГ Ангелы Меркель о полном провале политики мультикультурализма. В совокупности с успешно проведённом в предыдущем 2009 году в Швейцарии Референдуме о запрете на строительство минаретов и успехом радикальных националистов на выборах 2009 года в Европарламент в Великобритании, Голландии, Австрии, Дании, Словакии и Венгрии, эти события в совокупности предстают уже не единичными и локальными актами успешного сопротивления господствующей глобалистской тенденции размывания и разрушения наций, а переломом или, по меньшей мере, реальным шансом на перелом самой тенденции. Можно сказать, что тот исторический шанс, о котором мы писали в аналогичной статье по итогам 2009 года («Победа противников строительства минаретов на народном референдуме важна не столько сама по себе, сколько как символический шаг, разрушающий диктат введённых в рамках насаждения норм «политкорректности» и «толерантности» табу. Преодоление этих стереотипов может привести к тому, что обсуждение проблем иноэтнической миграции и разрушения национально-культурной идентичности стран Европы перейдёт из области табуированной маргинальности в область актуальной политики») в 2010 году начал реализовываться.

На этом фоне в 2010 году происходило дальнейшее усиление позиций как умеренных, так и радикальных партий и движений, выступающих против политики приёма в Европу мигрантов из Африки и Азии.

В Голландии радикальная антииммигрантская и антиисламская Партия свободы, созданная и возглавляемая автором антиисламского фильма «Фитна» Гертом Вилдерсом (Geert Wilders), набравшая в 2009 году 769 125 голосов (17%) и получившая 4 (из 25 принадлежащих Голландии) мест в Европаламенте, в 2010 году развила свой успех на выборах в парламент Нидерландов. На парламентских выборах, состоявшихся 9 июня 2010 года, Партия Свободы выступила более чем просто успешно, набрав 1 454 493 (15,4%) голосов (для сравнения: на предыдущих выборах 2006 года она получила лишь 5,9%), заняв третье место и получив 24 мандата в нижней палате Генеральных штатов из 150. Успех Партии свободы, однако на этом не закончился. Сложности с формированием правящей коалиции привели к тому, что в обмен поддержать коалицию «Народной партии за свободу и демократию» и партии «Христианско-демократический призыв», формально не входя в неё и не получая министерских портфелей, «Партия Свободы» добилась обещания со стороны этой коалиции поддержки не только запрета на ношение паранджи, но и на обсуждение вопроса о двукратном сокращении количества иммигрантов в страну. Таким образом, отказавшись от собственного персонального вхождения в правительство, нидерландская «Партия Свободы» добилась намного большего: ввела в него свои политические идеи, выведя их, тем самым, из сферы маргинальности в сферу политического мэйнстрима. Войдя в правящую коалицию (хоть и в неравноправном качестве – без министерских портфелей), «Партия Свободы» избежала самого опасного для себя сценария: объединения политически разнородных, но системных партий (от левоцентристов до правоцентристов) против себя. При этом стоит отметить, что и сама победившая на выборах правоцентристская «Народная партия за свободу и демократию», получившая 1 929 575 (20,5%) голосов и 31 место в Генеральных штатах, хотя и не в столь радикальной форме, но тоже пришла к успеху на лозунгах ужесточения миграционной политики и предвыборных обещаниях своего лидера Марка Рютте уменьшить пособия для иммигрантов.

Успеха на выборах добились и радикальные противники неевропейской иммиграции в Швеции. На состоявшихся 19 сентября 2010 года выборах в парламент страны радикально антииммигрантская консервативная партия «Шведские демократы» во главе с Йимми Окессоном впервые преодолела 4% барьер, получив 339 610 (5,7%) голосов и 20 депутатских мест (из 349) в Риксдаге. Для сравнения в 1998 году эта партия набрала всего 0,37% голосов, в 2006 – 2,9%. Тенденция усиления партии налицо, однако «Шведским демократам» пока не удалось достичь того, что удалось их голландским единомышленникам – прорвать изоляцию и полностью выйти из маргинального положения. Несмотря на тяжёлую ситуацию с формированием правящей коалиции, как правоцентристский «Альянс за Швецию», так и левоцентристская «Красно-зелёная коалиция» отказались от сотрудничества с националистами.

В Бельгии радикальные противники иммиграции (партия «Фламандский интерес», «Vlaams Belang») на выборах 13 июня 2010 года получили 506 697 (7,76%) голосов и 12 мест в Палате представителей и 491 547 (7,60%) голосов и 3 места в Сенате. Такой результат сам по себе может считаться скорее неудачей, так как заметно уступает успеху на предыдущих выборах, однако, в то же время, демонстрирует сохранение антииммигрантской партией достаточно сильных и уверенных позиций. Впрочем, для Бельгии более актуальной темой оказался возможный раздел страны на фламандский север (Фландрию) и франкоязычный юг (Валлонию) и успех на выборах фламандских сепаратистов – партии «Новый фламандский альянс» во главе с Бартом Де Вевером, получившей 1 135 617 (17,40%) голосов на выборах в Палату представителей (27 мест из 150) и 1 268 894 (19,61%) голосов на выборах в Сенат (9 мест из 40). Таким образом, фламандские сепаратисты сформировали самые крупные фракции в обеих палатах Парламента Бельгии, что в принципе (хотя и с не очень высокой вероятностью) может привести в выделению Фландрии из состава Бельгии и распаду страны на два или даже три (учитывая существование ещё и небольшого немецкоязычного сообщества) независимых государства в составе Европейского Союза. Что же касается вопроса противодействия миграции, то эта тема перестаёт быть «достоянием» одной только партии «Фламандский интерес» и постепенно в той или иной форме входит в программу и риторику если не всех, то многих политических сил: неслучайно закон о запрете ношения паранджи в общественных местах при рассмотрении в бельгийском парламенте вообще не встретил противодействия и был принят почти единогласно при двух воздержавшихся и без единого голоса против.

Во Франции наиболее решительно и последовательно против миграции традиционно выступает партия «Национальный фронт» (FN) Жан-Мари Ле Пена, идеологией которого является консерватизм традиционного типа, сохранение национальной французской культуры, ограничение абортов, поощрение многодетных семей, протекционизм во внешней экономической политике, возрождение национального суверенитета и выход из ЕС, противодействие евроинтеграции и глобализации (кстати, «Национальный фронт» отличается позитивным отношением к России и является наиболее русофильской партией Западной Европы). На региональных выборах, прошедших в два тура 14 и 21 марта 2010 г., НФ в первом туре получил в общей сложности поддержку 2 223 800 (11,42%) избирателей, в 12 регионах смог пройти во второй тур и  во втором туре получил в общей сложности 1 943 307 (9,17%) голосов (стоит отметить в скобках, что некоторое снижение результата от первого тура ко второму вызвано тем, что в тех регионах, где партия не прошла во второй тур, её сторонники уже не смогли проголосовать за неё; при этом во всех регионах, где партия во второй тур прошла, её результат от первого тура ко второму, напротив, заметно улучшился). В тех 12 регионах, где «Национальный фронт» прошёл во второй тур, партия получила в среднем результат около 18%. Всего в совокупности «Национальный фронт» получил 118 мест в региональных советах. Таким образом, французские радикальные национал-консерваторы успешно преодолели по выражению Ле Пена «воздушную яму 2007 года» (поражение на президентских выборах, когда Н. Саркози фактически перехватил лозунги НФ) и, хотя и не повторили в полной мере свой успех 2004 года, когда партия получила представительство в 17 региональных советах, но весьма близко подошли к нему: в 9 из 12 регионов, где НФ прошёл во второй тур, сторонники Ле Пена выступили, как минимум, не хуже, чем на выборах шестилетней давности. Сам Ле Пен, возглавивший партийный список в регионе Прованс-Альпы-Лазурный берег, добился здесь лучшего результата в истории своей партии, набрав в первом туре 296265 (20,29%), а во втором – 387481 (22,87%) голосов и обеспечив своим сторонникам 21 из 123 депутатских мандатов в местном совете (что почти в два раза превосходит аналогичный показатель партии на выборах в 2004 г.). Это наибольшее представительство в региональном совете за всю историю партии. На севере Франции, в регионе Север-Па-де-Кале за «Национальный Фронт», местный список которого возглавила дочь лидера партии Марин Ле Пен (спустя около 10 месяцев в январе 2011 Жан-Мари Ле Пен передал ей фактически по наследству пост главы партии; очередной когнитивный диссонанс европейской политики: крайне правая партия, декларирующая традиционализм и консерватизм, в то же время принимает как должное передачу своего руководства женщине), отдали свои голоса в первом туре 224870 (18,31%), а во втором – 301201 (22,20%) избиратель, что гарантировало «Национальному фронту» 18 из 113 мест в региональном совете (для сравнения: в 2004 г. партия получила здесь лишь 5 мандатов из 112). В регионе Лангедок-Руссильон НФ набрал 112646 (12,63%) голосов в первом и 176363 (19,38%) во втором туре, получив 10 мест в совете из 67. В Пикардии – 90802 (15,80%) голосов в первом и 124177 (19,30%) во втором туре, получив 8 мандатов из 57. В Центральном регионе НФ набрал 87864 (11.21%) голосов в первом туре и 120001 (13,54%) во втором и получил 7 мест из 77, тогда как по итогам выборов 2004 г. партия Ле Пена вообще не имела здесь представительства. Кроме того, НФ укрепил свое положениев Лотарингии, завоевав 10 мест в 73-местном совете. В регионе Рона-Альпы НФ обеспечил себе 17 депутатских мест из 157, практически повторив свой результат шестилетней давности. Практически прежним осталось представительство «Национального Фронта» в региональных советах Бургундии (6 мест из 59), Шампани-Арденнах (6 из 49) и Верхней Нормандии (6 из 55). Кроме того, НФ прошёл в региональные советы Эльзаса (5 мест из 47) и Франш-Конте (4 места из 42). К неудачам НФ следует отнести результаты выборов в столичном регионе Иль-де-Франс, а также в департаментах Аквитании и Юга-Пиреней, где партия не сумела пробиться во второй тур, потеряв тем самым добытое в 2004 г. представительство. Таким образом, активнее всего за «Национальный Фронт» голосовали, во-первых, средиземноморские регионы страны и, во-вторых, северные департаменты Лотарингии, Пикардии и Па-де-Кале. Хуже всего дела у партии Ле Пена складывались в западной части Франции и столичном регионе, где «Национальному Фронту» не удалось преодолеть 10%-ный барьер, в то время как в большинстве регионов восточной части страны партия набрала более 10% голосов избирателей. В то время как на юге, где особенно велика доля мусульманского населения (представленного, в основном, иммигрантами из стран Северной Африки), важное место в предвыборной агитации партии Ле Пена занимала тема исламизации, запрета символов Ислама и миграционного законодательства, в северных регионах более актуальными были вопросы экономики. Это различие особенно заметно на примере двух «полярных» регионов – южногоПрованса-Альп-Лазурного берега и северного Па-де-Кале. Если на юге символом избирательной кампании Жан-Мари Ле Пена стал плакат «Нет – исламизму», вызвавший возмущение в мусульманской общине Франции и Алжире, то в регионе Север-Па-де-Кале, который тяжелее других пережил финансовый кризис, Марин Ле Пен нечасто поднимала тему мусульман, целиком сосредоточившись на критике экономической политики правительства. Помимо «Национального фронта» в региональных выборах 2010 года в Франции из числа французских националистов и противников иммиграции приняло участие и более умеренное, позиционирующееся как «правое патриотическое крыло правительства», выступающее против евроинтеграции «Движение за Францию» Филиппа ле Жоли де Вилье де Сентиньона, получившее 2 места в региональном совете Пуату-Шаранта, 4 места в совете региона Страна Луары и ещё 1 место в совете региона Рона-Альпы.

В Великобритании радикальные националистические и антимигрантские партии несмотря на значительное количество поданных за них голосов не смогли на выборах 6 мая 2010 года в Палату Общин провести ни одного кандидата, так как парламентские выборы в Великобритании проходят по мажоритарной системе, а не по партийным спискам. Тем не менее, нельзя не отметить, что, если считать по числу поданных голосов, националистическая «Партия независимости Соединённого Королевства» (кстати, представленная в Европаламенте и имеющая в нём 13 своих депутатов), требующая выхода Великобритании из ЕС и ужесточения миграционного законодательства, заняла четвёртое место – то есть первое после трёх системообразующих партий (консерваторов, лейбористов и либеральных демократов). Не менее примечательно, что пятое место по голосам заняла ультрарадикальная националистическая «Британская национальная партия», отколовшаяся от «Британского Национального Фронта» и требующая не просто ужесточения миграционного законодательства, но и выдворения уже натурализовавшихся в Великобритании не белых мигрантов и их потомков. При этом важно обратить внимание на динамику. На прошлых выборах 2005 года «Партия независимости Соединённого Королевства» получила 2,2% голосов, на последних – уже 3,1%, то есть почти в полтора раза улучшила свой результат. «Британская национальная партия». На прошлых выборах «Британская национальная партия» получила лишь 0,7% голосов, на последних – уже 1,9%, то есть поддержка выросла более, чем в два с половиной раза! В совокупности эти две партии получили поддержку почти полутора миллионов избирателей. Со столь заметным выражением воли избирателей вынуждены считаться и три главные системообразующие партии, постепенно склоняющиеся (в особенности это относится к консерваторам) к необходимости ужесточения миграционной политики и начинающие использовать в своих выборных кампаниях антимиграционную тему. В этой связи примечательно, что ставший по итогам парламентских выборов 2010 года премьер-министром лидер консерваторов Дэвид Кэмерон в своей речи на 47-ой Международной конференции по политике безопасности, прошедшей в Мюнхене 5 февраля 2011 года, заявил о провале политики мультикультурализма, о потребности в укреплении национальной идентичности, о необходимости тщательной проверки «некоторых мусульманских групп, которые получают государственные деньги, но мало делают для решения проблемы экстремизма» и запрета распространения их пропаганды в университетах и тюрьмах, и даже о том, что «нужно поменьше пассивной толерантности, которую мы проявляли в последние годы». 

В Германии в 2010 году выборов не было, но в ряду событий, связанных с ростом антимигрантских настроений, стоит упомянуть о создании бывшим членом ХДС Рене Штадткевицем, единомышленником Герта Вилдерса новой политической партии – радикально интиисламской и антимигрантской партии «Свобода».

