1.
Эрих Фромм в «Бегстве от свободы» иллюстрирует свои рассуждения о чувстве отчуждения и подавленности у человека общества «либерального тоталитаризма» … обращаясь  к  такому феномену американской масс-культуры как мультфильм о Микки Маусе. Философ-неомарксист пишет буквально следующее: «Ярким примером  того, что огромная масса средних американцев постоянно живет в страхе и опасениях, является популярный в Америке мультфильм про Микки Мауса.  Сюжет этого «шедевра» ….  прост…: кого-то маленького и беззащитного преследует нечто подавляюще сильное и страшное, угрожая убить его или покалечить. Малыш, разумеется, постоянно спасается бегством от своего врага, и в конце концов ему удается спастись или даже навредить обидчику. Человек не будет постоянно смотреть один и тот же сюжет, пусть и представленный массой интерпретаций, если эта тема не затрагивает чего-то сугубо личного,   чего-то такого, в чем человек боится признаться даже самому себе. Понятно, что беззащитное создание, преследуемое хитрым и коварным врагом – это сам зритель; именно так он себя ощущает в жизненных ситуациях, именно с таким конфликтом он отождествляет свою жизнь.  … подобный фильм не имел бы такой притягательности, не будь у него счастливого финала. То есть во время демонстрации фильма зритель переживает все свои страхи и тревоги, свое чувство ничтожности и бессилия, но под конец все его переживания вознаграждаются  и он получает долгожданное утешение: он может спастись и даже победить своего могущественного врага.  Однако … его спасение зависит главным образом от его умения удирать, от быстроты его ног, и также от непредвиденных случайностей, которые постоянно мешают врагу   поймать его».

Читая это в высшей степени любопытное замечание, я подумал, что в СССР 70-х – 80-х годов был не менее популярный мультсериал – «Ну погоди!». Думается, можно утверждать, что так же, как «Микки Маус» отражал мирочувствование среднего послевоенного американского обывателя, «Ну погоди!» отражал мировидение обывателя позднесоветского.  Будет интересно применить метод, созданный Фроммом для анализа американского мультсериала, по отношению к советскому «Ну погоди!»

2.
Мультсериал «Ну погоди!» был снят  талантливым творческим коллективом. Режиссер - Вячеслав Котеночкин, сценаристы – Аркадий Хайт и Александр Курляндский, художники-аниматоры – Святозар Русаков, Виктор Лихачев, Владимир Крумин и др. Главных героев озвучивали артисты Анатолий Папанов (Волк) и Клара Румянова (Заяц). Первая серия вышла на экраны в 1969 году (была показана 1 января по ЦТВ), причем, поначалу режиссер и не думал о продолжении. Но огромный успех у зрителей предопределил долголетие мультфильма. Посыпались письма с просьбами снять продолжение и режиссер и его команда уступили. С тех пор они в год выпускали по новой серии (последняя, 16-ая вышла в 1986 году), причем, много раз пытались завершить сериал, но восторженные зрители и слышать об этом не хотели. Действительно, вопреки правилу современных сериалов, где каждая новая серия хуже предыдущей, все до одного выпуски «Ну погоди!» блещут остроумием, оригинальностью, талантом.
В 1993 году, уже после смерти Папанова Котеночкин снял все же еще две серии – 17-ую и 18-ую на материале архивных записей голоса Папанова и думал, что наконец-то в сериале поставлена точка. Но не тут-то было, уже после смерти самого режиссера и Клары Румяновой, озвучивавшей Зайца, в 2005 году сын Вячеслава Котеночкина - Алексей снял на студии «Кристмалс филмз» 19-ю и 20-ю серии, где Волка озвучивал пародист Игорь Христенко, а Зайца – актриса Ольга Зверева. По заверениям Алексея Котеночкина сериал теперь уж точно завершен, так как его герои утеряли актуальность; Котеночкин заметил, что «разработанный в 1970-е года образ волка-хулигана, поклонника Высоцкого и Beatles, давно устарел». («Ну погоди» – материал из Википедии).

