Как можно понять из названия, автор при написании данного текста отталкивался от известной работы А.Зиновьева «Коммунизм как реальность», получившей в свое время большой резонанс на Западе, и в которой, по мнению многих комментаторов, была впервые дана попытка научного анализа общественного строя, сложившегося в СССР.

Реальность всегда конкретна, возможность же, напротив, многовариантна и неопределенна, а потому у автора появляется соблазн свести описание строя к некоторому набору суждений, разной степени глубокомысленности. Автор эту опасность осознает и намерен ее избежать, а потому методом описания неокоммунизма будет описание его базового, основополагающего, «конструктивного» принципа, без которого тот не сможет состояться, причем в максимально чистом, «лабораторном» виде, а затем будет дана попытка анализа (методом восхождения от абстрактного к конкретному) всех характерных особенностей, являющихся следствием подобного конструктивного решения. При этом следует учесть, что в случае реализации проекта, в него будут неизбежно внесены искажения и отступления от базовых принципов.

Подход, как может читатель убедиться, вполне инженерный. Если мы знаем свойства того или иного материала, то с большой долей вероятности можем спрогнозировать особенности проектируемой конструкции, тем более, если накоплен богатый опыт эксплуатации другого рода конструкций из подобного материала. Следует также указать на то обстоятельство, что любой социальный строй внутренне противоречив,  однако не в смысле противоречия как contradictio in ajecto, - это применимо только к дефинициям, а в том смысле, что внутри общества действует множество противоположных тенденций, стремящихся вывести его из равновесия и, в конечном итоге, разрушить. Пугаться этого не стоит – и коммунизм, и западнизм, и традиционные общества противоречивы в не меньшей степени, а потому из внутренней противоречивости предлагаемого проекта отнюдь не следует невозможность его реализации.

Относительно самого термина «неокоммунизм». Зиновьев, к примеру, полагает, что само слово «коммунизм» настолько себя дискредитировало, что должно быть заменено каким-то иным. Автор считает иначе. Выдумывать совершенно иное название для нового строя - значит делать вид, что речь идет о совершенно ином, и затуманивать то обстоятельство, что новый социальный проект призван закрыть идеологическую брешь, образовавшуюся с гибелью СССР и дискредитацией коммунизма как идеи, вызревавшей в лучших умах человечества задолго до «Манифеста коммунистической партии».

А кроме того, да простят меня за использование новояза, коммунизм  - это «бренд», а потому отказываться от него нет никакого резона. Впрочем, вопрос о названии нового строя можно оставить открытым.

                        I. Социологические заметки.
 

Прежде чем перейти к описанию проекта, следует рассмотреть ряд теоретических положений, без которых невозможно его дальнейшее изложение. Впрочем, нетерпеливый читатель может «Заметки» пропустить и сразу перейти к разделу «Описание строя»

Закон коммунальности, являющийся краеугольным камнем в логической социологии А.Зиновьева, как представляется, излишне им демонизирован.

Нисколько не пытаясь опровергнуть объективность и неотменимость самого закона, автор вместе с тем хотел бы заметить, что ошибочно при этом не делать качественных различий в степени его проявления у тех или иных представителей человеческого рода или при тех или иных обстоятельствах. На том основании, что у каждого есть потовые и сальные железы можно встать в позу, утверждая, что все люди - существа принципиально грязные, и игнорировать степень их чистоплотности, однако вряд ли это разумно.

Рассмотрим два варианта поведения, первый из которых дает выигрыш (в самом широком смысле), но влечет за собой нарушение моральных норм, а второй - морально безупречен, но при этом ведет к заведомому ухудшению положения. Сказать однозначно, что люди в силу своего экзистенциального эгоизма будут выбирать первый вариант поведения, было бы столь же ошибочно, как и то, что они будут выбирать второй. На самом деле все зависит не только от личных качеств осуществляющего выбор, но и от великого множества иных обстоятельств.

Есть категория людей, - назовем их моральными гениями - которые, будучи поставлены перед выбором, предпочтут второй вариант, даже если он будет грозить им гибелью. Таких мало: на Голгофу толпами не ходят. Но и за понюшку табака туда не ходят. Чтобы решиться на такой поступок, на другую чашу весов должно быть положено нечто весомое, настолько неприемлемое, что смерть представится меньшим злом.

С другой стороны, есть моральные уроды, которые выберут первый вариант поведения, даже если он не даст им практически никаких преимуществ по сравнению со вторым. Таких, к сожалению, всегда больше, чем хотелось бы.

Между двумя этими крайностями и расположено «моральное большинство». Чтобы оценить какой вариант поведения будет предпочтен, надо, помимо всего прочего, соотносить величину выигрыша и проигрыша. Последний, в свою очередь, может быть относительным (не улучшение или более медленное улучшение положения) и абсолютным  (ухудшение положения). Необходимо учитывать степень «морального прегрешения», риск быть изобличенным, шансы на успех. Не последнюю роль играет окружение («моральный климат»), стимулирующее на то или иное поведение.

Надо учитывать, что существует также тенденция к избежанию коммунальных конфликтов, особенно в открытой форме. Последние чреваты значительными издержками (во всех смыслах), а результат зачастую не предсказуем. С другой стороны, если конфликт уже разгорелся, то остановить его проблематично. Здесь уместно выражение, что войну легко начать и трудно прекратить.

Суммируя вышесказанное, следует учитывать природу людей и ясно представлять, в каких ситуациях проявление коммунальности будет чрезмерным, в каких - носить терпимый характер, а в каких - практически не проявляться. И если жизнедеятельность общества может быть организована таким образом, что ситуации первого рода станут исключениями, то такое общество можно будет считать близким к идеальному.

2. О взаимовыручке

Взаимовыручку (взаимопомощь) принято рассматривать как нечто безусловно положительное, противопоставляя ее таким проявлениям человеческой природы, как эгоизм, равнодушие и т.п. Однако, это не вполне так.

Общество в той или иной мере поощряет взаимовыручку на ряду с такими альтруистическими формами поведения, как самопожертвование или самоотдача, зачастую даже не делая между ними различий, чем затемняет суть дела. Однако в отличие от последних, взаимовыручка -  действие вполне рациональное и может рассматриваться как форма социального кредита.