Таким образом, на волне явного провала проекта «мультикультурализма» в Западной Европе в 2010 году практически на всех прошедших выборах небывалого успеха добились прежде полностью маргинальные и демонизированные в качестве «фашистов» партии, открыто и резко выступающие против миграции. В то же время, при более внимательном рассмотрении нельзя не отметить, что все вышедшие фактически за 2010 год из состояния маргинальности и вошедшие в официальную парламентскую систему партии (французский «Национальный фронт» Ле Пена к их числу, разумеется, не относится) обладают целым комплексом свойств и качеств, совпадение которых не может не настораживать. Во-первых, все они едины в своей приверженности т.н. «западным ценностям». При этом, конечно, есть разница между голландскими последователями Пима Фортейна (открытого педераста, сторонника эвтаназии), для которого антиисламизм был прямым продолжением защиты «достижений» Европы по части легализации «однополых браков» и тому подобных «свобод», и «Шведскими демократами», выступающими в защиту протестантской этики, национальных традиций и традиционного семейного уклада, против насаждения американской культуры и глобализации. Тем не менее, даже консерватизм «Шведских демократов» не выходит за рамки либерально-демократических парадигм. Во-вторых, все «новые» добившиеся успеха в 2010 антимигрантские партии вопрос о гибельности для Европы разрешительной миграционной политики неразрывно увязывают с радикальной враждебностью к Исламу как религии. При этом они отнюдь не ограничиваются неприятием экспансии Ислама в Европу, а выступают против Ислама как такового в принципе. В-третьих, все они, прежде чем достичь политического успеха, декларировали не просто лояльность, а политический союз (на почве антиисламизма) с еврейством, иудаизмом и сионизмом. В особенности это относится к одному из лидеров «Фламандского интереса» Филиппу Девинтеру, являющемуся основателем и президентом Фламандско-израильской лиги взаимопомощи. Все перечисленные партии исходят из представления о Европе как о «иудео-христианской» (!) цивилизации, безоговорочно поддерживают израильскую оккупацию палестинских территорий и оправдывают преступления еврейского нацизма против арабского населения. Фактически они втягивают Европу в цивилизационный конфликт с Мусульманским миром. 7 декабря 2010 года в Иерусалиме (!) представители перечисленных партий («Фламандского интереса», Германской партии «Свобода», «Шведских демократов», а также «Австрийской партии свободы») подписали примечательную общую декларацию, в которой, в частности, говорится: «Основанием нашей политической деятельности является полное признание демократии и свободного правового государства, прав человека в контексте Всеобщей декларации прав человека, международного права и канонов западной цивилизации, базирующейся на духовном наследстве греко-римской античности, иудейско-христианских культурных ценностей, гуманизме и Просвещении. После распада тоталитарных систем 20 века человечество подвергается новой серьезной всемирной тоталитарной угрозе – угрозе фундаменталистского ислама. Мы рассматриваем это как часть всемирной борьбы защитников демократии и прав человека против тоталитарных систем и их приспешников и находимся на переднем фронте борьбы за западно-демократические ценности. При этом мы отвергаем тот культурный релятивизм, который под предлогом уважения к чужим культурам толерирует ограничение прав людей и меньшинств (в особенности немусульманских) на свободу, равенство и участие в жизни обществ, где правит ислам. То же самое касается и всех других частей света, в первую очередь – Европы, поскольку права человека универсальны и географически неделимы».

В связи с этими совпадениями и процитированным выше заявлением возникают естественные вопросы. Во-первых, является ли успех перечисленных антимигрантских партий на выборах 2010 года действительно их собственным прорывом  информационной и политической блокады, или же их из этой блокады просто выпустили в рамках нового реализуемого мировой капиталократией проекта при условии принятия ими внешнего управления и предписанного сценария игры? Во-вторых, не являлось ли частью условий, на которых им был открыт доступ в реальную политику, своего рода символическая «присяга» сионизму в Иерусалиме? В-третьих, не имеем ли мы в данном случае дело с попыткой структур мировой капиталократии использовать накопившуюся энергию протеста европейцев против заселения их стран мигрантами в интересах распространения «универсальных и географически неделимых прав человека» и «западно-демократических ценностей» по всему миру?  Иными словами, не есть ли это попытка мирового глобализма столкнуть лбами и взаимно обескровить двух своих противников – сторонников сохранения европейской культурной идентичности и мировой Ислам? Не есть ли это способ канализировать антиглобалистский по своей природе протестный потенциал в интересах самого глобализма? И, наконец, в-четвёртых, что представляет из себя сама «европейская культурная идентичность» в понимании лидеров данных движений? Идёт ли речь о христианской основе европейской цивилизации в целом и национальных культурах и традициях каждого из европейских народов по отдельности или же об антихристианской, постхристианской цивилизации, доминирующими ценностями которой является антропоцентризм, секуляризм, нравственный релятивизм, парадигма «прав человека» и «демократического общества», свобода порока и извращений и культ потребления?

В этом смысле стоит обратить внимание на тот мощный резонанс, серьёзность и политическую борьбу, которыми в Европе уже не первый год сопровождаются попытки на уровне государственных парламентов (!) принять законы о запрете ношения ряда элементов женской мусульманской одежды, скрывающей фигуру и лицо (паранджи, бурки, никаба, и чадры), а также, в некоторых случаях, и хиджаба. Такие законы после многолетнего обсуждения и острой политической борьбы (!) в 2010 году были всё-таки приняты в Бельгии и Франции. В Нидерландах данный вопрос стал фактически одним из условий формирования правящей коалиции и создания правительства и, таким образом, принятие аналогичного закона практически предрешено. Реальна перспектива принятия аналогичного решения и в Италии, а в перспективе, возможно, и Евросоюзе в целом. На первый взгляд, ситуация со столь серьёзными политическими баталиями на уровне государственных парламентов вокруг запрета того или иного элемента женской одежды представляется смешной и совершенно нелепой, особенно на фоне европейского разгула свобод, в том числе в вопросах одежды, не только доходящего, но и далеко переходящего границы неприличия. При этом если стремление запретить никаб, паранджу и бурку ещё может как-то, хотя и с натяжками, быть обосновано соображениями общественной безопасности, то уж хиджаб (женский головной платок) в этом смысле не только полностью безобиден, но и буквальным образом совпадает с христианской нормой женской одежды, которая, впрочем, в Европе забыта настолько прочно, что воспринимается как элемент чуждой культуры. Однако очевидно, что раз такая серьёзность и политическая острота имеют место, то вопрос о запрете элементов мусульманской одежды является здесь лишь своего рода эвфемизмом для обозначения вопросов серьёзных и принципиальных, однако табуированных для открытого произношения и обсуждения. Интрига, однако, заключается в том, что в данном случае имеет место явная двусмысленность. С одной стороны, вопрос запрета традиционной мусульманской женской одежды может быть рассматриваться как пробный камень в отношении страшно неполиткорректного и потому непроизносимого вопроса об ограничении или даже запрете чуждой в этнокультурном отношении иммиграции, а в случае успеха, возможно, и о выдворении уже имеющихся мигрантов. То есть, говоря о запрете платков, имеют в виду на самом деле попытку в иносказательной форме и очень осторожно намекнуть на запрет пребывания в Европе тех, кто их носит – арабов, берберов, сомалийцев, афганцев, пакистанцев, а, возможно, и турок. Просто этого нельзя пока сказать открыто. Стереотипы «политкорректности» не преодолеть одним рывком: за четыре с лишним десятилетия они набрали настолько колоссальную инерцию в общественном сознании, что даже вполне здравое стремление остановить инородческую колонизацию собственной страны может быть избежать клейма «фашизма» только будучи подано в карикатурной и довольно уродливой форме государственной борьбы с безобидным, но имеющими характер этнического маркера элементом женской одежды. Однако, с другой стороны, тот же самый запрет на ношение женского платка может рассматриваться с точки зрения его не этнического и национального, а именно религиозного символизма – как видимого знака вполне определённой модели предписанного религией поведения и отношений между полами, противоположной европейской эмансипированности и распущенности нравов, воздедённой в добродетель. В этом смысле запрет на ношение хиджаба может оказаться совершенно в одном ряду с запретом ношения нательного креста, не говоря уже о запрете на религиозные символы (скажем, рождественские) в школах. Такого рода двусмысленность и противоречивость пронизывает на самом деле всю линию противостояния про- и антиисламских сил и настроений в Европе, в которой очень нелегко провести ясную границу между сторонниками традиции и агентами её разрушения.

Третьей важной тенденцией европейской политики, которая может быть проиллюстрирована результатами тех же самых выборов, является углубляющийся кризис системы парламентской демократии.

Так, в Нидерландах выборы 2010 года были досрочными и их назначение было связано с распадом правящей коалиции во главе с Яном Петером Балкененде и вызванным этим правительственным кризисом. Однако результаты выборов, состоявшихся 9 июня 2010 года, оказались таковы, что формирование правящей коалиции заняло более четырех месяцев, поскольку ни одна из прошедших в Палату представителей партий не только не имела большинства сама по себе, но и не могла сформировать его за счёт коалиции. В итоге новое правительство было сформировано коалицией «Народной партии за свободу и демократию» и партией «Христианско-демократический призыв», которые в совокупности имеют в нижней палате парламента лишь 52 мандата из 150. Правительство, таким образом, оказывается правительством меньшинства и может проводить свои решения только при условии поддержки со стороны радикально националистической «Партии свободы», формально в правящую коалицию не вошедшей. Однако даже вместе с ней правящая коалиция имеет в нижней палате большинство с перевесом всего в один голос (76 мандатов из 150).

В Бельгии, в которой внеочередными выборы 13 июня 2010 года также были вызваны политическим кризисом, как уже было отмечено выше, по итогам выборов самую большую фракцию как в нижней, так и в верхней палатах сформировали фламанские сепаратисты в лице партии «Новый фламандский альянс» (N-VA), получившие 1 135 617 (17,40%) голосов и 27 мест на выборах в Палату представителей и 1 268 780 (19,61%) голосов и 9 мест на выборах в Сенат. Вторую по величине парламентскую фракцию с отрывом всего один голос в Палате представителей и в два голоса в Сенате по итогом выборов сформировала «Социалистическая партия» (PS), представляющая интересы валлонцев. Она получила 894 543 (13,70%) голосов и 26 мест на выборах в Палату представителей и 880 828 (13,62%) голоса и 7 мест на выборах в Сенат. Всего в Палату представителей прошло 12 из участвовавших в выборах партий. Помимо двух названных, это 6 партий от фламандского сообщества: «Христианские демократы и фламандцы» (CD&V, 707 986 (10,85%) голосов, 17 мест), «Социалистическая партия – Другие» (sp.a, 602 867 (9,24%) голосов, 13 мест), «Открытые фламандские либералы и демократы» (Open Vld, 563 873 (8,64%) голосов, 13 мест), «Фламандский интерес» (Vlaams Belang, 506 697 (7,76%) голосов, 12 мест), «Зелёные!» (Groen!, 285 989 (4,38%) голосов, 5 мест), «Список Дедекера» (LDD, 150 577 (2,31%) голосов, 1 место) и 4 партии от валлонского сообщества: Реформаторское движение (MR, 605 617 (9,28%) голосов, 18 мест), «Гуманистический демократический центр» (CDH, 360 441 (5,52%) голосов, 9 мест), «Эколо» (ecolo, 313 047 (4,80%) голосов, 8 мест) и «Народная партия» (PP, 84 005 (1,29%) голосов, 1 место). Места в Сенате получили те же самые партии за исключением «Списка Дедекера» и «Народной партии». Ещё 22 участвовавшие в выборах партии, включая представленный в прежнем составе Палаты представителей валлонский «Национальный фронт» (FN) ни в одну из палат избранного в 2010 году состава парламента не прошли. Особенностью политической системы Бельгии является то, что в ней практически нет общенациональных партий: все сколько-нибудь значимые партии чётко принадлежат либо к фламандскому, либо к валлонскому сообществу, что уже создаёт предпосылку для разделения страны. В условиях же, когда крупнейшей парламентской фракцией обладает сепаратистская партия, ситуация становится и вовсе весьма проблематичной, если не сказать патовой. По итогам состоявшихся выборов переговоры с победившими сепаратистами о создании кабинета, которые король Бельгии Альберт II поручил провести лидеру валлонских социалистов Элио ди Рупо, зашли в тупик. Фламандские партии категорически отвергли предложения валлонцев о субсидировании в 500 млн евро ежегодно преимущественно франкоязычного и дефицитного региона «Брюссель». Элио ди Рупо в связи с провалом переговоров подал в отставку, правящую коалицию сформировать не удалось и страна живёт без федерального правительства по настоящее время, что усугубляет и без того тяжёлую экономическую ситуацию (по размеру государственного долга Бельгия находится в ряду наиболее кризисных стран Евросоюза). 23 января 2011 года это уже привело к многотысячной манифестации как голландско-, так и франкоязычного населения Брюсселя (по разным данным от 25 до 50 тысяч участников) против неспособности парламентариев договориться и сформировать правительство.

В Швеции на выборах 19 сентября 2010 ни один из двух ведущих политических блоков – правоцентристский либеральный «Альянс за Швецию» («Умеренная коалиционная партия», «Народная партия – либералы», «Партия Центра» и «Христианско-демократическая партия») и левоцентристская социал-демократическая «Красно-зелёная коалиция» («Социал-демократическая партия», «Партия зелёных» и «Левая партия») – не смог обеспечить себе парламентского большинства без союза с «третьей силой» в лице радикальных националистов из партии «Шведские демократы». Поскольку идти на союз со «Шведскими демократами» обе коалиции отказались, сформировать правительство парламентского большинства не удалось. В отличие от Бельгии, правительство в итоге было сформировано правоконсерваторами, но положение его неустойчиво, т.к. оно опирается на меньшинство Риксдага, имея 173 голоса против 156 голосов «красно-зелёных» и 20 голосов «Шведских демократов».

В Великобритании по итогам парламентских выборов, состоявшихся 6 мая 2010 года, также сложилась весьма сложная ситуация. Наибольшее количество голосов набрала «Консервативная партия», получившая 307 мест в Палате общин. Второе место заняла «Лейбористская партия», получившая 258 мест. На третьем месте – «Либеральные демократы», получившие 57 мест. Таким образом, по результатам выборов ни одна партия не набрала абсолютного большинства мест в Палате общин, что исключило возможность формирования однопартийного правительства и потребовало проведения сложных переговоров. 12 мая 2010 года, впервые в послевоенной истории Британии, было сформировано, коалиционное правительство во главе с премьер-министром консерватором Дэвидом Кэмероном (кстати, использовавшим антимигрантскую тему), заместителем которого стал либеральный демократ Ник Клегг. Вскоре после выборов, однако, обе партии, входящие в правящую коалицию, стали резко терять популярность, и с ноября находящиеся в оппозиции лейбористы по опросам регулярно значительно опережают правящие партии.

Таким образом, можно констатировать, что отмеченная нами в анализе по итогам 2009 года тенденция кризиса традиционных системных партий и, соответственно, парламентской системы, в 2010 году получила продолжение и развитие. Это может стать предпосылкой для серьёзного усиления позиций внепарламентсих оппонентов Системы как условно «слева», так и условно «справа», а, возможно, и для синтеза «право-левой» оппозиции в единый проект, сочетающий социалистическую плановость экономики и традиционализм в вопросах национальной культуры и идентичности.

