Прежде чем переходить к истории шоковой терапии, вспомним вопрос О.Бендера, обращённый к рыжекудрому Балаганову: «Скажите, Шура, честно,  сколько  вам  нужно  денег  для счастья?»  Представим теперь, что мы не Остап Бендер, а Егор Гайдар накануне 2 января 1992 года. Управляемость экономики в значительной мере потеряна, а вместе с ней – и возможности для планомерной тонкой корректировки; требуются более быстрые, пусть и неоптимальные, действия. Для того чтобы неизбежный экономический рост после широкого введения рыночных инструментов был актуален для ныне живущего поколения, надо, чтобы начался он не с нулевой точки. А для этого надо было не допустить спада, то есть обеспечить, чтобы подавляющее большинство предприятий (которые и обеспечивают производственную деятельность в экономике) сохранило производственную деятельность и было готово к тому, чтобы начать выпускать современную конкурентоспособную продукцию сразу после окончания «перехода к рынку». Тогда перед нами предстаёт вопрос, в чём-то аналогичный вопросу Бендера: «Что нужно предприятию для полного счастья?». Ну, если не для счастья, то, хотя бы, для сохранения основных производственных показателей. Итак, предприятию нужно:

1)    Обеспечить сохранение спроса на продукцию данного предприятия в таком объёме, чтобы ему не пришлось нарушать целостные технологические циклы, соответствующие масштабу производства, при котором деятельность предприятия экономически оправдана. В случае обрушения спроса на продукцию данного предприятия проанализировать, насколько важно производство соответствующего товара для целостности экономики и социальной стабильности, и дотировать, если нужно, его производство.

2)    Удерживать цены на сырьё, комплектующие и коммунальные услуги для данного предприятия так, чтобы при цене спроса, отвечающего п.1), оно не попадало в условия ценового дисбаланса. В случае если цены на сырьё, комплектующие и коммунальные услуги, выравнивающие спрос и предложение, ставят предприятие в условия ценового дисбаланса, дотировать производство для покрытия повышенных издержек или регулировать равновесные цены каким-либо другим образом, например, через таможенные пошлины и контроль цен естественных монополий. (Напомним, что, по условиям задачи, в рамках ускоренного перехода к рынку при Гайдаре мы решаем отказаться от принудительного планирования товарооборота. Поэтому поставки смежников и прочее должны осуществляться добровольно, по ценам, уравнивающим спрос и предложение.) В случае, если либерализация внешней торговли нарушала прежний баланс спроса и предложения по ключевым товарам экономики, внешнюю торговлю этими товарами надо было ограничить так, чтобы удержать прежний баланс.

3)    Обеспечить выполнение двух вышеперечисленных условий для главных поставщиков и смежников.

Как мы увидим далее, реформаторские правительства Е.Т.Гайдара и В.С.Черномырдина не только не выполнили ни одно из этих условий, но даже не ставили своей целью их выполнение. Каждое их крупное действие по либерализации цен, открытию рынков, отказу от государственных закупок, изменению бюджетных параметров было направлено на нарушение указанных условий для очередной крупной группы промышленных предприятий, а сворачивание их хозяйственной деятельности влекло очередной обвал для новой группы предприятий. Эти действия мы рассмотрим именно в том порядке, в котором привели, но сначала представим основную модель.

На наш взгляд, основной причиной (хотя, конечно, далеко не единственной) экономического коллапса в России в начале 1990-х стала неоптимальность системы цен и налогов, повлёкшая тяжелейшие недостатки в механизме распределения национального дохода. Важно также то, что эта неоптимальность (или, другими словами, этот дисбаланс) сохраняется поныне и является, по нашему мнению, важнейшим фактором, тормозящим экономическое развитие и улучшение структуры народного хозяйства. Хронический дисбаланс цен, налогов и спроса в российской экономике, ведущий к неадекватному распределению национального дохода, – один из важнейших факторов продолжающегося провала во многих отраслях, и одна из причин высокой инфляции, непрекращающейся из года в год.
