Всколыхнувшее всю страну преступление в Челябинском танковом училище президент Путин назвал ужасным случаем. Да, случай с рядовым Сычевым ужасен. Но случай ли это? Преступление хотя и чудовищное, но, увы, не из ряда вон выходящее. Обратитесь в любой Комитет солдатских матерей, и вам вывалят ворох ужасов не менее вопиющих. Всего лишь за неделю, которую страна переживает боль Сычева и его семьи, зафиксировано три или четыре случая солдатских самоубийств. Случайность здесь, скорее, не само это преступление, а то, что оно стало достоянием столь широкой гласности.

Причина тому — не борьба за чистоту армейских рядов, а стечение обстоятельств. Просто подковерная борьба в кремлевских верхах достигла такого накала, что выплеснулась на всеобщее обозрение. Кому-то из соперников оказалось уже мало кулуарно подсиживать С.Иванова.

Конкретные детали интриги неизвестны, но то, что Иванова классически подставили, очевидно. Подобрали случай пострашнее. С этим проблем нет — их целый букет. Выбрали случай, когда жертва преступления жива, но обречена на жуткие моральные и физические мучения. Молчали и не докладывали о нем две недели, выжидая подходящий момент. Вбросили информацию в СМИ в день, когда Иванов инспектировал радар высоко в горах. А как только он оттуда спустился, задали неожиданный вопрос. И уставший с дороги Иванов подставился, как мальчишка: «Думаю, что ничего серьезного там нет. Иначе я бы об этом обязательно знал». О такой удаче можно было только мечтать: вся страна уже второй день содрогается от ужаса, а министр говорит, что ничего серьезного нет! Этот хит сезона Иванову не скоро забудут, если вообще когда-нибудь забудут. Сюжет немедленно пошел в эфир и вызвал невиданный информационный бум. И что интересно, сам Путин не требует «прекратить истерику», как это было после ареста Ходорковского.

На следующий день министр вновь объявился на телевидении. «Почему 25 дней офицеры и генералы не докладывали командованию в Москве о произошедшем в Челябинском училище?» — грозно вопрошал он, но губы его дрожали. Вряд ли они дрожали от волнения за здоровье Сычева. Скорее всего, Иванов волновался за собственную судьбу и лихорадочно соображал, кто же мог так его подставить. Ведь ничего подобного на метровых телеканалах не было уже много лет, с тех времен, когда Доренко «мочил» Лужкова с Примаковым. Предпринять такое могли только очень влиятельные персоны, об именах которых мы можем только догадываться. Ясно лишь, что дело не обошлось без кремлевских кураторов телевидения. А кто у нас куратор?.. Вот именно! Понятно, что людям, занятым столь важными делами, глубоко наплевать и на трагедию рядового Сычева, и на армейские проблемы вообще. Они существуют для них только как информационный повод к наезду на Иванова.

Зато в обществе развернулась нешуточная дискуссия о том, как избавиться от кошмара «дедовщины», как реформировать армию. И дискуссия неизбежно наталкивается на вопрос: а что мы хотим реформировать, имеется ли у нас сам объект реформирования?

То, что вопрос этот не праздный, подтверждается кричаще парадоксальным отношением российских граждан к армии. Взглянем на результаты социологических опросов. С одной стороны, в рейтинге доверия населения к государственным и общественным институтам вот уже второе десятилетие с большим отрывом лидируют церковь и армия. А с другой (в то же самое время, по тем же опросам) — подавляющее большинство не хочет, чтобы их дети служили в армии, родители готовы заплатить немалые деньги, лишь бы «отмазать» их от призыва. То есть идеальный образ армии имеется, а его воплощение в реальности отсутствует. В этот зияющий разрыв между должным и сущим как в «черную дыру» провалилась армия. Фактически ее у России сегодня нет. И действительно, Советская армия умерла в декабре 1991 года, когда безропотно проглотила разрушение государства, которому присягала. А Российская армия с самого начала явилась на свет мертворожденной, начав свой «боевой путь» с расстрела Верховного Совета из танковых орудий.

Итак, прежней армии нет, а новая не состоялась. А что же есть? Есть вооруженные формирования с очень смутным общественным статусом, о котором поговорим чуть ниже. Стало быть, нужно создавать новую, настоящую армию. Подобное нередко встречалось в истории, в том числе и отечественной. Так, в 1917 году старая царская армия в решающей мере способствовала победе народа, отказавшись (в отличие от событий 1905 года) выполнять карательные функции, продолжать империалистическую бойню, обратив штыки против тех, кто ее на бойню посылал. В то же время она не смогла стать опорой новой государственности, не выступила ни инструментом поддержания гражданского мира в Отечестве, ни защитником его внешней безопасности после того, как характер войны коренным образом изменился, и из империалистической она превратилась в оборонительную. Стране пришлось спешно создавать новую армию на принципиально иной классовой, народной основе.
По аналогичной причине либералы после победы буржуазной контрреволюции настаивают на создании абсолютно новой наемной армии. Они хорошо понимают, что нынешние вооруженные формирования, именуемые Российской армией, для буржуазии слабая защита.