В качестве четвёртой тенденции можно отметить, что на фоне отмеченного общего кризиса системных партий в целом, внутри пока ещё сохраняющей доминирующее положение политической системы происходит заметный сдвиг вправо. Эту тенденцию мы также уже отмечали год назад по итогам выборов 2009 года в Европарламент. В 2010 году эта тенденция подтвердилась в тех странах, в которых прошли парламентские выборы. Практически во всех случаях наблюдался заметный успех правоцентристов и либералов и поражение левоцентристов и социал-демократов.

Наиболее ярко эта тенденция проявилась на выборах в нижнюю палату парламента в Великобритании. Победу на выборах одержала «Консервативная партия», получившая 10 726 614 (36,1%) голосов и 307 мест из 650 в Палате Общин. Таким образом, консерваторы по сравнению с прошлыми выборами 2005 года увеличили своё представительство на 97 мест. «Лейбористская партия» получила 8 609 527 (29.0%) голосов и 258 мест, то есть на 91 место меньше, чем в прошлом составе палаты, сформированном по итогам 2005 года. «Либеральные демократы», идущие третьими, получили 6 836 824 (23.0%) голосов и 57 мест (на 5 меньше, чем в прошлом составе). Североирландская «Демократическая юнионистская партия» получила 168 216 (0.6%) голосов и 8 мест (на одно меньше прежнего). Сепаратистская и выступающая за отделение от Великобритании «Шотландская национальная партия» (кстати, имеющая большинство в собственном шотландском парламенте и сформировавшая в коалиции с «Шотландской партией зелёных» шотландское правительство) набрала гораздо больше – 491 386 (1.7%) голосов, но, поскольку они распределились менее компактно по мажоритарным одномандатным округам, то мест получили только 6 – ровно столько же, сколько имели в прежнем составе. Североирландская социалистическая, «зелёная» и одновременно радикально сепаратистская партия «Шинн Фейн» получила 171 942 (0.6%) голоса (разумеется, в округах британского Ольстера) и 5 мест в Палате Общин британского парламента (столько же, сколько и в прежнем составе). Любопытно, что места в британском парламенте парламенте партия «Шинн Фейн» выигрывает исключительно для того, чтобы демонстративно в его работе не участвовать – места, принадлежащие «Шинн Фейн», всегда красноречиво пустуют, при том, что в коалиционном правительстве Северной Ирландии партия всё-таки участвует. Седьмое место по количеству выигранных парламентских мест заняла другая сепаратистская партия – валлийская Партия Уэльса (Plaid Cymru), выступающая за отделение Уэльса от Великобритании и создания независимого государства. Она получила 165 394 (0.6%) голосов и 3 места (тем самым, на 1 место увеличив своё представительство). Далее идёт ещё одна партия североирландских сепаратистов – более умеренная по сравнению с «Шинн Фейн», но тоже выступающая за постепенное отделение Северной Ирландии от Великобритании и её присоединение к республике Ирландия, хотя и ненасильственными методами – «Социал-демократическая и лейбористская партия», получившая 110 970 (0.4%) голосов и 3 места (столько же, сколько и в прежнем составе). Кроме того, по 1 месту в Палате общин получили ещё две партии: «Зелёная партия Англии и Уэльса», набравшая 285 616 (1.0%) голосов, и либеральная, нейтральная в конфликте сепаратистов и юнионистов североирландская Партия «Альянс», набравшая всего 42 762 (0.1%) голоса, но зато весьма компактно в плане избирательных округов. Кроме того, 1 место в Палате Общин выиграла беспартийный независимый кандидат Сильвия Эйлин Хермон, по взглядам и политической позиции близкая к североирландским юнионистам. Всего в выборах участвовало более 40 партий и несколько независимых беспартийных кандидатов. Некоторые из не прошедших в парламент партий набрали весьма большое количество голосов, но, поскольку эти голоса оказались не сконцентрированнами, а «равномерно размазанными» по избирательным одномандатным округам, то в полностью мажоритарной системе они не смогли достичь успеха. Наибольшее количество голосов из числа не прошедших в Палату Общин партий получили «Партия независимости Соединённого Королевства» (на выборах 2010 года получила 919 546, т.е. 3.1% голосов – то есть по числу поданных голосам заняла четвёртое место!), «Британская национальная партия» (получила 564 331, т.е. 1.9% голосов и по числу голосов заняла пятое место), партия «Ольстерские консерваторы и юнионисты – Новая сила» (получила 102 361 т.е. 0.3% голосов, по числу голосов – на 12-м месте, имела 1 место в прежнем составе Палаты Общин), «Английская демократическая партия» (требующая предоставить собственно Англии в составе Соединённого Королевства по крайне мере равные права с теми, которых для себя добилась Шотландия; получила 64 826, т.е. около 0.2% голосов), партия «Уважение» (левоэкологистская, зелёная, социал-демократическая, пацифистская; набрала 33 251 голосов, в прежнем составе Палаты Общин имела 1 место, которое в 2010 году потеряла), «Традиционный юнионистский голос» (26 300 голосов), Христианская партия (18 623), «Шотландские зелёные» (16 827 голосов), «Независимое сообщество и забота о здоровье» (16 150 голосов), «Профсоюзная и социалистическая коалиция» (12 275 голосов), «Британский Национальный фронт» (10 784 голосов) и «Бакингемширская Кампания за демократию» (10 331 голосов). Остальные участвовавшие партии (по отдельности) набрали менее 8000 голосов.

Таким образом, подводя итог, в целом следует отметить, что заметное представительство в нижней палате британского парламента, что, впрочем, традиционно, получили только три лидирующие партии – консерваторы («тори»), лейбористы и либеральные демократы. Остальные семь прошедших в нижнюю палату парламента партий в совокупности получили 27 (из 650) мест и ещё одно место получил независимый кандидат – очевидно, что не только самостоятельной, но и просто заметной роли они не играют. При этом основным итогом выборов, несомненно, стал успех консерваторов, увеличивших своё представительство в Палате Общин сразу на 97 мест и провал лейбористов, потерявших 91 место. 

Другим примером той же тенденции, хотя и гораздо менее ярким, может служить Швеция. «Социал-демократическая партия», всё ещё сохраняющая за собой первенство, по итогам выборов набрала 1 827 497 (30,66%) голосов и получила 112 мест (из 349) в Риксдаге. Таким образом, она потеряла 18 мест по сравнению с прежним составом, сформированным по итогам выборов 2006 года, и показала на выборах 2010 года наихудший результат за период с 1916 года. Напротив, главный соперник социал-демократов – правая либерально-консервативная «Умеренная коалиционная партия», занявшая с 1 791 766 (30,06%) голосами второе место и получившая 107 мест в Риксдаге, усилила, тем самым, свои позиции по сравнению с прежним составом на 10 мест. Третье место заняла «Партия зелёных», входящая в коалицию с социал-демократами, получившая 437 435 (7,34%) голосов и, соответственно, 25 мест, что на 6 мест больше, чем в прежнем составе. На четвёртом месте «Народная партия – либералы», получившая 420 524 (7,06%) голосов и 24 места (на 4 меньше, чем в 2006 году). За ней следует «Партия Центра» (тоже союзник правых либералов по коалиции) с 390 804 (6,56%) голосами и 23 местами (на 6 меньше прежнего).  На шестом месте – радикально антимигрантская партия «Шведские демократы», о которой было сказано выше, с 339 610 (5,70%) голосами и 20 местами в Рикстаге (ранее она в Рикстаге представлена не была вовсе). За ней следует «Левая партия» Ларса Оли (союзник социал-демократов), получившая 334 053 (5,60%) голосов и, соответственно, 19 мест (на 3 места меньше, чем в прежнем составе). Эта партия относится к числу посткоммунистических, в 1921–1967 годах она называлась «Коммунистической партией Швеции», а с 1967 по 1990 год носила название «Левая партия — коммунисты». Смена названий отражает идейную деградацию некогда просоветской коммунистической партии сначала Карле-Хенрике Херманссоне в направлении оппортунистического «еврокоммунизма», а затем – до уровня «новых левых». Замыкает список прошедших в Рикстаг партий «Христианско-демократическая партия» (союзник правых либералов), получившая 333 696 (5,60%) голосов и 19 мест (на пять меньше прежнего). Ещё три партии, хотя и не прошли в Рикстаг, но, по крайней мере, получили сколько-нибудь заметное количество голосов: «Пиратская партия» с 38 491 (0,65%) голосом, «Феминистская инициатива» с 24 139 (0,40%) голосами и «Партия интересов шведских пенсионеров» с 11 078 (0,19%) голосами. Остальные 29 участвовавших партий набрали от 2 до 1 565 голосов и в совокупности менее 0,2%. Таким образом, праволиберальная коалиция «Альянс за Швецию» в целом получила 173 места (на 5 мест меньше, чем в прежнем составе), а «Красно-зелёная коалиция» – 156 мест (на 15 мест меньше, чем в прежнем составе). 20 мест, потерянные в совокупности обеими коалициями, достались «Шведским демократам», однако от их успеха левоцентристы пострадали в три раза больше, чем «правые». Иными словами, по отношению к социал-демократам позиции правых усилились. И это при том, что они и в прошлом составе Рикстага имели небольшой перевес, позволивший им сформировать своё правительство. В 2010 году премьер от правоцентристов (выступающих за свободный рынок, приватизацию и евроинтеграцию) Фредрик Райнфельдт остался в своей должности, получив по итогам парламентских выборов новый мандат, что уже характеризует заметный сдвиг «вправо»: последний раз премьер от «правых» в Швеции оставался на второй срок в начале 80-х годов прошлого века.

Достаточно заметна эта тенденция и в Нидерландах, где право-либеральная «Народная партия за свободу и демократию» (VVD) получила 1 929 575 (20,5%) голосов и 31 место в Палате представителей, что на 9 мест больше, чем в предыдущем созыве. При этом занявшая второе место социал-демократическая «Партия труда» (PvdA), выделяющаяся на общем фоне голландского политикума своим либеральным отношением к иммиграции, получила 1 848 805 (19,6%) голосов и 30 мест, то есть на 3 места меньше. На третьем месте уже упоминавшаяся выше радикально антииммигрантская «Партия свободы» (PVV) Герта Вилдерса, которая в социально-экономических вопросах занимает право-либеральные и даже либертарианские позиции. Она получила 1 454 493 (15,4%) голосов и 24 места (на 15 мест больше, чем в предыдущем составе), которые также можно смело записать в общий актив правых либералов. На четвёртом месте – христианско-демократическая партия «Христианско-демократический призыв» (CDA) с 1 281 886 (13,6%) голосами (что для неё является настоящим разгромом), получившая 21 место (на 20 меньше, чем в предыдущем составе). О ней есть смысл сказать особо, так как в прежнем составе парламета она образовывала правящую коалицию с социал-демократической «Партией труда» и левоцентристским в экономических и социальных вопросах «Христианским Союзом» – то есть была основовой левоцентристской коалиции. В новом же составе второй палаты парламента партия «Христианско-демократический призыв», потерпевшая разгромное поражение на выборах, вошла в качестве младшего партнёра уже даже не в правоцентристскую, а просто право-либеральную коалицию с «Народной партией за свободу и демократию», поддерживаемую «Партией свободы». Пятое место заняла «Социалистическая партия» (SP), некогда носившая название «Коммунистическая партия Нидерландов/Марксистско-ленинская» и стоявшая на маоистских позициях, причём в восьмидесятые годы едва ли не впервые с коммунистических позиций выступившая против трудовой миграции, осуществляемой «капиталистами с целью ослабления классового сознания пролетариата». В 1991 году, однако, она отказалась как от принципиальных коммунистических позиций и фактически перешла на позиции «европейской левой». На выборах ноября 2006 года «Социалистическая партия» добилась своего наибольшего успеха, получив 25 мест во второй палате парламента из 150 и составляя реальную оппозицию слева правящей левоцентристской коалиции христианских демократов и социал-демократов. Линия «Социалистической партии», противопоставлявшая её как «правым», так и умеренным «левоцентристам» состояла в стремлении к резкому повышению налогов и государственных социальных расходов. Результаты выборов 2010 года стали для неё разгромны: она набрала лишь 924 696 (9,8%) голосов и получила 15 мест – на 10 меньше, чем в прежнем составе. Шестое место заняла либеральная партия «Демократы 66» (D66), выступающая основным лоббистом прав и свобод для половых извращенцев и мигрантов и рупором «светского гуманизма» (тотальной свободы личности от традиционных норм морали и нравственности). В отношении т.н. «прав человека» она выступает главным противником и оппонентом «Партия свободы» (и потому позиционируется как «лево»-либеральная), однако в социально-экономических вопросах стоит на той же самой платформе неолиберализма, хотя конкретно по вопросу реформы авторского права выступает с относительно прогрессивных позиций. «Демократы 66» получили 654 167 (6,9%) голосов и 10 мест (на 7 больше, чем по итогам предыдущих выборов) во второй палате парламента, и их успех (на самом деле «оборотная сторона» успеха националистов в силу актуализации в обществе вопроса о миграции и поляризации позиций по нему) в социально-экономическом раскладе также идёт в зачёт «правым». На седьмом месте «Зелёные Левые» (GL) – результат произошедшего в 1989-1991 годах слияния  четырёх партий: Коммунистической партии Нидерландов (КПН), Пацифистской социалистической партии (ПСП), «зелёной» прогрессивно-христианской «Радикальной политической партии» (РПП) и прогрессивно-христианской «Евангельской народной партии» (ЕНП) – они получили 628 096 (6,7%) голосов и 10 мест в Палате представителей, то есть на з места улучшили свой результат по сравнению с прошлыми выборами, однако эти три голоса никак не компенсируют общих потерь «левых». К тому же начиная с 2003 года, когда на посту лидера профсоюзного активиста Паула Розенмёллера сменила феминистка Фемке Хальсема, сама партия «Зелёные Левые» очень заметно сдвинулась вправо от позиций защиты социальных интересов трудящихся к защите индивидуальных прав и свобод личности и пресловутой толерантности и «женской эмансипации». По существу на сегодня «Зелёные Левые» не только являются, но и вполне открыто самопозиционируются как леволиберальная партия, и едва ли ни единственным действительно социально-прогрессивным элементом её программы является пересмотр принципов и ограничение прав т.н. «интеллектуальной собственности». Восьмое место занял уже упиминавшийся выше Христианский Союз (CU) Андре Раувута – весьма здравая и позитивная партия, сочетающая консерватизм и традиционализм (в целом умеренный, но по голландским меркам – весьма радикальный) в этических и культурных вопросах (христиане в протестантском варианте, противники абортов, эвтаназии и однополых браков) с хотя и умеренной, но принципиальной «левизной» в вопросах экономики. «Христианский Союз» получил по итогам выборов 305 094 (3,2%) голосов и 5 мест, на одно место меньше, чем в прежнем составе. Замыкают список получившие по 2 места в Палате представителей «Реформистская партия» (SGP), набравшая 163 581 (1,7%) голоса, и «Партия защиты животных» (PvdD), набравшая 122 317 (1,3%) голосов. Впервые участвующая в выборах «Гордость Нидерландов» (TON), представляющая собой «авторский проект» «железной Риты» – Марии Корнелии Фредерики Вердонк, прославившейся своей бескомпромиссной принципиальностью на посту министра иммиграции и интеграции, набрала 52 937 (0,6%) голосов и в парламент не прошла. Остальные участвовавшие в выборах партии набрали голосов ещё меньше. Таким образом, тенденция к поражению «левоцентристов» и успеху «правых» (в социально-экономическом смысле, т.е. неолибералов), при всей условности их реальных позиций, тем не менее, прослеживается весьма отчётливо, особенно с учётом непрерывного сдвига «вправо» позиций и самих «левых», пытающихся подстроиться под конъюнктуру избирательского спроса. 

