Сам я себя отношу (хотя и с некоторыми оговорками), скорее, к "патриотам". Ну, в том смысле, что мне нравится Россия, нравятся русский язык, русская история и русская культура. Нравятся мне и населяющие нашу страну люди, причём, как ни странно, по большей части — вне зависимости от национальной принадлежности. Лишь бы они вели себя "по-нашему" (штука достаточно сложная, если пробовать её определить словами). Поэтому все эти пренебрежительные ухмылочки насчёт "этой страны", "местного быдла", "ленивых алкашей" и прочий дежурный набор интеллигентских умственных достижений меня всегда, мягко говоря, раздражали. Я ненавижу все виды показушной, ничем не обоснованной "элитарности", и это была одна из причин, по которой я причисляю себя к так называемому патриотическому лагерю. Другая причина, как я теперь понимаю, состояла в том, что этот лагерь изначально представлял собой более демократичную среду. Здесь можно было каждому заблуждаться, как он хочет (в отличие от "русских либералов" с их 666-ю хадисами правильного поведения и верного мышления). Здесь можно было говорить ужасно неполиткорректные, но зачастую разумные вещи. Здесь, так сказать, кипела какая-никакая разумная жизнь.

Только, увы — вот сейчас я пишу эти строки и думаю, что всё это уже в прошлом, в истории. 20 лет неплохой срок для того, чтобы представить нечто более связное и внятное, нежели "весь спектр антилиберальных настроений". Но и через 20 лет патриотический лагерь представляет собой бесформенное варево, которое так и не проявляет тенденций к отвердению. Это какая-то жидкая каша из всего на свете, и лишь в последнее время далеко на её периферии едва-едва появляется что-то существенное. Почему же так произошло? Попробую дать свой ответ. Возможно, ответ кустарный и в чём-то неблагодарный. Тем не менее, это точка зрения человека, на протяжении 18 лет стоявшего "рядом с патриотами". На вопрос, почему я так и не ушёл в их "гущу", я здесь, в общем, тоже постараюсь ответить.

Начну очень-очень издалека. В 1980-е годы (ещё до перестройки, то есть будучи старшеклассником) я прекрасно понимал, что "коммунизму" когда-нибудь наступит конец. Он воспринимался мной не как высшее достижение человеческой истории, а как очередная восточная деспотия, наподобие Древнего Египта, которых на протяжении тысячелетий были десятки, и все они куда-то ухнули, в конце концов. Я, правда, давал ему ещё как минимум лет 20 на гниение заживо, а потом лет 30 на агонию. При этом мне казалось, что СССР попросту развалится на кучу маленьких государств, включая карликовые каганаты Поволжья, какую-нибудь ДВР и всякую прочую "сибирску вольготу". Главной проблемой мне и тогда, и сейчас (в этом смысле я, можно сказать, совсем не развиваюсь) представлялась неспособность русского народа к какой бы то ни было положительной самоорганизации. То есть было видно, что русские могли относительно успешно образовывать околокриминальные структуры, а всё остальное им было неинтересно, и тут уж каждый действовал в одиночку и во что горазд. Все организации, считавшиеся "позитивными", были казёнными, вся эта пионерия, комсомол, профсоюзы и так далее. То есть внедрялись сверху и никакого интереса у большинства населения не вызывали. Советское общество было потрясающе закрытым и иррациональным, и я совершенно не понимал, как люди в нём вообще живут (мне, по молодости лет, хотелось видеть разумные и понятые формы социального поведения). Тем не менее, какие-то добровольные "незримые сообщества" внутри советского социума всё же создавались, однако, и они попахивали полукриминалом. Во всяком случае, даже группа университетских однокашников, помогавших друг другу продвигаться по службе, получала жаргонный штамп: "блат".

В СССР было невозможно "просто так, с полпинка" создать клуб по интересам или (что ещё сложнее) общество в защиту каких-то прав — к примеру, прав любителей кошек. Всякая инициатива снизу вызывала у властей подозрения в крамоле, а когда они со временем рассеивались, власти предлагали эту инициативу максимально формализовать — то есть убить. В результате, формальные структуры не выражали никакого содержания, а реальные общественные ассоциации были "незримыми" (т.е., в советских понятиях, "блатными"). Советское общество, в сущности, представляло собой удивительный мир из этаких "самодельных масонских лож", вход в которые с улицы был закрыт, а их деятельность — почти не видна. Оно, это общество, даже тяготело к тому, чтобы окончательно стать кастовым.

