Таков, например, вопрос об иммиграции. Не вымирание русских, не повышение рождаемости, а именно иммиграция в Россию из сопредельных и дальних государств неожиданно стала темой для «широкой общественной дискуссии» или, точнее, для разнообразных теле- и радио- ток-шоу, которые может посмотреть и послушать достаточно большое количество граждан России.

Кажется, такие темы выбираются по критерию «чем больнее бьет, тем больше разговоров»: две другие столь же жаркие дискуссии в обществе идут вокруг перспектив эскалации российско-украинского конфликта и вокруг «русского фашизма». Мигранты, фашизм и Украина — вот круг тем, которые постоянно, по нарастающей, вбрасываются в российское общественное сознание, долбя по мозгам людей: такова уж наша планида.

Не претендуя здесь на подробное исследование вопроса, я хочу лишь зафиксировать удивительную смену риторики на иммиграционную тему в устах «говорящих голов», которая происходит на глазах в течение буквально полугода. Кажется, стоит обратить на это внимание.

Широкая дискуссия на тему легальных и нелегальных иммигрантов началась в России совсем недавно, чуть ли не во второй половине прошлого года. Разочарование в четырех национальных проектах Путина, который так и не осмелился озвучить гораздо более насущный вопрос о вымирании русского народа, проявилось не только в глухом недовольстве политически активных граждан, например членов РОДа и ДПНИ, но и было оформлено в националистическом крене «Родины» (со своей кульминацией в видеоролике «Очистим город от мусора!»). Странная эскалация несчастных случаев с участием «гостей столицы», когда при различных обстоятельствах на улицах Москвы страдали приезжие: то таджики, то африканцы, то поляки, — подогревала общественный интерес к теме. Доклады международных организаций и комиссий ООН о демографии в России, согласно которым в ближайшем будущем Россия должна будет ежегодно завозить по 1,5—2 миллиона иммигрантов, растормошили уже и правящую элиту. Словом, «тема пошла в народ». Разумеется, весь этот «дискурс» должен был рано или поздно быть «прибран к рукам», и профессиональные эксперты-политологи должны были, наконец, объяснить народу, что здесь к чему, что правильно и полезно, а что — «оголтелая ксенофобия».

Они объяснили. По их раскладам выходило, что иммиграция для России совершенно необходима, по причинам, которые стоит зафиксировать.

Причина первая, экономическая: никакое повышение рождаемости нам не поможет, потому что стимулировать людей нечем. Если давать рожающим матерям деньги — взлетит инфляция. Если потратить Стабфонд на детские садики и пособия — то, опять же, все съест неумолимая инфляция. Эксперты доказывали нам, что рождение детей — крайне невыгодное для страны предприятие, от которого все только намучаются, причем в первую очередь — необеспеченные слои населения. Железная логика.

Причина вторая, социальная. «Мы — давно уже другое общество, развитое и цивилизованное», — убеждали нас. Мы же ведь не какая-нибудь средневековая Азия, мы — Европа, этим гордиться надо! Какой пережиток — иметь двенадцать разутых-раздетых детей, это «так не по-цивилизованному»! И потом, не напрасно же наши предки, вместе с европейцами, столетия шли к нынешней победе прогресса, когда у женщины и мужчины появилась, наконец, целая куча других нужных и полезных занятий, чем банальное воспроизводство себе подобных. Эксперты терпеливо увещевали нас в этом, в точности повторяя идеологические установки 90-х годов, согласно которой женщина должна быть «я сама», а мужчина обязан почувствовать, как тяжко в России зарабатывать на хлеб, в особенности на детский хлеб. Какая уж тут рождаемость?

А вот причина номер три оказалась для 2005 года довольно дерзкой, немыслимой еще за пять лет до этого. Ее пафос сводится к намеренно заостренному вопросу: «А кто, собственно говоря, такие русские, что они вдруг выступают против иммиграции в Россию?» «Русских не существует!» — вот тезис, который видные либеральные идеологи принялись вдруг дружно раскручивать в СМИ. Словно верные продолжатели дела германских национал-социалистов, медиа-либералы из государственных (и оклогосударственных) СМИ заговорили вдруг о «вопросе крови». «Нет чистого этноса на земле. Россияне — это гражданство. Что такое русский? Поговорите с любым серьезным этнографом, что такое русский. Нет чисто русской нации, — доказывал, например, Николай Сванидзе, — Там и половецкая, и шведская, и татарская, и польская и еврейская, и какая угодно кровь. Нет чистых русских. Никто не знает, ночевал цыган за печкой у его бабушки или нет!»