Надо заметить, что 4 последние, постсоветские серии значительно уступают в популярности предыдущим 16-ти советским сериям, кроме того, характеры Волка и Зайца там претерпели некоторые изменения (о причинах этого поговорим позже).  Сюжет мультфильмов «Ну погоди!» прост. Там рассказывается о похождениях Зайца и Волка. Волк - злой, коварный и туповатый парень с хулиганскими наклонностями и внешним видом. Во рту у него папироса, волосы длинные и растрепанные, модные в 60-е-70-е г.г. брюки-клеш и рубашка навыпуск. Иногда он носит с собой гитару и гнусаво поет под нее. Ему наплевать на общественные приличия и законы: он пинает урны, выбрасывает белье с веревок, угоняет велосипеды, мотоциклы,  катера и даже асфальтовый каток, вытирает рукав подвернувшимся маленьким пушистым котенком, пытается без билета попасть на пароход, в музей  и т.д. (показательно, что Котеночкин предлагал сначала озвучивать Волка Владимиру Высоцкому,  который в СССР простыми людьми воспринимался как представитель преступного мира, благодаря своим стилизациям под «блатную песню», но кандидатуру Высоцкого отвергла цензура. Хотя голос Высоцкого в мультфильме все же присутствует; Высоцкий насвистывает мотив из  популярного тогда фильма «Вертикаль»). Впрочем, Волк не просто  хулиган-уголовник,  в нем есть черты представителя неофициальных молодежных субкультур, которых  советские органы всегда упрекали  в «низкопоклонстве перед Западом» и «антисоветской настроенности». Волк носит длинные, спутанные  волосы, модные в 60-х – 70-х – эпохе расцвета советских хиппи,  любит западные рок-группы, сам пытается играть на гитаре нечто вроде рок-н-ролла, перемежаемое блатными романсами и песенками популярных ВИА. Конечно, Волк - не диссидент, для этого он слишком, как бы сказать, малоинтеллектуален, но он не вписывается в рамки идеала советского гражданина.

В мультсериале Волк всюду преследует положительного, доброго и законопослушного Зайца, скромно и просто одетого, некурящего и непьющего, потребляющего лишь морковку и не любящего западной рок-музыки. Волк не скрывает того, что Заяц интересует его «на предмет покушать».  Однако  всякий раз и  из-за своей феноменальной глупости, и вследствие  неожиданного стечения обстоятельств он терпит поражение. Заяц остается жив и здоров и даже торжествует над поверженным Волком, и в то же время не держит на него зла и всегда готов его простить (в одной из серий, где действие происходит на круизном лайнере, они даже подружились, но роковая случайность - Заяц наступил на штаны-клеш Волка и оборвал их, пресекла дружбу в зародыше). Естественно, зрителю исподволь, но настойчиво предлагается отождествить себя с позитивным героем – Зайцем, а вовсе не с хулиганом Волком. Все это сопровождается комичными трюками и звукорядом из советских эстрадных песен.

В мультсериале есть и другие персонажи: Гиппопотам, который обычно  является или милиционером, или сторожем музея и который всегда побеждает Волка, Кот – фокусник и волшебник, бобры-спасатели на водах, собаки из рок-группы «Dvornjagi»  (название специально написано латиницей; перед нами ирония над  фанатами западного рока среди советской молодежи), «горячий восточный мужчина» - Петух, который заподозрил Волка в интересе к своему гарему из кур; Петух, также как и Гиппопотам задает Волку хорошую трепку.

Время действия мультфильма – современная ему эпоха, так называемый «застой», которая легко угадывается по множеству примет, место действия – музеи, парки, стройка, магазин и все прочие обыденные места, где проходила жизнь советских граждан. Кинокритик Дарья Печорина назвала «Ну погоди!» «историей советской повседневности». В статье под одноименным названием  она пишет: «все события развиваются на фоне советского застоя. Вокруг - атмосфера «культурного отдыха» граждан. Эзоповы звери из «Ну, погоди!» развлекаются в Луна-парке, ходят в цирк и музей, катаются на теплоходе, посещают эстрадные концерты и занимаются спортом. Живут самой что ни на есть обычной жизнью» («Наш фильм – журнал о российском кино»).