Из этой тенденции несколько выбивается Франция, где на прошедших во всех 26 регионах страны в два тура 14 и 21 марта 2010 года выборах в региональные советы «Социалистическая партия» в союзе с «зелёными» из движения «Европа-Экология» и «Левым фронтом» наголову разгромила правящую либерально-консервативную партию «Союз за народное движение» (она же «Союз за президентское большинство»). Уже в первом туре «Социалистическая партия» (PS) в союзе с «Радикальной левой партией» (PRG) и «Республиканским гражданским движением» (MRC) получила 5 673 912 (29,14%) голосов (и прямо в первом туре выиграла 31 мандат в советах), в то время как блок «Президентское большинство», включающий либерально-консервативный «Союз за народное движение» (UMP), социал-либеральные партии «Новый центр» (NC) и «Современные левые» (LGM), а также консервативные «Движение за Францию» (MPF) и «Охота, рыбалка, природа и традиции» (CPNT), получил 5 066 942 (26,02%) голосов (и в первом туре смог получить только 4 места). Третье место заняла коалиция «Европа-Экология» – включающая партии «Зелёные» (Les Verts), «Федерацию солидарности регионов и народов» (R&PS) и «Независимое экологическое движение» (MEI) – набравшая 2 372 379 (12,18%) голосов. Четвёртое место занял «Национальный фронт» (FN), набравший 2 223 800 (11,42%). На пятом месте оказался «Левый фронт», включающий «Французскую коммунистическую партию» (PCF), «Левую партию» (PG), «Объединённых левых» (GU), «Альтернативных» и «Политическое движение за народное образование» (M’PEP); «Левый фронт» набрал 1 137 250 (5,84%) голосов. Шестое место в первом туре заняли «Демократическое движение» (MoDem), «Независимый экологический альянс» (AEI) и примкнувшие к ним кандидаты, получившие в совокупности 817 560 (4,20%) голосов. Ещё в совокупности 662 161 (3,40%) получили различные ультралевацкие группы и кандидаты – «Новая антикапиталистическая партия» (NPA), троцкистская «Рабочая борьба» (LO) и др. Ещё 594 999 (3,06%) получили другие более умеренные мелкие левые группы и независимые левые кандидаты, не вошедшие в перечисленные выше большие коалиции, кстати, несмотря на небольшой общий процент в масштабах страны, обеспечившие себе прямо в первом туре 4 места в региональных советах. Кроме того, 241 151 (1,24%) голосов в первом туре в совокупности получили «Постоянство Республики» (DLR), «Национальный центр независимых и крестьян» (CNI) и другие не вошедшие в президентскую коалицию правоцентристы и ещё 173 269 (0,89%) голосов – мелкие крайне правые группы и организации: «Партия Франции» (PdF), «Национальное республиканское движение» (MNR), «Блок идентичности» (BI) и регионалистский «Эльзас – первый» (ADA). Наконец, 146 118 (0,75%) голосов (и 2 мандата сразу же в первом туре) получили сепаратисты из «Свободной Корсики» («Corsica Libera»), «Партии корсиканской нации» (PNC), «Националистической партии басков» (PNB), «Бритонской партии» (PB) и др. Все остальные движения, группы (включая «Независимый экологистский альянс», AEI) и независимые кандитаты в совокупности поделили оставшиеся 366 354 (1,88%) голосов.

Разрыв в первом туре между двумя лидирующими блоками кажется небольшим, однако ко второму туру «Социалистическая партия» заключила в большинстве регионов гораздо более широкую коалицию, чем в первом, в которую вошли партии блока «Европа-Экология» и «Левого фронта». Во втором туре эта коалиция получила 9 834 486 (46,40%) голосов и 1 006 (54,70%) мест в региональных советах. К этим цифрам следует также прибавить те 660 189 (3,11%) голосов и 58 (3,15%) мандатов, которые «Социалистическая партия» с ближайшими союзниками получила в тех регионах, где во втором туре шла отдельно от движения «Европа-Экология» и «Левого фронта» и ещё 263 527 (1,24%) голосов и 17 (0,93%) мест, которые отдельно от «социалистов» получили «Европа-Экология» и «Левый фронт». К ним можно также уверенно прибавить прошедших во второй тур независимых «левых» кандидатов, которые в советах будут явно блокироваться с широкой «левой» коалицией, а не с пропрезидентскими «правыми»; эти независимые левые кандидаты набрали во втором туре в совокупности 698 556 (3,30%) голосов и выиграли 92 (5,00%) мест. Таким образом, если считать только собственный результат «Социалистической партии» и возглавляемого ею коалиционного списка «Союза левых», то она получила 49,51% голосов и 1064 мест в советах, а если считать совокупный результат всех «левых», то цифра вырастает уже до 54,05% голосов и 1173 мест в советах. При этом блок «Президентское большинство» набрал во втором туре лишь 7 497 649 (35,38%) голосов и обеспечил себе 511 (27,79%). В итоге блок «Президентское большинство» имеет контроль (и то относительный, но позволяющий выбрать из своих рядов президента регионального совета) лишь над одним (из 22, если считать в числе регионов территориальную общность Корсика) региональным советом континентальной Франции (Эльзас) и ещё двумя (из 4) советами заморских регионов – Французской Гвианы (в Южной Америке) и острова Реюньон (в Индийском океане). При этом «Социалистическая партия» полностью (имея более 50% в совете) или частично (имея наибольшую фракцию) контролирует 19 (из 22) континентальных и один (из 4) заморский регион (Гваделупа в Карибском море), имея в них своих президентов советов. Ещё в двух континетальных и одном заморском региональных советах президентами стали партнёры «Социалистической партии» по победившему в них «Союзу левых»: в регионе Лангедок-Руссильон – независимый левый Жорж Фреше, на Корсике – член «Французской коммунистической партии» (PCF) Доминик Буччини, и на острове Мартиника – член «Прогрессивной партии Мартиники» социалист Серж Летчими.

Ситуация, таким образом, выглядит, на первый взгляд, для правящей партии совершенно разгромной, и, несомненно, одной из причин этого поражения является глубокое падение рейтинга самого президента Николя Саркози (до 36%) в связи с проводимыми им антисоциальными и крайне непулярными реформами (включая повышение пенсионного возраста), а также плачевным состоянием французской экономики (дефицит бюджета, по сообщениям французской прессы, составляет почти 8,5 процента от ВВП, а уровень безработицы перевалил за 10%). Впрочем, рейтинг премьер-министра Франсуа Шарля Армана Фийона, принадлежащего к той же партии, что и президент, остаётся на уровне 62% и по мнению этих 62% опрошенных он «хорошо справляется с руководством правительством, ведёт грамотную социальную политику». Тем не менее, достаточно ясно, что падение популярности лично президента прямо влияет на популярность пропрезидентской партии и отразилось, в частности, на результатах прошедших в 2010 году региональных выборах. Однако значение прошедших выборов не стоит преувеличивать. Франция является унитарным, а не федеративным государством, и её региональные советы не обладают законодательной автономией и инициативой, хотя и распоряжаются собственными весьма значительными бюджетами. Не стоит преувеличивать и значение региональных выборов 2010 года в качестве «генеральной репитиции» перед предстоящими президентскими выборами 2012 года. По итогам предыдущих региональных выборов 2004 года «Социалистическая партия» также получила контроль над 20 из 22 европейских регионов Франции, однако это не помешало правоцентристам выиграть и парламентские, и президентские выборы 2007 года, и выборы 2009 года в Европарламент. Ситуация, когда исполнительную и законодательную власть контролируют правоцентристы, а решения на местах (в компетенции региональных советов находятся, главным образом, проблемы местной инфраструктуры, занятости и экологии) принимаются «левыми», для Франции достаточно типична и привычна. Самое же главное состоит в том, что во Франции деление на «правых» и «левых» весьма условно и относится скорее к вопросам имиджа, пиара и, отчасти, риторики, чем реальной социально-экономической политики. Достаточно упомянуть, к примеру, что выходцами из «Социалистической партии» являются такие деятели как министр иностранных дел Франции (в правительстве «правого» премьера Фийона) с 17 мая 2007 по 13 ноября 2010 Бернар Кушнер, один из основателей организации «Врачи без границ», а затем – «Врачи мира», провозгласивший принцип, согласно которому «демократические» государства не только имеют право, но и обязаны «для защиты прав человека» вмешиваться в дела иностранных государств, невзирая на их суверенитет. Этот принцип Кушнер неоднократно реализовывал, начиная с войны во Вьетнаме, продолжая сомнительными афёрами в Африке и заканчивая ситуацией в Косово, где Кушнер, будучи главой Переходной Администрации ООН, оказался по свидетельству сербской прессы вовлечён в албанский бизнес по торговле человеческими органами. Другой известный член французской «Социалистической партии» (в отличие от Кушнера, остающийся членом и одним из руководителей партии и сейчас) – директор-распорядитель Международного валютного фонда (!) Доминик Стросс-Кан, который, будучи министром экономики, финансов и промышленности в правительстве «социалиста» Лионеля Жоспена, отметился проведением широкой приватизации. Кстати, Стросс-Кан – действующий глава МВФ – является одним из наиболее вероятных кандидатов от «социалистов» на предстоящих в 2012 году президентских выборах. Таким образом, во французской политической системе «Социалистическая партия» представляет собой фактически открытое лобби транснационального сверхмонополизированного банковского капитала. Если правоцентристы сочетают жёсткий экономический неолиберализм, по крайней мере, с сохранением относительного национально-государственного суверенитета Франции и курсом на повышение роли Франции в мировой политике, то «социалисты» и возглавляемые ими «левые», мало чем отличаясь от «правых» в социально-экономических вопросах, к тому же ещё и выступают идеологами и проводниками глобализации и разрушения национального суверенитета как самой Франции, так и жертв их «гуманитарных интервенций» по всему миру.

Таким образом, хотя выборы во Франции и несколько выбиваются из общей тенденции последних лет к «правому повороту» в Европе, однако не настолько, чтобы поставить под сомнение саму тенденцию, которая заслуживает пристальнейшего внимания. На первый взгляд, в условиях кризиса эта тенденция представляется парадоксальной. Традиционно считается, что «левые» (социал-демократы), выступающие за увеличение налогов на доходы и, соответственно, увеличение социальных расходов бюджета, тем самым представляют интересы широких масс трудящихся. И, напротив, «правые», выступающие за снижение налогового бремени и социальных расходов, являются представителями интересов узкого меньшинства крупных собственников, имеющих высокие доходы. Почему же в условиях экономического кризиса, когда, казалось бы идея изъятия излишков у богатого меньшинства и оказание за их счёт помощи небогатому (разумеется, по европейским меркам) большинству должна становится наиболее популярной, происходит, наоборот, резкое ослабление социал-демократии? Очевидно потому, что сама схема, актуальная для первой половины прошлого века, более не работает. Сегодня увеличение социальных расходов бюджета не столько помогает трудящимся, сколько становится кормушкой для всевозможных паразитов и иждевенцев, меньшинство из которых не может, а большинство – попросту не желает работать. В число этих захребетников, паразитирующих на обществе высоких социальных гарантий, попадают и собственные асоциальные элементы, и растущее число мигрантов. В то же время, высокие налоги ложатся бременем не только на узкий круг крупной буржуазии, но и, за счёт снижения доходности производств, и на плечи широких масс трудящихся. Если в сытые годы «гуманистическая» демагогия ещё позволяет убедить людей в необходимости жертвовать средства на прокормление растущей армии иждивенцев, то по мере нарастания экономических сложностей, сделать это становится всё труднее. Системные левые (социал-демократия) всё более воспринимаются трудящимися не как защитники их прав и интересов, а как лоббисты нахлебников. В то же время нельзя сбрасывать со счетов и ту возможность, которая двадцать лет назад реализовалась в Советском Союзе: через сознательную и целенаправленную дискредитацию социальной системы и вброс лозунга «долой нахлебников и лодырей» трудящихся подводят к идее добровольно и своими руками демонтировать систему социальных гарантий. Что может последовать вслед за этим, хорошо известно по шоковым неолиберальным «экономическим реформам» Чубайса и Гайдара в России начала 1990-х.

Пятой линией политических событий 2010 года в Западной Европе можно назвать активизацию не только антимигрантского, но и сепаратистского национализма. Победа сепаратистской партии «Новый фламандский альянс» во главе с Бартом Де Вевером в Бельгии, создавшая угрозу распада страны, уже обсуждалась выше. На парламентских выборах 2010 года в Великобритании в Палату Общин прошли представители сепаратистских партий не только Северной Ирландии, но и Шотландии, и Уэльса, выступающих за выход этих стран из состава Соединённого Королевства. Впрочем, это прохождение нет оснований считать значимым событием года, так как их представительство практически не изменилось по сравнению с предыдущим составом. В то же время, обращают на себя внимание беспорядки, которые произошли в прошедшем году в Северной Ирландии. 12 июля в 18 населенных пунктах по всему британскому Ольстеру проходила традиционная демонстрация протестантов, посвящённая годовщине битвы на реке Бойн (1690 год), в которой Вильгельм Оранский разбил армию Якова II и установил господство протестантской церкви на территории Северной Ирландии. Ещё за день до демонстрации протестантов 11 июля в католических районах Белфаста и других городов начались массовые беспорядки, продолжавшиеся два дня. Католическая молодёжь и подростки забрасывали участников протестантского парада и сопровождавших их полицейских булыжниками и бутылками с «коктейлем Молотова». Полиция пыталась остановить беспорядки при помощи резиновых пуль и брандспойтов. К юго-западу от Белфаста протестующие пытались поджечь поезд с 55 пассажирами, в результате чего на некоторых участках железных дорог было приостановлено движение поездов. В ходе двудневных столкновений 11-12 июля 82 полицейских получили ранения разной степени тяжести, в том числе одно огнестрельное. Столкновение на религиозной почве имеет одновременно и выраженный сепаратистский подтекст и, по некоторым сообщениям, вдохновлялось теми членами ИРА, которые отказались вслед за официальным руководством организации идти на компромисс с британскими властями.