Сначала раскроем, что мы понимаем под спросо-ценовым дисбалансом. Это такое состояние экономики, когда в рамках одной хозяйственной системы на продукцию разных отраслей, предприятий и регионов сложилось соотношение спроса и цен, которое делает невозможной нормальную воспроизводственную деятельность жизненно важных для страны предприятий, отраслей или агломераций (региональных экономических подсистем) по одной или нескольким из следующих причин:
4)    зарплата работников (оплачиваемая из выручки предприятий) не обеспечивает минимально достойного по меркам данного региона или профессиональной группы материального обеспечения для работника и иждивенцев (с учётом того, что экономически активное население составляет примерно половину всего населения, в первом приближении можно грубо определить, что нормальной зарплаты одного работающего должно быть достаточно для двух человек – самого работника и одного иждивенца; далее мы внесём поправку в это грубое правило);
5)    из выручки предприятия после покрытия всех издержек нельзя выкроить сумму, достаточную для воспроизводства основных фондов предприятия либо их обновления в соответствии с технологическим ростом конкурентов (отметим, что требования к зарплате и обновлению фондов применяются к цене после вычета всех налогов, выплачиваемых предприятием);
6)    минимально возможная цена произведённой продукции при удовлетворении двух предыдущих требований к зарплате и обновлению фондов оказывается заведомо выше цены на импортный аналог;
7)    или, минимально возможная цена при удовлетворении первых двух требований оказывается выше оптимальной цены спроса, то есть при таком уровне цены спрос на данную продукцию уменьшится и не допускает функционирование данного предприятия или отрасли с прежним масштабом производства.
Отрасли, предприятия или территории, для которых применимы один или несколько из вышеперечисленных критериев, как бы выпадают из экономики. Они "не жильцы", ибо никто не будет вкладывать средства в развитие таких предприятий, большинство работников разбегутся с таких предприятий при малейшей возможности, а в случае поднятия цены их продукция становится неконкурентоспособной с импортом или просто перестаёт раскупаться населением из-за дороговизны.
Указанные явления, приводящие к вымиранию отдельных предприятий или отраслей, имеет место в любой экономике. В развитых странах с их дорогой рабочей силой практически не осталось трудоёмких малопроизводительных производств, отвечающих вышеуказанным признакам: занятые там работники, с пользой для себя и для страны, давно перешли на работу в более высокопроизводительные отрасли. Но проблема заключается в том, что в России такой дисбаланс принял масштабы, угрожающие целостности всей экономики и вычеркивающие значительную часть населения как "неэффективного в условиях рынка": перейти на более высокопроизводительные рабочие места оно не может «по причине отсутствия таковых». Ниже мы покажем на статистических данных, что ситуация в российской экономике кардинально отличается от состояния экономик развитых стран как масштабами этого дисбаланса, так и его характером. Во-первых, слишком большая часть экономики стала нежизнеспособной в новых условиях, что выбросило значительную часть населения из экономически полезной деятельности (даже если она и была малопроизводительной), а в высокопроизводительной экономической деятельности сразу занять столько людей невозможно. Во-вторых, что ещё хуже, жизнеспособность предприятий и отраслей при новой системе цен не соответствовала их реальной производительности, их пользе для экономики страны. А именно, в отличие от развитых стран, отмирали, в основном, не трудоёмкие малопроизводительные производства, а наиболее развитые и перспективные, причём новые рабочие места приносили стране меньше продукции, чем ликвидируемые. Тем самым, сложившиеся при новой системе ценовые сигналы создают антистимулы к такому экономическому развитию, которое было бы наиболее выгодно для страны. В-третьих, развитие событий по описанному сценарию не было неизбежным следствием введения рыночных инструментов «вообще» – напротив, именно конкретные регулирующие решения правительства спровоцировали ситуацию, когда распределение доходов в экономике создавало массовый дисбаланс, в то время как другие решения помогли бы избежать этого. Такой дисбаланс не является и неизбежным следствием низкой производительности или технологического отставания экономики, ибо низкая производительность факторов производства в данной стране, при нормально функционирующем рынке, только задаёт более низкие доходы на эти факторы (например, зарплаты), но не делает вообще невозможным их полезное приложение. Мы выдвинем и обоснуем гипотезу о том, что именно ценовой дисбаланс стал самой важной причиной обвала в российской (и, шире, в постсоветской экономике) в начале 90-х, а также продемонстрируем на самых свежих данных, что проблема ценового дисбаланса по-прежнему остаётся более чем актуальной. Используя доступные статистические данные, мы покажем, как изменялись основные экономические показатели, установим и проследим причинно-следственную связь между различными аспектами экономической деятельности.
