Крютхаммер думал долго и упорно об израильско-палестинском конфликте, и его взгляды на то, как необходимо действовать Израилю по отношению к палестинцам придают окраску тому, как Соединённые Штаты должны действовать по отношению к арабам в более широком контексте. Крютхаммер не сильно поддерживал (идею) вовлечения арабского мира посредством политических стратегий. В прошлом, он высказал особый взгляд на психологию Арабов, а именно на то, что в качестве источника легитимности они уважают силу превыше всего. Как он однажды сказал во время интервью на радио, что если вы хотите завоевать их сердца и умы, то вам нужно ухватить их нижнюю часть анатомии и сильно её сжать.
Ближе к концу своего выступления в AEI, Крютхаммер говорит о Соединённых Штатах, как о (государстве), находящемся в гуще горькой и безжалостной войны с непримиримым врагом, стремящимся разрушить Западную цивилизацию. Подобный язык приемлем в качестве описания стратегической ситуации Израиля с того времени, как разразилась вторая интифада. Вопрос состоит в том, точно ли подобная (оценка) определяет положение также и США. Что, мы также как и Израиль включились в безжалостную борьбу с большой частью арабского и мусульманского мира, и для нас открыты только несколько путей взаимодействия с ними, помимо железного кулака? И вообще, имеет ли смысл применять стратегическую доктрину, разработанную маленькой, открытой для удара, окружённой непримиримыми врагами страной, для ситуации, (в которой находится) единственная в мире супердержава, страна, которая тратит столько-же на оборону, сколько следующие (за ней) 16 стран в ряду наиболее могущественных государств вместе взятых?
Мне кажется, что существует настоящая проблема в наложении одной ситуации на другую. В то время, как наиболее близкорасположенные арабские соперники Израиля в самом деле являются (его) непримиримыми врагами, Соединённые Штаты находятся в гораздо более сложной ситуации. В лице Аль-Каеды и других радикальных исламистских группировок, мы на самом деле противостоим врагу, который скорее ненавидит нас за то, какие мы есть, чем за то, что мы делаем. Из-за перечисленных выше причин, я не думаю, что они представляют для нас экзистенциальную угрозу, но они наверняка хотели бы ею быть, и (для нас) трудно найти способ справляться с ними, кроме как их убийства, захвата и прочих способов нейтрализации военными средствами.
Но радикалные элементы плавают в гораздо большем море мусульман — их 1.2 миллиарда, более или менее — ещё не являющихся непримиримыми врагами Соединённых Штатов. Если кто-то в этом сомневается, то тому достаточно взглянуть на первые два доклада “Развитие арабского мира” из Программы развития при Организации Объединённых Наций, которые содержали результаты опроса, в котором задавался вопрос о желании опрашиваемых эмигрировать с Соединённые Штаты, если бы им представилась такая возможность. Практически в каждой арабской стране, большинство опрашиваемых ответили “да”. С другой стороны, недавние Опросы Пью (Pew surveys) глобального общественного мнения показали, что положительное отношение к Соединённым Штатам в Иордании, Египте, Турции, Пакистане и других предположительно дружественных мусульманских странах упали до бедственно низких уровней. Что эти данные в целом предполагают, так это то, что в отношении широко представленного общественного мнения в мусульманских странах, нас не любят и ненавидят скорее не за то, какие мы есть, но за то, что мы делаем. Что им не нравится, так это известный список жалоб относительно нашей внешней политики, к которому мы, каким-то образом, не проявляем серьезного внимания: отсутствие заботы с нашей стороны к судьбе палестинцев, наша лицемерная поддержка диктаторов в мусульманских странах, а теперь — наша оккупация Ирака.
Другими словами, война с террором является классической войной с повстанцами, за исключением того, что она разыгралась в планетарном масштабе. Где-то живут по-настоящему плохие парни, являющиеся гораздо более злобными политическими врагами, чем были когда-либо Советы, но их успех зависит от отношения более широких слоёв населения вокруг них, которые могут либо их поддерживать, либо испытывать вражду (к ним), либо безучастие — это зависит от того, как мы разыграем свои карты. Как мы воочию видим в таких иракских городах, как Фаллуджа и Наджаф, войну с повстанцами неимоверно трудно вести, потому что мы должны каким-то образом уничтожить врага, не вызывая вражды среди широких слоёв населения и не вызывая ухудшения ситуации. Война с повстанцами требует трудной для достижения смеси из очень точно нацеленной силы, правильной оценки политической ситуации и крайне хорошей разведки: комбинации кнута и пряника.