Проявил себя в 2010 году и сепаратизм на Корсике. Корсиканские сепаратисты довольно успешно выступили в ходе региональных выборов 2010 года во Франции. Созданная в феврале 2009 года и возглавляемая Жан-Гаем Таламони радикальная партия «Corsica Libera», вобравшая в себя ряд прежних сепаратистских движений и организаций (Corsica Nazione Indipendente, Rinnovu, ANC-PSI et Strada Diritta и др.), включая практиковавшие вооружённую борьбу, получила в первом туре 12236 (9,36%) голосов, прошла во второй тур и, получив в нём 14159 (9,85%) голосов, обеспечив себе 4 мандата в региональном совете. Более умеренные сепаратисты из возглавляемой Жилем Симеони «Inseme per a Corsica» получили уже в первом туре 24057 (18,40%) голосов, заняв второе место после правящего пропрезидентского «Союза за народное движение», а во втором туре получили 37224 (25,89%) голосов, заняли третье место и провели в региональный совет 11 своих представителей. Таким образом, в региональном совете Корсики сепаратисты в совокупности имеют 15 голосов из 51.

Наконец, нельзя не отметить, что фантастически благоприятными для себя условиями одновременного подъёма социального протеста в связи с экономическим кризисом и национальных антиглобалистских настроений практически не смогли воспользоваться коммунисты большинства западноевропейских стран

В прошедших в 2010 году парламентских выборах в Нидерландах коммунисты вообще не участвовали в качестве партий (если не считать партии, имеющие коммунистическое прошлое, но давно порвавшие с коммунизмом как на уровне содержания программы, принципов и целей, так и на уровне названий и символов, такие как когда-то маоистская, а ныне «лево-зелёная» «Социалистическая партия» и партия «Зелёные Левые», в которой растворились бывшие «еврокоммунисты»). Действующая в стране «Новая коммунистическая партия Нидерландов» (NCPN), объединившая в 1992 году «Лигу Коммунистов в Нидерландах» и бывших членов «Коммунистической партии Нидерландов», несогласных с её роспуском и растворением в «Зелёных левых», в парламентских выборах не участвовала, равно как и «Объединенная коммунистическая партия» (VCP). Что касается действующих в Голландии троцкистских групп различных направлений, относящихся к «Четвёртому интернационалу» (партия «Социалистическая альтернативная политика»), «Международной социалистической тенденции» (группа «Международные социалисты») и «Комитета за рабочий интернационал» (группа «Наступление»), то они, используя характерную для троцкизма тактику энтризма, действуют внутри «Социалистической партии»; относительно того, удалось ли им выйти в число кандидатов от этой партии и участвовать в выборах, мы информацией не располагаем.

В Бельгии коммунисты участвовали в выборах в составе блока «Левый фронт», объединяющего шесть партий: Коммунистическую партию (PC),Революционную Коммунистическую Лигу (LCR), Социалистическую партию борьбы (PSL), Комитет за другую политику (CAP), Гуманистическую партию (PH) и лево-зелёную «Vélorution». Блок набрал 20 734 (0,32%) голосов на выборах в Палату представителей и 28 346 (0,44%) голосов на выборах в Сенат, не пройдя в итоге ни в одну из палат бельгийского парламента.

В Швеции помимо парламентской посткоммунистической «Левой партии» в выборах участвовали и собственно коммунисты. Однако «Коммунистическая партия Швеции» (в 1977 году отколовшаяся от «Левой партии – коммунисты» из-за недовольства оппортунистическим курсом, вставшая на просоветские позиции и до 1995 года носившая название «Рабочая партия – Коммунисты») получила на выборах 2010 года лишь 375 голосов – менее 0,01%. С другой стороны, не может не радовать, что что две шведские троцкистские партии («Коммунистическая лига» и «Социалистическая партия») в сумме (!) вообще получили 31 голос на всю страну.

Не менее плачевен и результат коммунистов Великобритании на выборах 2010 года в Палату Общин. «Коммунистическая партия Британии» (CPB), образованная в 1988 году в результате распада прежней «Коммунистической партии Великобритании» (CPGB) и растворения большей её части в «левой среде», на выборах 2010 года получила лишь 947 голосов. Несколько больше получили некоторые некоммунистические лево-социалистические и профсоюзные партии: «Шотландская социалистическая партия» (SSP) – 3157 голосов, «Профсоюзная и социалистическая коалиция» (TUSC) – 12275 голосов и «Социалистическая рабочая партия» (SLP) – 7219 голосов. Извечные противники коммунистов в «левом» лагере – троцкисты, впрочем, также оказались полными аутсайдерами: троцкистская «Социалистическая партия» получила 3298 голосов, а «Рабочая революционная» – и вовсе 738 голосов.

Во Франции «Французская коммунистическая партия», с конца 60-х годов прошлого века практически непрерывно теряющая популярность, на последних выборах в региональные собрания уже фактически окончательно утратила не только идеологическую, но и организационную идентичность, растворившись в «Левом Фронте», который, к тому же, во втором туре на правах младшего партнёра вошёл в коалицию с «Социалистической партией». В этом смысле прохождение члена ФКП Доминика Буччини в президенты корсиканского регионального совета едва ли стоит считать успехом, т.к. прошёл он не в качестве коммуниста, а в качестве представителя «Союза левых», возглавляемого теми самыми «социалистами», одним из руководителей которых, как было уже отмечено выше, выступает глава МВФ.

Фактически коммунистическое движение в Западной Европе переживает полный распад.

С одной стороны, помимо шока,  вызванного распадом СССР и социалистического лагеря, это связано с утратой социальной базы при переходе Европы в состояние постиндустриального общества. В этой ситуации европейские коммунисты либо догматически сохранили позиции узкоклассовой ориентации на рабочий промышленный пролетариат, который в постиндустриальном обществе утратил классовую и политическую субъектность, либо сделали своими основными лозунгами эмансипацию от традиционных социальных и культурных норм, феминизм, борьбу за права животных и негров, свободы для половых извращенцев, мигрантов и иных меньшинств, в большей или меньшей степени асоциальных и паразитических. В этом смысле опять-таки чрезвычайно показателен пример «Французской коммунистической партии» – когда-то при Морисе Торезе и Жаке Дюкло одной из мощнейших компартий Европы, составившей ядро Движения Сопротивления, которая сначала в 70-х годах деградировала до т.н. «еврокоммунизма», а в 90-е годы при Робере Ю фактически вообще отказалась от коммунистических принципов как таковых и всецело погрузилась в проблемы «экологизма», феминизма, «борьбы с расизмом», «защиты прав сексуальных меньшинств» и иных столь же важных для человечества проблем. Аналогичный путь прошли «Итальянская коммунистическая партия», «Коммунистическая партия Нидерландов», «Коммунистической партии Великобритании» и ряд других западноевропейских компартий XX века. Во всяком случае, европейские коммунисты в изменившихся условиях не смогли взять на себя роль выразителей интересов широких масс трудящегося большинства, показать преимущества обобществления средств производства и раскрыть перспективность коммунизма в особенности в условиях перехода к информационному обществу, когда наиболее остро встаёт вопрос о свободе распространения информационных продуктов и пересмотре принципов «интеллектуальной собственности».

С другой стороны, западные коммунисты не смогли возглавить национальный антиглобалистский подъём, разъяснить, что единственным способом преодоления всеобщего смешения, растворения наций, разрушения национальных культур и гибели многообразия человеческих антропологических типов является выход из логики капитализма и переход от «экономики прибыли» к «экономике жизнеобеспечения». Более того, в большинстве случаев западные коммунисты не только не смогли в соответствии со сталинским завещанием возглавить национально-освободительную антиглобалистскую борьбу своих народов, но и противопоставили себя ей, встав на позиции левого глобализма, национального нигилизма, антитрадиционализма и контркультуры. Фактически в большей или меньшей степени большинство западных коммунистических организаций встали на антисоветские позиции и, оставаясь коммунистами по названию, по сути перестали быть таковыми, скатившись на позиции либо «новых левых», либо реформистской социал-демократии, либо троцкизма. Итогом стала их неспособность не только объединить национально-освободительную и социально-классовую борьбу и предложить обществу целостный образ будущего, но даже просто сохраниться в качесте сколько-нибудь заметной политической силы.

В итоге, к примеру, в голландском парламенте «Партия защиты животных» имеет два места, а коммунисты, представленные в Голландии двумя партиями («Новая коммунистическая партия Нидерландов» и отколовшаяся от неё уже совсем крошечная региональная «Объединенная коммунистическая партия») – ни одного. В Швеции бывшая «Коммунистической партией Швеции» уже в 1967 году, перейдя на позиции т.н. «еврокоммунизма» сменила название на «Левая партия – коммунисты», а с 1990 года года вообще порвала со своим коммунистическим прошлым не только на уровне программы и политического содержания, но даже на уровне названия и стала именоваться просто «Левой партией». Закономерным результатом стало практически неуклонное падение популярности партии. Если на выборах 1998 года «Левая партия» получила 12 %, то на выборах 2002 года  – уже 8,3 %, в 2006 году – 5,8 %, а на последних выборах 2010 года – только 321 847 (5,6%) голосов и 19 депутатских мандатов.

В качестве противоположного примера можно назвать Коммунистическую партию Греции, не вставшую на позиции западноевропейского реформизма и не только сохранившую свою организационную структуру и политическую субъектность, но и сыгравшую заметную роль в резко обострившейся в годы кризиса социальной борьбе. В итоге она традиционно занимает третье место на выборах в парламент (причём зачастую только три партии и проходят в парламент по итогам выборов). На прошедших в июне 2009 года выборах в Европарламент КПГ получила 428 283 голосов (8,35 %) и избрала 2 депутатов. На последних парламентских выборах, состоявшихся 4 октября 2009 года, греческие коммунисты получили 516 147 голосов избирателей (7,54 %) и 21 место (из 300) в парламенте – и это при том, что на этих выборах 4.59% голосов и 13 мест у греческих коммунистов смогла отнять фактически против них выставленная псевдокоммунистическая «Коалиция радикальных левых» (СИРИЗА), состоящая из т.н. «новых левых» из «Синаспизмоса», разного рода ревизионистов и «еврокоммунистов», «демократических левых» антисоветчиков, феминисток, альтерглобалистов, «экосоциалистов» и открытых троцкистов. Тем не менее, несмотря на этот фактор, Коммунистическая партия Греции показала весьма достойный результат. По мере обострения кризиса, успешного участия коммунистов в организации народных акций протеста и разочарования широких масс населения в правительстве «социалиста» Георгиоса Папандреу и возглавляемом им «Всегреческом социалистическом движении» (ПАСОК), популярность Компартии заметно выросла буквально в течение считанных месяцев. На местных выборах 2010 года Компартия Греции получила поддержку уже до 10,85 % избирателей, а в отдельных районах страны – ещё выше: в Аттике – 14,45%, на Северных Эгейских островах – 15,74%.

2. Восточная Европа

В 2010 году прошли парламентские выборы в Венгрии, Чехии и Словакии.

В Венгрии на прошедших в два тура выборах 11 и 25 апреля победила правоцентристская коалиция партии «Фидес — Венгерский гражданский союз» и «Христианско-демократической народной партии», получившая 263 места в Парламенте страны из 386. Второе место с большим отрывом от лидера заняла «Венгерская социалистическая партия» (59 мест). Такой результат для социалистов является разгромным: для сравнения по итогам предыдущих парламентских выборов 2006 года она заняла первое место и получила 190 мест и оставалась до 2010 года правящей. На третьем месте – радикальная националистическая, консервативная, антимигрантская и антицыганская «Партия за лучшую Венгрию» («Йоббик»), получившая 47 мест. Стоит отметить, что в 2009 году эта партия уже весьма успешно выступила на выборах в Европарламент, набрав 14,77 % голосов венгерских избирателей, заняв третье место и обеспечив себе 3 места в Европарламенте. Для сравнения на парламентских выборах 2006 года эта партия даже в коалиции с «Венгерской партией справедливости и жизни» на смогла провести в парламент ни одного депутата ни по одномандатным округам, ни по региональным, ни по общенациональному партийным спискам, и до 2010 года в Парламенте представлена вообще не была. Замыкает список прошедших в парламент близкая к «зелёным» партия «Политика может быть другой», получившая 16 мест. Плюс к этому в парламент страны прошёл один независимый от партий кандидат. Венгерская коммунистическая рабочая партия, Венгерская социалистическая рабочая партия и Венгерская рабочая партия в парламенте страны не представлены.

Таким образом, прошедшие в Венгрии выборы даже в более яркой форме отражают тенденцию, отмеченную выше для Западной Европы: победу «системных правых», успех и выход из маргинального поля в сферу статусной парламентской политики радикальных националистов при катастрофическом разгроме социал-демократов. При этом, в отличие от добившихся успеха в 2010 году западноевропейских антимигрантских партий, символически присягнувших в Иерусалиме на верность «иудейско-христианским» и «западно-демократическим» ценностям, а также «универсальным и географически неделимым правам человека», венгерские националисты ни в каком подобном блуде не замешаны, определяют себя как партию радикальную и национально-консервативную, а со стороны врагов регулярно подвергаются обвинениям в т.н. «антисемитизме», что, хотя и косвенно, может свидетельствовать о подлинности и доброкачественности их национализма.