Думается, что вопрос о новой армии пора поставить левопатриотической оппозиции. Но поставить его не так, как либералы.

Последние видят смысл армейской реформы в скорейшем переходе от всеобщей воинской обязанности к службе по контракту. Такой же точки зрения придерживается и министр Иванов. Три года назад он так и сказал: «Что же до «дедовщины», корни ее глубокие, еще с советских времен. Кардинально вопрос можно решить, переведя армию на добровольную форму комплектования».

Оставим слова о советских временах на совести нашего удивительного министра обороны, ни дня не служившего в армии ни в советские, ни в «демократические» времена. А что касается дилеммы «призыв—контракт», то водораздел между «хорошей» и «плохой» армией проходит отнюдь не по этой линии, а по линии ее социального характера и предназначения.

Для того чтобы воевать, солдату необходим мотив — моральный, социальный, материальный. Армия — это прежде всего мотивация, то есть четкий ответ на вопрос: кого защищать, за что кровь проливать? Именно для формирования и закрепления мотива и существуют так называемые неуставные отношения. Употребление этого термина в однозначно негативном смысле выражает полное непонимание природы человеческого коллектива. Устав — уставом, приказ — приказом, но если отсутствует мотивация, армия разбегается. Разбегается она и в тех случаях, когда устав, приказ или реальная цель войны противоречат мотивации. Никто, никакой индивид или коллектив, не может жить и действовать только по уставу. Это удел не людей, а роботов. Кроме устава существует еще и нечто, именуемое морально-психологическим климатом, за который командиры и офицеры-воспитатели (политработники) несут в армии такую же ответственность, как и за уровень боевой подготовки. Климат может быть разным, и на противоположных его полюсах лежат солдатское братство и «дедовщина». И то, и другое — именно «неуставные отношения», отношения по жизни, а не по закону. А что из них превалирует, зависит от того, для чего армия существует, какие задачи выполняет.

С этой точки зрения «дедовщина» — никакая не аномалия, а одна из базовых методик «воспитания» боевиков, применяемая в особого рода вооруженных формированиях, именуемых в быту бандитскими, а в военной терминологии карательными. Для выполнения задач, возлагаемых на карательные формирования, солдатское братство не требуется. А требуется совсем другое: отчаяние, ненависть и злоба на весь мир. Смысл боевой подготовки заключается здесь в том, чтобы физическими пытками и моральными унижениями довести рекрута до такого состояния, что он отчаянно жаждет выместить на ком угодно все свои мучения, обиды и унижения. Тот, кто не выдерживает издевательств, гибнет, бежит, стреляется сам и расстреливает сослуживцев. Совершается, так сказать, естественный отбор. Тот же, кто выжил, выбивается в унтеры и от души вымещает злобу на новых рекрутах. Так поддерживается палочная «дисциплина», построенная на насилии и запугивании. Солдат, как собак, держат в удушающем ошейнике, дразнят, вводят в последний градус бешенства, а затем спускают с поводка. И тогда там, где они прошли, остается пустыня. Поэтому уровень и интенсивность «дедовщины» — точный показатель социального содержания вооруженного формирования и характера решаемых им задач.

В самом деле, кого защищать, за что кровь проливать современному российскому солдату? За олигархов, чинуш, «отцов-командиров»? Нет уж, увольте! За Родину, Отечество? Но Родину и Отечество правители давно уже продали, купили и перепродали. Как вы внушите солдату, что в Чечне он воюет с международным терроризмом, за конституционный порядок и государственное единство России, если он ежедневно собственными глазами видит, что на самом деле борьба идет за «федеральную» долю в криминальном нефтяном бизнесе? Остальное достается местным силовым формированиям, законным или незаконным. Так что если уж защищать Родину, свой народ, свой дом, то в первую очередь от олигархов и чинуш. Понятно, что допустить проникновения таких мыслей в солдатские головы «воспитатели» никак не могут. И здесь «дедовщина» как средство выбить «дурь из башки» очень даже уместна.

Получается, что в отсутствие иных мотивов «дедовщина» остается едва ли не единственным способом поддержания духа и боеспособности вооруженных формирований. Конечно, боеспособности очень специфической: готовности бить и крушить без разбора всех встречных-поперечных.