Как видим, по сути дела, мультсериал скорее предназначен для взрослых. Дети могут увидеть в нем лишь мельтешение сказочных животных гоняющихся друг за другом.  Взрослые – свою жизнь, показанную на примере прозрачных «лесных» персонажей, причем с тонким юмором и под популярную музыку. Очень часто этот юмор вовсе для детей и непонятный и несмешной: так, например Волк оказывается на пляже, где отдыхает свинья в лифчике с восемью чашечками… 

3.
Легко найти и отличия «Ну погоди!» от американского Микки Мауса. Если мышонок по имени Микки  постоянно боится своего коварного врага и спасается от него лишь чудом, то советский Заяц, который в нашем мультфильме не имеет имени, впрочем, равно как и Волк и другие персонажи  (что само по себе очень показательно, ведь действие происходит в коллективистском обществе) вовсе не испытывает таких острых, непрекращающихся страха и тревоги как его американский «аналог». Заяц может, конечно, испугаться и выпучить глаза, если Волк застанет его врасплох и схватит за грудки. Но вообще Заяц мало сомневается в том, что победа будет за ним и никакого существенного ущерба Волк ему причинить не сможет. Иногда Заяц даже откровенно смеется в глаза Волку, начинает с ним играть, нарочно поддаваться, как, например, в первой серии, где Заяц встречается с Волком на пристани, в момент, когда он, Заяц, собрался покататься на водных лыжах. 

Наоборот, это Волк всего боится. Он лебезит перед милицией (а затем всячески оскорбляет ее, когда уверен, что милиционеры не заметят это). Он подобострастно раскланивается перед милицейским патрулем,  и лишь убедившись, что он уехал, от злости пинает урну.  В третьей серии также, поклонившись  милиционерам на мотоцикле, волк показывает им зад, когда они скрылись за поворотом. Объясняется все это чрезвычайно просто. Если мышонок Микки, как совершенно верно заметил Фромм, символизирует западного обывателя, запуганного бешенными ритмами современного города, жесткой конкуренцией капиталистического общества и т.д., то наш Заяц символизирует  обывателя советского, чей «звездный час» как раз и пришелся на «эпоху застоя». Советский обыватель жил  в обществе, где ему были гарантированы основные блага: работа, образование, медуслуги, жилье. Ему не нужно было бояться очередного экономического кризиса, инфляции, разорения банка, сокращения персонала на производстве, где он работает, нехватки денег на образование сына или на медполис, наконец, разорения  частного страхового фонда, где находятся его пенсионные взносы. Все эти страхи принадлежат обществу западного типа (и теперь после вестернизации того, что осталось от СССР, они хорошо знакомы  и нам). Советский же человек был надежно огражден от них щитом социального, пусть и авторитарного государства, гарантировавшего самое основное.

Естественно, чтоб располагать всем этим, недостаточно было просто родиться советским гражданином. Требовалось еще и соблюдение определенных правил игры: не одеваться и не вести себя вызывающе, не принадлежать ко всякого рода неформальным группировкам, не критиковать публично начальство – от непосредственного, своего  до руководства партии,   посещать все собрания  послушно голосовать на них как укажут, произносить «нужные слова в нужном месте», пусть даже и без особой веры в них. В общем-то  правила были просты и понятны, и ничего сверхъестественно трудного в них не было. В. Паперный в «Культуре -2» отмечал, что если при Сталине нужна была еще и искренность, а поскольку она – вещь субъективная, то никто не мог быть уверен в том, что его минует «карающий меч», то при мягком неосталинизме эпохи застоя, речь шла о том, чтобы  даже и не  совсем убедительно притвориться. Уже не нужно было клясться всерьез идеалами коммунизма, это могло даже вызвать подозрение, достаточно формально выразить согласие, хоть и с «фигой в кармане», а потом, в кулуарах, на кухне, среди друзей можно это все и высмеять, ничего за это не было. Действительно, если сталинская героическая эпоха сопровождалась борьбой идеей, то застой был пропитан конформизмом и лицемерием. И именно там – в атмосфере сытого и подгнивающего безыдейного застойного общества формировалась психология будущих постсоветских «хозяев жизни» - продажных журналистов и депутатов, циничных бизнесменов и политиков. Ведь не с луны же они свалились  аккурат  в 1991 году, к началу эпохи «новой России», а росли в том же советском обществе, что и все: ходили на партсобрания, цитировали Ленина, доставали «стенки» и машины, слушали «Бони М» и Магомаева и, между прочим, смотрели, похахатывая, мультфильм «Ну погоди!». 
 