Оказывающий какую-либо услугу, пусть даже незнакомому человеку, вправе рассчитывать, что в нужный момент ему самому окажут помощь в той или иной форме. В отличие от сделок рода «ты мне, я тебе»,  которые не трактуются как безусловно положительные, оказание помощи не носит формы строгой договоренности.

Взаимопомощь предполагает оказание кратковременной и малообременительной услуги в критический для нуждающегося в помощи момент, когда ее ценность многократно возрастает. Поговорка «дорога ложка к обеду» как нельзя точнее описывает суть подобных отношений.

Чтобы вышерассмотренная стратегия поведения давала выигрыш, должны быть соблюдены следующие условия:

- оказывающий помощь (донор) должен, хотя бы в теории, рассчитывать на более-менее подобное к себе отношение в будущем,

- донор должен рассчитывать на психологические бонусы (благодарность реципиента, флирт и т.п.),

- интенсивность человеческих контактов, а также объем и частота помощи не должны превышать некоторого порогового значения, которое может сильно варьироваться в силу индивидуальных особенностей донора,

- оказание помощи должно повышать, а неоказание – понижать «моральный статус» донора.

Последнее возможно, если помощь оказывается либо знакомому, либо незнакомому, но в присутствии третьих лиц, в той или иной степени знающих донора.

Из сказанного вытекает, что взаимовыручка, как форма поведения, максимально эффективно работает в малых социальных группах, при невысокой интенсивности контактов между их членами.

При достижении некоторой критической частоты социальных контактов люди становятся в достаточно высокой степени чужды друг другу, а потому отказ постороннему в помощи остается без огласки и не представляет угрозы «доброму имени». С течением времени это становится нормой, и люди перестают рассчитывать на отзывчивость окружающих. В больших человейниках, взаимовыручка сохраняется, по большей мере, внутри этнических меньшинств да профессиональных сообществ.

Объем работы не позволяет нам рассмотреть все логически возможные формы социальных групп (клеточек, по Зиновьеву), да это и не требуется. Потому выделим для анализа только несколько наиболее характерных, представляющих для нас интерес групп, попытаемся уяснить их особенности.

3.1. Добровольные социальные группы

Т.к. далее мы будем говорить по большей части о добровольных группах, то следует уточнить, что мы под этим подразумеваем.

Очевидно, что если отсутствуют силы, скрепляющие группу, то последняя рано или поздно прекращает свое существование. Для того чтобы этого не произошло, должны быть препятствующие разрушению группы причины, которые могут иметь как экономическую, так и неэкономическую (административную, символическую) природу. Если группа удерживается неадминистративными (преимущественно экономическими) силами, то можно говорить ее «добровольности». Далее, говоря о добровольных группах, мы будем, как правило, абстрагироваться от других неадминистративных методов и учитывать только экономический аспект воздействия на ее членов.

Подобные группы можно было бы назвать «экономическими», однако подобное название следует признать неудачным, поскольку оно вносило бы путаницу из-за того, что под определение подпадали бы группы, ведущие отнюдь не экономическую деятельность. Например, государственные учебные заведения осуществляют неэкономическую деятельность, и в то же время удерживают преподавательский состав экономическими рычагами.

Чтобы добровольная группа была как можно более устойчива, необходимо, чтобы каждый член группы получал от участия в ней максимально больший выигрыш, а в случае выхода из нее – максимальный проигрыш. Чем больше выигрыш от пребывания в группе и проигрыш при выходе из нее, тем прочней группа.

С этой точки зрения, наличие в обществе некоторого числа «изгоев» (безработица, как социальный феномен, появляется с момента возникновения капитализма), не имеющих возможность примкнуть к той или иной «добровольной» группе, повышает устойчивость последних.

Из вышесказанного следует, что добровольные группы становятся доминирующими в обществах с высокой степенью специализации и производительностью труда. В обществах с малоразвитыми производительными силами одиночка, ведущий натуральное хозяйство, способен был зачастую обеспечить себе уровень жизни сопоставимый, а то и превосходящий тот, какой он имел бы, если бы находился в той или иной группе, а потому группы в то время удерживались преимущественно внеэкономическими методами.

По мере увеличения производительности труда и образования армии «свободных рабов», лишенных средств производства (земли, орудий труда и т.п.), насильственные методы удержания в группе становятся все более и более нецелесообразны и со временем отступают на второй план, хотя никогда не исчезают.

Рассуждения о каком-то «гуманитарном прогрессе», якобы имеющем место в западном обществе, вне связи с вышеизложенным, суть идеологический вздор.

Не все члены сколь-нибудь сложной группы выполняют функции, одинаково важные с точки зрения выживания группы, а потому не все члены группы одинаково важны для нее. Есть такие, какими она может пожертвовать в первую очередь, а есть такие, каких она будет удерживать до последнего. Т.к. методы удержания членов в добровольных группах преимущественно экономические (символическими пренебрегаем), то это с необходимостью приводит к дифференциации членов группы по уровню доходов.

В силу этого становится понятно, что никакого равенства в оплате труда внутри сколь-нибудь сложной, дифференцированной добровольной группы быть не может, и если последнее и имеет где-либо место, то только как исключение. Но и в этом случае равенство в оплате будет неявным образом компенсироваться (например, символически – через повышение престижа занимаемой должности).

Следует понять, что «ответственные» позиции в группе отнюдь не подразумевают наличие у «ответственного работника» каких-то уникальных профессиональных качеств. Нередко эти функции могут выполнять лица весьма скромных способностей, однако группа вынуждена им платить больше уже хотя бы потому, что в случае ненадлежащего выполнения своих обязанностей, они могут причинить группе непоправимый ущерб. Боязнь потери «хлебного места» – залог качественного выполнения работы. Это не всегда работает, но других рычагов воздействия на «ответственного работника» у добровольной группы нет.

Из этого также следует, что т. н. «текучесть кадров» характерна в первую очередь для членов групп с наименьшими доходами, т.е для наименее важных с точки зрения самосохранения группы элементов. По мере занятия членами группы более ответственных (и, соответственно, более оплачиваемых) позиций, происходит их «закрепощение». Переманивание ведущих специалистов (форма конкурентной борьбы), также имеет место, но реже.

3.2. Иерархические и демократические социальные группы. Управление и самоуправление.

Автор считает наиболее важным для классификации групп выделить признак внутригрупповой подчиненности.

Группа может организовываться путем подчинения одних членов кому-то одному, либо на пути коллективного согласования решений. В одном случае речь идет о субординации, в другом – о координации. Для простоты первые будем называть группами «иерархическими», вторые  - «демократическими», не вкладывая в эти названия каких-либо дополнительных смыслов.

