В мае этого года в Швейцарии по ордеру провинциального американского прокурора арестовали экс-министра атомной промышленности России Евгения Олеговича Адамова.

Адамов недолго был министром, он пришел в правительство незадолго до дефолта 1998 года и был уволен от должности президентом в начале 2001 года, но этот период был очень важным для возглавлявшейся им отрасли. К 1998 году Средмаш оставался еще одним из немногих конгломератов, сохранивших почти в целости свою структуру со времен Советского Союза в нерасчлененном виде. Помимо собственно атомной промышленности и научно-конструкторских центров, развивавших все типы атомных реакторов (чего, кстати, не могла позволить себе ни одна страна в мире), Средмаш включал в себя мощную машиностроительную базу, горно-рудные предприятия, металлургию, включая производство цветных металлов, циркониевых сплавов и некоторых видов нержавеющих сталей, мощный строительный комплекс, систему медицинского и рекреационного обеспечения, издательства и многое другое. По объемам производства в натуральном исчислении западные корпорации, работающие в атомной области, такие как General Electric, Westinghouse или Siemens, были перед ним карликами.

После реставрации Средмаш тяжело болел. Прекратилось государственное финансирование, специалисты покидали свои предприятия: кто в челноки, кто за рубеж, в исследовательских центрах демонтировались стенды, но основная структура отрасли все еще сохранялась, Средмаш все еще имел возможность стать и весьма опасным конкурентам для западных корпораций, и областью возрождения военного, промышленного и научного потенциала нашей страны. Но его нельзя было убить сразу, одним ударом, как это было сделано, например, с легкой или электронной промышленностью страны, его предстояло нарезать на кусочки и медленно пережевать, высасывая все соки. Новые правители России опасались производить резкие телодвижения по отношению к этому комплексу и ограничивались затягиванием финансовой удавки, памятуя опыт Чернобыля.

В контексте данной статьи важно подчеркнуть, что опыт Чернобыля, хотя и подорвал престиж атомной науки и техники, но способствовал определенным образом консолидации Средмаша, сохранению его как единого целого и после реставрации в России. Более того - он стал своего рода щитом Средмаша от стремлений напрямую расчленить и ликвидировать эту научно-промышленную корпорацию. Эти стремления, инициируемые нашими западными доброжелателями, не исчезли, и в 90-х годах время от времени в печати и в высказываниях некоторых политиков появлялись призывы к реформированию этого пережитка научной и промышленной мощи Советского Союза. Более того, и рецепты-то предлагались вроде бы совершенно очевидные - отделить работающие на конечного потребителя и тем самым получающие «живые» деньги части конгломерата (атомные станции и некоторые другие предприятия) от остальных, якобы нерентабельных учреждений, часть которых (производство оружейного плутония, реакторов для подводных лодок и т.п.) должны жить за счет государственного заказа оборонного ведомства, а другая часть - за счет заказов «рентабельной» группы предприятий.

Для полного прогноза результатов раздела Средмаша на независимые и автономные единицы читателю надо наложить на эти планы обычно умалчиваемые политиками при их обсуждении обстоятельства, характерные для первого десятилетия реставрации (и для второго тоже), а именно: прекращение производства атомного оружия, «недофинансирование» даже бюджетных статей расходов министерства обороны, массовое списание в утилизацию советского атомного подводного флота и т.д. Все это гарантировало бы быструю ликвидацию научных и производственных единиц Средмаша, ранее под грифом «сов. секретно» обеспечивавших ядерный паритет нашей страны в мире, а самостийность так называемых «рентабельных» частей Средмаша при надлежащем подборе кадров в советах директоров переориентировала бы притекавшие к ним денежные потоки примерно в том же направлении, куда стекали последние годы прибыли, скажем, РАО ЕЭС, оставляя зависимые от них производства и научные центры на финансовой удавке до полного их издыхания под благородным предлогом их экономической ненужности. Правда, последствия этого могли быть не чета недавнему московскому затмению, но это ни экспертов из очень дальнего зарубежья, ни их агентов влияния, успевших укорениться на таком же удалении от своей исторической родины, в последние годы уже не пугало: любые инциденты могли бы работать на мнение о ненужности России атомной науки и техники, - ведь энергию для добычи и перекачки нефти и газа могли бы давать сами нефть и газ. А большего от России не требуется.