Так вот. "Простые русские" (да и не только они), по каким-либо причинам не попавшие в "незримые сообщества" (а я себя в 17 лет относил именно к "не попавшим"), оказывались предоставленными самим себе и, в сущности, оставались своего рода "блуждающими атомами" советского общества. Причём, смею утверждать, таких "простых русских" было большинство. Это были почти все жители провинции (т.е. не Москвы, Питера и десятка-другого крупных городов), независимо от образования, а также почти все люди без высшего образования в столицах. Структуры и ассоциации, которые создавались в этой среде, всегда воспринимались как криминальные — да, собственно, при удивительных особенностях советского законодательства, таковыми и являлись. Те, кто не хотел иметь проблем с УК, ОБХСС и милицией, продолжали бессмысленную жизнь "одиночек" (помнится, мне в юности очень символичным казалось название романа Х.Фаллады — "Jeder stirbt fuer sich allein", ’’Каждый умирает в одиночку"; на мой взгляд, именно этим понятием в основном описывалось советское общество в его русской части). Это важно запомнить, поскольку мои рассуждения во многом строятся на признании данного факта.

Но о выводах, которые из него следуют, поговорим потом. Сначала — о другом.

Я (как, в общем-то, и очень многие русские) свято верил в то, что власть, какой бы давящей и странной она ни была, всё же исходит из неких рациональных соображений. Поэтому, когда стало ясно, что "коммунизм" стремительно дохнет, я подумал: а ведь наиболее осмысленный выход из коммунизма возможен через разумный авторитарный режим. То есть через режим, осознающий свою конечность, ограниченность своих задач, который будет постепенно готовить почву для реальной демократии.

При этом "моментальная демократизация" мне (и многим другим, включая даже такую величину, как Солженицын) казалась опасной. Не знаю, как другие, а я и в свои 20 лет исходил из того, что стремительное введение демократии приведёт к нарушению прав большинства населения СССР — т.е., условно говоря, к полному оттеснению "русских" (точнее, людей, демонстрирующих русскую модель поведения, независимо от национальности) на периферию общественной жизни. Я считал, что демократический строй, изначально рассчитанный на участие в нём политических ассоциаций, немедленно будет подмят теми, кто обладает опытом строительства успешных ассоциаций. Таких групп в СССР было совсем немного, всего четыре: 1) верхушечные партийно-комсомольско-хозяйственные кланы; 2) нации с сильным родоплеменным сознанием (чеченцы, определённая часть евреев, весьма значительная часть кавказцев и т.п.); 3) при некоторых оговорках, различные спецслужбы; 4) преступная среда, мафия, независимо от национальности. Таким образом, при быстром переходе к демократии совершенно логичным представлялось, что власть получат именно они, при разном участии в ней, конечно. И уж потом вряд ли захотят её отдать.

Просвещённый авторитаризм, как я думал в 1987 г., должен был помочь всего этого избежать. Поскольку к 1985 г. власть, худо-бедно "как бы" контролировалась русскими (скажем так, руководство и КПСС, и СССР всё же в основном было русским), я считал, что они, там, "наверху", прекрасно понимают все эти вещи. И, следовательно, постараются сделать так, чтобы власть и после "коммунизма" осталась в массе своей русской — то есть, русское население должно было постепенно подготовиться к демократии. А успешное участие в политической демократии предполагает наличие собственности. Таким образом, казалось мне, смысл авторитаризма — в правильном проведении приватизации, т.е. в пользу основной части населения. Иначе победят те, у кого собственность уже имеется (указанные выше четыре группы), и которую им осталось только легализовать. Они создадут структуры, которые будут им служить, и приватизация пройдёт исключительно в их интересах. А вот товарищи генералы ("советские пиночеты") не должны этого допустить.

