Говорят, в России начался кризис; это наглая ложь. Первый пик выплат по корпоративным долгам наступает только сейчас; российский газ, поставляемый по долгосрочным контрактам, ещё продаётся  по старым, докризисным ценам; итоговые доходы страны от сырьевого экспорта в 2008-м всё равно оказались выше, чем в 2007-м. Пока мировой кризис всего лишь похлопал нашу экономику по плечу – но она уже начала падать.

Между тем, первый же пик выплат обеспечит нам дальнейший обвал уже в январе. За ним последуют ещё несколько. Цены на газ будут пересмотрены в конце весны – и вот тогда стоимость сырьевого экспорта сократиться в разы. Что дальше? Как поведут себя сырьевые цены?

Начнём со спроса. Изначально предполагалось, что спрос на сырьё будет поддерживаться сохраняющимся  ростом азиатских гигантов – прежде всего Китая. Однако уже сейчас видно, что экономика последнего стремительно утрачивает динамизм - и причины этого вполне фундаментальны. 

 Исторически экономика КНР развивалась в рамках трудоёмкой модели. В общем,  речь шла о вовлечение в производство масс рабочей силы при сохранении низкой производительности труда (для высокой нужны капиталовложения, капиталовложения и ещё раз капиталовложения). При этом основной упор делался на развитие тех отраслей, где трудозатраты максимальны, а потребности в сырье и капитале ограничены; прежде всего это легпром и т.п. Разумеется, трудоёмкая модель предполагает низкую стоимость рабсилы и ограниченность частного потребления. Отсюда узость внутреннего рынка и экспортная ориентация экономики.

Однако примерно с 2005 года Китай начал переход от трудоёмкой модели к капитало- и ресурсоёмкой. Так, с 2009 планировалась отмена возврата НДС (5-13%) для экспортёров пластика, резины, сумок, текстиля, обуви, зонтиков, изделий из бумаги, часов, игрушек и т.д. Нетрудно догадаться, что это означало полную потерю интереса к  экспортно-ориентированному легпрому, если не его прямое удушение. Между тем, отмена возврата НДС – это уже последняя стадия; гораздо раньше от былых фаворитов отвернулись инвесторы и банки. В то же время наблюдалось максимальное поощрение тяжёлой промышленности и машиностроения. В итоге мы видели, во-первых, быстрый рост собственных сырьевых потребностей новой китайской промышленности. Во-вторых, ресурсоёмкий инвестиционный бум, связанный со строительством «тяжёлых» мощностей – как раз благодаря ему Китай поглощал более трети добываемой в мире железной руды и много чего ещё.

Разумеется, изначально этот бум потребовал дальнейшего сокращения доли потребления в ВВП. Однако параллельно с развитием новой промышленности КНР смогла приступить к отходу от «дикого социализма» и развитию внутреннего спроса. Так, в последние два года в Китае была значительно снижена налоговая нагрузка на население. В ближайшей перспективе предусматривалось резкое увеличение расходов на медицинское обслуживание и воссоздание системы государственных пенсий; кроме всего прочего, это должно было конвертировать громадные накопления «на старость» в «актуальный» спрос на продукцию китайской промышленности. Разумеется, собес по-китайски – это ужас, летящий на крыльях ночи; однако, наложенные на чрезвычайно быстрый рост доходов, даже ограниченные меры должны были дать вполне приемлемый результат. Так, уже первые признаки «полевения китайской компартии » обернулись впечатляющим ростом частного потребления в КНР – в том числе потребления бензина и дизеля. Совокупное действие этих факторов (отчасти характерных и для других игроков второго эшелона) и обеспечило быстрый рост мирового потребления сырья на фоне его стагнации в развитых странах.   

Кстати, за экономикой, как всегда, маячит геополитика. Итак, в рамках трудоёмкой «парадигмы» Поднебесная занималась тем, чем не хотят заниматься другие - и при этом потребляла ограниченное количество ресурсов. Такой  Китай идеально укладывался в сложившуюся систему – и всех устраивал; собственно, именно трудоёмкая модель и стоит за риторикой в стиле «мирного возвышения». Напротив, переход к ресурсоёмкому варианту означает  двукратный рост потребности в сырье даже при неизменном объёме ВВП. Разумеется, это никак не исключает – и даже предполагает – рост энергоэффективности etc. Однако конечный результат развития в рамках данной модели однозначен – речь идёт о появлении «нефритового миллиарда», сопоставимого по ресурсоёмкости с «золотым». Между тем, Земля не выдержит двоих. Иными словами, речь идёт о пути, не имеющим ничего общего с «мирным возвышением» - отсюда резко возросшая геополитическая активность КНР и, в частности, надменно-благосклонное отношение к заигрываниям Кремля. Впрочем, я отвлёкся – вернёмся к текучке.