«Семейный» клан искал человека на должность ликвидатора Средмаша, меняя время от времени министров. Люди попадалисьи разные, с разными интересами, но у всех у них, выходцев из недр Средмаша, неприятие программы разрушения было общим, все упирались, чем могли, кто с большим, кто с меньшим искусством. И на очередной пересменке выбор «семьи» пал на Е.О. Адамова.

К тому времени Евгений Олегович сменил на посту Главного Конструктора реактора РБМК, потерпевшего аварию в Чернобыле, академика Доллежаля. Это были люди разной весовой категории: заслуженный академик, стоявший у истоков советского реакторостроения, и относительно молодой доктор наук, главный инженер курчатовского института в Москве. Но академик был уже очень стар, стар и мудр той глубокой мудростью, которая бывает свойственна очень умным и очень пожилым людям. Наверное, ему уже было не под силу и чисто физически, и, главное, в нравственном плане действовать в условиях нового времени, и он решил окончательно передать дело своей жизни следующему поколению.

Доставшийся таким образом Е.О. Адамову институт оказался в весьма сложном положении, как бы под двойным давлением: во-первых, как и все научно-производственные центры страны в наше время, и, во-вторых, как тот барьер советской атомной науки и техники, против которого был направлен первый удар и доморощенных реформаторов, и их зарубежных хозяев. Институту приходилось вести реальные работы по совершенствованию своих ядерных объектов и в то же время активно взаимодействовать с зарубежными научными центрами в многочисленных международных программах, имевших официальными целями повышение безопасности наших ядерных объектов, но в загашнике нередко скрывавших задачи поиска научно-технического обоснования для ликвидации отечественного реакторостроения.

К чести международного научного сообщества следует отметить, что подавляющее большинство западных специалистов, участников этих программ, проявляли высокую научную добросовестность и стремились к сотрудничеству и поддержке своих российских коллег, так что научно весомого компромата на отечественное реакторостроение в эти годы набрать не удалось. Но в организации и финансировании этого сотрудничества с западной стороны иногда явно проявлялись умалчиваемые разрушительные цели. Нынешний глава Средмаша акад. А.Ю. Румянцев, вспоминая «то время, когда был правовой беспредел», отметил, что «продукция института, который тогда возглавлял Евгений Адамов, была востребована среди научных центров. США были готовы заплатить деньги по контрактам с институтом. Но американцы не соглашались, чтобы налоги от контрактов платились в России, так как считали, что через налоговую составляющую часть средств пойдет на укрепление нашей военной мощи. Пришлось Адамову в США открыть несколько фирм, в которые поступали деньги от американских компаний» (Nuclear.ru, 10.06.2005). Эпизоды именно того периода американский прокурор инкриминирует ныне Адамову.

Возможно, эта сторона деятельности Е.О. Адамова и привлекла к нему внимание «семьи». А что же он сам? Что его повлекло к министерскому креслу? Спустя почти два года после ухода в отставку Евгений Олегович сам рассказывал об этом в обширном интервью на сайте Nuclear.ru (08.04.2003).

Собственно ответ на наш вопрос выставлен в заголовок этого интервью: «Государственная служба была для меня вынужденным шагом для сохранения отрасли». Характеризуя ситуацию в стране, Е.О. Адамов говорит: «В начале 1990-х годов разрушили оборонную “девятку” (никогда не будет смыто пятно с Гайдара и его команды), расправились с лучшими отраслями, которые у нас были: авиацию рассыпали, электронику и т.д.». Та же судьба грозила и Средмашу: «Минатом вроде бы сохранился, но это иллюзия, потому что у него сохранилась только отраслевая оболочка, но все предприятия в сегодняшнем законодательном поле существуют как самостоятельные».

В чем видел новый министр выход? В создании на месте министерства единой коммерческой корпорации Атомпрома по образцу Газпрома: в советские времена «существовало министерство Газпром, его сделали корпорацией Газпром. Хорошая она или плохая, но сохранилась не оболочка, а корпоративное единство, начиная от добычи и кончая отправкой газа на продажу или переработку».