Почему, с какой такой дури, я во всё это верил, я теперь понимаю с большим трудом. Через 20 лет мне совершенно ясно, что это было даже попросту нелогично — ведь зачем "четырём группам" было с кем-то делиться, если они и так уже имели и собственность, и власть? Наоборот, в их интересах было не допустить создания себе конкурента в лице "простых россиян" (то, что в России ещё существует хоть какой-то мелкий бизнес, это, по-моему, истинное чудо). И в их интересах было немедленно легализовать собственную власть и собственность, назвав всё это "демократией", а попытки конкурентов самоорганизовываться — "фашизмом" и "красно-коричневой реакцией". Что в результате и произошло.

В общем, следовало бы спросить себя самого: "где логика, где разум?". Но я почему-то тупо следовал модели, которую создал, и что-то похожее на реальность до меня стало доходить только в 1990 г., когда я заканчивал институт. По всей видимости, я долго верил в какой-то "внутренне справедливый" характер советского режима (так сказать, из-за недостатка исторической информации).

Верил я и в заклинания о скором наступлении авторитарного переходного периода. И даже сделал на это ставку. История данную ставку очень быстро и радостно побила, даже разнесла в прах. С этого момента я решил больше никогда однозначных ставок не делать и играть не наобум, а хорошенько подготовившись. Однако большой проигрыш даром для меня не прошёл — в стране уже наступила "демократия", а я вновь оказался среди "русских атомов", которых теперь стало ещё больше. Впрочем, моё положение было чуть выгоднее, чем у среднего русского — в некоторых "незримых ассоциациях" я уже состоял, хотя были они по тем временам и достаточно слабыми, и воистину незримыми.

В общем, делать было нечего — перековываться в "либералы" мне претило (да и не особенно пускали в эту тоталитарную секту, разве что на роль самых тупых овечек), и я остался пастись на том же поле "патриотизма". Во всяком случае, я оставался при своём мнении: главной задачей русских на текущем историческом этапе является обучение самоорганизации. Именно самоорганизации, без участия государства и внешних сил как таковых. Не помню, какому немцу принадлежит фраза: "Мы, немцы, поодиночке — бараны, а вместе — великий народ. А вы, русские, поодиночке — гении, а вместе — стадо баранов". Задача состояла в том, чтобы перестать быть стадом. И стать великим народом.

Поскольку традиционная для России патерналистская государственная система была снесена, а на её место пришло нечто, чему до сих пор нет рационального объяснения, речь теперь шла о том, что русским предстояло стать нацией. До этого они были "государством-нацией", то есть национальные интересы отождествлялись с государственными и были, в первую очередь, интересами бюрократии. В чём-то они совпадали с интересами населения, то есть при патернализме время от времени наблюдался консенсус бюрократии и народа (скажем, в эпоху Брежнева). Но вот наступили времена, когда государство в привычном смысле перестало существовать, и перед русскими встала задача — либо преобразоваться в обычную нацию (что особенно важно перед лицом превращения в нацию-диаспору), либо восстановить прежнюю парадигму власти.

Я считал и считаю, что перспективен только первый путь. И в этом смысле культурно-экономическая русская катастрофа 1990-х ещё может быть превращена в залог будущей победы (в своё время я написал в одном личном письме — "настанет день, когда 12 июня будут праздновать всерьёз, как день рождения новой нации. Возможно, это будет очень печальный праздник, что-то вроде даты разрушения Иерусалимского храма").

"Патриоты", однако, двинулись в другом направлении.

Катастрофа в метафизическом смысле стала для них стилем жизни.

Катастрофа сдвинула с места огромные массы "советских людей" (я имею в виду, в первую очередь, образованных горожан), их привычный мир рухнул в одночасье. Поменялись все социальные параметры. Для значительной части социума это было болевое ощущение. Тем не менее, простые русские, привыкшие выживать в одиночку, кое-как пережили и этот удар. И даже смогли из него выйти здоровыми.

Теоретически, в этом котле должна была возникнуть национальная элита, которая сформулировала бы видение ситуации и пути выхода из кризиса. Мне казалось, что вот-вот это должно произойти. И я этого я ждал.

Что же я увидел? А вот что. Образовалось несколько направлений, весьма популярных среди совершенно определённой публики (и эта публика нагло заявила свои права на само имя "патриот"). Направления эти до сих пор поддерживаются крикливыми, эмоциональными и очень наглыми людьми, которые, к сожалению, не отличаются особыми интеллектуальными способностями.