Примеров иерархических групп превеликое множество:

- сержант – новобранцы

- рабовладелец – рабы

- хозяин – работники

- начальник отдела – подчиненные.

Приведем также примеры демократических групп:

- компания, отправляющаяся на увеселительную прогулку за город,

- садовое товарищество,

- бригада работников, подрядившаяся выполнить какую-то работу,

- члены правления компании, имеющие примерно равные доли участия.

Говоря о группах следует различать управление и самоуправление, т.е. регулирующая деятельности группы может быть направлена как на внешнее, по отношению к группе, тело, так и на саму эту же группу. В абсолютно чистом виде управление и самоуправление не встречается, т.к. в любом случае приходится иметь дело с сочетанием обоих.

Далее мы будем говорить только о независимых группах, т.к. зависимые группы так или иначе суть подгруппы разросшихся независимых. С этой точки зрения независимые группы можно рассматривать как «точки кристаллизации».

При этом поначалу мы ограничимся рассмотрением малых социальных групп, т.е. групп численностью до 5-6 человек. Этой численности достаточно, чтобы обнаружить в них интересующие нас закономерности, хотя следует учесть, что действие законов коммунальности на таком небольшом количестве людей может быть неочевидно в силу установления между ними тех или иных межличностных отношений, дружеских, враждебных или каких-либо иных. Так, на летающую в воздухе пылинку, действует та же сила тяжести, что и на мушкетную пулю, брошенную с Пизанской башни, но ведут они себя по-разному. Это следует помнить.

Следует также помнить, что независимость группы не означает, будто общество не оказывает на нее никакого воздействия. Мы ничего не поймем в деятельности той или иной группы, если забудем о незримом присутствии общества, поскольку будет совершенно неясно, почему рабы терпят своего хозяина, а управляющий фирмы, вместо того чтобы присвоить себе всю прибыль, выплачивает дивиденды каким-то там акционерам, многих из которых он никогда в жизни не видел. Потенциальная возможность общества вмешаться в дела группы всегда должна учитываться.

Т.к. все группы образуются для какого-либо дела, пусть это дело – совместное времяпрепровождение,  то следует рассмотреть, в какой степени ее организация будет сказываться на эффективности управления группой (т.е.на самоуправлении).

Несомненным достоинством управления малыми иерархическими группами является быстрота принимаемого решения, т.к. никаких согласований интересов внутри группы не требуется, поскольку интересы подчиненных не учитываются или учитываются в наипоследнюю очередь. С другой стороны, в силу того, что решение принимается одним человеком, качество этого решения напрямую зависит от личных качеств иерарха, а потому всю группу в известном смысле можно рассматривать как продолжение его личности. Если иерархом становится личность незаурядная, деятельность группы будет максимально успешна, но если иерарх окажется неадекватен делу, то нет практически никаких механизмов воспрепятствовать его самоубийственной деятельности.

Т.к. интересы подчиненных учитываются в минимальной степени, то такая группа обладает большой устойчивостью, возможностью маневра.

В случаях, когда группа является принудительной, иерарх для сохранения целостности группы зачастую может жертвовать не только интересами, но и жизнями своих подчиненных. В случаях, когда группа является добровольной, иерарх скован в маневре как конъюнктурой на рынке труда, так и действующим законодательством.

В тех случаях, когда иерарх независимой группы является если не собственником, то уж владельцем благ, производимых группой или получаемых в обмен за что-либо, его доминирующая социальная позиция в группе и большее материальное благополучие совпадают практически полностью. Случаи, наблюдающиеся иногда в добровольных группах, когда владелец небольшой фирмы, к примеру, вынужден платить квалифицированному специалисту больше, чем тратит на себя, суть исключения и носят временный характер.

По сравнению с иерархической, принятие решения в демократической группе представляет крайне сложную, зачастую болезненную процедуру согласования, причем при увеличении группы сложность ее нарастает как снежный ком. При этом уже в весьма небольших группах стихийно складывается неформальный лидер,  оказывающий наибольшее влияние на выработку решения. Единственным решением в такой ситуации является формализация подобного положения дел – т.е. выбор руководства.

Проанализируем достоинства и недостатки такого способа самоуправления, когда группа выбирает себе руководителя. Является ли руководитель полноправным членом группы или нет, по большому счету роли не играет. Тут куда важнее понять, насколько его руководство будет эффективно и от чего эта эффективность будет зависеть.

Первое, что бросается в глаза, так это то, что позиция руководителя будет достаточно шаткой, а потому он вынужден принимать решения таким образом, чтобы не задеть интересов большинства. Репрессии по отношению к меньшинству будут применяться в исключительных случаях, т.к. члены группы, пытаясь оградить себя от возможных злоупотреблений руководства (стремление к максимальной независимости), будут реагировать на них крайне болезненно, и лишь угроза общему делу будет вынуждать их соглашаться на те или иные непопулярные меры.

Выборность руководства, с одной стороны, позволяет снизить вероятность совершенно неадекватных, самоубийственных для группы решений, но, с другой стороны, принятие нетривиальных путей решения той или иной проблемы, недоступных разумению большинства, также становится проблематичным.

На память приходит рассуждение Станислава Лема  («Сумма технологии») о том, смогут ли люди в будущем доверить управление обществом «черному ящику», оставив за собой право отключить устройство. Так как образ мыслей ящика людям будет недоступен в силу разного уровня интеллекта, то чем дальше, тем больше – в силу непонимания его действий – у людей будет появляться соблазн «рвануть рубильник».

Следует признать, что фантастический антураж совершенно излишен. В случае с выборным руководителем ситуация совершенно аналогична. Из сказанного можно сделать еще один вывод:  для эффективного управления (самоуправления) не только руководитель, но и те, кто его выбирают, должны быть в той или иной мере адекватны делу (понимать хотя бы в общих чертах круг проблем, с которыми столкнется руководитель, пути их решения и т.п.).

Т.к. вознаграждение руководителя будет назначаться (определяться) самой группой, то, хотя оно, как уже было показано ранее, будет объективно бόльшим, чем у рядовых членов группы, такое неравенство следует признать справедливым хотя бы уж в силу того, что его будут признавать таковым сами члены группы (по крайней мере, большинство из них). В этом радикальное отличие демократической группы от иерархической.