Сохранить отрасль, преобразовать Средмаш в мощную рыночную корпорацию Атомпром - но разве для этого подыскивали на министерский пост нужного человека? Впрочем, истинные цели реставрации в нашей стране никогда не провозглашались открыто, мы можем судить о них по результатам деятельности новоявленных хозяев земли русской. Мог ли в таких условиях отдельный независимый человек вести свою игру?

Вообще-то, у Адамова все же были на руках козыри. Это, во-первых, престиж министра и его права на персональные назначения, во-вторых, возможности (при приложении достаточных усилий) контролировать финансовые потоки в отрасли, и, наконец, в-третьих, такой нематериальный вроде бы фактор, как менталитет атомщиков, сохранивших гордость за свою причастность к наиболее продвинутому сектору советской науки и техники, чувство публичной ответственности перед народом и в какой-то мере чувство профессионального товарищества в своей среде.

Однако, в борьбе за Атомпром и в этом последнем пункте Адамов столкнулся с неоднозначным отношением. Во-первых, как говорит он в цитируемом интервью, «в ведомстве были люди просто консервативные, они и сегодня там есть. Им казалось, что это не нужно, что вернется Советский Союз, государственный заказ - какая там корпорация! Они до сих пор не понимают разницу между корпоратизацией и приватизацией. Как только услышат слово "корпорация", им тут же мнятся Березовский, Ходорковский или кто-то еще».

Во-вторых, определенное противодействие Е.О. Адамов встретил и со стороны некоторых структурных объединений (тоже корпораций), возникших внутри Средмаша еще до его прихода в министерство, таких как ТВЭЛ, объединивший производства ядерного топлива и других ядерных материалов, или концерн РосЭнергоАтом, объединявший в то время почти все атомные станции России. Это были уже по своей сути рыночные корпорации, созданные преимущественно на базе прежних главков и имевшие выходы к конечным потребителям своей продукции на рыночных условиях. Определенную роль в политике этих корпораций начинали играть их частные, сиюминутные интересы, как будто они могли быть в длительной перспективе абсолютно автономны и жизнеспособны вне всего комплекса. «Средмаш был корпорацией в целом», - утверждает Адамов, и формулирует свою цель: «Надо делать последовательные шаги по корпоратизации отрасли, а не останавливаться на создании отдельных корпораций, у которых нет законченного научного, проектного и технологического комплекса».

Интересный элемент новояза несколько раз использует Адамов: «корпоратизация» - сразу и не выговоришь. Действительно, государственные корпорации действуют ныне на капиталистическом рынке весьма эффективно, особенно в западной Европе, и не обязательно в наукоемких отраслях производства: BBC, например, чисто государственная корпорация. Это лишний раз подтверждает тезис о технологической ненужности класса капиталистов в современном крупном производстве. Впрочем, и характер управления частными корпорациями не противоречит этому положению. И в них управление осуществляется штатом высококвалифицированных наемных служащих, так что ныне на западе класс собственников капитала превращается в чисто паразитический класс, утрачивая свойственные ему еще в XIX веке социальные функции организатора и руководителя общественного производства, и причины этого коренятся в усложняющейся технологии производства и управления. В ведении собственно капиталистов остается лишь распоряжение ценными бумагами, акциями, сертификатами и т.п., о реальном мире промышленного производства, где и создается прибавочная стоимость, большинство нынешних владельцев капитала имеет, примерно, такое же представление, как элои о подземном мире морлоков в романе Г. Уэльса. Но и управление этими бумажками при большом их количестве также требует весьма глубоких знаний в области их рыночного обращения, так что и оно сосредотачивается в руках наемных служащих различных банков, холдингов, фондов...

Таким образом, идея Атомпрома не противоречит современной капиталистической структуре общества и имеющейся мировой практике, однако ссылка на пример Газпрома все же представляется нам не корректной. Разумеется, пока не существует некоего мирового правительства, но достигнутое в результате двух мировых войн единство мирового капитала - не фикция, оно позволяет отдельным его составляющим (кстати, транснациональным) весьма эффективно координировать свою политику во всех частях мира. И российский Газпром, как система надежного газоснабжения Европы, логично вписывается в это единство, а вот русские Авиапром или Атомпром, как системы сохранения промышленной и военной мощи некогда второй сверхдержавы, явно могут противостоять интересам этого единства, в котором давно уже стерты национальные характеристики его участников.

