Вскрыв материальную подоплеку советских идеологических тезисов, мы поймем ложность одного из основных тезисов советского марксизма – о том, что СССР — это общество победившего пролетариата и примыкающего к нему беднейшего пролетаризироанного крестьянства. Пролетариат – и городской и сельский есть классы. Класс же, согласно самой философии марксизма, есть социальная форма, присущая обществам, где имеется частная собственность на средства производства. Класс и образуется по критерию отношения к частной собственности: обладающие ей составляют класс эксплуататоров (рабовладельцы, феодалы, буржуа), не обладающие – класс эксплуатируемых (рабы, крестьяне, пролетарии). Советское же материальное производство было построено не на частной, а на общественной, государственной собственности на средства производства, что означает, что советское общество было бесклассовым, с точки зрения марксистского (научного, а не идеологического) анализа.

Как пишет об этом наиболее авторитетный и неидеологизированный исследователь советского строя А.А. Зиновьев: «коллектив владеет этими средствами и эксплуатирует их. Но они не есть его собственность. .. Директор фабрики, например, находится в таком же социальном отношении к средствам деятельности, как подчиненные ему рабочие и служащие. Если одним словом определить коммунизм с этой точки зрения (имеется в виду зиновьевская теория реального коммунизма – Р.В.), то можно сказать, что это общество, где все работающие граждане суть служащие государства».

Далее, советское производство носило не рыночный, а плановый характер. Государство решало: сколько продукции и в какой срок должен произвести тот или иной трудовой коллектив, куда продукция должна быть направлена и т.д. Государство распределяло продукцию через сеть своих баз, магазинов, обеспечивая ей стабильную цену. Для этого государство создавало специальные структуры, изучающие потребности населения, нужды промышленности и т.д. и т.п. Зиновьев пишет об этом: «коммунистические клеточки (элементарные структуры общества по Зиновьеву – Р.В.) создаются, преобразуются и уничтожаются решениями властей. … При этом определяется характер и объем их деятельности, число и категории сотрудников, взаимоотношения их с другими клеточками и государством. Они функционируют в рамках планов работы. Главный критерий оценки их работы соблюдение того, что предписано им их статусом и выполнение планов».

Не менее важно и то, что наряду с экономической эффективностью в процессе советского производства играла исключительную роль социальная эффективность. Каждый трудящийся мог быть уверен в том, что он не потеряет свою работу, получит помощь в получении квартиры, в случае болезни (бесплатное лечение, дешевые путевки в санатории от профсоюза и т.д.). Более того, член советского трудового коллектива был связан с другими членами тысячами ниточек личных зависимостей, он не ощущал себя заброшенным и обреченным на одиночество индивидом, он всегда мог рассчитывать на «локоть» друга. Даже наличие субординации в коллективе (начальник и подчиненный) не исключало личностные взаимоотношения (начальник может быть таким же членом Партии, как и подчиненный, дети начальника и подчиненного могут ходить в один детский сад или в один и тот же класс школы). Помощь и поддержка были гарантированы даже для плохих работников. Независимо от качества работы члены коллектива получали одну и ту же зарплату. Никто, за исключением лиц, совершивших из ряда вон выходящие поступки, вроде политического или уголовного преступления, не должен был бояться голодной смерти или лишения моральной поддержки сослуживцев.

Такой общинный характер производства, в общем-то, обеспечивает определенный, не самый высокий, но и не низкий уровень воспроизводства материальных благ. В кризисных же ситуациях он еще более эффективен и обеспечивает скорую и тотальную мобилизацию и решение поставленной проблемы (недаром, частым явлением на советском производстве был аврал, руководители производства интуитивно чувствовали, что в исключительных условиях этот способ производства демонстрирует лучшие свои стороны). Кроме того, — и это еще важнее — он обеспечивает главнейшие жизненные потребности большинства индивидов и значит общество, основанное на нем, обладает высокой степенью стабильности. Однако такой способ производства и такие общественные отношения имеют и свои недостатки, как и полагается, диалектически связанные с их же собственными достоинствами. Вечный бич советского производства – лодырь и тунеядец, стремящийся увильнуть от работы и получить свой кусок хлеба – такой же, как у других, за меньший труд. Наказывать таких лодырей экономически – значит выступать против главного принципа советских общественных отношений – принципа коммунальности. Согласно ему даже плохой член коллектива пользуется минимумом привилегий, которые пользуются и другие члены коллектива. Советские люди составляют единую производственную общину, а члены такой общины не могут относиться друг к другу по «закону джунглей», то есть на основе индивидуалистического правила равнодушия к судьбе другого, каким бы он ни был. Отсюда стремление воздействовать на «паршивых овец» моральными средствами – терпеливые и часто бесполезные попытки их перевоспитать при помощи товарищеских судов, партийных и комсомольских собраний и т.д.