Обоснование модели
Для выявления причин коллапса отечественной экономики нам придётся, не останавливаясь отдельно на микроэкономике или макроэкономике, комбинировать элементы одной и другой в модели, построенной на анализе поведения различных отраслей народного хозяйства в 1990-е годы. С чем связана такая странная комбинация?
Чтобы обосновать наш подход, процитируем учебник «История экономических учений» [(10) c.444].
«Часть советологов… полагает, что причиной провала [реформаторских действий экономической команды Горбачёва] явилась как раз постепенность, чрезмерная осторожность и растянутость проведения рыночной реформы. Эти советологи отмечают многочисленные ошибки правительства СССР, однако главную причину видят в «нерешительном», «колеблющемся» подходе к проведению мероприятий.
Концентрированным выражением [этой] позиции явился доклад большой группы советологов, подготовленный в конце 1990 г. под эгидой МВФ, МБРР, ОЭСР, ЕБРР…
Авторы доклада дали развёрнутый анализ программы реформы СССР «Основные направления…» и пришли к выводу, что содержащийся в ней «нерешительный сценарий» не обеспечивает ни стабилизации экономики, ни перехода к рынку. Авторы доклада выдвинули собственные рекомендации, сводящиеся к немедленной либерализации цен, введению жёсткого режима экономии, приватизации мелкой и средней собственности. Главная же их рекомендация – «ускоренная интеграция СССР в мировое хозяйство» путём либерализации внешней торговли, инвестиций и введения конвертируемости рубля. Только после проведения этих мер Советский Союз мог рассчитывать на приток иностранных инвестиций. Таким образом, эксперты МВФ не подвергали сомнению сам принципиальный метод перехода от централизованно-плановой системы хозяйствования к рыночной – метод либерализации. При этом методе роль государства сводится к тому, чтобы устранять плановые и административные системы управления, вырабатывать законодательные рамки рынка, а сами предприятия должны на свой страх и риск создавать новую, рыночную систему взаимоотношений.
Однако реакция предприятий на либерализацию оказалась неожиданной для экспертов (как и для правительства СССР). Повышая цены, предприятия одновременно стали разрывать взаимные связи, сворачивать производство. Это был провал не только экономики СССР, но также и западной экономической науки…».
Заметим, что выводы учебника относительно «экономики СССР» и «западной экономической науки» вызывают удивление. Из того, что конкретная группа экспертов МВФ обещала процветание аборигенам из СССР, как только те проведут тотальную либерализацию, никак не следует, что «западная экономическая наука» «вообще» обещает что-то подобное. Возьмём, например, проблему сворачивания производства и взаимных связей советскими предприятиями. Никакая «западная экономическая наука» не утверждает, что они бы сохранили прежнее производство и прежние хозяйственные связи. Если на то пошло, то «западная экономическая наука» обещает, что фактические руководители предприятия будут стремиться к максимизации своих доходов. Но насколько это соответствует максимизации производства на предприятии и наращиванию хозяйственных связей? Общего ответа «западная экономическая наука» не даёт, да и не может. Она утверждает, что ответ зависит от конкретной обстановки, в которой оказалось предприятие – от условий сложившегося рынка, на котором действует данное предприятие. Мы уже привели две классические ситуации, в которых «западная экономическая наука» прогнозирует спад производства при отмене ценового контроля. А если производственная деятельность на данном предприятии становится хронически нерентабельной, а исправить это за приемлемую цену нельзя, то «западная экономическая наука» как раз предсказывает, что производственная деятельность прекратится. Поэтому, прежде чем утверждать, что «западная экономическая наука», якобы, не могла предвидеть хозяйственное поведение советских предприятий в годы реформы, нужно проверить: а действительно ли максимизация производства соответствовала максимизации доходов управляющих предприятия или, напротив, сворачивание производства было выгодно и руководителям, и работникам предприятий из-за их хронической нерентабельности? Самое интересное, что мало кто из критиков реформы решается на такую проверку. Куда легче критиковать «западную экономическую науку» «вообще» – не надо знакомиться с судьбой отдельных предприятий и проверять полученные гипотезы на статистических материалах.