3.3. Открытые и закрытые социальные группы

С точки зрения членства в социальной группе можно выделить, по меньшей мере, две основных, логических чистых разновидности – группы открытые (неформальные) и закрытые (формальные).

Открытыми группами будем называть группы, которые могут произвольно увеличивать или уменьшать свои размеры.

Закрытые группы – фиксированные, изменение членства в них связано с большими сложностями, если вообще возможно. Как правило, членство в такой группе закрепляется за человеком в силу какого-то формального признака, либо отчуждаемого (владение паем, пакетом акций и т.п.), либо неотчуждаемого (сам факт происхождения, принадлежность к тому или иному роду, наличие гражданства, воинского или ученого звания).

Т.к. власть слов над людьми велика, то следует помнить, что любые ассоциации, положительные и отрицательные, связанные со словами «открытый» или «закрытый» случайны и нежелательны. Компания, имеющая возможность в любой момент выбросить на улицу сотни людей без средств существования, согласно нашего определения, является «открытой», а потому никаких иллюзий на счет вышеприведенных слов испытывать не следует.

Как было уже сказано ранее, в отличие от иерархических групп, подчиняющихся по тем или иным причинам одному человеку, в демократических группах осуществляется «коллективное руководство». Проблема, однако, в том, что необходимо уяснить, возможно ли существование открытых и закрытых демократических групп.

Следует признать, что к открытым группам применим т.н. «парадокс Кондорсе», когда в целях максимизации выгоды большинство, путем «демократических процедур», будет последовательно подавлять (изгонять, уничтожать) одно меньшинство за другим, после чего, в теории, от произвольно большой группы останется только два человека. На практике это означает, что распоряжаться сколь-нибудь значительными ценностями подобные группы не могут, а потому являются нежизнеспособными. Если подобные группы и существуют, то они либо крайне невелики в размерах и их членов объединяют тесные личные связи, либо ценности, которыми эти группы распоряжаются, не столь велики, либо, в действительности, группа является неявно иерархической или формальной.

В этой связи хочется сказать пару слов о т.н. «трудовых коллективах». Во времена перестройки на них возлагались определенные надежды. В передаче предприятий в собственность работающих на нем людей усматривали «третий путь», способный вывести развитие страны (вообще, «цивилизации») из тупика . Были даже предприняты какие-то робкие попытки воплотить замыслы в жизнь, носившие, впрочем, чисто пропагандистский характер и закончившиеся, как и следовало ожидать, ничем. Время от времени некоторые пытаются реанимировать эту мертворожденную идею, в связи с чем следует сказать следующее.

Если трудовой коллектив рассматривать как неформальную группу, то мы получим взрыв коммунальности такой силы, что об этом лучше и не заикаться. Как самый крайний, одиозный вариант можно рассмотреть ситуацию, когда ошалевшие от свалившейся на них собственности людишки все разворуют, распродадут за бесценок и разбегутся как тараканы.

Если трудовой коллектив рассматривать как формальную группу, то в случае, если право голоса отчуждаемо (пай, пакет акций и т.п.), все кончится тем, что оно будет так или иначе сконцентрировано у небольшого количества владельцев, которые отнюдь не обязательно будут являться работниками предприятия. Но даже если право голоса будет неотчуждаемо, то и в этом случае рано или поздно (если работники не прикреплены к предприятиям пожизненно) произойдет разделение собственников и работников, и предприятие превратится в обычное капиталистическое предприятие акционерной формы собственности. В любом случае, идея «трудовых коллективов» является бесперспективной.

Из вышесказанного вытекает, что попытка организовать самоуправление деловой группы на демократических принципах обречена на неуспех. Формальная демократическая группа будет расщепляться на две – на группу собственников, выбирающих руководителя, и на группу работников, подчиняющихся последнему. Демократической будет являться только первая из них, но она будет осуществлять управление, а не самоуправление.

Совмещение в одном лице собственника и подчиненного возможно только как частность, если не брать в расчет ту ситуацию, когда члены группы не могут покидать группу по той или иной причине.

3.4. Рост групп. Сложные группы.

Рассмотрим теперь к каким последствиям будет приводить рост группы. Качественным изменением при увеличении иерархической группы станет невозможность иерарха контролировать свою группу самому. Рано или поздно появляются «помощники» («надсмотрщики»), которые должны взять на себя ряд его функций (т.е. начинается функциональная дифференциация) и в независимой иерархической группе образуются зависимые иерархические подгруппы. До какой-то поры иерарх, имея непосредственную информацию о положении дел в подгруппах, может эффективно контролировать  деятельность своих «помощников», однако рано или поздно наступает момент, когда ведение дела иерархом целиком опосредуется управлением субиерархами.

Конкретное развитие событий зависит от множества факторов: на сколько непосредственна связь между деятельностью группы (подгруппы) и теми благами (ресурсами), которые получает группа (подгруппа) в результате своей деятельности;  каков принцип структурирования группы, каковы полномочия субиерархов и прочее. Тут может быть много всяких  вариантов, но во всех из них рано или поздно возникает необходимость формализации управления, происходит расцвет коммунальности во сей своей красе и т.п. Многое из того, что говорит Зиновьев в вышеупомянутой книге в адрес коммунистических клеточек с известными оговорками может быть приложено и разросшейся иерархической группе, а потому повторять нет смысла.

Резоны, по которым растут иерархические группы, очевидны: увеличение размеров дела ведет к повышению статуса иерарха и увеличению его доходов и влияния. Вместе с тем следует отметить, что рост группы будет приводить не только к снижению эффективности управления группой, но и к снижению относительной производительности (деловой эффективности) группы. Говоря об относительной производительности группы, автор имеет в виду не производительность труда в том абсолютном понимании, как это принято у большинства пишущих на эту тему, а по отношению к тем преимуществам (технические усовершенствования, разделение труда), которые могут быть использованы большей группой. Колхозный забулдыга-тракторист по абсолютным показателям производительнее частника, копающегося с лопатой на своих шести сотках, однако это превосходство чисто техническое (трактор – лопата).

Кроме того, играют не последнюю роль соображения конкуренции, т.к. большая группа может мобилизовать куда больший ресурс, чем малая. Многочисленная армия, уступает в маневренности и эффективности диверсионной группе, однако последней никогда не одолеть первую.

