Методика заряжания нового оружия практически не отличалась от старой – пуля с необходимым зарядом пороха находилась в специальном патроне, скрученном из плотной бумаги. По уставу, солдат должен был зубами откусить верхнюю часть патрона с пулей, высыпать порох в ствол. Пулю выплевывали в ствол, оставшаяся бумага служила пыжом. Все это «утрамбовывалось» в стволе с помощью шомпола. Единственное – и фатальное – отличие «энфилда» заключалось в том, что для целей обеспечения лучшего скольжения пули по резьбе было решено пропитывать бумажный патрон специальным смазочным составом. Смазка, применявшаяся в Европе, не понравилась службе комиссариата колониальной армии, поскольку ее сочли непригодной для жаркого и влажного индийского климата. Решено было разработать свой собственный состав, оптимальный для местных условий. В начале 1857 года первая партия новых винтовок была готова к передаче в войска, и планировалось начать массовое обучение индийских сипаев обращению с последним словом европейской техники. Однако здесь возникла неожиданная проблема: откуда-то пошел слух, что смазочный состав, которым пропитывались патроны, включал в себя смесь животных жиров – свиного и коровьего. Первое по понятным причинам привело в ужас сипаев-мусульман, второе – индуистов. Для последних употребление в пищу говядины (а ведь патроны, напомню, надо было кусать) означало автоматическую потерю касты, превращение в неприкасаемых.
В колониальной армии служили в подавляющем большинстве представители высших каст – раджпуты и брахманы, которые имели очень строгие ритуально-диетические предписания. Власти Ост-Индской компании и командование ее армии прекрасно это знали, и всегда очень бережно относились к религиозным чувствам своих солдат. Поэтому слухи вызвали немедленную тщательную проверку. Слухи оказались беспочвенными. Более того: ни один патрон нового образца, как выяснилось, еще не был передан в части. Сипаи просто физически не могли еще их видеть, поэтому все «свидетельства очевидцев», на которые ссылались слухи, были чистой выдумкой. Результаты проверки были немедленно широко опубликованы. Однако слухи продолжали распространяться, причем к ним добавились соображения в стиле «раз правительство оправдывается – значит, ему есть что скрывать». Возникли серьезные подозрения, что кто-то специально их распространяет. В индийских частях – особенно в армии Бенгальского президентства – началось нешуточное брожение, говорили о чудовищном заговоре англичан с целью насильственного обращения всех индийцев в христианство. Чтобы пресечь подобные толки, было объявлено, что смазочный состав для патронов будет готовиться самими сипаями – и из тех продуктов, которые они сами сочтут нужными. Во всех частях были выбраны специальные представители, которым было поручено это ответственное дело. Казалось бы, на этом повод для беспокойства должен был отпасть сам собой. Но этого не произошло. Теперь слухи как-то ненавязчиво переключились со смазки для новых патронов – которых в армии до сих пор, между прочим, никто так воочию и не видел – на саму бумагу, из которой эти патроны скручивались. Предполагалось, что что-то не так именно с ней. Причем сипаи начали отказываться использовать уже и обычные, несмазанные патроны для своих старых мушкетов – стоило только им показаться, что бумага немного не того оттенка. Между тем, патроны в Индии изготавливались в нескольких различных арсеналах, в которых использовали бумагу местного производства – а она немного различалась по плотности и цвету, так что подозрительные различия при желании усмотреть было нетрудно.
В отчаянии правительство пошло на неординарный шаг – был переписан военный устав. Теперь патроны полагалось не кусать зубами, а отрывать нужный конец рукой. Однако на это сипаи отвечали, что они привыкли поступать по-старому, поэтому могут забыться и машинально сунуть патрон в рот, со всеми вытекающими последствиями. К тому же начал активно циркулировать уже новый слух – теперь предполагалось, что в муку, используемую для выпечки хлеба для нужд армии, будет добавляться порошок из перетертых костей – естественно, свиных и коровьих. Теперь колониальные власти были уже на сто процентов уверены, что слухи кем-то злонамеренно – и весьма эффективно – распространяются. За всем этим явно стоял чей-то изобретательный, циничный и тонкий расчет. Кто-то целенаправленно играл на религиозных чувствах сипаев, настраивая их против английских офицеров и европейцев вообще. Все больше частей выходило из повиновения, но пока что их бунт был пассивным, и существовала надежда, что его удастся «переждать», что страсти через некоторое время улягутся сами собой, если солдат не провоцировать. Однако атмосфера была накалена до предела, и все отлично понимали, что достаточно одной искры, чтобы нарушить это шаткое равновесие.