Но как проверить гипотезу о движении рентабельности российских предприятий? Очень часто для такой проверки обращаются к макроэкономическому анализу, основанному на рассмотрении агрегированных параметров, для всей экономики сразу. Именно на таком анализе строилась финансово-кредитная политика (ФКП) российского руководства. Сущность этой политики, продолжающейся, к слову, и по сей день, заключается в абсолютном приоритете формальных финансовых показателей над практическими нуждами страны и экономики, то есть отдельных предприятий и людей. Подобная фетишизация голых, абстрактных чисел отчего-то получила в России название «монетаризма», хотя к теории Милтона Фридмана российская макроэкономическая политика имеет весьма опосредованное отношение. Во главу угла ФКП в России поставлена «борьба» за поддержание одного или нескольких агрегатных параметров на определённом уровне, считающемся «разумным» или «оптимальным». После обвала 1992 года такими параметрами стали валютный курс рубля и уровень инфляции. Слепое следование идее стабильности этих двух показателей уже неоднократно приводило к серьёзным экономическим трудностям. Тем не менее, системных выводов из этого не сделано до сих пор. Последние годы в дополнение к указанным двум параметрам добавился ещё и так называемый «профицит бюджета», представляющий, по сути, изъятие «избыточных» денег из оборота и достигший в 2005 году почти 8% от валового внутреннего продукта России (около 1,5 триллиона рублей, или более 50 млрд. долларов США по обменному курсу) (28).
На самом же деле, фетишизация формальных параметров послужила только отвлечению внимания от объективных процессов, протекающих в несбалансированной экономике и в существенной мере влияющих на те самые агрегированные компании – чуть ли не больше, чем ФКП. Следовательно, макроэкономический анализ, исследующий «среднюю температуру пациентов в больнице», ничего не даст. Надо разбираться, что происходило с экономикой на микроуровне.
Но и микроэкономическая постановка вопроса, при бессистемном изучении, может завести в тупик. Пока одни предприятия становились нерентабельными и разорялись, другие процветали, увеличивали штаты и повышали зарплаты своим работникам. Есть ли какое-то общее объективное правило, по которому можно классифицировать успешные и неудачные предприятия? Может, всё дело в заслугах руководителей и работников предприятий?
По нашему мнению, такое общее правило есть, и оно раскрывается, как только мы укрупним статистику хозяйственной деятельности, но не на всю экономику, а по отраслям. Оказывается, реформы правительств Гайдара и Черномырдина искусственным образом создали ситуацию, когда предприятия одних отраслей стали сверхприбыльны, а других, в массе своей, – нерентабельны. Тем самым, был спровоцирован спросо-ценовой дисбаланс, при котором национальный доход распределялся так, что не то что развитие, а продолжение функционирования целого ряда отраслей стало невозможным. Именно поэтому основной спад производства пришёлся именно на группу пострадавших отраслей. При этом простейшие и довольно либеральные инструменты экономического регулирования, доступные правительству, вполне могли блокировать такое развитие событий.
Именно анализ взаимного поведения отраслей, «промежуточный» между микро- и макроуровнем, станет основным подходом в объяснении экономического краха 1990-х. Мы не отрицаем, что существовали и другие негативные факторы – воровская приватизация (которая началась, кстати, только после расстрела Верховного Совета в 1993 г., а по настоящему развернулась лишь в 1995-1996 гг., то есть тогда, когда экономика уже упала вдвое), разрыв хозяйственных связей, гиперинфляция и др. Нам представляется, что даже если бы Советский Союз не развалился на 15 фрагментов, или если бы в составе единого государства остались наиболее развитые экономически республики – Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан, то всё равно при проведении той же ценовой, налоговой и внешнеторговой политики кризис был бы неизбежен из-за перекоса цен и спроса.