Что касается «Венгерской социалистической партии» (являющейся, кстати, непосредственной правопреемницей «Венгерской социалистической рабочей партии», до 1989 года правящей, и сменившей название в связи с отказом от марксистско-ленинской позиции и переходом на позиции социал-демократии), то её поражение вполне закономерно. Правительство представителя ВСП Ференца Дьюрчаня, ставшего премьер-министром 29 сентября 2004 года, сразу же начало свою деятельность с весьма непопулярных мер по сокращению социальных расходов бюджета, направленных на выполнение требований Евросоюза в связи с переходом страны на евро. В апреле 2006 года ВСП выиграла парламентские выборы, и по их итогам правительство Дьюрчаня осталось у власти. Однако уже 17 сентября были обнародованы аудиозаписи с высказываниями Дюрчаня, из которых следовало, что избирательная кампания «социалистов» весной 2006 года была построена на заведомой фальсификации и прямой лжи в отношении экономической ситуации в стране. В ночь с 17 на 18 сентября 2006 в Будапеште вспыхнули беспорядки, продолжавшиеся две недели и ставшие самыми крупными со времён мятежа 1956 года. 18 сентября около 10 тысяч демонстрантов собрались в центре Будапешта, требуя отставки премьер-министра, а затем прорвались к телецентру, захватили первый этаж и потребовали предоставить им прямой эфир. Эфир им предоставлен не был, но телевидение вынуждено было прервать работу. Более 150 человек получили ранения. Беспорядки получили продолжение в ночь на 20 сентября. Манифестанты, требующие отставки Дюрчаня, двинулись к штаб-квартире социалистической партии, разбивая витрины магазинов и кидая камни в полицейских. Полиция была вынуждена применить слезоточивый газ и водомёты. В ходе двухнедельных беспорядков происходили периодические уличные столкновения, в частности, имел место эпизод, когда протестующие угнали танк T-34-85 с размещённой в центре города экспозиции и попытались прорвать полицейское оцепление. 21 сентября Дюрчань предложил всем политическим силам обсудить сложившуюся в стране обстановку, однако «ФИДЕС» и «Христианская демократическая народная партия», не говоря уж о «Партии за лучшую Венгрию» категорически отказались вести переговоры с премьером. 1 октября 2006 в Венгрии состоялись местные выборы, на которых правящая коалиция потерпела сокрушительное поражение. Правая оппозиция во главе с партией «ФИДЕС» получила большинство в областных собраниях как минимум 18 из 19 округов и посты мэров не менее чем в 19 из 23 крупнейших городов страны. В тот же день президент Венгрии Ласло Шойом подверг премьер-министра Дюрчаня  резкой критике за использование «непозволительных методов политической борьбы, подрывающих доверие к венгерской демократии», призвал его отправить правительство в отставку, а депутатов парламента – вынести правительству вотум недоверия. Правительство, однако, устояло, опираясь на уверенное большинство коалиции «социалистов» и «свободных демократов» в парламенте. Крупные антиправительственные демонстрации с участием десятков тысяч протестующих, переходящие в ожесточённые столкновения, повторялись в Будапеште в ночь на 2 октября, днём 26 октября и весной следующего года. В 2007 году позиции кабинета заметно укрепились, и Дюрчань, оставаясь премьер-министром, официально возглавил «Венгерскую социалистическую партию». Однако в 2008 году в связи с началом мирового финансово-экономического кризиса страна оказалась в критическом положении, и правительство «социалистов», не справившись с ситуацией, обратилось за кредитами МВФ. В конце октября было принято решение о выделении Венгрии кредита в общем размере 25,1 миллиарда долларов США, из которых 15,7 миллиарда предоставил собственно МВФ, 8,1 миллиарда – Евросоюз и ещё 1,3 миллиарда – Всемирный банк. И всё это не считая 6,7 миллиарда долларов, выделенных в середине октября Европейским Центробанком венгерскому национальному банку Magyar Nemzeti Bank. Таким образом, Венгрия попала в долговую кабалу к транснациональным банковским структурам. Договоренность о выделении кредита была подписана 6 ноября. В соответствии с этой договорённостью «социалистическое» правительство Венгрии обязалось резко сократить расходы во всех бюджетных категориях, кроме обслуживания уже существующих долгов. Среди прочего, оно гарантировало замораживание (в условиях падения венгерского форинта) всех без исключения зарплат в общественном секторе, а фактически – их урезание на 7,6%, так как полной отмене подлежит так называемая 13-я зарплата, по сути являющаяся узаконенной премией. Также правительство обязалось урезать и пенсии, отменив для большой части получателей "13-ую пенсию" вовсе, а для другой группы пенсионеров ограничив её суммой в 80 тыс. форинтов – около 300 евро по курсу конца 2008 года. На неопределенный срок были заморожены или и вовсе отменены индексации многих социальных выплат. На фоне этого ограбления трудящихся помощь МВФ согласно договору пошла на «укрепление банковской системы», то есть была предоставлена частным (!) банкам, да и то не всем тридцати трём, а только трём крупнейшим, которые по мнению МВФ имеют «системное значение».

Все эти меры, осуществлённые под диктовку МВФ и направленные на спасение доходов крупного спекулятивного капитала за счёт перекладывания всей тяжести кризиса на плечи трудящихся, не могли не сказаться на популярности лично Ференца Дьюрчаня и возглавляемой им «социал-демократической» партии. 21 марта 2009 Дьюрчань был вынужден оставить пост премьер-министра, в том же году он утратил и должность руководителя правящей партии. Руководителем партии вместо него стала Ильдико Лендваи, а не пост премьер-министра «Венгерской социалистической партии» выдвинула беспартийного Гордона Байнаи. Эти ходы, однако, уже не смогли спасти «социалистов» от полновесного выражения «благодарности» венгерского народа на парламентских выборах 2010 года за всю их политику последних лет. Примечательно, что падение правительства Дьюрчаня, а затем и разгром ВСП на выборах является прямым и довольно болезненным ударом по Владимиру Путину и по российскому Газпрому, с которыми у правительства Дьюрчаня были тесные партнёрские отношения и тесная связь интересов в связи с поставками российского газа в Европу.

Стоит отметить, что правительство национал-консерваторов во главе с лидером партии «Фидес – Венгерский гражданский союз» Виктором Орбаном, сформированное 29 мая победившей на выборах 2010 года коалицией «Фидеса» и «Христианско-демократической народной партии», уже в конце июля заявило об отказе от продления соглашения с МВФ о кредите и намерении восстановить потерянную экономическую независимость страны. Орбан добавил, что страна намерена вернуть  МВФкредит к концу 2012 года, несмотря на то, что это может не лучшим образом отразиться на финансовой системе страны. Для выполнения этой задачи уже тем же летом был введён банковский налог на общую сумму $1 млрд на финансовые и страховые учреждения в большинстве своем принадлежащие иностранному капиталу. Примечательно, что закон о чрезвычайном банковском налоге, который наблюдатели окрестили «налогом Робин Гуда», принимался в условиях, когда ЕС и МВФ отказали Будапешту в просьбе немного увеличить допустимый дефицит бюджета с запланированных 3,8% до 4,3%, чтобы компенсировать снижение налогов для физических лиц и мелкого бизнеса. Начатая принятием этого закона политика имела продолжение. 18 октября 2010 года правительство внесло в парламент закон о чрезвычайном антикризисном налогообложении крупных энергетических, телекоммуникационных и сетевых компаний (заметим в скобках – не производственных!), что характерно также по большей частью принадлежащих иностранному капиталу или с большой долей его участия, при правительстве «социалистов» пользовавшихся большими налоговыми льготами. При этом, выступая в парламенте, премьер-министр Орбан заявил, что возглавляемое им правительство больше не может усиливать налоговое давление на рядовых граждан страны и мелкий бизнес, которые и без того несут серьезную налоговую нагрузку, и что в сложившейся ситуации дополнительную долю социальной ответственности должен взять на себя крупный бизнес.

Нетрудно видеть, что политика венгерских «правоцентристов» и «консерваторов» оказалась социально и национально на порядок более ответственной, чем политика «социалистов». Если «левые» «социалисты» фактически реализовывали интересы международного спекулятивного банковского капитала, беззастенчево грабя трудящихся и ставя под угрозу экономический суверенитет страны, то «правые» «консерваторы» переложили основную нагрузку как раз на иностранный банковский капитал и крупные непроизводственные компании, облегчая бремя, лежащее на трудящихся и собственном национальном производственном бизнесе.

В Чехии выборы в нижнюю палату парламента (Палату депутатов) прошли 28 и 29 мая. В выборах приняли участие 27 партий, из которых в Палату депутатов прошли пять. Первое место заняла «Чешская социал-демократическая партия», получившая 1 155 267 (22,08%) голосов и 56 мест из 200 в нижней палате. Формальная победа социал-демократов, однако, омрачена тем обстоятельством, что в предыдущем составе, избранном в 2006 году, они имели 74 места, то есть на 18 мест больше. На втором месте – правоцентристская «Гражданская демократическая партия», получившая 1 057 792 (20,22%) голоса и 53 места. Такой результат для этой партии является настоящим разгромом: для сравнения в прошлом составе она имела 81 место т.е. располагала крупнейшей фракцией. На третьем месте – впервые участвующая в выборах правоцентристская и проевропейская партия «Традиция Ответственность Процветание 09», выделившаяся недавно из «Христианско-демократического союза – Чехословацкой народной партии». Она получила 873 833 (16,7%) голосов и 41 место в Палате депутатов. Четвёртое место заняла «Коммунистическая партия Чехии и Моравии» Войтеха Филипа – 589 765 (11,27%) голосов и 26 мест. В прошлом составе парламента она имела в нижней палате ровно столько же. Наконец, на пятом месте ещё одна партия правоцентристского толка – «Общественные дела», получившая 569 127 (10,88%) голосов и 24 места. В прошлых выборах эта партия участвовала, но не смогла провести ни одного кандидата. Ещё две партии, ранее представленные в нижней палате чешского парламента («Христианско-демократический союз – Чехословацкая народная партия» и «Партия зелёных»), в новый состав пройти не смогли. Также не смогли преодолеть пятипроцентный барьер левоцентристская «Партия гражданских прав – земановцы», партия противников евроинтеграции «Суверенитет» Яны Бобошиковой, «Пиратская партия» и радикально националистическая «Рабочая партия социальной справедливости» Томаша Вандаса (наследница запрещённой 17 февраля 2010 года «Рабочей партии», резко выступавшей против национальных меньшинств, половых извращенцев и членства Чехии в ЕС и НАТО).

Таким образом, несмотря на то, что наибольшую по численности фракцию сформировали социал-демократы, однако, в совокупности три правоцентристские партии получили уверенное большинство (118 мест), а поражение «Гражданской демократической партии» объясняется, скорее всего, усилившейся конкуренцией со стороны других правоцентристских партий. В результате, как и следовало ожидать, три правоцентристские партии (ГДП, ТОП 09 и «Общественные дела») сформировали коалиционное правительство во главе с премьер-министром Петром Нечасом. В этом смысле выборы в Чехии также вписываются в общую европейскую тенденцию «поворота вправо», в то же время имея свои особенности.

Во-первых, ситуация в Чехии выделяется на общеевропейском фоне достаточно сильными и крепкими позициями коммунистов, что, впрочем, для Чехии уже традиционно: с середины 1990-х коммунисты имеют от 22 до 41 места в Палате депутатов и 2-3 места в Сенате. Наличием существенной фракции в парламенте и вхождением в состав местных правительств некоторых областей страны успех чешских коммунистов не исчерпывается. Им удаётся играть достаточно заметную роль во внутренней и даже внешней политике Чехии. В частности, коммунисты в союзе с социал-демократами сыграли существенную роль в отставке проводившего антисоциальные рефрмы правого правительства Мирека Тополанека в марте 2009 года и в организации акций протеста против размещения в Чехии американских военных баз и элементов системы ПРО (радара и командно-штабного пункта). Активно выступает КПЧМ и против Лиссабонского договора, требуя проведения по вопросу его признания (как, впрочем, и по вопросу размещения американского радара, против которого по данным опросов настроены около 70% граждан) народного референдума. КПЧМ по ряду вопросов поддерживает инициативы социал-демократов, однако эта поддержка относится к конкретным вопросам, по которым позиции социал-демократов и коммунистов совпадают. В то же время, социал-демократы, стремясь соответствовать принятым в Евросоюзе критериям «респектабельности» в последнее время сформулировали позицию принципиального отказа от сотрудничества с коммунистами.

Во-вторых, в Чехии, в отличие от многих стран, в парламент не смогли пробиться радикальные националисты, что, возможно, связано в том числе с запретом «Рабочей партии» и необходимостью перед самыми выборами реорганизовываться в рамках аффилированной с ней «Рабочей партии социальной справедливости», а также арестом лидера партии и нескольких его ближайших соратников «за экстремизм». Примечательно, запрет «Рабочей партии» (февраль 2010 года) совпал по времени с попыткой правоцентристов из ГДП запретить «Коммунистическую партию Чехии и Моравии». На этом примере отчётливо видно стремление системных буржуазных партий как право-, так и левоцентристского толка (которые формируют в совокупности правящую систему) зачистить политическое поле от антибуржуазных, антисистемных партий как коммунистического, так и националистического характера, выступающих в классовом смысле на стороне наёмного работника.

В октябре 2010 в Чехии прошли также выборы в верхнюю палату Парламента страны – Сенат. Выборы в чешский Сенат проходят раз в два года, при этом переизбирается треть состава сенаторов, избираемых на шесть лет. Выборы проходили в два тура: 15-16 октября (1-й тур) и 22-23 октября (2-й тур). По мажоритарной избирательной системе было переизбрано 27 сенаторов из 81. В отличие от майских выборов в Палату депутатов, выборы в Сенат оказались успешными для социал-демократов и проигрышными в целом для правоцентристов. «Чешская социал-демократическая партия» смогла провести 12 сенаторов и увеличила своё представительство в Сенате с 29 до 41 мест. «Гражданская демократическая партия» провела 8 сенаторов, при этом уменьшила свою фракцию с 36 до 25. Партия «Традиция Ответственность Процветание 09» смогла провести в Сенат только двух своих кандидатов и снизила представительство с 9 до 5. «Христианско-демократический союз – Чехословацкая народная партия» также провела двоих кандидатов, увеличив представительство с 4 до 5. Партия «Северные чехи», ранее в Сенате не представленная, получила 2 места. Партии «Общественные дела» и «Независимые», не имевшие представительства в Сенате ранее, не смогли его добиться и на этот раз. «Коммунистическая партия Чехии и Моравии» также не провела на этих выборах ни одного своего кандидата и, тем самым, снизив своё представительство в верхней палате Парламента с 3 до 2. Кроме того, в Сенат прошёл один беспартийный независимый кандидат.

Таким образом, выборы в чешский Сенат при весьма низкой явке (проголосовало лишь около 20% избирателей) в целом заметно выбиваются из общей европейской тенденции и имеют результат, противоположный итогам майских выборов в Палату депутатов.

В Словакии результаты прошедших 12 июня 2010 года выборов в Народную Раду (однопалатный парламент) оказались во многом сходны и аналогичны по своим результатам итогам майских выборов в Чехии.

Левоцентристская партия «Курс – социальная демократия» заняла первое место, получив 880 111 (34,79%) голосов и 62 места, что на 12 мест больше, чем в предыдущем составе. На втором месте «Словацкий демократический и христианский союз – Демократическая партия», получившая 390 042 (15,42%) голосов и 28 мест (на 3 меньше, чем в 2006 году). Третье место заняла либеральная партия «Свобода и солидарность» Рихарда Сулика, ранее в парламенте не представленная – 307 287 (12,14%) голосов и 22 места. За ней на четвёртом месте «Христианско-демократическое движение» – 215 755 (8,52%) голосов и 15 мест (на одно больше, чем ранее). Пятое места заняла партия «Мост», более умеренная из двух партий, представляющих интересы венгерского национального меньшинства, участвующая в парламентских выборах впервые – 205 538 (8,12%) голосов и 14 мест. На шестом месте – евроскептицистская и националистическая, но предпочитающая блокироваться с социалистами, а не с правоцентристами «Словацкая национальная партия», получившая 128 490 (5,07%) голосов и 9 мест (на 11 меньше, чем в избранном в 2006 году составе). «Партия венгерской коалиции» (вторая партия венгерского меньшинства) и «Народная партия – Движение за демократическую Словакию», представленные в прежнем составе Народной Рады, на выборах 2010 года не преодолели пятипроцентного порога и в новом составе парламента не представлены. Не прошла в парламент и «Демократическая левая партия». «Коммунистическая партия Словакии» Йозефа Хрдлички, представленная в парламенте в период с 2002 до 2006 года, на выборах 2010 года набрала менее одного процента.