И именно с этой стороны, со стороны мирового капитала (да простит мне читатель эту затертую терминологию) намерения нового министра встретили наиболее жесткое и последовательное противодействие. Конфликтные ситуации внутри Средмаша, о которых мы упоминали выше, не выходили, как правило, за рамки естественного расхождения мнений весьма компетентных в своем деле людей, в общем-то, болеющих за общее дело, но по-разному оценивающих исторические перспективы. Здесь всегда оставалась возможность взаимоприемлемых или промежуточных решений в надежде, что время позволит их скорректировать. Но противоречие с капиталом было непримиримым по своей сущности, и возможности министра действовать в выбранном им направлении определялись характером взаимодействия всего нашего государства с этим могущественным субъектом современного мира.

Столкновения с отечественным капиталом начались у Адамова на первых же шагах его деятельности при наведении порядка в финансовых потоках внутри отрасли, к которым уже тянулись щупальцы спекулянтов, составлявших ближайший круг поддержки «семейного» правления в России. В своем интервью Адамов приводит некоторые примеры своих столкновений с этим кругом лиц, в результате которых в средствах массовой информации, контролируемых этими спекулянтами, была развернута беспрецедентная компания клеветы против действующего министра. Именно тогда зародились инсинуации, положенные ныне в основу обвинений американского прокурора. И Адамов принял бой. Возможно, читатели помнят его выступления пот телевидению, в которых высокий профессионализм в сочетании с блестящим умом, самообладанием и полемическим талантом позволяли ему с честью подавлять круговой обстрел разных теле-простигосподи. Он по началу выиграл в судах несколько исков к наиболее ретивым наемникам доморощенных «олигархов», но позднее как-то забросил это занятие в виду его бесполезности:

Но, кроме того, в дело вступили значительно более серьезные силы. Об этом Е.О. Адамов говорит совершенно недвусмысленно: «...вряд ли кто сомневается, что США как минимум не готовы способствовать нашему восстановлению в качестве сильного государства. Поэтому их весьма устраивала ситуация с развалом нашей экономики. За состоянием Минатома они следили особенно пристально. Все до 1998 года было с их точки зрения нормально. Оборонный комплекс чах: организовали специальный центр по загрузке его специалистов (МНТЦ). Зарплата по его проектам мизерная, но существенна на российском фоне. Накладные расходы (освещение, отопление, содержание инфраструктуры) ложились на плечи российских предприятий. Зато результаты труда высококлассных специалистов почти даром доставались США. Да еще почти легально можно пытаться получить доступ к секретной информации».

Е.О. Адамов ставит себе в заслугу как министру, что «...начиная с 1998 года, практически все параметры отрасли переломились в сторону увеличения». Действительно, после десятилетнего перерыва в запусках была запущена Ростовская станция, стал расти коэффициент использования установленной мощности на действующих АЭС, Средмаш взял на себя проблему утилизации атомных подводных лодок, которые, начиная с горбачевских времен, «стали выводить из эксплуатации “взрывным” способом. Они должны были служить 25 лет, а выводились лодки, прослужившие 8-9 лет...». Он провел концентрацию ресурсов Средмаша, отобрав из 7 тысяч различных проектов около 100 с небольшим; был разработан документ под названием Стратегия отрасли на 50 лет... Но корпорация Атомпром так и не возникла.

А гарантирует ли «корпоратизация» эффективное существование Средмаша в новых рыночных условиях?

Развитие таких проектов, как авиационная и космическая промышленность, современных средств связи, энергетика, в том числе и атомная и др., во всем мире происходит отнюдь не по законам свободного рынка, а под целенаправленным управлением государства на основе, в первую очередь, стратегических задач, которые ставят себе правящие слои общества. Это руководство осуществляется как прямыми правительственными инвестициями под различные научные проекты, так и государственными заказами, в первую очередь, военного назначения. Сами по себе подобные корпорации существовать на свободном рынке, как макаронные фабрики, просто не могут. Возможно, создание Атомпрома облегчило бы внутриотраслевое маневрирование ресурсами и помогло бы сохранить комплекс, без чего те части его, которые в данное время оказываются менее востребованными технологически, не могли бы выжить, но в целом развитие отрасли определяется все же целями, которые ставят себе правящие слои общества, и для Атомпрома также был бы жизненно необходим и госзаказ, и бюджетное финансирование. А цели нынешних правящих слоев России определяются большей частью не на берегах Москва-реки.