Израиль применял пряники во время Процесса в Осло, а потом принялся за применение кнута, после его провала и начала второй интифады. Я не берусь судить ни о том, ни о другом подходе, кажется что ни тот, ни другой не сработали очень хорошо. Но американская политика по отношению к мусульманскому миру, которая, как и политика Шарона, будет представлять собой преимущественно кнут, превратится в бедствие: у нас не хватит в кладовой кнутов для того, чтобы “заставить их нас уважать”. Исламисты, без сомнения, с самого начала ненавидели нас, но крютхаммеровский односторонний подход увеличил ненависть к Соединённым Штатам в более широкомасштабной войне за умы и сердца (людей). Это указывает на то, что нам необходима более комплексная стретегия, которая перекалибрует пропорции кнутов и пряников. Это стало осуществляться в виде утечки со стороны администрации Буша Инициативы по Большому Ближнему Востоку, но это только начало гораздо более длительной политической борьбы.
Политика Израиля, соcтоящая в постоянном наступлении, упреждении и взятии в свои руки инициативы (как это обстоит с его политикой прицельных убийств) также является чем то не очень хорошо соответствующим действительности. В отличие от Израиля, у Соединённых Штатов есть внушительное превосходство в стратегической глубине, что предполагает отсутствие необходимости рисковать, чтобы оставаться в победителях. Единственная сверхдержава, которую видят в такой мере предрасположенной к упреждающим вмешательствам, часто будет наводить страх не только на своих врагов, но также и на друзей. Соединённые Штаты должны всегда оставлять за собой право упреждающих действий, но это такое право, которое должно применяться с осторожностью. Даже упоминание о подобной стратегии, как это мы сделали в документе “Стратегия национальной безопасности”, будет чревато усилением оппозиционно настроенных коалиций и сопротивлением политике США. Израиль может себе позволить антагонизировать потенциальных союзников и сбрасывать со счетов международное мнение до тех пор, пока он может рассчитывать на поддержку со стороны Соединённых Штатов. По всей видимости, Соединённые Штаты могли бы выжить, если бы они были в подобной изоляции, но тяжело себе вообразить зачем нам хотелось бы быть в этой ситуации. Это вряд ли предпочтительная позиция, с которой можно начинать идеалистический вильсонианский крестовый поход по преобразованию Ближнего Востока по нашему подобию.
Что теперь?
Поскольку я добровольно решился написать критическую заметку о взглядах, высказанных Чарльзом Крютхаммером и я сам не борюсь за президентское кресло, я не обязан приводить глубокий положительный план американской внешней политики, который можно было бы использовать вместо (существующего ныне). С другой стороны, существуют элементы другой неоконсервативной внешней политики, которые вытекают из того, что сказал прежде. Соединённые Штаты должны понять необходимость использования (своей) мощи в преследовании своих интересов и ценностей, но также (необходимо) быть более здравым и тонким при применении (этой мощи). Единственная в мире сверхдержава должна помнить, что её превосходство в силе рассматривается во всём мире с большим подозрением, и если эта мощь не используется с чувством меры, то это приведёт к запуску противостоящих реакций.
Это означает, во-первых, проводить простую работу на дипломатическом фронте и в строительстве коалиций, что, кажется, администрация Буша перед войной в Ираке делала с неохотой, и делать это не абы-как, чтобы не нанести оскорбление “общественному мнению человечества”. Не нужно принимать ООН и многосторонность ради них самих из-за нашей как бы веры в то, что подобные институты изначально более легитимны, чем государства-нации. С другой стороны, для того, чтобы осуществить и реалистические, и идеалистические части нашего плана, нам нужны союзники-единомышленники, и нам необходимо потратить гораздо больше времени и энергии для их культивирования.