Таким образом, как и в Чехии, в Словакии сложилась ситуация в которой социал-демократы, получив наиболее крупную фракцию, но большинство в парламенте принадлежит совокупности относительно небольших правоцентристских партий.

Любопытно отметить, что до 2010 года политическая ситуация в Словакии, сформировавшаяся по результатам парламентских выборов 2006 года, была совершенно уникальна для Европы тем, какие силы составили правящую коалицию. Основной партией коалиции была «Курс – социальная демократия» во главе с Робертом Фицо. Вполне умеренная и респектабельная партия социал-демократического толка, входящая в Социнтерн, в то же время отличалась отсутствием намерения интеграции в ЕС, стремлением к сохранению независимости, определённой русофилией, стремлением к многовекторности во внешней политике страны без ориентации исключительно на Вашингтон и Брюссель и желанием вывести войска из Ирака. Во внутренней политике партия стремилась повысить участие государства в экономической сфере с целью снижения безработицы и уменьшения имущественного расслоения в обществе. Второй партией коалиции выступала «Народная партия – Движение за демократическую Словакию» лидерского типа, созданная специально под конкретную личность Владимира Мечьяра, в течение многих лет занимавшего пост премьер-министра Словакии сначала в составе Чехословакии (с 27 июня 1990 по 6 мая 1991 и с 24 июня 1992 по 31 декабря 1992), а потом как независимого государства (с января 1993 по октябрь 1998 года с перерывом в 9 месяцев в 1994 году). Мечьяр пришёл в большую политику на волне антикоммунистических настроений, однако, став лидером, взял курс не на оголтелую приватизацию, либерализацию и евроинтеграцию, а на построение независимого социально ориентированного государства со значительным государственным сектором в экономике и автократическим, до некоторой степени авторитарным политическим режимом, который нередко сравнивали с режимом А.Г. Лукашенко в Беларуси. Наконец, третий участник коалиции 2006 года – «Словацкая национальная партия» во главе с Яном Слотой, считающая себя исторической преемницей «Глинковой словацкой народной партии», выступающая в защиту национальной идентичности словаков и традиционных христианских ценностей (и, соответственно, отвергающая т.н. «западные ценности»), выступающая резко и категорически против вступления Словакии в ЕС, критичная по отношению к США и во многом пророссийская. При этом сформированный Робертом Фицо совершенно уникальный блок социалистов, христианских консерваторов и радикальных националистов получил поддержку и со стороны словацких коммунистов. По ряду позиций этот уникальный для Европы политический проект соединения социальной и национальной темы представляется сопоставимым с проектом КПРФ.

Июньские выборы 2010 года, однако, разрушили прежнюю правящую коалицию, полностью выбив из состава парламента «Народную партию – Движение за демократическую Словакию» и более чем вдвое уменьшив фракцию националистов. В итоге социалисты, хотя и увеличившие численность собственной фракции по сравнению с прошлым составом на 12 мест, лишились сильных союзников и остались в меньшинстве. Президент Словакии Иван Гашпарович дал возможность премьер-министру Роберту Фицо попытаться сформировать новую коалицию большинства, но в условиях доминирования правоцентристских, либеральных и западнических партий этого достичь не удалось. В результате 7 июля 2010 года Фицо был вынужден подать в отставку, а новое коалиционное правительство во главе с Иветой Радичовой сформировало парламентское большинство (79 из 150 мест в Народной Раде) четырёх партий правоцентристов-западников (СДХС, «Свобода и солидарность», ХДД и «Мост»).

Картина политического расклада в Словакии может служить наглядным примером того, насколько условны такие широко распространённые политические ярлыки как «правый», «левый», «левоцентрист», «правоцентрист», «социалист», «демократ» и т.п., и насколько различные и даже диаметрально противоположные силы как в смысле социально-классовой, так и в смысле ценностно-культурной и геополитической ориентации могут быть носить одни и те же названия. Если в большинстве стран Западной Европе, к примеру, «левоцентристы» они же «социал-демократы» представляют собой наиболее агрессивное и антинациональное крыло мирового капиталократического глобализма, то в случае Словакии «социал-демократы», входящие в тот же самый Социнтерн, оказываются хотя и умеренной и не вполне последовательной, но, безусловно, национальной и социально ответственной силой, формирующий политический союз патриотического характера, близкий по сути к антифашистским национальным фронтам сороковых годов прошлого века. Не менее разнообразные по своей природе силы могут скрываться под клеймом «ультраправых». Это могут быть как крайние либертарии, для которых ксенофобия является формой защиты достигнутых в Западной Европе свобод индивидуума от традиционных общественных интересов, ценностей и морали. И этим же самым названием могут характеризоваться, напротив, носители и последовательные защитники традиционных культурных норм и ценностей, по своей социально-экономической программе близкие к социалистам и даже коммунистам и являющиеся их естественными союзниками. Такая сложность и противоречивость политических раскладов требует не формального, а диалектического подхода к рассмотрению каждой конкретной политической ситуации, исходящего из фактического анализа социальной природы тех или иных политических течений, а также их исторического и национально-культурного контекста.

В Польше в 2010 году прошли досрочные президентские выборы, связанные с гибелью президента Леха Качиньского в авиакатострофе. Утром 10 апреля 2010 года президент Польши Лех Качиньский с супругой Марией вылетели из Варшавы в Смоленск на борту польского правительственного самолёта Ту-154М, пилотируемого польским экипажем. Вместе с президентом летела делегация, состоящая из политических, военных, общественных и религиозных деятелей Польши, по существу представляющая значительную часть правящей элиты и почти всё высшее военное командование страны. В частности, в составе делегации находились руководитель Канцелярии президента Польши Владислав Стасяк, государственный секретарь Канцелярии президента Польши Павел Выпых, заместитель министра иностранных дел Анджей Кремер, заместитель министра культуры Томаш Мерта, глава Национального банка Польши Славомир Скшипек, вице-спикер Сената Польши Кристина Бохенек, сенаторы Янина Фетлиньская и Станислав Зайонц, вице-спикеры Сейма Польши Ежи Шмайдзиньский и Кшиштоф Путра и ещё 12 депутатов Сейма, оперативный командующий Вооружёнными силами Польши генерал-полковник Бронислав Квятковский, заместитель министра национальной обороны Станислав Коморовский, начальник Генерального штаба Войска Польского генерал Франтишек Гонгор, командующий Сухопутными войсками Польши дивизионный генерал Тадеуш Бук, командующий ВВС генерал-полковник Анджей Бласик, командующий ВМФ вице-адмирал Анджей Карвэта, командующий Специальными войсками дивизионный генерал Влодзимеж Потасиньский, руководитель Бюро национальной безопасности Польши Александр Щигло, командующий гарнизоном Варшавы бригадный генерал Казимеж Гилярский, канцлер военного ордена Virtuti Militari бригадный генерал Станислав Наленч-Коморницкий, член капитула военного ордена Virtuti Militari подполковник Збигнев Дембский, полевой епископ Войска Польского, дивизионный генерал Тадеуш Плоский, архиепископ Польской Православной Церкви ординарий Войска Польского бригадный генерал Мирон (Ходаковский) и ещё шестеро священников, омбудсмен Польши Януш Кохановский, председатель Верховного совета адвокатов Йоанна Агацка-Индецка, а также представители общественных организаций. Всего на борту самолёта находились 89 пассажиров и 7 членов экипажа. Целью визита было посещение Катынского мемориала под Смоленском в день якобы «70-летия Катынского расстрела». При заходе на посадку в аэропорту «Смоленск-Северный», в тумане, самолёт на удалении 1,5 км от взлётно-посадочной полосы пошёл ниже глиссады. Не долетев до полосы, самолёт столкнулся с деревьями и развалился в воздухе. Все 96 человек на борту погибли.

С чисто политической точки зрения гибель польского президента не могла существенным образом отразиться на ситуации в стране. Президентский срок Леха Качиньского истекал в 23 декабря 2010 года, то есть менее чем через девять месяцев после его гибели в катастрофе, а очередные президентские выборы должны были пройти уже между 19 сентября и 3 октября. Согласно опросам и социологическим исследованиям Лех Качиньский имел весьма мало шансов переизбраться и, действительно, его брат-близнец Ярослав Качиньский, председатель партии «Право и справедливость» и премьер-министр во время президентства своего брата (с 14 июля 2006 года по 9 ноября 2007 года), представляющий ту же самую политическую программу, проиграл во втором туре досрочных президентских выборов. Таким образом, смена политической линии и, отчасти, правящей элиты в связи с президентскими выборами произошла бы в Польше в любом случае и не была следствием гибели президента и досрочного проведения выборов. Тем не менее, беспрецедентная в истории одномоментная гибель столь значительной части элиты страны не могла не иметь для населения страны мощного эмоционально-психологического, а для верующих, возможно, и религиозно-символического значения (учитывая прямую сопряжённость произошедшей катастрофы с сомнительными политическими спекуляциями и «плясками на костях» вокруг «катынского расстрела»).

В связи с гибелью Леха Качиньского, 21 апреля была объявлена дата проведения досрочных выборов – 20 июня. Изначально было выдвинуто 23 кандидата, из которых 10 смогли набрать необходимое для участия в выборах число подписей. Поскольку в первом туре никто из 10 кандидатов не набрал 50% голосов, на 4 июля 2010 года был назначен второй тур, в котором участвовали два кандидата, набравшие наибольшее число голосов в первом туре: Ярослав Качиньский, представляющий «правую» национал-консервативную партию «Право и справедливость», и Бронислав Коморовский, представляющий либерально-консервативную партию «Гражданская платформа». В результате с 53% голосов против 47% победил Коморовский (вступил в должность президента 6 августа 2010), что было вполне ожидаемо как с точки зрения проводившихся накануне социологических опросов, так и в свете прошедших ещё в 2007 году досрочных парламентских выборов.

Для того, чтобы сделать прогноз по поводу смены внутри- и внешнеполитического курса Польши в связи со сменой президента, имеет смысл сопоставить политические программы партий «Право и справедливость» и «Гражданская платформа». Обе партии в рамках существующей системы политических ярлыков относятся к категории «правых», однако содержание их «правизны» существенно отличается.

«Право и справедливость» представляет собой классическую радикально-консервативную силу с учётом польской национальной и исторической специфики. Основой её политической идентичности является традиционализм, тесный союз с католической церковью (и, соответственно, т.н. «клерикализм» – стремление к повышению роли церкви в общественных и государственных делах), настороженно-скептическое, а в некоторых случаях и открыто негативное отношение к либеральным правам и свободам (в частности, резко негативное отношение к модной на Западе «эмансипации» половых извращенцев), идеал социального государства с сохранением значительного государственного сектора (включая государственную медицину), осторожное отношение к приватизации, скепсис (хотя и не принимающий радикальные формы) в отношении евроинтеграции. При этом основным лозунгом партии, который обеспечил ей успех на парламентских и президентских выборах 2005 года, стала беспощадная и бескомпромиссная борьба с коррупцией, которая действительно была реализована в столь жёстких формах, что вызвала обвинения в нарушении принципов презумции невиновности и независимости судебной власти. В отношении внешней политики для партии «Право и справедливость» характерна в принципе традиционная для Польши антироссийская и одновременно антигерманская направленность и однозначная ориентация на США. В то же время, в июле 2006 г. «Право и справедливость» образовывало правительственную коалицию с партией «Самооборона Республики Польша», сочетающей национализм и традиционализм с довольно радикальной антикапиталистической и социальной, и даже социалистической позицией в социально-экономических вопросах, а также с требованиями вывода польских войск из Ирака и нормализации отношений с Белоруссией и Россией.

«Гражданская платформа» выступает с либеральных позиций. Основными её лозунгами являются углубление и расширение приватизации, разрешение частной собственности на землю, предоставление частным вузам равных прав с государственными (то есть фактически постепенная приватизация системы образования), недифференцированный подоходный налог (15 % для частных лиц), реформа трудового законодательства в направлении расширения прав работодателя и урезания прав профсоюзов, «демократизация» политической системы (прямые выборы мэров и губернаторов, мажоритарные парламентские выборы – как известно, такая реформа ведёт к весьма значительному усилению роли финансового фактора на выборах). В области внешней политики «Гражданская платформа» выступает за расширение евроинтеграции и, в перспективе, за вхождение Польши в зону евро, за смягчение отношений с Германией и Россией и за вывод польских войск из Афганистана.

Таким образом, если «правизна» партии «Право и справедливость» и, соответственно, курса прежнего президента выражается в культурном консерватизме и умеренном национализме и изоляционизме при умеренно-центристской позиции в социально-экономических вопросах, то «правизна» партии «Гражданская платформа» и, соответственно, курса нового президента – в радикальном неолиберализме, отстаивании интересов крупной монополистической буржуазии и масштабном наступлении на права трудящихся, в разрушении национального суверенитета и вхождении в сетевую систему мирового капиталократического глобализма. Однако, с другой стороны, от смены президента можно ожидать некоторого смягчения антироссийских тенденций во внешней политике Польши и, если не полной, то, по крайней мере, частичной переориентации с Вашингтона на Брюссель.

3. Итоги и выводы для коммунистов

Говоря о политических итогах 2010 года как в Западной, так и в Восточной Европе можно отметить продолжение наметившейся в 2005-2006 годах и отчётливо проявившейся на выборах в Европарламент 2009 года тенденции т.н. «правого поворота», то есть победы «правоцентристских» сил при заметном усилении «праворадикального» фланга и практически повсеместного поражения «левоцентристов» то есть европейской социал-демократии. Однако сам по себе этот «правый поворот» представляет крайне сложныое, неоднозначное и зачастую противоречивое переплетение тенденций не просто различной, а диаметрально противоположной природы.