Выполнение этих простых правил «социального бытия» эпохи «развитого социализма» влекло за собой наличие социальных благ. Невыполнение, наоборот, выбрасывало человека на обочину жизни. Не обязательно в лагерь или спецпсихбольницу, для этого в 70-е годы нужно было уже очень постараться, например, напечатать за границей откровенно антисоветскую книгу, но перспектив карьерного роста и увеличения благосостояния точно лишало.

Это, кстати, видно и по мультфильму.  Кинокритик Д. Печорина верно отметила, что от серии к серии благосостояние положительного, «лояльного советского гражданина» Зайца растет, а отрицательный, хулиганистый и не вполне советский Волк так и остается при свое убогом быте: «спустя десяток серий Заяц переселяется в уютную однокомнатную квартирку, Волк прозябает в своей холостяцкой берлоге с ободранными обоями на стенах». В общем, советский обыватель эпохи застоя мог не опасаться «черных воронков» и людей в форме, единственное, что могло ему нанести ущерб – это криминалитет, причем, даже не крупные преступники (речь о не о номенклатуре  и торгработниках – нуворишах тех лет, а о среднем классе, обычных инженерах, учителях, мэнээсах, у которых и украсть нечего, кроме телевизора «Рубин» и гарнитура отечественного производства), а всевозможная шпана. Ее-то и олицетворяет Волк.  Впрочем, и шпана эта не многое может:  против нее стеной стоит родная советская милиция: уж кого-кого а уличных хулиганов тогда милиция держала в «черном теле», так что по советским городам можно было ночами гулять почти безбоязненно. Поэтому законопослушный обыватель Заяц не очень-то и боится хулигана Волка, зато Волк наоборот все делает исподтишка и опасается: как бы его не поймали.   

  
Интересно заметить, что в 17-й постсоветской серии  уже все наоборот: Заяц так и остался в своей советской квартире, которая, надо полагать, изрядно постарела, а вот Волк из общаги  с ободранными обоями переселился в роскошные апартаменты, где бронированная дверь с десятком замков. Волк ходит по квартире в приличном халате, смотрит ужастики по импортному телевизору.  На стене у него висит картина, изображающая его, Волка, собственной персоной,  в шубе, опирающегося на  автомобиль иностранной марки. В зубах у Волка вместо прежней извечной плебейской папиросы - дорогая сигара. Тем не менее, бояться  он начал еще больше. Ему снятся кошмары, в которых Заяц предстает ему в виде вампира, он боится открыть дверь Зайцу – ему чудятся за дверью бандиты с пистолетами и ножами.  В конце концов, в ходе разного рода переделок Волк попадает на  тропический остров, где его чуть не съели людоеды (от них Волка спас не кто иной, как его старый знакомый, которого Волк сам всегда стремился съесть, Заяц).

Превращение вполне логичное. В 90-е годы, когда происходила криминальная приватизация, именно из шпаны формировались банды, которые делали самую грязную «работу» при переделе советской экономики: убивали конкурентов, занимались рэкетом, грабя предпринимателей под видом их защиты.  Судьба большинства этих ребят с городских окраин – бывших пэтэушников, которые ненадолго хлебнули  «красивой жизни» в их понимании (с иномарками, сигарами, длинноногими девочками и ваннами с шампанским), незавидна. Большинство из них погибли от пуль таких же бандитов в бесконечных «разборках», которые залили кровью в 90-е всю Россию. С тех пор на кладбищах больших городов есть целые аллеи, где высятся мраморные изваяния этих рядовых бойцов банд эпохи приватизации, такие, какими эти бойцы были в жизни -  в трико и в кроссовках фирмы «Адидас».