24 апреля 1857 года английский полковник Джордж Кармайкл-Смит, недавно назначенный командовать 3-м Бенгальским легким кавалерийским полком, решил провести учебные стрельбы. Он был довольно опытным, пожилым офицером индийской службы, неплохо знал сипаев, хотя конкретно этим полком ранее не командовал, и поэтому люди не знали его. По всей видимости, почувствовав некое невысказанное глухое брожение во вверенной ему части, он решил форсировать вопрос, вызвать недовольных на открытую конфронтацию – и либо переубедить их, либо подавить силой, преподав на их примере жесткий урок остальным. Сейчас это решение кажется нам опрометчивым, даже глупым, и нет такого историка, который не взвалил бы вину за последовавшие события на плечи незадачливого офицера. Однако по здравом размышлении, действия Кармайкл-Смита не сильно отличаются от подхода других его коллег в похожих ситуациях – в той же Британской Индии, в тех же самых сипайских частях – и подход этот нередко себя оправдывал. Те из английских офицеров, которые добивались наибольших успехов, командуя туземными частями, и пользовались в этих частях наибольшим уважением, никогда не миндальничали с сипаями. Уважали, прислушивались к их мнению – но в то же время никогда не потакали капризам. Открытая конфронтация с недовольными была как раз в лучших традициях именно этой школы. У Кармайкл-Смита, строго говоря, не было оснований полагать, что в этот раз все будет как-то иначе. И если бы его замысел удался, его поступком современники восхищались бы так же, как восхищались они не менее рискованными поступками многих из его более удачливых коллег.
Полковник решил начать с одного эскадрона. Если бы все прошло гладко, напряженная ситуация была бы переломлена в пользу правительства, и убедить остальной полк последовать тому же примеру было бы уже проще. В случае же бунта, справиться с небольшим числом недовольных было существенно проще, чем если бы на стрельбы вывели полк в целом. Так и произошло. Из 90 соваров 85 человек отказались прикасаться к подозрительным патронам. Полковник немедленно арестовал их и отдал под трибунал. 9 мая 1857 года трибунал вынес решение. Все обвиняемые были приговорены к различным срокам каторги – от 5 до 10 лет. Перед строем полка с них сорвали знаки различия, заковали в кандалы и отправили в тюрьму, расположенную неподалеку от лагеря, в городе. Полк разошелся в угрюмом, но тихом настроении, и на какой-то момент Кармайкл-Смиту показалось, что конфликт исчерпан.
Так бы оно, наверное, и было, если бы речь шла только о сиюминутном возмущении одной отдельно взятой военной части. Увы, в данном случае все обстояло куда сложнее. Брожение – как и предполагали наиболее внимательные наблюдатели – не было стихийным. Оно искусственно подогревалось и стимулировалось. К тому времени почти вся Бенгальская армия была густо опутана сетью подпольных ячеек, через которые заговорщики распространяли слухи и координировали свои действия. Общее выступление было делом решенным. Полковник Кармайкл-Смит же просто предоставил удачный повод…
На следующий день, 10 мая, в лагере 3-го кавалерийского вспыхнул открытый мятеж. Солдаты открыли огонь по английским офицерам, а потом кинулись в город. Другие индийские части, расквартированные поблизости, присоединились к ним. Сипаи захватили тюрьму (охранявшая ее индийская часть также перешла на их сторону) и освободили заключенных. Затем началась настоящая бойня. Англичан убивали без разбора, военных и гражданских, мужчин, женщин и детей, жгли дома и грабили их имущество. В Мируте стояли и английские войска, но их лагерь находился с другой стороны города, и пока они смогли придти на помощь, прошло несколько часов. При приближении англичан мятежники отступили из Мирута по направлению к Дели. В стремительно сгущающихся тропических сумерках англичане не стали их преследовать. Это было ошибкой.