Итак, мы утверждаем, что даже при исключении всех перечисленных специфических постсоветских факторов (криминалитет, неадекватная ФКП, разрыв обязательных хозяйственных связей), но при проведении налоговой и ценовой политики по образу Гайдара-Черномырдина спад экономики был бы неизбежен, пускай в немного меньших масштабах. В качестве доказательства опишем общую модель экономического кризиса на постсоветском пространстве. Для начала рассмотрим макроэкономическую систему, в которой изначально существует единственная разновидность дисбаланса – цены на значительную часть товаров не сбалансированы, то есть имеется существенная часть товаров, которые могут быть проданы на внутреннем рынке по более высокой цене, чем раньше, в то время как другие – нет. Мы пока не рассматриваем причин такого изменения – предположим, что есть непреодолимые объективные факторы, обусловливающие изменение относительных цен, которые никак не обусловлены изменением производительности в этих отраслях. Кроме того, мы предполагаем, что собственное производство высококачественных потребительских товаров недостаточно для покрытия потенциального спроса со стороны граждан с доходами значительно выше средних.
В дополнение к описанным условиям мы укажем роль государства, которое следует режиму жёсткой экономии за счёт инвестиционных расходов и закупок вооружения, закупок товаров для науки, образования и армии, продовольствия для социальных нужд и т.д., а также планирует срочную приватизацию, но, с другой стороны, не скупится тратить деньги на поддержание завышенного курса национальной валюты. Однако подчеркнём, что это дополнительное предположение не является в нашей модели необходимым для развёртывания дисбаланса – оно было только усугубляющим фоном.
С точки зрения результатов неравномерного роста цен предприятия делятся на 2 группы – те, цена на продукцию которых растёт быстрее материальных затрат (назовём из «квазиуспешными»), и те, у которых наоборот, цена на продукцию растёт медленнее, чем на материальные затраты (предприятия-«квазинеудачники»).
Рассмотрим, как изменится состояние экономической системы в нашей модели при подорожании некоторых товаров:
8)    На часть товаров, продаваемых на внутреннем рынке, растёт цена. Для потребительских товаров изменяется структура потребления: на подорожавшие товары уходит больше денег, чем раньше, на прочие товары – соответственно, меньше. В случае, если имеет место общая инфляция, речь идёт о реальных затратах, с поправкой на инфляцию. «Квазинеудачные» предприятия вынуждены сокращать необязательные расходы – прежде всего, инвестиции, а также заработную плату. При этом руководство стремится не уменьшить свои доходы и сокращает зарплату, прежде всего, «заменимым» категориям работников, то есть менее квалифицированным и менее оплачиваемым. В итоге в рамках одного предприятия растёт дифференциация доходов.
9)    Образуется новый вектор внутренних цен. Выросшие внутренние цены на экспортные и импортные товары определяют понижение курса национальной валюты. Рубль падает по отношению к доллару, доходы основной массы населения в долларовом пересчёте уменьшаются. Однако работники «квазиуспешных» предприятий начинают получать в долларовом эквиваленте заметно больше основной массы.
10)    Государство значительно сокращает инвестиционные программы и закупки вооружений.
11)    В результате сокращения закупок вооружения и инвестиционных расходов государства, появления «квазинеудачных» предприятий, которые тоже сокращают закупки и инвестиционные расходы, а также сокращения доходов их работников, уменьшается спрос на продукцию оборонной промышленности, инвестиционные товары и потребительские товары длительного пользования – «долгие товары» (мебель, электротехника, одежда, обувь). Соответственно падают объёмы производства в соответствующих отраслях (машиностроение, производство стройматериалов, лёгкая промышленность, а также лесная, химическая и металлургическая отрасли в той степени, в которой они работали на производство «долгих товаров» и оружия). За счёт этих производств в экономике появляется новая группа «квазинеудачных» предприятий – тех, деятельность которых сократилась не из-за снижения относительных цен на их продукцию, а за счёт сокращения спроса.
12)    Доходы «квазинеудачных» предприятий обеих групп («ценовой» и «спросовой») дополнительно сокращаются из-за того, что все свободные средства уходят на приватизацию – выкуп предприятия формально в пользу коллектива, на деле – в пользу действующего руководства. (Заметим, что этот пункт усиливает описанные процессы, но не является необходимым звеном в цепи.)