Резюмируя вышесказанное можно сказать, что существует как ярко выраженная тенденция к увеличению иерархической группы, так и тенденция к снижению, в силу вышесказанного, ее деловой эффективности.

Еще хуже дела обстоят при увеличении демократической формальной группы с неотчуждаемым правом голоса (т.е. наиболее жизнеспособной ее формы). Тут возможны различные ситуации, из которых рассмотрим только самую простую: члены группы предоставляют руководителю какой-то ресурс для того, чтобы тот максимально эффективно распорядился им на благо группы (т.е. речь идет об управлении, а не о самоуправлении).

Чтобы подобная схема работала прозрачно и эффективно требуется соблюдение целого ряда обязательных условий:

- члены группы должны быть самоорганизованы в том смысле, что они должны иметь возможность провести выборы (перевыборы) снизу по собственной инициативе;

- члены группы должны достаточно хорошо знать друг друга, чтобы иметь возможность выдвигать кандидатов в руководители из своих рядов;

- члены группы должны  быть - об этом уже говорилось - в той или иной мере адекватны делу, т.е. понимать, чем будет заниматься руководитель, а также иметь возможность непосредственно наблюдать его в работе, беспрепятственно обсуждать его действия и т.п., а значит, фактические, должны быть непосредственно вовлечены в само дело.

Отсутствие хотя бы одно из вышеперечисленных условий приводит к тому, что руководитель становится бесконтрольным и начинает «злоупотреблять служебным положением». Здесь кончается «демократичность» и начинается «демократия», причем чем больший ресурс концентрируется в руках руководства, тем стремительней нарастает социальная пропасть между ним и рядовыми членами группы.

Выборы главы государства или парламентские выборы можно рассмотреть как крайнюю степень развития этой тенденции. Тут отсутствуют абсолютно все вышеупомянутые условия. Население разобщено, атомизировано. Ни о какой организации выборов снизу не может идти и речи. Кандидата в президенты (про партии вообще говорить нечего) абсолютное большинство не знает (знание подменяется узнаванием). Обсуждение кандидатов происходит не непосредственно, а через средства масс-медиа, которые и формируют общественное мнение. Интеллектуальный уровень большинства крайне низок, чтобы оценить те задачи, которые призван решать избираемый. Но и высокий уровень интеллекта здесь не помощник. Чтобы хоть как-то ориентироваться в политике, «знать расклад», надо самому быть в гуще этих событий, «владеть инсайдерской информацией», т.е. самому быть «политиком».

Заполучив себе ресурс, руководитель получает огромные возможности для манипуляций. Здесь может быть два варианта – либо «деспотия», когда к власти приходит один клан, подавляя любую оппозицию и подкармливая лояльных, либо устанавливается «демократия», когда к кормушке рвутся несколько примерно равных по силе группировок, аппелирующих  к «общественному мнению». Оба варианта обладают как своими достоинствами так и недостатками, но в обоих случаях следует признать что «демократичностью», т.е. участием «простого люда» в управлении делом (в конкретном примере - государством) здесь и не пахнет. Так или иначе, но власть им совершенно не контролируется. Факты разоблачения коррупции, всякого рода «уотергейты», защита всевозможных свобод и т.п. – события, которым придают непомерно большое значение, – суть лишь проявления борьбы конкурирующих кланов за доступ к кормушке.

Все вышесказанное применимо не только к президентским (парламентским) выборам, но и положению дел в акционерном обществе, состоящем из множества мелких акционеров. В этом случае контроль за руководством компании представляется столь же проблематичным, и если эта проблема как-то решается, то путем вмешательства со стороны государства через всякого рода правовые механизмы, а не в силу совершенства «демократических процедур», которые тут бессильны.

Данное описание, достаточно грубое,  может вызвать нарекания, но в целом оно точно описывает проблему. А состоит она в том, что начиная с какой-то критической численности, величина которой зависит от многих факторов, демократическая группа не в состоянии контролировать выбранное ею руководство. Всякого рода ухищрениями можно повысить порог подконтрольности, однако отменить его невозможно.

Как справедливо пишет Зиновьев, выборы являются лишь процедурой легитимизации власти и  не более того. Автор полагает, из всего вышеизложенного необходимо следует более радикальный вывод, лежащий, правда, не в научной, а в идеологической плоскости: абстрагируясь от тех или иных деталей, необходимо всячески дискредитировать, делегитимизировать существующий принцип формирования власти, разоблачать не отдельные технические нарушения и законодательные недостатки выборной системы, а отвергать саму ее идею целиком. Само собой разумеется, что отвергнуть идею «демократии» можно только предложив взамен что-то более убедительное и привлекательное.

4. О функциональной дифференциации.

До дифференциации той или иной функции внутри социального объединения (СО) ее выполнение "рассосредоточено" между членами объединения. Было бы, однако, неверно полагать, будто для осуществления функции достаточно одних только природных способностей. Зачастую для формирования востребованных СО способностей, прилагаются большие усилия по развитию (или подавлению) у членов объединения тех или иных природных задатков. Нередки ситуации, когда требования, предъявляемые к членам объединения, становятся практически невыполнимы по физиологическим соображениям.

В силу этого, после того как функция передается специально созданной для этого клеточке, как правило, происходит утрата культивировавшейся ранее способности в основной массе членов объединения, т.к. СО больше не нуждается в ее развитии. Более того, зачастую сохранение подобной способности у большинства членов объединения рассматривается как нежелательное, препятствующее эффективной деятельности созданной клеточки, а потому данные способности членов объединения не только не поддерживаются, но напротив, так или иначе подавляются. Но даже если СО по каким-либо причинам и продолжает по инерции поддерживать определенные качества своих членов, то делается это по иным причинам (ради выполнения иных функций).

В известном смысле можно говорить о "снятии" того или иного качества. Моралисты в подобных ситуациях предпочитают говорить о "расчеловечивании". Следует, впрочем, отметить, что "расчеловечивание" в одних отношениях сопровождается "зачеловечиванием" в других.

В целом, следует признать, что биологические ограничения, накладываемые на качество человеческого материала, сильно сковывает СО, что создает объективную предпосылку для стремительного (в историческом масштабе) изменения телесности социальных атомов, как только таковое станет возможно, что представляет угрозу человеку, как биологическому виду.