Судя по тому, что Волк из «Ну погоди!» никогда большим интеллектом не отличался и был способен лишь на хулиганство, то трудно представить, чтоб он в постсоветской реальности, которая изображена в 17 серии,   стал  скажем, директором банка. Скорее всего, все это богатство Волка от «трудов праведных» на ниве банального рэкета. Тогда понятен и его страх перед бандитами с пистолетами и ножами, заставляющий его прятаться за бронированную дверь с сейфовыми замками.  Забавно, что когда людоеды совсем уж собрались сварить Волка в супе – еще один намек на печальную будущность бандита-Волка - его спасает, как мы уже отмечали,  именно Заяц. Советский добропорядочный обыватель Заяц и его антипод – советский мелкий уличный хулиган Волк, которые были врагами и никак не могли договориться в эпоху застоя, в новой «либеральной» России стали заодно. Хозяева новой либеральной России, бывшие партаппаратчики, а теперь банкиры и  политики, использовали и бросили на произвол судьбы и простых обывателей, надув их с ваучерами, и  бывших задиристых пэтэушников и хулиганов,  превращенных ими в бандитов, чьими жизнями  вымощен путь к благосостоянию новорусского бомонда.  Поэтому мультфильм «Ну погоди!» и не стал пользоваться популярностью в наше время. Неактуальны не длинные волосы и битломания Волка, как утверждал Алексей Котеночкин, неактуально само противостояние этих персонажей, давно ушедшее в прошлое.  Теперь время других противоречий, персонажей которых в «Ну погоди!» нет.
 
4.
На этом можно было бы закончить, если бы не маленький нюанс. В мультсериале «Ну погоди!» есть и явный, как принято сейчас говорить, гендерный аспект. Легко заметить, что отношения между Зайцем и Волком носят «легкий привкус» отношений между полами. Причем, Заяц откровенно позиционируется как женщина (недаром он и говорит женским голосом. Конечно, я не утверждаю, что Заяц исключительно женственный персонаж, в нем есть и черты ребенка, так, он покупает детский билет на теплоход),  Волк же наделен чертами излишне брутального  мужчины, даже мужлана, который  груб, неотесан, и не умеет вести себя в приличном обществе. Намеки на это щедро разбросаны по сериалу. Волк прохаживается с Зайцем «под ручку», дарит ему пышные букеты роз, приходит к нему домой, нарядившись в лучший костюм и с бутылкой … «Сидра», даже танцует с ним откровенные и не лишенные эротизма танцы на теплоходе  и на катке. Итак, если называть вещи своими именами, то в этом мультсериале женский типаж преподносится  как положительный, а мужской  сведен до карикатуры и оценен отрицательно. Заяц послушен, соблюдает все правила, со всеми дружелюбен и стремится к миру даже со своим врагом, наконец, если он и одолевает Волка в схватке, то за счет своей хитрости, а не силы или смелости (в сериале множество примеров, когда Заяц при помощи хитрости побеждает  физически более сильного, но глуповатого Волка, например, Заяц надевает маску Льва и повергает Волка в бегство). Перед нами сугубо женская модель поведения. В то время как Волк – это оболтус, который только и знает, что всех задирать, со всеми драться, и лезть напролом, там, где можно схитрить и обмануть. То есть Волк – это мужчина, увиденный глазами эмансипированной и уверенной в превосходстве своих ценностей женщины.