Раз нет чистых русских, раз мы все — полутатары-полушведы, то, стало быть, мы совершенно такие же, как иммигранты из СНГ. «Мы с тобой одной крови», так сказать. А раз мы такие же, то какое мы имеем право что-то вякать о «своей земле» как о земле «русского народа»? Да, были когда-то русские, да все сплыли. Сгинули в коммунистических репрессиях, однозначно. И теперь земля эта, от Калининграда до Камчатки, — общая.

Если русского генотипа больше нет, то вопрос «права на землю по крови и по наследству» снят, — эта идеологема неожиданно легко объединила либеральных «теологов» с государственными мужами, ответственными за принятие решений в России. На этом фоне говорить о какой-то «тотальной войне» государственников из окружения президента с оранжевыми либералами-«ельцинистами» нелепо: и тех, и других вполне объединяет русофобия. Политически этот союз проявился в снятии «Родины» с московских выборов в декабре 2005 года и в довольном обсасывании этого события прикормленной либеральной тусовкой, которая преданно поддержала «борьбу Кремля с ксенофобами».

Прошло совсем немного времени, как тема иммиграции, временно отодвинутая на второй план Украиной, вновь стала занимать первые полосы газет. Для элиты на этот раз триггером послужил не очередной доклад «мирового сообщества», а собственные расклады, по которым выходит, что уже с 2008 года количество активного трудового населения России станет сокращаться чуть ли не на миллион ежегодно. «Качать нефть некому станет», одним словом, вот и озаботились.

И опять для нас быстренько вытащили на поверхность причины, по которым России ну совсем оказывается невозможно прожить без иммиграции. При этом экономические и социальные обоснования остались прежними («Стабфонд трогать ни-ни! Мы же цивилизованные люди!»), а вот идеологическая риторика сменилась.

Если раньше нам доказывали, что «русских не существует по крови», то сегодня общим смыслом становится идея, что «русских не существует по духу и почве». «Наша идентичность предельно размыта,» — на новый лад объясняют «эксперты». — Вот вы попробуйте определить, что значит быть русским! Ерунда какая-то получается, верно? Каша из пушкинских стихов, суворовских восторгов, сталинских тостов, михалковских шмелей, советского хоккея и песен Шнура. Каша, поданная с водкой из самовара и икрой». Нам втолковывают, что русские сегодня — не просто «татары по крови», нет. Русские — это недо-нация, они «атомизированы», они воюют друг с другом, они остались без всяких корней прошлого и взглядов на будущее.

А раз не только «нет русских», но и само понятие «русскости» оказалось пустым, словно сгнивший орех, то значит, нам с вами нечего предложить тем стройным и белозубым, моральным и воинственным, уверенным в собственной правоте варварам, которые приезжают в Россию поделиться с нами частичкой своей пассионарности. Кто мы перед ними? И чего мы, спрашивается, уперлись рогом, если нас фактически давно нет, а Россия, оказывается, «заселена населением» без роду и племени? «Сопротивляться давлению извне можно, если ты кто-то, если знаешь, чем ты отличаешься от тех, кто по ту сторону. Но если ты, как мы разобрались, — никто, то не нужно ломать комедию». Словом, если из первоначальной, сванидзевской риторики следовало, что «русских XXI века станут лепить из другого человеческого мяса», то сегодня оказывается, что и лепить-то ничего не придется, потому как «образ отсутствует», и никакие «русские» тут, в Евразии, никому не нужны.

Особую горечь этой логике добавляют восторженные прожекты о будущем России как «нового плавильного котла». «Сюда будут приезжать лишь самые лучшие, будьте уверены! — обещают нам. — Россия станет великой, поскольку превратится в аккумулятор всего лучшего, что есть на Земле. Мы создадим такие условия отбора, чтобы мировые мыслители, интеллектуалы, профессионалы приезжали к нам. Уж мы позаботимся: в России станут возможные небывалые проекты, которые перевернут мировую историю. В этом и заключена великая миссия России XXI века!» И не беда, что предыдущий посыл об отсутствии русской идентичности начисто ниспровергает столь громкие перспективы. Главное тут — образ мысли элиты, который формулируется простой фразой: «Этот народ — не нужен. Мы себе другой подыщем».

А ниже, в примечаниях, говорится и про нас: «Ну вы, ребята, только не путайтесь под ногами, не мешайте нашим великим планам. Сможете выжить — что ж, примем и вас в семью народов под сенью новой либеральной империи. Нет — не обессудьте, сами виноваты, молчаливые вы наши».

И разве они не правы?

Д. Тукмаков