Вычленение клеточки (органа), специализированной на осуществлении определенной функции, безусловно повышает общую эффективность СО в данном аспекте, однако влечет и негативные последствия. В случаях крупных потрясений утрата СО соответствующей клеточки сказывается на объединении самым драматичным образом. На какое-то время (покуда СО не регенерировало клеточку) осуществление функции опять "рассосредотачивается". При этом СО сталкивается с ситуацией резкого несоответствия человеческого материала возложенным на него функциям. В случаях подобных потрясений в достаточно больших человейниках, с негомогенным человеческим материалом, с необходимостью повторяется ситуация, когда более "отсталые" члены (группы членов) оказываются более конкурентными, "востребованными" по сравнению с "продвинутыми". Если такими "отсталыми" группами оказываются представители некогда покоренных этносов, то это зачастую приводит к разрушению человейника. Кроме разрушения органа, возможны ситуации его перерождения (орган в силу ряда обстоятельств изменяет свои функции), саботажа, захвата и т.п., которые СО вынуждено компенсировать тем или иным образом.

Во многих случаях причиной вычленения функции следует считать либо непосредственное увеличение СО сверх некоторого порогового значения, либо опосредованное (через усложнение материальной культуры, увеличение совокупного количества социальных связей в пределах той же численности СО, и т.п.). Из опыта известно, что центрами образования подобного рода клеточек являются города, в наше время - мегаполисы, где вышеупомянутые факторы максимизированы. Известно также и то, что раз возникнув, они имеют тенденцию распространяться по всему человейнику, даже на те его "закоулки", где в них до этого не было особой необходимости.

Следует признать и наличие нижней границы для существования органа, после которой он вынужденно "рассасывается", возвращая свои функции всем членам СО. Очевидно также, что существует достаточно большой зазор между "точкой дифференциации" функции (верхняя граница) и "точкой индифференциации" (нижняя граница), внутри которого осуществление функции может осуществляться как специализированной клеточкой, так и "рассосредоточено". Последнее явление можно назвать "эволюционной инерцией".

Важно отметить также, что явление функциональной индифференциации, когда та или иная функция, выполнявшаяся ранее специализированной клеточкой, вновь рассосредотачивается между  членами СО, логически мыслимо не только при достижении последним нижней границы численности, но и в случае усложнения самого социального атома. Усложнение социального атома может иметь как несоциальную причину (например, бόльшая техническая  вооруженность индивида), так и социальную – образование устойчивых социальных образований, опосредствующих в себе функциональную дифференциацию. Речь может идти, например, о семье. Несмотря на то, что внутри нее присутствует ярко выраженная функциональная дифференциация («разделение обязанностей»), сама она выступает  как единое недифференцированное целое по отношению к СО в целом и в определенных рамках может сама рассматриваться как неделимое целое, т.е. как атом.

5. Сложность жизни.

В своих работах, посвященных коммунизму, А.Зиновьев неоднократно отмечает формальную простоту жизни в коммунистическом обществе. На взгляд автора, однако, следует вести речь не о простоте, как явлении характерном исключительно для коммунизма, а о сложности жизни как феномене западнистского общества. Едва ли жизнь в Средние века или Новое время в смысле простоты для большинства сколь-нибудь кардинально отличалась от жизни в Советском Союзе. Сложность жизни, как социальное явление, имеет место именно в западнистских странах.

Причин здесь несколько. Не последнюю роль играет бурное развитие материальной культуры, особенно технические достижения времен т.н. "научно-технической революции" . Призванные, по идее, облегчить человеку жизнь, они вынуждают людей считаться с собой во все бόльших и бόльших масштабах, иметь о них хотя бы поверхностное представление и т.п. Однако усложнение материальной культуры, хоть и в меньшей мере, имело место и в коммунистических странах, не создавая в целом ощутимых проблем.

Другой важной причиной обвального усложнения жизни следует признать непомерное разрастание формально-правового регулирования практически всех сфер западнистского общества.

Покончив со всеми остатками традиционного права, западнистские общества, чтобы хоть как-то ограничить разгул частнособственнической стихии, столкнулись с необходимостью формализации практически всех сторон человеческой деятельности.

Именно сложность жизни во многом становится локомотивом, приводящим к дальнейшему усложнению общества, которое, в конечном итоге, способствует еще большему ее усложнению.

Нарастание зарегулированности жизни, отнюдь не давало рядовому человеку чувства уверенности. Напротив, неуверенность, нервозность становится нормой жизни. Даже те социальные институции, которые призваны хоть как-то облегчить человеку жизнь, дать ему хоть какие-то гарантии,- пенсионные фонды, страховые компании и т.п.,  сами становятся объектом дополнительной головной боли. Надо выбрать пенсионный фонд, но их много и как не ошибиться с выбором. Следует проконсультироваться со специалистом по тому или иному вопросу, но с кем. 

Из-за того, что практически любой человеческий поступок с какого-то момента начинает рассматриваться как исключительно прагматический, направленный на получение личной или групповой выгоды, тотальное недоверие всех ко всем приобретает воистину параноидальный характер.

"Свобода выбора", о которой взахлеб пишут апологеты западнизма, по сути своей оборачивается "проклятием выбора". Все сложно, все неоднозначно, все запутанно. Практически ежедневно обитатель Запада вынужден принимать те или иные решения либо на свой страх и риск, либо "обращаться к специалисту". Нормой становится иметь "своего" юриста, специалиста по инвестициям, и т.п. На теле общества, как холерный вибрион на агар-агаре, разрастается целый слой всякого рода юристов, консультантов и посредников.

6. О рынке, рыночном и натуральном хозяйстве.

В отличие от натурального, рыночное хозяйство, уже в силу своего определения, ориентировано на  рынок, т.е. на продажу. Обычно сравнивая первое и второе приводят в пример крестьянское хозяйство и капиталистическое предприятие (иногда, фермерское хозяйство).

Недостатком натурального хозяйства считается, в силу отсутствия специализации (разделения труда), низкая производительность труда, а достоинством - высокая степень устойчивости, если не сказать, полная невосприимчивость к колебаниям конъюнктуры. С рыночным хозяйством дело обстоит полностью наоборот.

Надо отметить, что натуральное хозяйство может иметь достаточно большие размеры, а в силу этого иметь в себе несколько специализированных подразделений, точно также, как и сколь-нибудь крупное рыночное предприятие состоит из разного рода служб (цехов), между которыми установлены директивные (нерыночные) связи и если деньги участвуют в регулировании их деятельности, то лишь как учетная единица.

