… Я продолжаю расспросы:

— Так я правильно вас понял, что вы элементарно боитесь сейчас выходить на работу, передвигаться по производственным помещениям?!

Они согласно кивают головами.

— Как же не бояться! — говорит кто-нибудь из них. — У нас вообще там места есть, куда просто никто без особой надобности не заходит. Или, если уж приходится — стараемся быстрей-быстрей пробежать…

— Почему? — живо интересуюсь я.

Они смущенно переглядываются. Кто-нибудь тянет:

— Ну-у… мало ли…

— Взорваться может? — подсказываю я.

— Да и взорваться. Или трубу прорвет, а там пар под давлением. Или заслонку сорвет.

— Или пол провалится, — подхватывает кто-то другой. — А есть места, где мы видим — стена непонятно на чем держится. Понимаете? Стена!

— Да вообще там опасно находиться, — заключает кто-нибудь третий.

— Где? — уточняю я.

— Да везде! — взрываются все вместе. — ВСЁ ИЗНОШЕНО, понимаете? Всё! Мы не знаем, когда и где рванет!

Эти диалоги в последние полгода — моя работа. Я мотаюсь по стране, по разным производственным, подчеркиваю, предприятиям. Они принадлежат разным холдингам, относятся к разным отраслям — но все они странно, даже поразительно похожи.

Я разговариваю с рабочими — токари, слесари, сварщики, электромонтеры; со сменными мастерами и бригадирами; с инженерами. Я провел уже больше 60 фокус-групп. Я привык к цифре «у нас 80% процентов износа оборудования». Меньше называют редко, точнее — почти никогда. Тольятти, Пенза, Иркутск, Красноярск, Москва (!), Киров…

Проблемы поразительно похожи. Люди уже боятся, реально боятся. Износ огромен, замены практически не производятся. Наоборот — в последние годы, а особенно сейчас, «в связи с кризисом», повсеместно урезают затраты даже на элементарный ремонт.

Доходит до смешного. Когда в начале спрашиваешь у работников, какие проблемы им кажутся наиболее острыми, они часто жалуются на «недостаточный ремонт» даже прежде, чем на недостаточную зарплату! И дело вовсе не в том, что зарплаты у них шикарные; нет, зарплаты у них никакие.

Мне порой кажется, что я веду какой-то непрекращающийся ОДИН разговор. Люди вокруг меня меняются, их должности меняются, меняются города, отрасли… Содержание меняется незначительно.

— Хорошо, — говорю я. — А давайте все ж допустим — только на минуту! — что вдруг случится то, чего мы все не хотим: случится авария. Что-то все-таки «полетит», взорвется. Кто будет виноват?

— Мы! — быстро, без тени сомнения отвечают инженеры, сменные мастера, слесари шестого разряда — в зависимости от того, кто сейчас передо мной сидит. В их голосах звучит и обреченность, и некая бравада.

— Почему ж вы? — не понимаю я. — Вас же, по вашим собственным словам, заставляют так работать. Почему не снабженцы, которые дают вам заведомо неисправные детали? Почему не начальство, которое закрывает глаза на ПТО («правила технического обслуживания»)? Почему не собственники, которые годами не дают никаких средств на ремонт?

— Мы, — убежденно повторяют производственники. — Виноват всегда будет стрелочник, то есть мы. Скажут — «вы нарушили инструкцию». А мы ведь ее и вправду нарушили. И нарушаем! Каждый день!

— Зачем же вы ее нарушаете?

— А как иначе? — искренне удивляются мои собеседники. — Если работать по инструкции — у нас тут всё встанет. Всё, всё производство!

— Но ведь это же статья, — говорю я. — За это посадить могут?

— Могут, — кивают инженеры и мастера, монтеры и слесаря.

— Мда-а… — тру я лоб. — Давайте я вкратце резюмирую. Значит, вы, с одной стороны, рискуете, что в один прекрасный день все взорвется к чертовой матери, и вас или покалечит, или просто убьет. Так?

— Так, — соглашаются они.

— И, с другой стороны, если даже «повезет» и вы в этой катастрофе выживете — у вас будут все шансы загреметь в тюрьму за «халатность», «несоблюдение инструкций» и т. п. Да?

— Да.

— Ну? — спрашиваю я. — И что ж вы соглашаетесь работать в таких условиях?!

Десятки фокус-групп. Люди смотрят на меня, несколько озадаченные моим напором.

— А что ж нам еще делать? — тихо спрашивают они. — Сейчас с работой трудно… Нам ведь надо еще семьи кормить…
— Станешь что-то возбухать — тебя живо спросят: «Что, не нравится? Проваливай! Там за забором еще знаешь сколько стоит таких, как ты?!»

Вы наверно подумали, что у моих собеседников какая-то невероятная зарплата, заставляющая примириться с ежедневным риском на вполне обычной, рутинной работе. Нет, вы ошибетесь. Зарплата у них — 9–11 тыс. рублей в месяц. У инженеров — 15. Более того, ненасытный работодатель весь последний год зарплату мало-помалу урезает, а круг обязанностей — расширяет. Объяснение простое — кризис!

Как назвать этих людей, которые ежедневно (!) рискуют своим здоровьем, свободой и самой жизнью, полностью отдавая себе в этом отчет, за 10 тыс. рублей в месяц? Очевидно, это — герои.

Все понимают, что слова о риске — никакая не теория. Саяно-Шушенская ГЭС у всех работников на слуху. Иллюстрация — наглядней не придумаешь: 72 человека сразу смыло, тех, кто выжил, теперь судят. Причем судят тихо, незаметно, так что и не поймешь — кого обвиняют? За что? Судят ли вообще?

Представляете, каким громким мог бы быть процесс по поводу Саяно-Шушенской, будь у нас нормальное правосудие? Если бы к суду привлекли — по серьезным обвинениям — высших чинов «РусГидро» и самой плотины, но при этом дали бы им возможность полноценно защищаться — да еще с трансляцией по телевидению?! Думаете, у них, прижатых прокурорами, не нашлось бы что рассказать? О, у них бы «очень много чего» нашлось бы что рассказать!

«Вы думаете, Саяно-Шушенская — это какое-то исключение? — спрашивают меня на каждой второй группе. — Да так у нас ВЕЗДЕ!»

Эти люди — герои. Они тянут на себе изношенные, устаревшие механизмы, чья балансовая стоимость давно равна нулю (!); им не дают запчастей, и они ремонтируют их тем, что находят на свалках; им дают бракованные детали — они сами обтачивают их на своих станках, ставят — и они работают! Им дают старые детали под видом новых — они собирают из трех старых неисправных одну исправную деталь, ставят — и старые рыдваны опять «пашут»!

Я спрашиваю:

— А вам доплачивают за эти дела? Обтачивать брак, собирать из трех одну, копаться на свалках? Это ж вроде бы не входит в ваши функциональные обязанности?

Некоторые возмущаются этим, некоторые машут рукой, но суть ответа одна: что вы, какие доплаты, никаких доплат у нас давно уже нет.

Я смотрю на них. Это чудесные люди, настоящие русские работяги. Они незлобивы; они ворчат, но видно, что они готовы так работать и дальше. Они выдержат.

Но вот железо, похоже, не выдержит. Железо, в отличие от наших людей, не может терпеть вечно. Оно «сыплется».

Чем дальше, тем быстрее.

Мои собеседники наблюдают этот процесс со спокойным ужасом.

http://sapojnik.livejournal.com