За более чем десятилетие "моей борьбы" на этом направлении я понял пару простых вещей:

- с этими людьми спорить бесполезно, так как никаких доводов они не воспринимают (любимые ответы на любой аргумент — "то, что вы говорите, вообще не довод" или "в ваших построениях нет Элементарной Логики, которую нам преподавали в Межгалактическом Космическом Институте"; в этом смысле они ничуть не лучше "русских либералов");

- указанные направления никогда не остаются без свежего притока сил — одни помаленьку обкатываются, уходя в "другой лагерь" и в "систему", но на их место обязательно приходят новые, которые ещё хуже воспринимают какую-либо критику.

У меня сложилось стойкое впечатление, что направления, которые выражаются этой публикой, носят не столько политический, сколько психофизиологический характер. Как правило, идеи наших "патриотов" сводятся к нескольким лозунгам, которые повторяются в самых разных вариациях, иногда — "синкретично".

В основе "патриотизма", как мне кажется, лежит достаточно распространённая в России реакция "общественного торопыги", состоящая в том, что "нужно вообще немедленно что-то радикальное делать, так как правительство у нас оккупационное, народ гибнет, наука и промышленность разваливаются, а впереди только ужас и смерть". Я утверждаю, что это реакция, характерная для советской бюрократии, — ведь именно её стиль управления состоит в том, что ресурсы бессмысленно разбазариваются ради пожарных решений "одним махом", а основа поведения покоится на глобальном untrust ("все мои подчинённые — бездельники и идиоты, их надо постоянно контролировать и побуждать к действию"; отсюда и возникает анекдотическая фигура Брежнева, который целый день (!) звонит секретарям обкомов (!!) с требованием вовремя завершить посевную кампанию (!!!)). Оставшись без объекта управления, этот стиль выплеснулся на общественную жизнь и породил… А вот что за чудовищ он породил, об этом дальше.

Главным направлением "патриотической мысли", понятно, стало медитация на темы о том, как восстановить СССР.

Для начала — несколько предварительных замечаний. Всякий вопрос можно оценивать по-разному. Например, на вас напали бандиты в количестве 10 человек, отобрали деньги и избили. Эмоционально вы, конечно, готовы немедленно их всех убить. У вас, предположим, даже каким-то образом оказался в руках пистолет с двумя патронами. В результате у вас есть несколько шансов. Вы, к примеру, можете выстрелить в бандитов и убить или ранить не более 1–2 человек. Затем бандиты либо убегут, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, либо изобьют вас так, что вы разделите судьбу только что убитого врага. Итак, результат — либо смерть, либо долгое разбирательство с прибежавшей на выстрелы милицией, ну, а затем вас всё равно будут судить за превышение мер необходимой обороны и хранение оружия (хотя есть шанс, что кое-что из украденного удастся вернуть). Но тут, как говорится, игра таки ещё стоит свеч. Совсем другой расклад — в случае, если бандитов не 10, а 50 или 100, а то и целых 500, а патронов всё равно два. О последствиях предлагаю подумать самим. А также прикинуть и сравнить некоторые статистические данные — типа там ВВП, размеры и оснащённость армий, технологический уровень и т.п. Самые оптимистичные наши эксперты оценивают соотношение как 5:1. Но мы-то знаем, что оптимизм в России никогда не проходил. Получается "как всегда" (а иногда "самым остроумным способом").

Теперь непосредственно о лозунге восстановления Великого Могучего, который стал в начале 90-х общим местом "патриотического движения", а сейчас помаленьку переживает второе рождение в среде так называемого "офисного планктона"…

Не спорю, с эстетической точки зрения, это очень хорошая, очень красивая концепция, преследующая благие цели — воссоединить пространства Империи, вернуть себе былую мощь и сделать так, чтобы на этих пространствах все 1255 национальностей, включая эльфов и хазар, жили дружно и счастливо. Великолепно!

Теперь зададимся вопросом — а какова цена всего этого? Каков, так сказать, "план"? Пофантазируем.

Прежде всего, необходимо оказать давление на нынешнюю власть России (создав для этого соответствующие структуры; возможно — захватив власть), заставить ее реализовывать эту концепцию (что сложно, но все-таки достижимо); затем начать действия (необязательно военные) против всех политических элит бывших советских республик, свергнуть их и насадить свои. Иными словами, цена крайне высокая. Я бы даже сказал, что расходы стремятся к бесконечности.