13)    На «квазинеудачных» предприятиях обеих групп развивается процесс проедания основных фондов. Не происходит их простого воспроизводства, не говоря уж о модернизации и перевооружении с перспективой выпуска новых качественных товаров.
14)    Работники «квазиуспешных» предприятий переключаются на импорт, который, после вычета расходов на питание и ЖКХ (сравнительно дешёвые для них), становится для них относительно доступнее отечественных товаров (тем более что собственных товаров удовлетворяющего качества нет и, в связи с пунктом 4, не предвидится).
15)    Реальные доходы бюджета падают из-за сокращения производства, что приводит к снижению государственных расходов. Снижаются как социальные выплаты и зарплаты в остающемся госсекторе, так и несокращённые ранее инвестиционные программы и закупки вооружения, а также расходы на текущую учёбу армии. Это ещё более сокращает спрос, на этот раз не только на вооружение, инвестиционные товары и товары длительного пользования, но уже на товары текущего потребления, такие как продовольствие.
16)    Дополнительное снижение доходов госбюджета происходит из-за «дармовой» передачи «квазиуспешных» предприятий в частные руки и отказа государства от присвоения прибыли данных предприятий. Соответственно, расходы госбюджета, описанные в пункте 7, снижаются ещё больше. (Этот пункт тоже усиливает негативные процессы, но сам по себе не является необходимым для развёртывания цепочки.)
17)    На «неуспешных» предприятиях обеих групп из-за уменьшения производства увеличивается доля постоянных издержек в структуре затрат (оплаты жилищно-коммунальных услуг и др.), что приводит к дальнейшему сокращению зарплат и инвестиций, непропорциональному общему снижению производства.
18)    Между тем, правительство начинает расходовать валюту на поддержание завышенного курса рубля. Укрепление рубля сказывается на всей экономике, потому что одни предприятия, конкурирующие с импортом, не могут повысить свои отпускные цены, а другие – могут. Имеет место структурная инфляция, вызванная не только и не столько увеличением денежной массы, сколько перераспределением денежных потоков между предприятиями, отраслями и регионами.
19)    Уровень инфляции определяет ставки кредитования и, соответственно, делит все виды деятельности на те, которые приносят прибыль, достаточную для возврата кредита, и те, которые такой прибыли не приносят. Единственной сферой, которая может себе позволить кредиты на таких условиях, оказывается торговля.
20)    Все эти факторы приводят к спирали сокращения спроса и разорения предприятий, продолжающейся до 1998 года включительно.
При общей тенденции к падению производства, очевидно, что производство уменьшилось по разному для разных видов товаров. По велосипедам буквальный обвал произошёл уже в 1992-1994гг. Их производство сократилось в 4 раза за 3 года и впоследствии упало ещё больше. Общее же потребление домохозяйств к 1994г. даже несколько выросло. То есть здесь мы имеем ситуацию сохранения объёмов потребления при вытеснении собственного производства импортом. Другой характерный сценарий изменения производства и продаж показывают холодильники. Во времена СССР четверть производимых холодильников шло на продажу за пределами РСФСР (преимущественно, в других союзных республиках). В течение 1990-1994гг. «экспорт» практически прекратился, производство сократилось на соответствующую величину, потребление даже несколько выросло, в целом 90% покупаемых холодильников было произведено внутри страны. То есть «холодильникостроение» в данном периоде потеряло только на разрушении хозяйственных связей и падении спроса в бывших союзных республиках. То есть эта подотрасль перенесла «освобождение» цен с существенно меньшими потерями нежели «велосипедостроение». Правда, неумолимая логика экономического коллапса взяла своё и после 1994г. события здесь развивались по «велосипедному» сценарию. К 1998г. производство упало почти вчетверо от 1990г. при одновременном увеличении доли импорта. Тем не менее, после кризиса 1998 и последующего восстановительного роста рынок холодильников вернулся к некоему равновесному состоянию. Покупается их примерно столько, сколько в 1990, при этом доля отечественных агрегатов стабилизировалась на уровне 75%. Отсюда можно сделать вывод, что «холодильникостроение» по своим стоимостно-спросовым характеристикам в целом выдержало переход к рыночным ценам. Холодильник хоть и является долгосрочной покупкой, тем не менее ни одна семья не может позволить себе роскоши не иметь холодильника. Это – товар довольно высокой степени необходимости.
