Вот в некоторой Британии жил-был герцог. Был у него замок тринадцатого века, и куча квадратных миль лесов, болот и плохой пахотной земли, где гнездились арендаторы, ведшие почти натуральное хозяйство, и платившие арендную плату зерном и свиными тушами.

Было все это малоликвидно и абсолютно неприумножаемо. Hе капитал, в общем. Быт у герцога был относительно скромный, питался он просто, одевался по модам прошлого столетия, и при дворе появлялся редко - ему было достаточно чувствовать себя полновластным хозяином своей земли. Hо все же что в нем такое изменилось, и решил он, по примеру соседей, устроить у себя пастбище. Hесколько тысяч семей арендаторов были согнаны с земли и превратились в бродяг. Произошла парочка мелких бунтов, подавленных собственными силами без привлечения королевских войск, дороги украсились виселицами, но на каменистой земле заблеяли многочисленные стада. Продажа шерсти, шкур и мяса приносила неплохой барыш, и герцог, которому по-прежнему не хотелось менять свой скромный быт, решил потратить указанный барыш с толком, пригласил мастеров, построил сукновальню и стал продавать некрашеное сукно. Так появился первоначальный капитал. Приумножаемый. Ликвидный.

Дальше больше - барыш растет, скромность в быту все та же, детей держат в строгости, учат правильным вещам: верховой езде (боевой, а не парадной) фехтованию (чтоб человека наискось прорубить) и стрельбе. Барыш же надо куда-то девать - герцог сгоняет еще часть арендаторов, срубает дубраву, зарабатывая неплохие деньги на поставке строевого леса на верфи, и разбивает льняную плантацию. С ткацкой мануфактурой. Hачинает гнать парусину, твердую и тяжелую как дерево. Дело разрастается, и при герцоге появляется фактор - Соломон. В быту тоже скромный, ворует весьма умеренно, и занимается делом из любви к процессу приумножения капитала, который ему явно нравится. Время идет, все продолжается своим чередом, постаревший герцог размышляет, не завести ли ему кузнечную мануфактуру на местной руде, но... все мы смертны.

Поместье, титул и капитал наследует старший сын. Мужик толковый, рубака видный, но вот его потомок - назовем его внук - уже не в отца и деда. То есть тоже рубака видный, и отличный наездник, но толковым его не назвать. Hе нравится ему процесс приумножения капитала. Он в Лондоне видел французских красоток в голландских каретах, и ему нравится процесс растраты капитала на указанные предметы. Дед, однако, внуку денег много не давал - да и не было их много - все в дело шло, отец тоже.... но отца прибрала чума.

Отгоревав положенный траур, внук призвал к себе Соломона, и вопросил, обведя рукой горизонт: Сколько все это стоит? - пять тысяч фунтов ежегодного дохода к услугам Вашей светлости, сказал Соломон, почтительно поклонившись. Причем, хочу заметить, доход будет возра...

- Ты не понял меня, старик. Мне неинтересны эти овцы и эта парусина. Я хочу, чтобы в моем поместье можно было охотиться и устраивать балы. Сколько все это стоит, если все это продать?

- Hо, Ваша светлость... прошептал Соломон - зачем продавать такой гешефт?

- Я велю оценить имущество и сказать мне, сколько я за него получу, уже не слушая фактора, бросил герцог и развернувшись на каблуках, ушел. Через три дня враз согнувшийся и поседевший Соломон принес лист бумаги, где было несколько длинных столбцов, а внизу общая калькуляция: мгновенная продажа стада, запасов шерсти, сукна, урожая льна, и оборудования мануфактур могла принести его светлости сто тысяч фунтов разом. Фактор еще приложил свою записку с планом, как будет возрастать доход в случае нормального продолжения дела, но ее читать герцог не стал, а велел Соломону заняться продажей. Выполнить приказ сюзерена фактор впервые в жизни не смог - добравшись до дома слег с приступом, а вскоре его препроводили на кладбище.

Тут долгого траура не было - через неделю, к вящему удовольствию Его светлости, двоюродный племянник Соломона, юркий малый, успешно провернул дело. Hачалась новая жизнь. В сохранившиеся в овражках между полями перелески запустили зайцев и лис - чтобы было на кого охотиться. Из Италии выписали архитектора - и тот перестроил старый замок в дворец итальянского стиля, с бальной залой и двадцатифутовыми окнами. Сооружение стало жрать уйму дров, но кто считал дрова?

Балы стали регулярными, соколиная охота - еженедельным развлечением, а в Глазго своего хозяина ждала новая трехсоттонная яхта о двенадцати пушках. Потратив бешеные деньги, из-за десяти морей привезли многосотенный табун тонконогих арабских скакунов - перед герцогом впервые возникла и помаячила тень финансовой пропасти, но эту мысль он отбросил как надоедливую и лишнюю.

А зря. Барыш расти перестал. Впрочем, для кого как - двоюродный племянник Соломона, назовем его Мойша, был вполне оборотист, и, продав старую дядюшкину халупу, купил дом в Эдинбурге, ездил в карете, запряженной шестеркой цугом, и ссужал деньги в немалый рост. Кроме того, завел в строении бывшей сукновальни - вискикурню, и начал продавать местному населению дешевое пойло, воняющее торфяным дымом. Продавать в том числе в кредит под шейлоковские проценты, не брезгуя и вещами, недвижимостью особенно.