Самый оптимистичный результат всего этого — превращение постсоветского пространства в конгломерат зависимых от Москвы хитромудрых режимов, которые будут выкачивать из "новых-старых хозяев" деньги на восстановление экономики, якобы до того "уничтоженной местными националистами". Кроме того, добавим сюда 200 тысяч белорусских диссидентов, примерно 600 тысяч сильно недовольных в прибалтийских республиках, не менее миллиона антирусски настроенных украинцев и еще миллиончика этак два-три "вредных элементов" в странах Средней Азии и Закавказья. Все они не будут сидеть сложа руки, а начнут борьбу. На следующем ходу нас ждёт расширение репрессивных органов нового СССР, и, в лучшем случае, возникновение на территории Империи некоей "тюрьмы народов", только, в отличие от романовской России, очень слабой и неразвитой, которая в конце концов попадает в изоляцию и становится зоной вечной "гуманитарной катастрофы". То есть в результате получается Невеликий Немогучий Несоветский и, в общем, даже Не-Союз. А потом в это дело вмешиваются те, кто посильнее — Запад, мусульмане или Китай. Чего, собственно, и хотят приверженцы данной теории (как впоследствии оказывается).

Но вот наиболее реальные последствия "реставрационизма" (ежели эти люди придут к власти): сначала некое подобие гражданской войны внутри страны (в крупных городах), затем резкое противодействие национальных элит остальных 14 республик, вплоть до локальных военных конфликтов; массовая миграция населения из зон столкновений; вмешательство международных организаций, прежде всего, НАТО; обмен ядерными ударами; экономическая блокада "нью-СССР" и его быстрый крах. Хорошим примером может служить история Югославии, которая проделала нечто подобное, только в умеренных масштабах.

Внимание, вопрос: что всё это, как не тяжелейшая русофобия в острой форме, как не стремление уничтожить, стереть в порошок "героических войн" и без того измученный народ (остатками которого, в результате всего этого, вновь будут править отсидевшие по тылам интенданты и мародёры)?

И, между тем, приверженцы этой идеи по сей день считаются самыми чистопробными патриотами, и не разделять их людоедских идей (хотя бы отчасти) в "патриотической среде" вроде как и неприлично. При этом они реагируют на простые импульсы, как собаки Павлова, и если очередной генерал Дудаев провозгласит арабский джихад за восстановление СССР, они обязательно поддержат генерала Дудаева и будут поливать дерьмом простых русских парней в антидудаевских окопах.

Кроме "реставраторства", новый русский патриотизм породил и довольно интересную в литературном отношении романтическую линию. Она связана с идеями, гласящими, будто "нужно немедленно установить в России какую-нибудь экзотическую для нынешних времён форму правления — фашистскую диктатуру, самодержавную монархию или кастовую систему с брахманами во главе".

Идея, на первый взгляд, кажется привлекательной; в самом деле, классическая демократия в России, вроде бы, совсем не работает, и любая другая форма правления, возможно, будет лучше. Однако в планах её приверженцев — либо навязать нынешней политической элите эти идеи (что проще, но займёт много времени), либо устроить "революцию" с последующими разборками. Это, конечно, малость подешевле "советской реставрации". Но…

Самый оптимистичный результат таков — режим успешно установлен. При этом страну покинуло 200–300 тыс. человек "с деньгами", и эти люди создают новому режиму соответствующую репутацию на Западе (отрицательную, естественно, а вы как думали?). Но предположим, что новые власти не делают глупостей, а занимаются делом — и в результате мы получаем страну, находящуюся в частичной изоляции, довольно-таки отсталую, но с более-менее довольным жизнью населением и даже с некоторыми перспективами. Правда, поначалу с управлением страной совсем плохо (наступает уж совсем полная путаница и бардак), но лет через 15 всё устаканится — если, конечно, новое поколение революционеров не устроит новой революции, что можно предсказать с вероятностью 99,9%. Образец для подражания — конечно, Иран. В случае такого успеха жить будем средне-паршиво, но долго и с улыбкой.

Но наиболее реальные последствия, увы, далеки от радужной картины. Ибо, как правило, смена режима предполагается не просто так, а ради какой-то цели, в основном — того же самого восстановления СССР. Посему ничего оптимистичного, на самом деле, не получится.