Ещё один характерный пример динамики производства и потребления показывают телевизоры. Как видно из таблицы, в 1991-1994гг. производство телевизоров упало вдвое и освободившуюся нишу занял импорт. При этом объёмы покупок не уменьшились – телевизоры оказались для населения не менее важным вложением денег, чем холодильники. Но, в отличие от холодильников, завышенные цены в СССР на электронику (а также отсталость электронной базы) пагубно сказались на конкуренции с импортом. Дальнейшее вытеснение отечественных телевизоров привело к тому, что в 1990-1998г. объём их производства упал в 14 раз. Фактически, отечественное «телевизоростроение», равно как и производство остальной бытовой электроники, умерло. Наблюдаемый после 1998г. рост производства телевизоров – это, по сути, перерождение человека в вампира. На территории России из привозных комплектующих теперь собираются импортные телевизоры. Резюме – отечественные телевизоры в целом выдержали экзамен по спросу, но не выдержали по цене. Если сравнить соотношения цен на телевизоры и холодильники в РСФСР и нынешней России, то приведённая статистика точно подтвердит нашу модель краха экономики – цветной ТВ стоил порядка 600 рублей, холодильник – 350. К середине 90-х соотношение стало обратным. Этим и объясняются все метаморфозы с производством одного и другого.
Ещё один сценарий – это рынок стиральных машин, аппаратов, входящих с холодильниками в одну группу как по технологии производства, так и по объёму рынка. Изначально, даже соотношения производства и потребления по этим двум товарам были сходными – Россия производила стиралок в полтора раз больше, чем потребляла. Надо учесть, правда, что машин-автоматов производилось сравнительно немного, а именно их хотел потребитель, и именно их мог в достаточном количестве и по доступной цене предложить внешний рынок. Затем, после 1991г. со стиральными машинами наблюдается картина, в чём-то подобная той, что имела место с холодильниками. При сохранении (или даже увеличении) спроса, собственное производство падает почти в 2,5 раза, а доля импорта увеличивается. Очевидно, что такое падение объёмов производства не могло сказаться на финансовом благополучии предприятий-производителей, в результате чего отечественные стиральные машины всё больше и больше уступали место импортным. Также, сыграл свою роль и фактор важности – стиральные машины оказались менее востребованным товаром, нежели, скажем, холодильники. В итоге к 2003г. их рынок составляет лишь две трети от уровня 1990г., при том, что собственное производство сократилось в четыре раза.
Наконец, ещё один пример – производство и потребление мяса. К 1998 собственное производство уменьшилось более чем в два раза, а общее потребление – в полтора. Мясо оказалось неконкурентоспособным как по отношению с импортом, так и по отношению к другим видам продовольствия. Мясо оказалось сравнительно слишком дорогим удовольствием для большинства жителей России. При этом, даже при сложившейся цене, которая установила объём продаж в две трети от уровня 1990г., производство мяса оказалось нерентабельным. Очевидно, что для сохранения собственного производства мяса на определённом уровне необходимы дотации животноводству.
Подведём итоги нашего анализа конкретных примеров. Перечислим 4 ситуации:
- «Холодильники». Симптомы: производство оказалось вполне конкурентоспособным с импортом, товар относится к группе первой необходимости. Результат: потребление осталось на прежнем уровне, производство снизилось незначительно (на величину «экспорта»)
- «Стиральные машины». Симптомы: неконкурентоспособность товара, товар средней степени необходимости. Результат: спрос упал существенно (в полтора раза), производство упало больше падения спроса (с учётом сокращения «экспорта») по причине неконкурентоспобности продукции
- «Телевизоры». Симптомы: неконкурентоспособность товара, завышенная цена, товар выше средней степени необходимости. Результат: спрос упал незначительно, производство сократилось вдвое и повысило конкурентоспособность путём перехода на использование импортных комплектующих
- «Велосипеды». Симптомы: неконкурентоспобность производства, товар средней степени необходимости. Результат: падение спроса до 60% от уровня 1990г., падение производства в 10 раз.