Командование мятежными частями очень быстро взяли на себя те самые люди, которые готовили восстание и поддерживали связь с заговорщиками в других частях. В соответствии, по всей видимости, с имевшейся заранее договоренностью, они повели полки на Дели. При этом мятежники обрезали телеграфные провода. В Дели успели получить телеграмму о том, что в Мируте произошел мятеж, но известие о том, что сипаи вырвались из лагеря и движутся к старой столице, дойти уже не успело. Англичане насторожились – что спасло многих из них – но серьезных мер все-таки не приняли, и поэтому не смогли спасти город.
На следующее утро мятежники без боя захватили мост через реку Джумну и ворвались в город с востока прежде, чем войска, расположенные в лагере к западу от городских стен, поняли, что происходит.
Дели когда-то был столицей империи Великих Моголов, и в Красном Замке в центре города все еще жил последний отпрыск династии – султан Бахадур-Шах II, восьмидесятилетний подслеповатый старик, всю жизнь посвятивший сочинению стихов и рисованию миниатюр. Англичане лишили его реальной власти – и падишахского титула – но оставили ему номинальный титул «короля Дели», его двор, право держать небольшую частную армию для охраны и очень щедрую ежегодную субсидию из средств Ост-Индской компании. Именно ему и было суждено стать живым знаменем восстания.
Ворвавшись в Красный Замок, мятежники первым делом убили английского офицера, командовавшего дворцовой стражей (а вместе с ним – гостившего у него друга-священника и двух девушек – дочь пастора и ее подругу; жених одной из них, лейтенант Томасон, чуть позже будет пытаться в одиночку прорваться в захваченный город на поиски невесты, и будет скручен сослуживцами силой, со словами: «это бесполезно, если она там, она уже мертва»; они были правы). Расправившись с европейцами, находившимися в замке, сипаи бросились «королю Дели» в ноги, умоляя «защитить» их, а затем – благословить и возглавить. Престарелый поэт явно несколько опешил от такого поворота событий. Судя по всему, лично он, скорее всего, предпочел бы тихо остаться в стороне, лишь бы его не трогали, но в окружении его хватало «ястребов» - и с большой долей вероятности, кто-то из них был изначально замешан в заговоре, очень уж целеустремленно шли к Дели мятежники. Немного поколебавшись, Бахадур-Шах согласился. Он не только дал сипаям свое благословение, но и послал своих стражников со штурмовыми лестницами на помощь к мятежникам, осаждавшим в это время здание арсенала в городе. С этого момента Красный Замок становится фактически официальным центром восстания. Немного погодя Бахадур-Шах будет провозглашен Великим Моголом, а его сыновья – назначены командующими повстанческих армий. Однако реальная власть – как военная, так и гражданская – ни на минуту не покинет рук офицеров-мятежников.
Сражения за Дели, как такового, не было. Горстка английских солдат и гражданских чиновников Компании некоторое время отчаянно оборонялась в городском арсенале; потом толпа разъяренных сипаев преодолела стену и ворвалась во двор. Английский инженер подорвал арсенал вместе с собой и примерно полутора сотнями мятежников. От взрыва содрогнулась земля, грохот был слышен далеко за пределами Дели. Остатки импровизированного гарнизона с боем прорвались из города. Однако их героизм оказался напрасным – второй арсенал, еще больший, чем первый, находившийся на окраине и охраняемый индийскими солдатами, был захвачен без единого выстрела. Когда английское командование попыталось поднять стоявшие в лагере индийские части, чтобы выбить мятежников из Дели, солдаты вышли из повиновения – часть из них открыто присоединилась к инсургентам, часть же просто разбежалась. Индийские офицеры извинились перед англичанами, сказав, что не могут удержать своих людей в повиновении; все, что они могут сделать – попытаться дезориентировать кавалерию мятежников, чтобы она не смогла броситься в преследование немедленно. Это слово они сдержали – только благодаря их помощи англичанам удалось с относительно небольшими потерями эвакуировать большую часть женщин и детей, находившихся в «военном городке» за пределами городских стен. Однако почти все, кому не посчастливилось в тот день оказаться в черте города, погибли. Дели был потерян. А вскоре известия о мятежах в войсках стали приходить из всех уголков Северной Индии. История почти везде была одинаковой. Без всякого предупреждения войска – в том числе еще вчера казавшиеся вполне спокойными, лояльными и довольными жизнью – восставали, убивали своих офицеров, устраивали погром ближайших к ним европейских поселений или кварталов, и затем организованной массой двигались в одном направлении – к Дели. Великий индийский мятеж начался.