В социально-экономическом аспекте этот «правый поворот» выражается в торжестве «правого» принципа «снижение бюджетных расходов ради снижения налогов» над «левым» принципом «повышение налогов ради возможности повышения социальных расходов». На первый взгляд, такой поворот означает торжество интересов собственников капитала над интересами трудящихся масс. Однако уже обсуждавшийся выше парадокс состоит в том, что именно в разгар кризиса настроения избирателей изменились в этом направлении. Полностью списать этот феномен на манипуляцию сознанием и усиление промывки мозгов вряд ли оправдано, хотя фактор платёжеспособного заказа средствам массовой информации, безусловно, свою роль в формировании массового сознания играет. Однако, по-видимому, важное значение имеет то, что сами трудящиеся всё более убеждаются в том, что социальные программы бюджета расходуются не в их интересах, а в интересах паразитических групп населения – «профессиональных» безработных, не желающих искать работу, мигрантов из Азии и Африки, разного рода агрессивные меньшинства и т.д. Сами трудящиеся всё более перестают верить государству, видя как собранные с них налоги расходуются не на повышение их социальной защищённости, а не безумные программы «внедрения толерантности» и «полового воспитания в школе», «гендерные программы» и «адаптацию мигрантов». Массы трудящихся всё более отождествляют свои интересы с интересами налогоплательщика, а не бюджетополучателя. На самом деле это очень опасная тенденция, потому что фактически она представляет собой обоснованный вотум недоверия граждан собственному государству, стремление к выходу из коллективной системе защиты прав и интересов (которая стала неэффективна из-за тотальной корумпированности государственных аппаратов, профанирования даже буржуазных норм демократии и злоупотребления бюджетом) и, в силу этого, вынужденное нарастание «либертарианских», индивидуалистических настроений.

С другой стороны, оппонентами «правоцентристов» (либералов) всё чаще становятся антибуржуазно, а подчас и просто социалистически настроенные «праворадикалы» (националисты), которые требуют устранения созданной многолетним засилием «социал-демократов» паразитарно-коррупционной системы не путём предлагаемой «правоцентристами» редукции самой социальности и распада гражданского коллектива на атомы-индивиды, спасающиеся кто как может по принципу «каждый сам за себя», а путём очищения государства от тотальной коррупции, устранения разрушающих национальный организм чужеродных и злокачественно переродившихся элементов и возрождения социально ответственного государства, гражданского коллективизма и демократии.

В культурном плане «правый поворот» выражается в критике проекта «мультикультурализма» и в усиливающемся стремлении к защите привычного европейского образа жизни перед лицом явной угрозы со стороны опасно умножающихся и не желающих ассимилироваться носителей чуждых Европе культурных и поведенческих стереотипов. Однако и этот момент несёт в себе диаметрально противоположные тенденции и внутренние смыслы, так как культурная самоидентификация европейцев находится в состоянии глубочайшего «когнитивного диссонанса», вызванного смешением диаметрально противоположных ценностей: с одной стороны – традиционных национальных и религиозных (христианских) норм мировоззрения, морали и поведения, с другой – радикально-либеральных, секулярных и антихристианских по своей сути «прав и свобод», культа потребления и достижений сексуальных и контркультурных революций 60-х годов прошлого века. В итоге возникают причудливые, а иногда и попросту монструозные химеры, в качестве наиболее показательного в своём уродстве примера которых можно назвать голландский «фортёйнизм» в котором антимигрантский и антимусульманский пафос  определяется борьбой за такие «традиционные европейские ценности» как права извращенцев на однополые «браки» и «усыновление» детей, достижения «женской эмансипации» (включая закреплённое специальным законом право ходить голыми в публичных местах) и т.п. «права и свободы». Неудивительно поэтому, что в странах Западной Европы «борьба за сохранение культурной европейской идентичности», своим остриём направленная против Ислама арабских, берберских и турецких иммигрантов, в то же время сопряжена ликвидацией последних остатков христианской идентичности и представляет собой на самом деле самый банальный разнузданный атеизм в его наиболее отвратительных и скотских (поразительно напоминающих позднеримские) формах культа потребления.

При этом примечательно, что если в Западной Европе начавшееся «национальное пробуждение» зачастую (хотя и далеко не всегда) принимает весьма уродливые формы исламофобского и сионофильского неолиберализма и либертарианства, в постсоциалистических странах Восточной Европы т.н. «ультраправые» по большей части являются носителями и защитниками подлинных национальных ценностей и традиций, Христианства и принципов социально ответственного коллективистского государства. Тем из них, кто при этом, тем не менее, исповедует антикоммунизм, не мешало бы, сравнив себя с западноевропейскими «коллегами», задуматься о том, не обязаны ли они возможностью национального возрождения именно социалистической системе во главе с коммунистическими просоветскими режимами, в течение десятилетий защищавшей их нации от разлагающего и развращающего влияния мирового капитализма (того самого тлетворного влияния Запада – безо всякого ёрничества и кавычек).

В национальном плане «правый поворот» выражается в резком и стремительном подъёме в европейском обществе националистических настроений, ещё несколько лет назад считавшихся почти «неприличными», а сегодня заставивших если не учитывать, то, по меньшей мере, артикулировать их даже первых лиц ведущих европейских государств – Франции, Германии, Великобритании. При этом пробудившийся национализм также проявляется в разнообразных, отчасти противостоящих друг другу формах. Во-первых, нарастает недовольство неевропейскими и, в особенности арабскими, иммигрантами. При этом антимигрантские настроения могут сочетаться с недовольством Евросоюзом, устанавливающим странам квоты на приём мигрантов и, как показывают события во Франции, оказывающим давления на правительства стран с целью принудить их к дальнейшему усугублению мультикультурализма. На этом основании ряд возникших на волне антимигрантских настроений партий и движений стремятся к выходу своих стран из Евросоюза и к закрытию собственных границ, к, условно говоря, спасению с тонущей громады общеевропейского лайнера на собственных национальных спасательных шлюпках. Но возможна ситуация, когда антимигрантские настроения сочетаются и со стремлением к евроинтеграции, а проблема миграции рассматривается как общеевропейская и эффективно решаемая только в общеевропейском масштабе объединёнными усилиями всех европейских стран. Во-вторых, сохраняется традиционный для многих европейских стран национальный сепаратизм, наиболее горячими очагами которого традиционно являются Северная Ирландия в составе Великобритании, Баскония в составе Испании, Корсика в составе Франции и, со сравнительно недавних по историческим меркам пор Фландрия в составе Бельгии. Потенциальными очами обострения сепаратизма могут стать такие регионы как Шотландия и, в меньшей степени, Уэльс в Великобритании, Бретань во Франции, Фрисландия в Голландии, Фарерские острова в составе Дании и др. Сепаратизм как стремление к выходу из состава соответствующих стран также может сопровождаться как позитивным, так и негативным отношением к членству в Евросоюзе. В-третьих, национализм больших европейских наций проявляется к стремлению к выходу из Евросоюза и к восстановлению полноты национального суверенитета. В случае наличия в стране очагов сепаратизма, национализм «юнионистского», «унитаристского» типа неизбежно сталкивается с национализмом сепаратистов. Вся эта сложность и противоречивость национализмов накладывается к тому же на разнообразие подходов к вопросу о содержании национально-культурной идентичности и социально-экономического устройства, о которых было сказано выше.

Как уже было отмечено, коммунистическое движение в Европе переживает глубокий кризис, и итоги 2010 года в большинстве европейских стран для него крайне неутешительны. В связи с этим стоит принять во внимание ряд выводов.

1. Подъём национального самосознания в Европе является объективным фактом. При этом то, в какие конкретно политические формы этот подъём выльется, остаётся открытым вопросом. Заняв позицию национального нигилизма, противопоставив себя этому подъёму, коммунисты не только обрекут себя на маргинальность и безвозвратный уход с исторической сцены, но и рискуют отдать этот подъём на откуп крупной буржуазии, обрекая тем самым широкие трудящиеся народные массы на заведомое поражение.

2. В развитых передовых странах мира рабочий класс, то есть фабрично-заводской пролетариат давно утратил позиции передового класса и локомотива социального развития. Наука и технология, как и предсказывал Маркс, стали непосредственными производительными силами. Роль передового класса перешла к производителям информационной продукции, и коммунистам стран «мировой метрополии» давно пора скорректировать свои позиции и перейти к преимущественному выражению интересов этого класса, так как именно он в настоящее время выражает интересы развития общества в целом.

3. Внутри буржуазных сил имеются свои противоречия, причём эти противоречия не сводятся к одной только борьбе кланов, а в ряде случаев носят принципиальный политический характер. В первую очередь, имеет место противостояние между производственным капиталом, зачастую ещё национальным, и транснациональным банковским капиталом. Несомненен конфликт между гражданским обществом (по природе своей мелко- и среднебуржуазным) и интересами узкого круга сверхкрупной монополистической олигархии, опирающейся в стремлении это общество разложить на прикормленное из дармовых бюджетных раздач иждевенческое люмпенство и паразитарные меньшинства. В этом противостоянии коммунисты должны занять принципиальную позицию, идя на союз с мелкой и средней национальной буржуазией против мировых транснациональных банков и корпораций, но не теряя в этом союзе собственного лица, чётко оговаривая свои условия в интересах трудящихся в целом и когнитариата как их наиболее передового авангарда в частности и, что немаловажно, разъясняя неизбежность перерождения относительно социального национального «капитализма с человеческим лицом» в тотальную диктатуру транснациональных корпораций и мировой банковской олигархии. Поэтому поддерживая сопротивление гражданского общества неолиберальной диктатуре, коммунисты должны в то же время разъяснять бесперспективность этого сопротивления в рамках капитализма и необходимость выхода из мировой системы рыночных отношений как таковой.

4. Линейная шкала оценки политических сил «левые – правые» не только не отражает сегодня реального отношения социальных сил, но и прямо служит запутыванию дела и манипуляции сознанием. Необходимо отказаться, наконец, от слепого догматизма в оценке политических сил по их ярлыкам и научиться диалектически и творчески подходить к оценке каждой конкретной политической ситуации и каждого явления с учётом конкретного контекста и условий места и времени. Слова «социалист», «националист», «консерватор», «правоцентрист», «ультраправый», «левый» зачастую не определяют реального социально-политического содержания, а, напротив, маскируют его. В одних ситуациях (как, например, в Словакии) коммунистам действительно есть смысл заключать союз с социал-демократами против «правых». В других случаях, как, например, в Венгрии, гораздо логичнее, наоборот, заключать союз с «правоцентристами», так как именно они проводят гораздо более социало ответственную политику. В третьих случаях, как, например, во Франции, где под вывеской «социалистов» выступают наиболее деструктивные проводники интересов транснационального финансового капитала, а «национал-консерваторы» проводят совершенно неприемлемые социально-экономические реформы неолиберального толка, наиболее естественным союзником для коммунистов, если бы только во Франции были действительно коммунисты, а не леваки, сохранившие название «коммунистической партии» лишь в качестве политического бренда, могли бы на самом деле стать «крайне правые» из «Национального фронта», представляющие интересы мелкой и средней национальной производственной буржуазии и, отчасти, трудящихся.

5. Прежняя концепция «левых» «высокие налоги – высокие социальные расходы» стала двусмысленной. Коммунистам здесь необходимо вести войну сразу на два фронта – разоблачая как коррупционный сговор государства с паразитическим иждевенческим люмпенством, посаженным на шею трудящимся, так и попытки либералов под предлогом «освобождения от нахлебников» ликвидировать сам принцип социальной ответственности государства и провести людоедские либертарианские реформы.

6. Коммунистам необходимо чётко, даже на уровне символов и оборотов речи, самым непримиримым и жёстким образом размежеваться с т.н. «новыми левыми», их наследниками и всем комплексом их идей (контркультурой, сексуальной революцией, феминизмом, «эмансипацией» меньшинств, апелляцией к маргиналам и т.д.). Вплоть до официального объявления исходящих из источника «революции 60-х» тенденций (политкорректности, толерантности, мультикультурализма, феминизма, ювенальной юстиции) преступной идеологией наравне с нацизмом.

7. Современная политика характеризуется фрагментацией идей, проектов и идеалов. Ряд националистических партий выдвигают вполне здравые лозунги прекращения иноэтнической миграции, но не ставят вопрос о том, что эта миграция объективна и неизбежна в условиях мировой рыночной экономики. Ряд антиглобалистских движений поднимают вопрос о деструктивности банковского капитала, основанного на ссудном проценте, но отказываются понимать, что банковский капитал является неизбежным следствием функционирования промышленного капитала, основанного на присвоении прибавочной стоимости. По сути банковский процент есть ничто иное как абстрагированная от конкретной производственной сферы превращённая форма прибавочной стоимости. Вошедшие в моду партии «зелёных» поднимают действительно важные и серьёзные вопросы необратимого разрушения биосферы, загрязнения окружающей среды и истощения природных ресурсов, но поднимают их в отрыве от понимания природы функционирования капиталистического производства с его бесконечным и неограниченным ростом и искусственным стимулированием потребления. Появившиеся в последнее время пиратские партии имеют несомненное прогрессивное значение и ставят важнейшие вопросы пересмотра принципов «интеллектуальной собственности», но ставят их в отрыве от множества других проблем, волнующих общество. В результате возникает система лоббирования тех или иных частных проблем, волнующих ту или иную часть общества. Эти проблемы, не решаемые на самом деле по отдельности, в рамках сложившейся системы их частного лоббирования «заточенными» под них партиями, взаимно противопоставляются и гасят друг друга. Коммунисты имеют в своих руках методологию, позволяющую выстроить все эти проблемы в единую систему, понять их общие корни и пути комплексного решения по существу, предложить обществу целостный проект и образ будущего вместо «солянки» из частных благих намерений. Однако они на сегодня оказываются не способны этого сделать, так как не умеют творчески применять тот методологический инструмент, которым владеют.

Между тем, задача момента состоит именно в том, чтобы раскрыть возможности социализма как универсального средства решения если не всех, то, по крайней мере, большинства острейших глобальных проблем, стоящих перед человечеством и цивилизацией. Социализм является решением национального вопроса, так как выводит производство из парадигмы максимизации прибыли в парадигму обеспечения физического и культурного воспроизводства каждой конкретной нации и делает неактуальным спрос на приток извне дешёвых рабочих рук. Социализм является решением вопроса сохранения окружающей среды, так как, в отличие от капитализма, не требует бесконечного расширения цикла производства и потребления, а может существовать в режиме устойчивой стабильности и нулевого роста, потребляя ровно столько, сколько позволяют восполнимые источники. Социализм является решением вопроса сохранения культуры, так как не основан на товарном фетишизме и не сводит науку и искусство к производству прибыли. Социализм решает вопрос обобществления производимой информационной продукции и способен предложить способ реформирования авторского права, не разрушающий стимула к творчеству. Основной вопрос сегодня состоит в том, как преодолеть существующий порочный круг капиталократической конвертации денежных знаков во власть и власти в монополию эмиссии денежных знаков, на какие общественные силы и механизмы опереться для того, чтобы сделать теоретически существующий выход из ситуации практически реализуемым. Тот, кто сможет решить эту проблему – тот и станет главным субъектом мировой политики и современного этапа человеческой истории.

Автор выражает благодарность политологу Владимиру Александровичу Носову за помощь при подготовке материала.

Сергей Александрович Строев

http://russoc.kprf.org/News/0000614.htm