Это тоже отражение  изменений, произошедших в СССР в эпоху застоя. Именно в это время советское общество начинает  стремительно феминизироваться. Женщины начали занимать ниши в общественной деятельности, которые раньше принадлежали мужчинам. Так за годы застоя такие исключительно мужские в дореволюционной России да и сталинском СССР профессии как врач, школьный учитель стали почти исключительно женскими -  (и наоборот, мужчины идут в ранее «женские» профессии: появляется мужчины-продавцы, мужчины-официанты). Женщины занимают места чиновников низшего и среднего звена, становятся руководителями на предприятиях (что отображено и в советском кинематографе: например, в фильмах «Москва слезам не верит», «Служебный роман»). Но самое главное даже не в этом. В самом общественном сознании начинают преобладать ценности женского типа (если исходить восходящей еще к древности оценки мужского и женского, ценности начала Инь,  во избежание упреков феминисток, сразу же оговорюсь: речь идет об абстрактных, идеальных типах женского и мужского,  связанных с определенной системой ценностей, моделью поведения; реальный мужчина или реальная женщина не обязательно полностью соответствуют этому идеальному типу, здесь имеются в виду не столько реальные люди, сколько тенденции и ориентации культуры).  Это стремление к  миру и согласию любой ценой, к материальному комфорту и благосостоянию, умение подсиживать, сплетничать. Вместе с тем сугубо мужские качества  - прямота, здоровая агрессивность,  пренебрежение материальными благами, умение отдавать приказы и подчиняться им оказываются не к месту, вытесняются на периферию культуры, даже высмеиваются. Неофициальный идеал эпохи застоя – человек, который «умеет жить», карьерист, конформист, обставивший дом новейший аппаратурой, знающий, где достать заграничные тряпки,  и дефицитные продукты, имеющий с машину и дачу, выезжающий за границу, путь и в соцлагерь. Даже внешне мужчины становятся в эту эпоху женственнее: округлыми, дряблыми, любящими красиво и дорого одеться, с заискивающей улыбкой и мягким голоском. Суровая брутальность, которую воплощал собой, например, Владимир Высоцкий, рассматривается уже как нечто опасное, выходящее за рамки приемлемого поведения, неофициальное и даже где-то «антисоветское».

Это составляло разительный контраст героической эпохе Сталина, «эпохе мужчин», когда была настоящая борьба не на жизнь, а на смерть, когда за идеи убивали и были готовы быть убитыми,  когда ценились прямота и решительность, а не лицемерие и лизоблюдство, и когда, наконец, женщины за редчайшими исключениями, допускаемыми в пропагандистских целях (женщины-летчицы, полярницы), заняли место, которое им отводится патриархальной культурой (В. Паперный приводит впечатляющие примеры: в 1932 году появляется постановление СНК о том, что женщины имеют право на индивидуальный заказ и пошив одежды; это постановление произвело шок: ведь недалеки были времена, когда шла борьба с «кухонным рабством» женщин и с «мещанской тягой» к быту и красивой одежде; женщина культурой 20-х мыслилась как стандартная производственная единица в стандартной рабочей одежде). И во многом эти пассивность, конформизм, дряблость, ложное миролюбие «застойного периода» предрешили судьбу СССР. Вспомним поведение Горбачева – известного «мастера компромиссов», который перехитрил сам себя и упустил контроль над ситуацией в стране…

В 90-е годы произошел патологический выброс брутальности, бандитские войны, которые не были лишены определенной, хоть и уродливой и вульгарной героики и маскулинности (хотя за брутальными «суперменами» из бандитских группировок стояли бывшие бюрократы от ВЛКСМ, карьеристы и конформисты, при помощи связей и лизоблюдства отхватившие кусок  госсобственности). С приходом же к власти Путина маскулинность восторжествовала на уровне официоза: сам президент воплощает собой образ «настоящего мужчины», сильного «крутого» политика, в масс-культуре, прежде всего в кино, также главенствует мужской типаж: спецназовец,  разведчик. Сущностное же наполнение режима Путина совершено противоположное: это режим чиновников-конформистов, желающих лишь благ  привилегий, тот  же самый типаж, который начал формироваться еще в эпоху застоя. 

5.
Конечно, мультсериал «Ну погоди!» можно смотреть, не задумываясь об его идеологическом контексте. Но чем дальше от нас советская эпоха, тем очевиднее, что на каждом ее артефакте лежит печать своеобразной, уникальной цивилизации. И при должном желании и усердии по малейшим феноменам, пусть даже никак не связанным с политикой, можно восстанавливать ее облик, как по какому-нибудь осколку керамики археолог реконструирует принципы древней культуры.