Достаточное число даже моих читателей продолжает мыслить однажды вбитыми категориями, «социализм» – «капитализм», не понимая, что в реальной жизни речь идет просто-напросто о разнице между нормальным устройством - основанном на началах, имманентно присущих человеку как созданию (уж какое оно ни есть), и устройством, порожденным людским измышлением «как лучше» и для человека как вида противоестественным. Потому и представлен оказался полный набор привычных заблуждений.

Во-первых, конечно, игры с термином в духе рассуждений про «шведский социализм». У нас касательно социализма связка «термин-оценка» привита настолько сильно, что способна поспорить даже с реальными ощущениями: «жить плохо, а слово хорошее». Без него - ну никак! Помню, во время перестройки социализм, как сиротиночку, все время пытались куда-нибудь пристроить. Какого-то чеха спрашивают в 89-м: а почему бы вам не возвратиться к идеалам «пражской весны», к «социализму с человечьим лицом», вы же за него в 68-м боролись. - Да нет, нам вообще никакой социализм не нужен. Интервьюир разочарован...

Вот и до сих пор все время пытаются отождествить с социализмом симпатичные (в зависимости от индивидуальных вкусов) режимы – кто в послевоенной Скандинавии, кто в перонистской Аргентине, кто в нацистской Германии. Но реальный социализм есть только то, что он есть («первая стадия коммунистической формации» и никак иначе). Все-таки правильнее было бы исходить из взглядов на него его собственных «научных» основоположников. А они, как известно, «могли выразить суть своего учения одной фразой»: уничтожение частной собственности. Именно это, и только это (когда индивид лишен возможности устраивать жизнь и производство по собственной инициативе и разумению, владеть плодами своих способностей и передавать их своим детям) - и есть социализм. Если есть свобода предпринимательства и частная собственность – социализма нет.

Социализм - это вовсе не некоторый объем социальных гарантий, степень госпатронирования, доля госсектора, размер налогов, уровень имущественной дифференциации и т.д. Все это – лишь детали и особенности того или иного типа в целом «нормального» общества. И в древности, и в средневековье можно найти немало обществ, которые с не меньшим основанием можно было бы по таким показателям записать в «социалистические», но которые точно так же не имеют отношения к социализму, как нынешняя Швеция или Германия 30-х. Как не имеет отношения к нему и вообще «европейские социал-демократы». С точки зрения «научного социализма» они действительно «ревизионисты»; когда они периодически стоят у власти, соц.-эк.строй ни в малейшей степени не меняется, слегка и на время меняются лишь вышеуказанные детали.

Лично мне социал-демократия не симпатична (ее заморочки смешны и неэффективны, потому она может править сколь-нибудь долго, хотя бы на протяжении жизни поколения, только в маленьких странах со специфическими условиями, но никогда в большой стране и долго), но ее правление есть все-таки форма, не выходящая за пределы «нормального» устройства общества.

Во-вторых, за социализмом как бы признается узурпация им понятия «социальной страведливости», каковая понимается как та или иная степень равенства доступа к «благам». Хотя что тут, собственно, «справедливого», и что вообще такое «справедливость»?

Обычная беллетристическая ситуация: герой при полном сочувствии автора мучается осознанием несправедливости – любившая его девушка уходит к менее красивому, но более богатому. Как несправедливо устроен мир – почему какой-то урод имеет возможность отнять у него женщину! Ни ему, ни автору не приходит в голову мысль, что в том, что тот родился уродом, справедливости ничуть не больше. Более того, если богатство во многих случаях является результатом личных заслуг, то в том, чтобы родиться на свет с определенным набором привлекательных для женщин физических качеств, никакой заслуги уж точно нет. («Справедливым» выходом тут было бы, конечно, обобществление женщин, как коммунистическая идея изначально и предполагала, но насколько он «справедлив» по отношению к женщинам, если признавать их право на выбор – вопрос открытый).

По мне - так когда дураки и бездельники получают столько же или только чуть меньше людей умных и работящих – никакой справедливости в этом нет. Если тот, кто продумал и организовал некое дело, вложив туда свои средства (которые мог бы, скажем, и пропить) руководя им, будет иметь от этого немногим больше тех, кто благодаря ему вообще имеют возможность что-то получать, то это они его «эксплуатируют» - точно так же, как полсотни бездарей и недоучек в каком-либо НИИ, сидя на одинаковых окладах с несколькими настоящими спецами, работа коих выдается за «работу института» эксплуатируют этих последних. Так вот если в нормальном обществе «вклад» конкретного индивида очевиден и при всех издержках в б-ве случаев соответственно оценивается, то в социалистическом (где идея, приносящая «г-ву и о-ву» миллиарды, приносит автору не миллионы, а «Ленинскую премию») это невозможно в принципе.

Пусть бы вот комбедовская пьянь и рвань объединялась себе в колхоз и реализовывала «преимущества коллективного труда». Так ведь нет! Для того, чтобы эта конструкция могла хоть как-то существовать, ей потребовалось присвоить имущество тех, кто работал очень хорошо, и заставить работать «за галочки» тех, кто умел работать хотя бы средне. Нужно ли удивляться, что сторонники социализма никогда не оставляют согражданам свободы выбора. Почему бы не предоставить желающим сойтись в коммуну, а остальным – продолжать нормальную жизнь? Пусть бы, если угодно - конкурировали бы, демонстрируя, как оно лучше. Но нет, в коммуну надо непременно загнать абсолютно всех. Потому что она заведомо неконкурентоспособна. И не только потому, что там производительность труда из-за отсутствия стимула всегда ниже и т.д. А просто потому, что лучшие – подавляющее большинство тех, кто что-то умеет делать лучше других - туда не пойдут, а худшие, пусть их и численно больше, без этих лучших ничего не могут. «Социалистический лагерь» без «железного занавеса» не существует, поэтому границы СССР были обустроены и эшелонированы таким образом, который предполагал предотвращение не столько нежелательного «въезда», сколько «выезда».

Точно так же и в международном масштабе. Никто же не скрывал, что построение коммунизма возможно не иначе как в мировом масштабе, его идеологи отдавали себе отчет, что он может быть не иначе, как «для всех», не может существовать, пока где-то остается нормальная жизнь. То, что неконкурентоспособно (а такова всякая утопия) - не терпит конкуренции в принципе.

В-третьих, не обошлось, конечно и без тезиса о «святости» социализма и его отождествления с христианским учением - одного из наиболее забавных в национал-большевистском «символе веры», страдающим, впрочем, общим для всех его частей недостатком: несоотсветствием их реальной картине бытия. Очевидный факт: абсолютно во всех христианских обществах имущественное и социальное неравенство неизменно оставалось на обычном естественном уровне (во всяком случае, нигде не уменьшалось, а в большинстве случаев – увеличивалось), а все режимы, декларировавшие необходимость ликвидации такого неравенства, неизменнно стремились ликвидировать и христианство.

Ну, тут и говорить нечего. Понятно, что то было «неправильное» христианство, а носителями настоящего являются строители «православного царства» на базе достижений советского строя.

С.В. Волков