- «Мясо». Симптомы: товар ниже средней степени необходимости, неконкурентоспособное производство, цена ниже уровня нормальной рентабельности производства. Результат: падение спроса в 1,5 раза, падение производства в 2 раза с тенденцией уменьшения доли собственного производства в будущем.

Как видно на показанном примере, переход экономической системы в сбалансированное состояние занял примерно 5 лет. К 1996 г. темпы инфляции упали до 22% (индекс потребительских цен), курс доллара стабилизировался, падение производства, в основном, прекратилось. Зарплата в долларовом пересчёте в 1997 году была максимальной за весь период начиная с 1991 г. и была превышена только в 2002-2003 гг. Правда, ценой достижения такого относительно сбалансированного состояния стало:
1)    завышенный курс рубля и вытекающая отсюда необходимость внешнего кредитования для покупки рублей на валютном рынке;
2)    разгром большей части обрабатывающей промышленности и сельского хозяйства;
3)    сокращение инвестиций в 4 раза, в том числе двукратное уменьшение жилищного строительства;
4)    хронический дефицит бюджета из-за недосбора налогов, сокращение общественного потребления и скудные зарплаты бюджетников.
Нашей дальнейшей целью будет объяснение главной причины того, почему предприятия разделились на две группы – «квазиуспешных» и «квазинеудачников» по ценовому признаку.
Исторически в России сложилась ценовая структура, отличная от оптовых цен мирового рынка. В этой ценовой структуре сложная техника была дороже относительно топливно-сырьевых ресурсов, чем за рубежом. В то же время, оплата трудозатрат в производстве и эксплуатация наиболее массовых видов техники обходились дешевле, чем в странах со сравнимым уровнем национального дохода на душу населения – недостаточные расходы предприятий на оплату труда и массовые виды техники компенсировались государством через жильё, транспортные субсидии, общественное потребление, финансовые вливания в отстающие отрасли. Представим себя снова на месте Е.Т.Гайдара и В.С.Черномырдина. До тех пор, пока речь шла о либерализации цен в условиях монополии внешней торговли, корректировки цен умещались бы в разумные рамки и не привели бы к катастрофическим последствиям. Уже после освобождения цен внутри страны, можно было бы перейти к либерализации внешней торговли, но и это надо было делать с умом. Вернёмся к примеру с кастрюлями и магнитофонами. Как мы видели, ликвидация внешнеторговых барьеров привела бы к тому, что цены на магнитофоны и кастрюли перестали бы определяться балансом внутреннего спроса и предложения с незначительным участием внешнего рынка, а целиком стали бы определяться ценами внешнего рынка. В нашем примере получалось, что цены на кастрюли моментально подскочили бы в несколько раз, а на магнитофоны упали. Опасности такого резкого нарушения баланса очевидны. Во-первых, производство магнитофонов внутри страны, привыкшее к прежним ценам, моментально стало бы нерентабельным, а модернизироваться и перейти на западные стандарты отрасль бы не смогла. Во-вторых, не факт, что производство кастрюль можно было бы настолько быстро нарастить, чтобы компенсировать для страны снижение производства магнитофонов. Грубо говоря, если целая треть экономики производит «магнитофоны» (неконкурентоспособные на мировом рынке товары), то, бросая эту треть экономики в воды мирового рынка, можно быть уверенным, что она не выплывет. Ликвидация трети экономики никак не обогатит страну, потому что она не сможет сразу перейти на производство только конкурентоспособных товаров. Мало того, не все конкурентоспособные товары допускают увеличение производства (прежде всего, сырьё – из-за ограниченного количества месторождений). Поэтому возможная ликвидация монополии внешней торговли должна была включать довольно долгий процесс установления пошлин по отдельным товарным группам и их постепенное снижение. При этом неконкурентоспособную часть экономики (производство «магнитофонов») следовало поддержать за счёт конкурентоспособной (производства «кастрюль») с помощью, например, неравномерного налогообложения. Это позволило бы многим отстающим отраслям повысить свою конкурентоспособность, задержать процесс ликвидации ставших ненужными производств и перевести высвобождающиеся ресурсы на более конкурентоспособные производства.