Фактически, любое предприятие может быть разделено на несколько составляющих, между которыми можно установить «рыночные» отношения. И наоборот, несколько рыночных предприятий могут быть объединены в одно целое, причем таким образом, что значительная часть их совокупной продукции будет потреблена внутри самого объединения, т.е. можно будет говорить об увеличении «степени натуральности». В реальности имеют место как одна, так и другая тенденции, причины которых мы сейчас анализировать не будем.

С указанной точки зрения, директивное и рыночное управления суть лишь разные способы установления связей между подразделениями (клеточками) единого хозяйственного механизма. Последний можно рассматривать как одно большое натуральное хозяйство, т.к. все произведенное в его пределах, в его же пределах и потребляется. Таким образом, общества, имеющие автаркическую экономику, могут рассматриваться как одно большое натуральное хозяйство. По мере усложнения материальной культуры, единый хозяйственный механизм имеет тенденцию к расширению, преодолению национальных границ. Сегодня он разросся до планетарных масштабов.

Т.о. рынок есть лишь один из способов организации хозяйственного процесса. Его достоинство, по сравнению с директивным, является высокая гибкость в установлении связей, возможность выбора наилучшего контрагента, а с другой стороны – относительная самостоятельность, ненадежность последнего, приводящая к тому, что в масштабах всего хозяйственного механизма необходимо иметь огромное количество дублирующих друг друга клеточек.

Говоря о рынке, о «предпринимателях» и «потребителях», по наблюдения автора, всегда обходится молчанием одно интересное обстоятельство, что как одни, так и другие могут выступать в разных «весовых категориях». Как предприниматель может быть гигантской транснациональной корпорацией, а может быть едва сводящим концы с концами фермером, так и наоборот, потребитель может быть покупателем с тощим кошельком, а может быть банком, скупающим по бросовым ценам земельные участки. Отношения между ними меньше всего можно назвать равноправными, а обмен – эквивалентным. С таким же успехом нападение банды грабителей на случайного прохожего можно считать честным поединком.

В этом ракурсе можно по новому взглянуть на существующую в западнистском обществе тенденцию к социальной атомизации, разрушению всех семейных и личностных связей, формированию «рыночной пыли», а с другой -  к развитию, укрупнению всякого рода концернов, холдингов и проч.

Современный потребитель - это уже даже не семья в представлении недавнего прошлого, обладающая определенным «натуральным» потенциалом. Это уже какое-то сверхспециализированное существо, продающее на рынке какую-то одну свою гипертрофированную способность, и приобретающее все остальное на рынке товаров и услуг. Апологеты рынка любят рассуждать при этом о специализации, влекущей за собой рост производительности труда, о снижении всякого рода издержек, «экономии усилий». Ход мыслей выглядит примерно так: чем самому забить гвоздь в стенку, лучше пригласить специалиста; если время, которое тебе потребуется на забивание гвоздя, ты потратишь на свою основную работу, то заработаешь больше денег, чем уйдет на оплату специалиста.

При внешней логичности, подобная схема не учитывает два обстоятельства. С одной стороны, для подавляющего большинства нет столь однозначной зависимости величины дохода от приложенных усилий: основная масса получает зарплату в каких-то фиксированных пределах и в своих дальнейших планах исходит из какой-то определенной суммы. А кроме того, с дополнительных усилий на основной работе и с услуг мастера должны быть уплачены налоги (по крайней мере, так предполагается), а потому во многих случаях преимущества специализации будут сведены к нулю.

Повсеместно наблюдаемый бурный рост специализации, казалось бы, вступает в противоречие с вышесказанным, но на самом деле противоречия тут никакого нет. Объяснения тому два. Во-первых, индивид в силу ничтожности своих ресурсов (отсутствие времени, навыков, знаний и т.п.) не в состоянии на каждом шагу реализовывать выгодную для себя стратегию (такое возможно – если вообще возможно - только в наиболее значимых для индивида ситуациях), а, во-вторых, одной из причин специализации является неравномерность распределения доходов. Львиная доля услуг рассчитана на «состоятельных» членов общества, которые могут задаром купить труд других, причем чем больше дифференциация в доходах между разными слоями населения, тем больше рост подобной «специализации». Человек с высокими доходами наймет себе кухарку лишь в том случае, если ее почасовая зарплата будет существенно ниже, чем его собственная.

Стоит ли упоминать, что если измерить совокупные затраты общества, которые влечет за собой подобная «специализация», то выяснится, что они не только не уменьшаются, а, напротив, возрастают.

Человейники обладают внутренней и внешней идентификацией, т.е., с одной стороны, члены человейника осознают себя в качестве таковых, а другие его члены признают их в качестве своих, а, с другой стороны, люди, не принадлежащие к нему, но как-то сталкивающиеся с ним, признают его в качестве объединения, к которому они не принадлежат, а члены человейника осознают их как чужих.

Из сказанного следует, что члены человейника, по меньшей мере, их некоторая критическая масса, обладают соответствующими наборами признаков, позволяющими идентифицировать их (членов человейника) в качестве таковых. Это язык (диалект), психофизический тип, в том числе расовая принадлежность, поведенческие стереотипы, материальная культура,  индоктринированность той или иной идеологией и т.д. Также следует иметь ввиду, что для каждого человейника наборы признаков и их приоритетность индивидуальны. Тем более индивидуально их воплощение в сознании каждого конкретного члена человейника.

Очевидно, что внутренняя идентификация более жестка, по сравнению с внешней и, как правило, с ней не совпадает. Из данного утверждения вытекает наличие в человейнике какого-то числа членов, которые не будут идентифицироваться ни как свои ни как чужие.

Наборы признаков, по которым осуществляется идентификация его членов, суть явления исторические. Можно предположить, что изначально проблема идентификации вообще не стояла – размеры человейников были столь невелики, что все знали друг друга в лицо. Следовательно, изначально набор внутренних идентификационных признаков был индивидуален (т.е. максимален). По мере увеличения численности человейников, особенно при возникновении обществ, когда «чуждость» людей переходила в новое качество, происходило повышение  разнообразия физических (соматических) типажей в рамках одного человейника, а потому эти признаки с течением времени начинали играть все меньшую и меньшую роль в процессе идентификации.

Это, однако, не следует понимать, будто физический облик переставал играть роль – просто увеличение разнообразия типажей влекло за собой все возрастающую вероятность ошибочной идентификации, особенно, по вполне понятным причинам (метизация, диффузия человеческого материала), при контактах с представителями соседних человейников.