К тому же разряду идей относится и популярная в "патриотических кругах" идея "империи". Мол, надо воссоздать какую-то "империю", и тогда всё будет хорошо. В чём эта "империя" состоит и зачем она нужна, большинство приверженцев не очень хорошо понимают, но слово нравится, и его охотно повторяют по любому поводу. Диалоги с "имперцами" обычно получаются такие:

- А скажите-ка мне, что это такое — "империя", и зачем она нам нужна?

- Ну, ты и спросил! Ха! Империя — это, брат ты мой, такая уж штука… В ней, понимаешь ли, всем будет хорошо. Все народы будут жить счастливо и вольно.

- Ну, а мне, русскому, зачем эта ваша "империя"?

- Как зачем? Русские в империи будут вообще процветать. Для них будут все пути открыты. Например, имперская армия. Мы же сначала восстановим наши исторические пространства, а потом завоюем Константинополь, и даже Берлин с Лондоном завоюем, вот. С помощью русских солдат, этих серых героев, выносливых и неприхотливых. А потом, мы же будем возрождать имперское сельское хозяйство, заводы военные строить. Короче, найдём вам, русским, применение. Ну, а власть, да, будет принадлежать великому многонациональному имперскому народу. Надо же ведь чем-то привлекать инородцев…

Не знаю, как у кого, а у меня это всё вызывает серьёзные подозрения. Тем более, что и публика среди "имперцев" всё больше какая-то экзотическая для нашей средней полосы. Боязно как-то. Эти ведь и живьём сожрут, с них станется. Неудивительно, что среди простых русских "имперцев" практически нет. Кому охота быть мыслящим сырьём для неизвестно чьей военной машины?

Весьма значительная часть "патриотов" считает, что народ нагло отупел, разленился и разложился, поэтому его надо хорошенько встряхнуть. Для этого нужна, так сказать, маленькая победоносная война. Например (и даже — в первую очередь!), с США. Как говорят приверженцы этой идеи, с "америкосами". И в самом деле, чего на всякую мелочь размениваться — сразу вырвем корень зла, и делу конец. Всего-то сто ядерных ударов по всемирному кагалу, и наступит рай на земле.

В общем, для них хорошо всё, что загоняет Россию в изоляцию и не оставляет ей никаких других путей, как вооружённое противостояние со всем миром (сами понимаете, за счёт кого). Или, в более "либеральном" варианте, не со всем, а только с западным. А в идеале хорошо бы нам всем принять, к примеру, ислам — глядишь, пить меньше будем, а государство даст каждому "патриоту" по четыре жены. Или стать сырьевым придатком Китая. И даже, при первой же возможности, переименоваться в Ордусь. Потому что мы, понимаете ли, скифы. С раскосыми и жадными… И нам вся эта западная муть поперёк горла. Вот разбомбим к чёрту Париж, а потом как введём там московский шариат или законы гравитации по Мао. И будет сим прославлена в веках великая и гордая Россия…

Вот, так сказать, весь основной спектр идей, порождённый в последние 15 лет "патриотическим движением". Жутковато… Но дело даже не в этом (это, по мне, было бы ещё полбеды!). А в удивительной атмосфере слияния крайнего раскольничества, безответственности и радикальной обломовщины, которая царит в "патриотической" среде.

Люди, с одной стороны, всерьёз убеждены, что "пришли последние времена", "в Кремле сидит Сатана с копытами" (или, чаще, "страшные жиды") и прочих мифических вещах. Особенно впечатляет термин "оккупационное правительство" (кстати, заимствованный в своё время Прохановым не у кого-нибудь, а у г-на Керенского (!) — возможно, и неосознанно). Этот термин, судя по всему, является для "патриотов" индульгенцией на все случаи жизни.

А с другой стороны — им всё по барабану, кроме собственных "страданий". Никогда не забуду, как в конце 1999 г. я заглянул на форум газеты "Завтра". Там обсуждалась подброшенная не то провокатором, не то истерическим дураком тема о том, как в Шереметьево не пустили в самолёт группу товарищей с паспортами, на которых была советская символика. Мол, пограничники к этому придрались — ну, не нравится им, гадам, наш советский серпасто-молоткастый. Ветка дискуссии с выкриками в адрес "оккупационного правительства" и "гадов-ненавистников всего советского" уже превосходила все разумные пределы.