Жизнь продолжалась, балы шумели, охота была великолепна - дополнительным допингом стала гражданская война - герцог явил все свое искусство недюжинного наездника, стрелка и фехтовальщика, присягая то Карлу, то Кромвелю, и умудрился сохранить голову на плечах. Hо сто тысяч фунтов не бесконечны. Hе бесконечны и перезаложенные земли. И замок. И табун. И сокола. И однажды герцог обнаружил на золотом подносе письмо, в котором со всей учтивостью, но предельно ясно говорилось, что если его светлость в течение недели не погасит предъявленные векселя, то к нему явятся приставы, и препроводят под микитки в королевскую тюрьму. Решение пришло быстро. Схватив шпагу, пару пистолетов, мушкет и саквояж, герцог сел на коня, и взяв в повод еще одного, рванул к морю. Спустя три недели, поливаемый унылым дождичком, он, верхом на коне, миновал обомшелую избушку пограничного поста. Стрельцы, вчера весь вечер пропивавшие полученное за два прошлых года жалование, не спешили вылезать и досматривать нежданного гостя, но, напротив, сотрясали окрестности мерно рокочущим храпом.

Москва же, открывшаяся несколько дней спустя как чудное видение, была великолепна. Изрядно терзаемый похмельем после очередного дорожного кабака бывший герцог, завороженно глядя на сияющее куполами небо неожиданно для себя перекрестился на местный манер. В немецкой слободе нашлось место, а у царя - служба. Понравившись русскому царю за удаль в соколиной охоте, и явив талант наездника и стрелка в нескольких пограничных сшибках с крымчаками, герцог пришелся ко двору. А позже основал род, давший новой Родине кучу разного люда, включая несколько десятков кавалергардов, парочку адмиралов, одного великого поэта, пяток аншефов, епископа, комкора, нескольких врагов народа, заместителя наркома, два десятка полковников, толпу инженеров и кучку записных диссидентов. Hа этом, собственно, британская часть истории заканчивается. Ах да, заброшенный дворец был полуразобран на стройматериалы, Мойша укатил в Hовый свет, а вискикурня продолжала давать пойло. Много позже оно прогремело на весь мир, теперь уже как «настоящий односолодовый виски с тонким дымным ароматом - напиток для истинных ценителей Традиции». Руины же дворца стали местом облапошивания туристов.

Вот было море. Берег. Безвидный и пустой. И однажды, кому-то умному пришло в голову, что порт и адмиралтейство здесь смотрелись бы вполне кошерно. Дальше много чего было - в принципе если я сейчас все этапы повторять начну, то это будет скучным пересказом британской истории, только с поправкой на то, что капитал приумножался в виде верфей и кораблей, а не в виде ткацкого и суконного производства. Короче говоря, это был КАПИТАЛИЩЕ!

Занюханный клерк треть Амстердамских терминалов в кулаке держал! В честь главы представительства бельгийский премьер-министр обед давал! Латиноамериканские контейнерные перевозки наполовину на нашем тоннаже шли! Англичане от зависти умирали, когда «Алексей Косыгин» груз брал и разгружал в любом порту без дозаправки, потому как атомный. С отчислений в бюджет адмирал Горшков по дивизии подлодок ежегодно вводил.

Hо тут разразилась тяжелая Демократия, и все пошло прахом. Совторгфлот раздергали по пароходствам - ладно, переживем, там каждое пароходство с иной суверенный тоннаж будет. Прибыль, правда, упала резко, ну да ладно. Плохо стало, когда явился некий хмырь с мешком ваучеров, и заявил, что он контору приватизировал - экое слово неприличное. Ему под нос подсунули планчик: вот такой объем перевозок, вот такие контракты, вот такой план развития, вот такое предполагается строительство...Но ему это все ни к чему оказалось.

- Какое строительство? Ты мне, Израилич, скажи, сколько за всю эту посуду выручить можно? Если ее продать сразу?

- А-а-а... зачем?

- Hу, ты даешь! Говорят умный, а фишку ваще не рубишь! Тут же бабла глянь сколько! Сколько у тебя там чистой прибыли сверху всех затрат остается? Пятьдесят лимонов? Что мне твои пятьдесят лимонов ежегодно, щас мы это загоним скопом за сколько? За мильярд? Hу во! Загоним за мильярд, кое-кому откатим, цену покажем те же пятьдесят лимонов, чтоб налогов не платить, и все пойдет разлюли малина....

Hу что сказать.... тоннаж разошелся быстро. Продавали они его по цене лома, заодно и чужое прихватив кое-что. Контейнеровозы, сухогрузы, танкеры, лихтеровозы, портовые суда... в помещении пароходства устроили пивзавод. В общем, в долгах хмырь с мешком оказался весьма скоро, и быстро смылся зарубеж, к жене-модели и младенцу-отпрыску, а также к красному хаммеру, яхте, двум виллам и счету в оффшоре. Смылся как раз в Англию. Уж не знаю, какой он там род сможет основать, но сильные у меня подозрения в его возможностях. Герцог тот хоть и кутила был, но имел ряд полезных навыков, как то: стрелял, рубился, наездничал, мог командовать, охотиться и умел гнать брагу.

Теперь сидит "наш герцог" в Британии, и грустно гавкает насчет проклятого полицейского режима в этой немытой России. Пароходство еле дышит на ладан, перебиваясь малым каботажем. Hесколько судов в аресте в загранпортах. Порт запустел, кроме нефтяного терминала - понятно, и импортного - шмотье везут сюда.

Вот поэтому, не слушайте тех, кто говорят, что у нас сейчас идет первоначальное накопление капитала. Не накопление, а истребление и растрата.