И далее нам остается только цитировать Евгения Олеговича: «...для США было абсолютно неприемлемо укрепление ведомства с мощным экономическим и оборонным потенциалом», ведомства, способного активно действовать на международных рынках, как показывает ситуация со строительством АЭС в Бушере (Иран), взаимоотношения с Индией, Китаем, и намерение Адамова прорваться на рынок по переработке отходов ядерных технологий. «Сколько раз, под разными соусами они (США - прим. автора) обращались к менявшимся руководителям страны - нам этого министра не надо! Примаков, приехавший после очередной встречи с Олбрайт, мне об этом рассказывал». Так что про Адамова нельзя сказать «бо не ведает, что творит», он знал, за что и против кого он выступает, и отнюдь не задним умом.

Как бы подводя итог своей карьере, он пишет: «Я начинал с пульта реактора, с лаборатории, от начальника группы до руководителя отдела, отделения, замдиректора института, директора института, и последняя позиция - министр отрасли. Я знаю, что профессионально состоялся, мне это доставляет удовлетворение». Это можно понять, но...

Министр отрасли - в каком правительстве? В каком государстве? Это блуждающее в умах российских интеллигентов понятие российской государственности, имеющей якобы некую преемственность во всех ипостасях чуть ли не со времен Рюрика, служение которой как бы выдает сертификат исторической ценности затраченных усилий, ныне продолжает искусственно культивироваться политиками всех мастей - и власть имущими, и патриотической оппозицией. Но, как говорил мудрый Заратустра  «Государство – это самое холодное среди самых холодных чудовищ.  Холодно лжет оно, и вот какая ложь выползает из его пасти:  «Я, государство, есмь народ». Только на этой лжи и покоится престиж правительств в умах людей.

В нашем же случае Адамов, как министр нынешнего правительств, все же профессионально не состоялся: он не выполнил поставленных перед ним задач, разочаровал выдвинувших его деятелей «семьи» и их преемников. И последней каплей в этой чаше стал его доклад правительству в начале 2001 года о том, что возглавляемая им отрасль по объему продукции вышла на уровень 1989 года - последнего нормального года советской власти.

Какая политическая наивность! Ему бы оглянуться на своих слушателей за тяжелым длинным столом и вспомнить, что все они могут похвастать только снижением производства в вверенных им секторах нашего общества, кто в два, кто в три, а кто и в десять раз (за исключением разве что министра внутренних дел). Но нет, не оглянулся, и через пару месяцев президент (наверное, со вздохом облегчения) принял его отставку.

И вот теперь, казалось бы, давно закрытая страница истории получила в Женеве продолжение. И дело, конечно, не в особой щепетильности американского прокурора по отношению к деньгам налогоплательщиков. Например, судьба транша в 4.5 миллиарда долларов, отправленного в Россию за несколько дней до дефолта 1998 года, не слишком волнует американскую юстицию. Иногда, правда кто-то в сенате вспомнит о них в связи с выдачей виз г-ну Кириенко, бывшему тогда премьер-министром, но быстро замолкает. Или г. Степашин (а может и наш прокурор, уже не припомню) в невнятных словах помянет эти миллиарды, но также без последствий. Конечно, полную информацию могли бы дать гг. Примаков и Маслюков, принявшие тогда «семейное» хозяйство, но молчат. Их тоже можно понять: растворившиеся в чужом чане миллиарды не стоят спокойной и обеспеченной старости.

Нет, дело не в деньгах, кстати, и не очень больших (9 миллионов - не велика сумма, конечно, не для нас с вами, уважаемый читатель, а для человека, несколько лет управлявшего миллиардными потоками). И даже не в злопамятности и мстительности наших новых заокеанских друзей. Это политика, и каждый жест здесь на кого-то рассчитан. Невольно приходит на память арест в Америке г. Бородина. Но Павел Бородин, человек с мягкими, застенчивыми манерами завхоза 2-ого дома Старсобеса, является фигурой, не в обиду ему будь сказано, политического лица не имеющей. Его дело могло быть просто забавным недоразумением, как это постарались представить согражданам СМИ, но, скорее всего, ему пришлось сыграть роль поводка, за который дернули, отдав команду «к ноге!». Когда на другом конце поводка кто-то, нам неизвестный, послушно стал у ноги, поводок отпустили, и наш застенчивый «завхоз семьи», как его окрестили в прессе, благополучно возвратился домой.