Как компенсация вышесказанного, все большую роль приобретали "программируемые" признаки: язык, поведенческие стереотипы, культура, в том числе материальная (одежда и т.п.). Тем самым с необходимостью возрастала потребность в культурной и идеологической обработке (в самом широком смысле) членов человейника.

Если в состав человейника входит несколько этнических групп со своими верованиями, традициями, языком, то стратегией человейника как целого является либо полное разрушение идентификационных признаков рецессивных этнических групп (навязывание им своего языка, культуры и т.д.), либо выработка каких-либо новых, более всеобъемлющих идентификационных признаков (например, «политическая нация», «новая историческая общность» и т.п.), на фоне которых старые будут выступать лишь как малозначащие отличия.

Первая стратегия может быть охарактеризована как ассимиляция. Порицаемая на словах, она на самом деле является общераспространенной практикой. Осуждению подвергаются лишь наиболее откровенные и одиозные формы. Вторая стратегия ("интеграция"), будучи более "гуманной" по форме, более сложной в реализации и менее надежной с точки зрения результатов, по сути мало чем отличается от первой. Чтобы она имела успех, требуется большой культурный разрыв между «интегрирующими» и «интегрируемыми». В этом случае нет необходимости непосредственного уничтожения культуры рецессивного этноса, достаточно включить ее как «факультативный элемент» культуры более высокого порядка.

Будучи якобы "добровольной", интеграция проходит более безболезненно, встречая меньшее сопротивление со стороны интегрируемых, однако в кризисные моменты  человейника, как правило, происходит "идентификационная встряска", старые идентификационные признаки вновь актуализируются, что чревато разрушением человейника.

По мере усложнения человейников, в них нарастает дальнейшее разнообразие человеческого материала, форм поведения, стилей жизни и культурных различий, что приводит к идентификационному кризису (достижение верхнего предела).

Гигантские размеры некоторых человейников приводят к тому, что многие их члены могут прожить всю жизнь не столкнувшись ни разу с представителем другого человейника. При этом неизбежно происходит притупление чувства "принадлежности". Нередки случаи, когда фактически единственным критерием внутренней идентификации выступает язык.

В силу размывания старых критериев идентификации неизбежно появление новых. Чувство "мы" не может быть распространено на всех или на произвольно установленное формальное множество людей (гражданство). Оно неизбежно будет сужаться. Критерием для формирования новой общности может выступать либо территориальный признак (землячество), либо культурный (идеологический). Это "субкультуры" (хиппи, рокеры), а также всякого рода секты, тайные организации, экстремистские группы, движения и т.п. Первый теоретически может представлять потенциальную опасность для человейника, т.к. создает угрозу для его целостности. Однако, унификация материальной и духовной культуры в современных человейниках такова, что реально могут представлять опасность только реликтовые этнические группы, занимающие ту или иную территорию и сохранившие хоть в какой-то мере свой язык и обычаи. Формирование новых этносов проблематично, если это только не осуществляется "сверху" целенаправленно и долговременно.

Что касается всякого рода "субкультур", то это лишь явления внутри человейника, но сами они нового человейника образовать не могут в силу определения последнего (необходимость наличия какой-либо территории, воспроизводство человеческого материала). Они могут лишь выступать индикаторами "идентификационного кризиса".

Как особый случай следует рассмотреть образование в больших человейниках всякого рода закрытых общин, преимущественно религиозного толка. Некоторые из них имеют свою территорию, существуют довольно долго и успешно противостоят внешним воздействиям (т.е. воспроизводятся), имеют внутреннюю (а иногда и внешнюю) идентификацию и при известных обстоятельствах могут образовать новый человейник.

Т.к. критерии идентификации не являются врожденными, а формируются (или трансформируются) в головах людей всеми доступными человейнику способами, в том числе, на определенном этапе развития, и с помощью медиа, то есть смысл проанализировать как действует в этом аспекте пропагандистский аппарат того или иного человейника. С этой точки зрения наглядная агитация нацистской Германии обращает на себя внимание явной "зауженностью нормы" физической внешности "арийского типа". Фактически, под этот тип подпадало далеко не все население Германии того времени, если вообще не меньшинство. Впрочем, если сопоставить с внешностью голливудских или советских киноактеров того же периода (ярко выраженные англо-саксонские или славянские типажи), то можно отметить сходные тенденции. Что нельзя сказать о современной западнистской рекламе, кино и телевидении. Обилие всякого рода экзотических типажей на экране и рекламных проспектах многократно превосходит "повседневную реальность" человейника, что дает право говорить о целенаправленном "расширении (размывании, притуплении) нормы".

В заключение, хотелось бы обратить внимание на теоретически мыслимую ситуацию, когда та или иная группа (этническая или культурная) обладает сильной внутренней идентификацией и слабо выраженной внешней. Это может провести к "эффекту кукушки". Пользуясь взаимоподдержкой, представители такой "незаметной" группы могут занимать ключевые позиции в человейнике. При этом с точки зрения остальной части человейника ничего особенного происходить не будет - т.к. желающих занять доминантные социальные позиции всегда больше, чем самих этих позиций, то внешне это будет выглядеть, что на то или иное место пробивается случайный человек. Однако для самого члена группы ничего случайного здесь не будет.

Не пытаясь обсуждать те или иные ситуации ("жидомасонский заговор" и т.п.), следует оценить возможность и условия существования подобного явления.

Из вышесказанного следует, что для того чтобы группа обладала сильной внутренней идентификацией, она должна быть достаточно мала, а для того чтобы не иметь внешней идентификации, она должна обладать либо "программируемой" внутренней идентификацией, либо неявной психофизической. Последнее условие возможно в ситуации большого человейника с ослабленной внутренней идентификацией - ведь большинство должно воспринимать члена подобной группы как "своего".

Чтобы группа существовала сколь-нибудь долго, необходимо чтобы она была хотя бы в минимальной степени успешна, т.е. участие в группе давало бы ее членам реальные преимущества по отношению к "профанам". При этом должен быть обеспечен механизм воспроизводства группы. Это может быть естественное (в случае этнической группы) воспроизводство или вербовка новых членов извне посредством той или иной процедуры отбора. Необходимо также наличие эффективного идеологического механизма.

В. Грибачев

продолжение читайте 22 августа 2006 года