Наконец, сумасшедшее ценовое ралли в 2007-м тоже был связано с китайским фактором – хотя и более ситуативным. В чаянии неизбежного удорожания сырья продуманные ханьцы стали закупаться им впрок – отсюда, собственно, и 140 за баррель (спекулятивный компонент сыграл здесь второстепенную роль); многие, ожидая роста стоимости энергии и рабочей силы, создали запасы готовой продукции и полуфабрикатов. Проблема в том, что, загнав рынок вверх в 2007-м, эта китайская предусмотрительность теперь будет загонять его вниз. Спрос на сырьё быстро падает – и конца этому не видно.

 Что ещё хуже, против потребления сырья в Азии играют стратегические факторы. Так, китайцы вынуждены отложить дальнейшую трансформацию своей промышленности до лучших времён и сворачивают соответствующие инвестиционные программы. Практически КНР - за неимением другого выхода – возвращается к трудоёмким истокам.  Например, в начале декабря был принят пакет мер, поддерживающих отрасли с низкой добавленной стоимостью – лёгкую промышленность, электронику и электротехнику и т.д. Для экспорториентированных производств уже повысили ставки возврата НДС. Иными словами, Китай отыгрывает назад по полной программе. Параллельно предпринимаются усилия для стимулирования внутреннего спроса – разумеется, на всю ту же продукцию легпрома и К. Так, правительство КНР начало кампанию под лозунгом «бытовую электротехнику – в деревню!».

          Практически это ставит жирный крест как на ресурсоёмком инвестиционном буме, так и на перспективах быстрого роста «промышленного» потребления сырья в КНР. Кстати, в основном поэтому Пекин отказался кредитовать проекты по его экспорту из России; впрочем, у него есть все основания полагать, что Москва и так будет гнать углеводороды на Восток - из соображений «чтобы не отобрали».

Кстати,  Кремлю придётся расстаться с иллюзиями по поводу партнёрства с Поднебесной – возвращение к трудоёмкой парадигме означает существенное потепление между Пекином и Вашингтоном. 

  При этом складывается впечатление, что кризисные издержки КНР не ограничатся только откатом на исходные позиции. У нынешней китайской экономики есть ряд неприятных особенностей, делающих её весьма уязвимой.  По сути, китайцев поймали на полпути – тяжёлая промышленность ещё не развита, а лёгкая уже придушена; поворот от внешнего рынка к внутреннему начат, но не завершён. Это подвешенное состояние создаёт проблемы – большие проблемы -  уже само по себе. При том, если в приложении к промышленности китайцы могут «просто» (на самом деле далеко не просто) отступить назад, то в приложении к «повороту вовнутрь» им нужно двигаться вперёд. Между тем, здесь возникают… некоторые трудности.

Проблема в том, что развитие внутреннего рынка и «левый поворот» жёстко увязаны с развитием отраслей с высокой добавленной стоимостью. Производство же дешёвого ширпотреба автоматически предполагает узкий внутренний рынок – и ничего с этим не поделаешь. Разумеется, можно работать и на таком рынке – однако подобный труд, мягко говоря, не обещает двузначных темпов роста.

При этом против внутреннего рынка будут играть как раз те же особенности китайского менталитета, что обеспечили эффектный экспорториентированный рост – а именно, почти кальвинистская склонность к экономии и сверхнакоплению. Даже в «тучные» годы правительству КНР приходилось предпринимать героические усилия для того, чтобы отучить своих граждан от гипертрофированного скопидомства; очевидно, что в годы тощие ханьская скупость разыграется по полной программе.

Кроме того, потребительские приоритеты китайцев не слишком благоприятны для их собственной промышленности. Если у нас живут под лозунгом «недоесть, но приодеться», то в Китае предпочитают переесть в обносках: первоочередные траты разбогатевшего ханьца – дорогая еда, а не шмотки или бытовая техника. Итак, на деле лозунг «бытовую электротехнику – в деревню!» (китайскую деревню) – это отличная иллюстрация тяжёлой безнадёги, охватившей власти КНР.