Продвижение демократии посредством всех существующих в нашем распоряжении средств должно быть в числе наших первоочередных задач, в особенности по отношению у Ближнему Востоку. Но Соединённым Штатам необходимо быть более реалистичными в отношении своих возможностей по строительству наций и осторожными при взятии на себя больших проектов по социальной инженерии в тех частях света, которые мы не очень хорошо понимаем. С дугой стороны, в будущем мы неизбежно будем втянуты в похожие проекты (например, после внезапного коллапса северно-корейского режима), и нам нужно быть гораздо лучше подготовленными. Это означает создание постоянного департамента с властными полномочиями и средствами, соответствующими поставленной в следующий раз задаче, как составная часть более широкой реконструкции правительственных не силовых департаментов США.
К этому списку я бы добавил заключительный элемент, на котором я не могу детально остановиться из-за ограничений (в объёме статьи). Проницательные основоположники послевоенного порядка были строителями институтов. Они создали не только во многом недоброкачественную ООН, но и Бреттон-Вудские институты, НАТО, американо-японский и американо-корейские союзы, GATT — General Agreement on Tariffs and Trade (Общее соглашение по тарифам и торговле), ВТО и ряд других международных организаций. Строительство институтов — это то, чему чиновники администрации Буша не уделяли много внимания, а должны бы. Если Соединённым Штатам не нравится, что в ООН доминируют недемократические режимы, то тогда они должны приложить усилия для строительства других институтов, основанных на общих для нас нормах и ценностях, таких как НАТО или Сообщество Демократий, основанное во время администрации Клинтона. Инициатива Cообщества Демократий, которую пытался удушить в зародыше Министр иностранных дел Франции Хьюбер Ведра (Huber Védrine), никогда не привлекала серъёзного внимания со стороны республиканцев, я предполагаю, по той причине, что она “не была придумана ими”. Но такой глобальный союз демократий, под предводительством более новых (демократий) в Восточной Европе и Латинской Америке, мог бы сыграть легитимирующую функцию во всём мире такой мере, в какой это не может сделать НАТО.
Если Соединённые Штаты не могут создать новых глобальных институтов, то тогда они могут попробовать последовать в направлении идеи перекрывающих друг друга многосторонних организаций на региональной основе. Администрация Буша, разбираясь с Северной Кореей, споткнулась о шестисторонний государственный формат; почему бы не попытаться создать постоянную пятистороннюю группировку, как только мы преодолеем (будем надеяться) теперешний тупик с Пхеньяном из-за ядерного оружия? Подобная организация могла бы играть очень ценную координирующую роль на случай, скажем, падения Северной Кореи. Взаимные подозрения между Японией, Кореей и Китаем являются значительными, и многосторонний форум был бы намного лучшим средством для того, чтобы поделиться информацией и планами, чем существующая система двусторонних союзов, завязанная на Вашингтон. В последние годы, китайцы предприняли серии региональных пактов — ASEAN плюс три, Китай-ASEAN зона свободной торговли, Северо-восточная азиатская зона свободной торговли и, в конце-концов, Зона свободной торговли Восточной Азии — так что, они заявляют, что смогут в один день также служить основой для региональной системы безопасности. В то время, как японцы рассматривали эти (попытки) в качестве заявки на региональное лидерство и ответили соответствующим образом с торговыми пактами, сконцентрированными на самих себе, администрация Буша, насколько я знаю, не сформулировала ничего похожего на когерентный ответ. Мы что, просто хотим отмести в сторону предложения по региональным многосторонним организациям, также как это мы сделали с Восточно-Азиатским Сообществом Махартира в начале 1990-х годов и предложением Японии по созданию регионального МВФ, после финансового кризиса в Азии; или мы хотим вовлечь себя в этот регион и сформировать такие предложения, которые могут соответствовать нашим собственным интересам? Я думаю, что в Восточной Азии нет достаточного количества институтов, и что она созрела для каких-то творческих инициатив со стороны Соединённых Штатов.
Я думаю, что подобная рекалибровка американской внешней политики всё ещё годится для того, чтобы отнести её к четвёртой корзинке “демократического глобализма” Крютхаммера и не является (в то же время) изоляционистской, либерал-идеалистической или реалистической. Я сомневаюсь, что она когда-нибудь будет рассматриваться, как неоконсервативная, но нет причин, по которым она не может быть включена в эту категорию.