Е.О. Адамов - человек со своей собственной программой действий, к тому же, как мы видели, совсем не соответствовавшей целям «цивилизованного» человечества, действовавший независимо, так сказать, на свой страх и риск. Кстати, и сам он себя считал достигшим достаточной степени независимости от внешних понуждений, в первую очередь, благодаря достигнутой им материальной обеспеченности. В цитируемом нами интервью Адамов открыто говорит об этом: «...чтобы моя семья жила благополучно, чтобы ее не приходилось кормить на заработную плату министра, которая в то время составляла меньше 9 тысяч рублей, я достаточно много заработал до государственной службы». И далее, расшифровывая свое понятие «много», подчеркивает: «Это не те состояния, по поводу которых возникают вопросы, как они были заработаны. Тем, кто из праздного любопытства или зависти будет интересоваться, - могу дать ответ за каждый мною заработанный рубль, цент, франк».

Таким образом, в материальной обеспеченности человека, он видит основу его независимости в нынешнем обществе: «...во власть в нынешних условиях должны привлекаться только такие люди, по отношению к которым коррупция была бы невозможна, прежде всего, из-за того, что у них личные проблемы уже решены». А что, действительно деньги дают свободу человеку?

Адамов уверен, что дают, или, по крайней мере, гарантируют такого человека от влияний чужих денег, и приводит пример деятельности в должности вице-премьера г. Потанина: «В чем угодно его обвиняли, но я что-то не помню, чтобы Потанина обвиняли в коррупции». Однако, читатель, о чем говорит экс-министр? Это было время, когда связка Чубайс-Потанин занимала ключевые позиции в правительстве, время роста финансовой пирамиды ГКО и приснопамятных залоговых аукционов, когда по дешевке общенародная собственность растекалась по рукам особо приближенных к «семье» лиц, время, когда Онексим-банк г-на Потанина по сути исполнял обязанности государственного казначейства. В устах Адамова этот пример - та же политическая наивность, о который мы упоминали выше, но в данном случае это наивность в квадрате, совершенно непростительная человеку его калибра.

Деньги не дают свободы, они сами являются властью и заставляют служить себе в скроенном на их манер ошейнике. И Е.О. Адамов в полной мере сейчас почувствовал это, ощущая натяжение поводка.

Но кому же в это раз адресована команда «к ноге»? Ведь Адамов давно уже не министр, и его влияние в Средмаше ограниченно. Более того, ему явно не удалось собрать достаточно мощную команду единомышленников среди работников отрасли. В подборке мнений по поводу ареста Адамова, опубликованной на сайте Nuclear.ru (08.06.2005), не все связывают его арест исключительно с его позицией по защите государственных интересов. Хотя все рассматривают его «как удар по нашему государству и по нашей отрасли», но в то же время допускают, говоря словами нынешнего главы Средмаша акад. А.Ю. Румянцева, что не все действия Евгения Олеговича «вписываются в законодательство - ни в российское, ни в американское». Так кого же сейчас дернули за поводок?

А всю нашу правящую «элиту», независимо от уровня, уважаемый читатель. Всем на примере Е.О. Адамова ясно сказано: вы думаете, что вы вне досягаемости и можете в своей профессии чувствовать себя самостоятельными? Так нет, ни ваши деньги, ни ваши заслуги не гарантируют вам ничего, вы все на поводке, каждого из вас можно достать и на чем-нибудь прищучить, справедливо или нет - это не важно, кто будет в этом разбираться? Чиновники, журналисты, депутаты, сидящие на таких же поводках?

Вот и российская прокуратура не нашла ничего лучшего, как выдать ордер на арест Адамова, тем самым как бы подтверждая справедливость обвинений американского прокурора.

По сообщениям прессы Евгений Олегович не признал себя виновным и отказался от добровольной экстрадиции в наручниках и в США, и в Россию.

И остался один на один с «цивилизованным» человечеством. 

Юрий Миронов