Наконец, как было показано выше,  уже обещанная трансформация «дикого социализма» теперь не может быть реализована в полной мере. В итоге у китайцев будут большие проблемы - причём не только с внутренним спросом. Так, ещё перед кризисом наблюдался быстрый рост числа крестьянских волнений. Между тем, тогда «благосостояние» китайской деревни в значительной мере поддерживалось денежными переводами миллионов внутренних мигрантов, работавших в новых промышленных городах. Теперь этот поток иссякнет, а ставшие безработными гастарбайтеры будут вынуждены вернуться к родным очагам. Перспективы очевидны. Далее, лояльность нового среднего класса по отношению к КПК была не столь уж прочной даже при двузначных темпах роста – всевозможные диссидентские группировки находили там неожиданно широкую поддержку. Замечу кстати, что вся оппозиционная тусовка плотно опекается американскими спецслужбами – и хором выдвигает территориальные претензии к РФ.

В итоге Китай почти неизбежно столкнётся с внутриполитическими неприятностями. Разумеется, нынешний режим в КНР не рухнет, однако специфический фон скверно скажется на инвестиционной привлекательности Поднебесной. В итоге темпы китайского роста могут упасть до 2-3% в год, а прирост потребления сырья – ещё ниже. При этом сходные проблемы в той или иной мере характерны для многих несырьевых стран «второго» эшелона.

Так будет выглядеть спрос. Что будет с предложением?

Не так давно из окрестностей американского госдепа появилась одна весьма живописная бумага – а именно, карта «улучшенного» Ближнего Востока. Вкратце улучшения сводились к следующему. На западе из окраин Турции, Ирана и Ирака выкраивался независимый Курдистан; на востоке из окраин Пакистана, Афганистана и опять-таки  Ирана – независимый Белуджистан. От того же Ирана отрезался южный Азербайджан и присоединялся «бывшему нашему» Азербайджану. Из части Саудовской Аравии, прилегающей к персидскому заливу (Эль-Хасы), южного Ирака и – разумеется - нефтеносной провинции Ирана Хузистан (она же Арабистан) «монтировалось» государство арабов-шиитов, к которому отходило 80% ближневосточной нефти. Наконец, западная часть Саудии – Хиджаз – с Меккой и Мединой выделялась в «исламское фундаменталистское государство». Эти  мелкие усовершенствования заставили схватиться за сердце 3/4 ближневосточного истеблишмента, и, кроме всего прочего, обеспечили нам поддержку турок во время войны в Осетии.   

Между тем, карта почти фэнтэзийна. Так, неудача попытки жёстко противопоставить шиитов-арабов  шиитам-персам была очевидна уже на момент её «рисования». Хуже того, попытка была безнадёжной уже изначально. Арабы-шииты последние лет пятьсот подвергались сильнейшей персианизации – причём в значительной мере добровольной. Для них Иран со времён Сефевидов был тем же, чем Россия была для югославян – такой свет в окошке и источник всяческого просвещения. Понятно, что с сербами и болгарами у нас всяко бывало – однако тех же болгар в 1941-44 никто и не пытался посылать на восточный фронт. Собственно иранские арабы в Хузистане персов недолюбливают – но даже они не будут объединяться против них с «Большим Сатаной», по крайней мере в массовом порядке. Равным образом, американцы вовсе не собирались обирать союзную Анкару ради получения на выходе марионеточного Курдистана – его геополитическая ценность несопоставима с ценностью Турции. Прочие инновации столь же виртуальны. Тем не менее, «почти» не значит «совсем»: на карте есть один весьма реалистичный фрагмент – и как  раз ради него она и рисовалась.

Напомню, что Саудовская Аравия состоит из трёх основных частей. Самая ценная часть – это Эль-Хаса, где сосредоточены нефть, удушаемые шииты и прижимаемые гастарбайтеры. Вторая по значимости – Хиджаз с его «двумя святынями». Наконец системообразующая «столичная» часть – это Неджд. Последний не имеет ни большой нефти, ни существенных святынь, однако там сосредоточена основная часть саудовского демографического потенциала. Заодно Неджд – это родина и цитадель «традиционного» ваххабизма.

Все эти «элементы» не слишком значимы по отдельности, но их комбинация даёт громадный синергетический эффект. Нефтедоллары в сочетании с религиозным авторитетом (и возможностью неограниченной пропаганды среди паломников, паломник – это будущий хаджи, в традиционных общинах фигура очень значимая) – это более чем серьезно. В сочетании с традицией радикализма – это серьёзно уже совсем.