И вот еще что очень важно. Невозможно отрицать, что и в общегосударственном масштабе правящие классы «обучают и воспитывают» армию точно так же, как «деды» «воспитывают и обучают» новобранцев во взводном масштабе. И достигли в этом немалых результатов. Пятнадцатилетнее издевательство над армией превратило ее в институт, считающий главными своими проблемами финансирование, материальное снабжение, решение квартирного вопроса, социальную защиту военнослужащих и т.п. Мол, именно от вопиющего недостатка всего этого армия унижена. Все это так. Однако я убежден, что если такой «консенсус» возобладает, он нанесет обороноспособности государства ущерб во много раз больший, чем все на свете недофинансирования вместе взятые.

Не это самое главное, армия унижена не недофинансированием. История (отечественная в первую очередь) знает массу примеров голодных, разутых и раздетых, плохо вооруженных, но не униженных, а гордых и непобедимых армий. Открытое и циничное пренебрежение нуждами армии — это не причина, а одно из ближайших следствий небывалого самоунижения армии. Никто никогда не рискнул бы обращаться с людьми в погонах, как с быдлом, которое все стерпит, как с пушечным мясом, годным для затыкания любых дыр, если бы не имел веских оснований полагать, что иного обращения они не заслуживают, стерпят еще и не такое. Пора крепко задуматься, отчего так происходит, чем заслужила армия подобное обращение.

Да, армия оказалась заложницей политики «перестройщиков» и «реформаторов». Да, под лицемерным лозунгом «Армия вне политики!» она оказалась втянутой в политику самого худшего толка. Да, одни политики предали армию, а другие оказались неспособными ее защитить. Все это так, но, признавая все это, нужно иметь мужество признать, что сама армия потерпела сокрушительное поражение, прежде всего моральное. Ведь столь бесцеремонно, как сегодня, обращаются только с разбитыми армиями. С армиями, которые не уважают. Не уважают армию, которая пассивно взирает на предательское разрушение государства, которому она присягала, и беспрекословно покоряется приказам его разрушителей. Не уважают армию, позволяющую в упор расстреливать из танков избранную народом законную власть и терпящую присутствие в своих рядах карателей. Ссылки на приказы сверху или, наоборот, на отсутствие таковых не оправдание. Когда армия как целое утрачивает высший духовный смысл ратного труда, исчезает и она сама. Остаются именно «формирования», озабоченные исключительно собственным жалованьем и бытовыми проблемами. Им уже не помогут никакие технические реформы, никакие финансовые вливания и регалии не уберегут от кремлевской «дедовщины». Ими и впредь будут помыкать, их и впредь будут подставлять.

Да, бесспорно, немало военнослужащих и целых подразделений вопреки всем невзгодам добросовестно и самоотверженно исполняют свой патриотический долг. Тем не менее все это не отменяет прискорбный факт развала армии, а лишь подчеркивает его. Их героизм и самоотверженность находятся в остром противоречии с тем, для каких целей используются вооруженные формирования, в рядах которых они состоят, с объективной ролью армии как силового инструмента своекорыстной политики правящего режима.

Вооруженные силы нуждаются не только в организационном и военно-техническом реформировании, но, прежде всего, в моральном и идейном возрождении. Армия вновь должна обрести духовный стержень, проникнуться идеей служения Отечеству.

Требуя уважения к армии и обеспечения ее всем необходимым, военные должны задаться вопросом: от кого они это требуют, кому нужна армия? Олигархии и бюрократии армия, способная надежно защитить коренные интересы страны, не нужна. Им нужна наемная военная каста — «элитные» спецчасти, стоящие не на страже рубежей Родины, а на страже их неправедно нажитых капиталов. Вооруженная сила необходима им не для защиты народа, а для защиты от народа, для внутренних разборок, подобных чеченской.

Настоящая армия нужна только народу и его государству. Однако народ лишен власти. Государства, создавшего могучую Советскую армию, более не существует. И прежде чем требовать, люди в погонах обязаны спросить себя, все ли возможное было сделано для того, чтобы сохранить Державу, чтобы защитить народ от унижения и разорения. Ведь только они могут дать армии то, что ей необходимо.

Но дадут только новой армии. С новой идеологией. С заново принятой всеми военнослужащими присягой. И очень может быть, с новым названием. Но чтобы обрести такую армию, стране прежде всего нужно обрести новую, народную власть. Если возродятся власть народа и союзное государство, возродится и некогда могучая, подлинно народная армия, которая станет гарантом прочного внутреннего и международного мира, гарантом народовластия.

Александр Фролов, http://www.sovross.ru/2006/10/10_1_2.htm