Таковы были реальные условия жизни советских людей, их материального производства, общественного бытия в классических период советского общество (до 69-х годов). Легко заметить, что нарисованная картина мира советского марксизма, ее основные идеологические тезисы соответствовали именно мировосприятию участника реального материального общественного производства.

Идеологический тезис о том, что основной движитель истории – производительные силы, создаваемые трудовыми коллективами, естественен для человека, вся общественная жизнь которого, начиная с совершеннолетия и до старости, происходит в трудовом коллективе, и практически им и ограничена. Такой человек бессознательно переносит в область идеологических представлений свое общественное бытие, и поэтому от него трудно требовать понимания цивилизационного, этнического и каких-либо других факторов истории, не связанных с производством, с трудом.

Обратимся теперь к тезису советского истмата о жестких, неумолимых, механистичных законах истории. Нетрудно обнаружить и его корни в советском общественном бытии. Человек, участвующий в советском производстве, подчиненном жесткому планированию, в своей идеологии неизбежно отображал и это, но в особой иллюзорной форме и представлял историю как подчиненную также некоему плану, от которого невозможно отступить и который с неумолимостью будет реализован. Это «исторический план» и есть пресловутые «законы истории» вульгарного марксизма. Причем, в отличие от Промысла Божьего, о котором можно только гадать и который может быть констатирован лишь постфактум, здесь речь идет о сугубо рациональных, вполне понятных и доступных законах – наподобие инструкций Госплана и разъяснений инженера и мастера.

Наконец, тезис о противостоянии социализма и капитализма как противостоянии царства трудящихся и царства паразитов, также вполне коррелирует с реальными социальными условиями жизни советского человека. Средний советский человек – носитель официальной марксистской идеологии искреннее любил Советский Союз – «общество победившего пролетариата» и не любил западных капиталистов – «трутней и паразитов», по той же причине, по какой он любил своих трудолюбивых, веселых и открытых товарищей по бригаде и не любил тунеядцев и халтурщиков. Советские люди здесь воспринимаются как трудящиеся, производители благ, капиталист же здесь мыслится вообще как неработающий человек, даром получающий жизненные блага (что строго говоря не совсем соответствовало не только реальной западной действительности, но даже теории самого Маркса, согласно которой капиталист может и работать, предпринимать некие усилия по организации производства, продаже товаров; суть капиталистической эксплуатации, по Марксу не в праздности капиталиста как такового, а в наличии отношений отчуждения, порождаемых частной собственностью, причем, отчужденным от самого себя, от своей сущности является не только рабочий, но и капиталист, чей внутренний мир сузился до одного инстинкта обладания ). И наибольшим ударом по официальной советской идеологии было обнародование во времена перестройки того факта, что западный капиталист вовсе не обязательно – жирный бездельник с сигарой во рту, прожигающий деньги в варьете, что, напротив, западный капиталист, как правило, спортивен, подтянут, дисциплинирован, расчетлив, скуп и трудолюбив. И тезис о мирном сосуществовании двух антагонистических систем также отражает извечное стремление советского коллектива «мирно сосуществовать» с лодырями и пьяницами, перевоспитывать их, убеждать, давать отсрочки…

К советскому общественному бытию восходила не только политическая идеология, но и институты надстройки: государство (в узком смысле, как аппарат управления) , духовное производство (школа, СМИ, институты культуры). Но рассмотрение всего этого – тема для отдельной большой работы, мы же пока обратимся к другой советской идеологии – псевдолиберализму.