Я вмешался в спор и сообщил страдальцам, что на основании такого-то (уж не помню сейчас, какого) документа старые советские бланки пока считаются действительными, и никто не имеет права их не признавать. Посему людей явно тормознули за что-то другое — возможно, бланки были краденые (скорее всего, по вине фирмы, изготовлявшей паспорта) или что-то было не так оформлено. Во всяком случае, символика тут совершенно ни при чём. Если же, паки и паки, вдруг действительно у кого-то из чиновников случился приступ антисоветизма (ведь человеческой глупости, как известно, предела нет), то надо этот факт задокументировать и подавать в суд. Вероятность выигрыша дела почти 100%.

Боже, что тут началось! В меня со всех сторон полетели виртуальные яйца: "Да ты что! Какой суд? У нас же оккупированная страна! Зачем рыпаться, всё равно они победят, они же антисоветчики!". Два-три моих сторонника погоды не сделали. Я пожелал своим собеседникам дальше жевать подростковые сопли и удалился. Это было уже просто неинтересно.

Иными словами, весь набор практических идей "патриотов" сводится к трём основным положениям:

1) наступил апокалипсис;
2) делать что-либо бессмысленно, потому что "черти" всё равно победят;
3) но вот "когда мы придём к власти", тогда сразу всё будет хорошо.

Судя по всему, к власти "патриотов" должны привести силы небесные — сойдут на землю ангелы и переставят их кровати вместе со спящими их обитателями прямо в Кремль. Вот тогда моментально и наступит счастье, описываемое теми самыми вышеупомянутыми тремя концепциями, которые выработаны сложным мыслительным процессом "патриотического лагеря" 1990-х. То есть гнилой имперской отрыжкой, не имеющей отношения к реальным интересам реальных русских людей.

К счастью для нас всех, ангелы на такое не пойдут. А вот с конкурирующей фирмой "патриоты" уже сейчас вполне готовы наладить контакты (почитайте их продвинутую литературу про "христианство — жидовскую религию рабов"). Я думаю, скоро про них на Западе будут снимать фильмы в жанре "хоррор", к вящей славе.

При этом "патриоты" постоянно ноют, что их не пускают "во власть" (жуткий фразеологический оборот 1990-х, который очень не люблю). Помилуйте, да кто ж нормальный пустит "во власть" людей, обещающих откусить голову американскому президенту на первом же саммите? Тем не менее, я встречал на своём извилистом пути десятки "патентованных патриотов", и каждый из них обязательно хотел кого-нибудь повесить или что-нибудь разбомбить. На этом его фантазии заканчивались. При этом он жаловался, что "власти ему ничего сделать не дают" (а тут сразу вспоминалась знаменитая максима "Вех" про штыки).

Итак, будем категоричны. "Национальная мысль" в том виде, который сейчас считается "мэйнстримным", заслужила двойку по всем предметам. "Патриотическое движение" в своей основе представляет собой всего лишь реакцию советской бюрократии (в широком смысле) на происходящее. Реакция эта более чем неадекватна. Она нереалистична и опасна в смысле политических перспектив, она сводится к банальному паникёрству на уровне эмоций, она пользуется неприемлемым языком для выражения идей и, что главное — она вообще не настроена на какую-либо конструктивную работу (предел мечтаний — ещё раз публично поныть про "оккупантов" или "жидов"). По-моему, тут уже прорисовываются некие штрихи, полезные для понимания истинной природы "патриотического движения". Но об этом — немного позже.

К счастью, обычный путь развития нации — без псевдоимперских костылей и неадекватных взбрыков — пока ещё сохраняется. На этом пути только-только началось какое-то осмысленное движение. Я имею в виду русскую правозащитную деятельность (прежде всего — деятельность Русского Общественного Движения). Сколько бы ни кричали больные на голову "русские либералы" о "несправедливом деле Багдасаряна — Иванниковой", суть в том, что тема этнической преступности, наконец, поставлена. Поставлена и тема ангажированности правоохранительных органов. Это, впрочем, только самые-самые первые шаги.

