Еще недавно совсем не так встречали Новый год в России.
Незадолго до праздника, в последний рабочий день на предприятиях, в учреждениях, в институтах, люди собирались, в складчину организовывали в стол — салаты, шампанское, иногда и горячее, приносили магнитофоны, кассеты с любимыми песнями, гитары, веселились, слушали музыку, танцевали, а то и сами пели песни, хором, с душой, не особо замечая, если у кого-нибудь голоса не хватает, главное ведь не это, а дух товарищества!

Прекращались служебные конфликты и дрязги, текучка и рутина, все становились единым целым. Тогда еще каждый человек был не сам по себе, а входил в коллектив, знал, что в случае чего — может положиться на друзей, на товарищей, что они его не бросят в горе, и в радости тоже будут рядом, и сам был готов за друзей тоже — в огонь и воду.

Постепенно празднование перемещалось в квартиры, в более узкий круг родных, знакомых: Тридцать первого, а то и тридцатого декабря люди приходили в гости друг к другу, женщины резали салаты, варили пельмени, мужчины чинно разговаривали о политике, курили, травили анекдоты о Брежневе и Политбюро, в случае надобности помогали женам, бегали за покупками. Шутили, смеялись, разыгрывали друг друга. Как люди тогда любили ходить в гости! Не редкостью были гости каждую неделю, по выходным, да еще и с ночевкой, само собой разумелось, что и фильм посмотреть и обсудить надо вместе, и в лес на лыжах сходить в компании. А уж на Новый год гости — само собой разумеется, даром, что семейный праздник! Впрочем, тогда вся страна, весь огромный Советский Союз был одной большой семьей, в поездах незнакомым людям давали взаймы и ведь те — возвращали!

Все были радостны, улыбчивы, в большинстве наивны и бесхитростны. Зарплат на жизнь вполне хватало, коммунальные услуги стоили гроши, образование и медицина были бесплатные, путевки на юг по условной цене — пожалуйста, квартиры бесплатно выделяло государство, после окончания вуза не надо было заботиться о рабочем месте, безработица — это из газет, из рубрики «Их нравы». Поэтому голова болела лишь о том, что подписаться на Тургенева не успел, что Солженицына можно только в самиздате прочитать, что генсек старый и все по бумажке читает... Вспомнишь и вздохнешь — сейчас бы нам те проблемы!

Новогодний стол, может, был и не таким богатым, как у иных сегодняшних представителей «новорусского бомонда». Но зато и не было тех, кто встречал Новый год с одним куском хлеба, в промерзшей квартире, без электричества, или вообще — в подвале, на лохмотьях. Смотрели телевизор, традиционный новогодний, народный фильм «Ирония судьбы», «Голубой огонек».

А какое было в СССР телевидение! Конечно, всего два канала, конечно, скучные репортажи со съездов, насквозь официозная программа «Время». Но зато — без идиотской коммерческой рекламы, цинично прерывающий любой фильм, без скороговорки и неграмотности дикторов, речь которых тогда соответствовала самым высоким требованиям элитных профессоров филологии, без пошлятины, безвкусицы, голых задниц и матерщины на «американ инглиш». Каждый фильм — если и не шедевр, то добротное, хорошее кино, которое и сегодня смотрится с удовольствием. Причем те места, которые воспринимались как пропаганды гиперкритичными интеллигентами эпохи застоя, теперь воспринимается как еще и очень скромно выраженная правда о советском строе.

Бьют куранты, все встают, кричат: «Ура!», поднимают бокалы с «Советским шампанским». Все — рабочие, инженеры, колхозники, учителя, рабочие, доценты, студенты, космонавты, комбайнеры, еще верящие в будущее, где не должно быть угнетателей и угнетенных, богатых и бедных, еще доверяющие друг другу и государству, еще не ограбленные реформаторами и их реформами, еще не опаленные огнем Чечни и криминального беспредела, еще не узнавшие: что такое годы без зарплаты и веерные отключения электричества.

Наверное, уже тогда были и другие новогодья. Были Новодворская со товарищи, поднимавшие бокалы в это праздник «за нашу и вашу свободу», то есть за свободу им и их хозяевам из-за океана грабить и расчленять Россию, погружать в нищету ее народ, и при этом измываться над ним, оскорблять его, втаптывать в грязь его и его историю... Были диссидентстсвующие писаки Солженицын и Шафаревич, самозванные «патриоты», которые в «холодной войне», в войне политического руководства Запада не против социализма, а — как нас предупреждали и как потом стало явным — против России, встали на сторону врага, печатались на его деньги, жили на его гонорары, подбрасывали дровишки в костер антисоветской, читай: антироссийской, антирусской пропаганды: Были горбачевы и яковлевы, которые уже тогда вынашивали черные мыслишки о переустройстве России «на западный манер», распаляли черную обиду на Советскую власть, которая им — деревенским парням, поднявшимся до кремлевских высот, дала больше, чем кому-либо. Не рассмотрели мы их вовремя, поверили им даже на время, по простоте душевной, а когда опомнились — поздно было...

А вот бы тогда, простым советским людям, улыбчивым, дружелюбным, чистым, честным, сидящим за новогодним столом, рассказать: что их ждет, кто такие новодворские, шафаревичи, яковлевы, чего России и российским народам будет стоить их антисталинизм и «патриотизм» на американские деньги: Глядишь, все бы иначе повернулось...

Но все это мечты, мечты: Скоро Новый 2004 год. Гостей дома не будет, да и нечем их особо угощать. По телевизору будет вопить до безобразия омолодившаяся Пугачева и целый выводок лолит, агутиных, киркоровых, которым место разве что на полотнах Босха. И впереди — реформа, а точнее разрушение остатков советского ЖКХ, советской энергосистемы, советской системы образования... И агрессивно-послушная Дума с Президентом, который для нее как клиент — всегда прав. И неизвестность, от которой сосет под ложечкой...

За что же нам выпить в новогоднюю ночь? За Россию. За нашу могучую и обильную, убогую и бессильную Великую Родину, которая как птица Феникс имеет обыкновение возрождаться из пепла. За ее будущее возрождение, славу, процветание, силу. За ее будущее.