Итак, потенциально Саудия – это весьма опасный геополитический субъект. Между тем, Аль-Сауды – хоть и ручные, но салафиты; при этом за их спиной всегда будут маячить гораздо более идейные персонажи. Соответственно, возникает соблазн задавить эту угрозу в зародыше. Отделить нефть Эль-Хасы от святынь Хиджаза и при этом засунуть между ними потерявший всякое значение Неджд – это, на свой американский лад, более чем остроумная идея. При этом она ещё и весьма реалистична.

Разумеется, шиитское меньшинство Эль-Хасы в гробу видало радикальных суннитов, правящих в Эр-Рияде – так что здесь недостатка в сепаратистах не будет. Затея с отделением Хиджаза от Неджда менее очевидна, но тоже имеет достаточно оснований – всё-таки это две очень разных страны. Исторический Неджд - это в своём роде засушенная Шотландия обр. 1200 года (замки, правда, глинобитные, полудикие кланы, родовая спесь, не отягощённая материальными ресурсами etc.). Напротив, хиджазцы всегда были довольно цивилизованными (торговля, земледелие, паломники – и существенные от них доходы). Столь же разной была и геополитическая карьера этих двух областей – за единственным и малоприятным исключением они никогда не находились в составе одного государства. После распада Халифата Хиджаз в качестве самоуправляющейся области починялся сначала египетским султанам, потом Турции; Неджд – за ненадобностью – никто и не пытался всерьёз контролировать. Наконец, арабы Хиджаза не слишком походили на племена Неджда и в этническом плане – у них даже диалекты сильно различались.

Итак, товарищей из Неджда в Хиджазе всегда считали дикарями. Эти взгляды сильно укрепились в начале XIX века, когда последователи Ваххаба ненадолго установили контроль над Хиджазом:  возвращение к «чистоте первоначального ислама» обернулось разрушением «слишком роскошных» мечетей в Мекке и Медине и надругательством над гробницами мусульманских святых. Впрочем, тогда всеобщее возмущение и египетские войска достаточно быстро покончили с ваххабитским присутствием.

Однако в 1924 году Хиджаз был окончательно аннексирован Недждом. В итоге «дикари» оказались наверху, а земляки пророка ниже плинтуса – из всех местных племён в число привилегированных попали только харб. Между тем, специфическая межплеменная иерархия была весьма актуальна ещё в начале 80-х, и не вполне потеряла своё значение сейчас. Естественно, местные Аль-Саудов не сильно любят.

Иными словами, потенциально сепаратизм в Хиджазе имеет куда больше предпосылок, чем вполне «успешный» украинский национализм. Разумеется, пока основные источники доходов находятся на востоке Саудии, потенциал сепаратизма на западе реализован не будет. Однако если нефть отделится вместе Эль-Хасой, исторические обиды мгновенно станут актуальными – и отпадение Хиджаза будет уже делом техники.

Иными словами, «улучшенная» карта была жёстким и реалистичным сигналом Эр-Рияду: «мы держим вас за горло, и если что не так…». Примерно поэтому саудиты сейчас занимают в ОПЕК штрейкбрехерскую позицию – и будут занимать её и дальше. Практически, они провалят любую попытку по настоящему радикального ограничения добычи. Между тем, Саудия – это не только ключевой игрок нефтяного рынка. Она его главный регулятор – только либеральная аравийская геология позволяет резко изменять объёмы добычи без необратимых  технологических последствий. Итак, сейчас американцам нужна очень дешёвая нефть – и они её получат.

Итак, прогноз сводится к следующему. Сырьевые цены останутся чрезвычайно низкими на протяжении всего 2009 года, при этом общая тенденция весьма неблагоприятна. Возможно, к концу наступающего они окажутся в районе 20 долларов за баррель. Разумеется, девальвация бакса подправит эту цифру – но не её реальное выражение. В итоге,  падение доходов населения составит до 30%, а уровень безработицы подскочит как минимум вдвое. Перспективы очевидны.

           Мрачная ирония состоит в том, что нарастающая нестабильность конкурентов пойдёт весьма на пользу многократно похороненным Штатам. Практически, они смогут эффективно оттянуть капиталы как из тормозящих экономик азиатских гигантов, так и из сырьевых стран.  Как следствие, под импорт капитала «партнёры» смогут спокойно печатать доллары, стимулировать частное потребление и финансировать военные программы. Иными словами, если в США не случится ничего экстраординарного, американцы опять выкрутятся.  

Евгений Пожидаев