Национальному движению, на мой взгляд, требуется не очень много. Но это существенные вещи. А именно: 1) никогда не провозглашать недостижимых целей; 2) не поддаваться на провокации; 3) учиться цивилизованно вести дискуссию; 4) учиться использовать существующие общественные механизмы для достижения своих целей; 5) ну, и вспомнить пресловутый ленинский принцип — "знать массу, знать настроения" — следовательно, правильно вести пропаганду. Только и всего

Цивилизованность во всём, открытость и рациональность — вот то, что может гарантировать движению успех. Ну и реализм, конечно. Следует помнить простую вещь: русские — стихийные либералы, индивидуалисты. В исторической перспективе это достаточно опасно, ибо они всегда будут проигрывать организованным нациям. Поэтому немного "коммунальности" им бы совсем не помешало. Но это совсем не значит, что мы должны создавать у себя аулы и сицилийскую мафию.

И ещё. Надо усвоить, что история русского народа никогда не сводима к конкретному политическому режиму, экономической системе и даже (не побоюсь это сказать открыто) к культуре "Пушкина-Толстого-Достоевского". Если что-то из упомянутого реально мешает национальному развитию, его следует временно отправить в запасники (но ни в коем случае не выбрасывать — в жизни всё пригодится!).

Вероятно, тогда наш патриотизм уже не будет восприниматься как термин, обязательно требующий кавычек. Родина — слишком хорошее слово, чтобы отдавать его "патриотам".

Помнится, в июне 1990 г. я оказался в эпицентре одной сценки, простите за избитый каламбур, "достойной пера Достоевского". Мы, группа только что закончивших институт молодых людей, решили съездить в Новгород. За впечатлениями…

И вот, осмотрев новгородский кремль, мы вышли из ворот к Волхову. Перед нами простирался знаменитый мост, на котором (точнее, на месте которого) когда-то происходили знаменитые драки на кулачках. Рядом продавали искусственные берестяные грамоты.

Тут-то, почти у самой стены, дополняя местные красоты, расположились три мужика с бутылкой водки (как сейчас помню) "Имбирной" и одним стаканом на всех. Вид у них был соответствующий, они что-то оживлённо и нарочито громко обсуждали довольно пьяными голосами.

И здесь же, рядом, стояла экскурсия — группа немецких дедушек и бабушек, приехавших посмотреть, как в России проходит die Perestrojka-Umgestaltung. Перед ними на очень хорошем немецком выступал экскурсовод с характерной внешностью, весьма далёкой от привычных этнических типов Среднерусской возвышенности.

Когда пьяные мужики стали орать особенно громко, одна немецкая бабушка тихо выразила недовольство. И тогда экскурсовод произнёс замечательную короткую речь, которую я запомнил на всю жизнь.

В русском переводе она звучала примерно следующим образом:

На вопрос, все ли русские такие, экскурсовод ответил, что, мол "большинство русских, не имеющих высшего образования, ведёт себя именно так".

Тогда это всё вызвало у меня тихое возмущение. Я, правда, не стал ввязываться в дискуссию — счёл себя не настолько хорошо знающим немецкий. Но определённые выводы для себя сделал.

Теперь эта история всё больше кажется мне какой-то "разыгранной пьеской". В самом деле, вокруг ходили толпы вполне нормальных, трезвых, хорошо одетых людей, и три алкаша, сидевшие прямо под стеной, были как раз исключением. Более того, они были странным исключением. Почему-то их не прогоняла милиция, да и немцев подвели прямо вплотную к этому чуду русской природы. И водка ведь тогда продавалась не на каждом шагу…

Насмотревшись на политтехнологии, "чёрный пиар", "медиа-киллерство" и прочие штучки 1990-х гг., я постоянно ловлю себя на мысли — а не было ли это небольшой спланированной информационной операцией на излёте "перестройки"? Чтобы показать немецким пенсионерам, кто в доме хозяин?

А, размышляя о дальнейшей судьбе "типичных русских" с дефицитной бутылкой, я теперь думаю — уже не отправились ли они потом всем скопом в "патриоты"? Если так, то, судя по всему, их карьера на этом поприще оказалась вполне успешной. И пока что продолжается.

Может, они за это время уже и "до генералов доросли", как говорится…

В. Нифонтов

http://www.apn.ru/publications/article9869.htm