После поражения Штакельберга у Вафангоу положение на театре военных действий приняло к середине июля 1904 года примерно такой вид:





Закончив высадку на материке 4-й армии генерала Нодзу, японцы ввели в дело свой последний крупный резерв. Теперь в Манчжурии была развернута почти вся их регулярная армия - 11 из 13 имевшихся у них дивизий. Из этих сил 3 дивизии остались на Ляодунском полуострове для действий против Порт-Артура, а 8 были в распоряжении прибывшего на театр военных действий маршала Ойямы для операций против манчжурской армии Куропаткина.

Теперь, когда почти все силы были в наличии, у японцев уже не было никаких оправданий дальнейшего промедления. С начала войны и так прошло уже пол года, а никаких существенных результатов еще не было достигнуто. Русские же только начали сосредоточение своей армии и в дальнейшем численное преимущество медленно, но верно должно было переходить к ним.

Но это в теории. На практике же русская армия удерживала заведомо недостаточными силами огромный фронт. Задача обороняться в таких условиях против более сильной и решительно настроенной японской армии выглядела невыполнимой. Может быть в таком случае Куропаткину следовало наступать? Но куда наступать? Наступление на юг японцы отбили. Наступать на восток, против Куроки и Нозду? Такая операция стала бы ударом по пустому месту. Японские армии, имея свои базы в портах корейского побережья, могли легко отступить, приближаясь при этом к своим базам. Русские же армии, наступая через труднодоступную гористую местность напротив, удалялись бы от своей единственной коммуникационной линии – ЮМЖД. Не имея при этом в отличие от японцев вьючного обоза, и испытывая недостаток в горной артиллерии. Но главное, удлиняя при этом свой фронт, мы не получали бы никакой особой выгоды, овладев лишь малонаселенной и непригодной для маневра территорией. Это в том, конечно случае, если бы удалось сбросить превосходящие силы японцев с перевалов.

Тем не менее, разрабатывая план наступательных действий (к которым, так или иначе, рано или поздно, пришлось бы приступить) адмирал Алексеев предполагал вначале именно удар на восток, с целью отбросить Куроки и Нодзу подальше от ЮМЖД, с тем, чтобы обеспечить главный удар - на юг, на выручку Порт-Артуру.

Вот только врядли с этим был согласен Ойяма. Часики то тикали. Японцы начали свое наступление раньше. Отбросив русские армии на юге в бою у Дашичао 10-11 июля, 18 июля они добились успеха и на востоке, где Куроки заставил отступить наш Восточный отряд, захватив ряд ведущих к Ляояну перевалов.

Во время этих боев Куропаткин находился перед непростым выбором. С одной стороны ему нелегко было без боя отдавать противнику территорию, особенно на юге, ведь это отдаляло наши армии от осажденного Артура. С другой стороны наш командующий не верил в возможность дать серьезный отпор японцам столь далеко от Ляояна – у русских просто не было сил, чтобы прикрыть левый – восточный фланг своего южного отряда на всем его протяжении. Последнему соображению противоречил впрочем тот довод, что чем дольше удалось бы задержать японцев на дальних подступах к Ляояну, тем большие силы успели бы сосредоточиться в Манчжурии увеличив тем шансы на общий успех.

Все это приводило к тому, что Куропткин вынужден был принимать половинчатые, противоречивые решения, за что его часто критикуют. Так например в бою у Дашичао русская армия впервые за всю войну не потерпела поражения. Все атаки японцев на позиции IV-го Сибирского корпуса были отбиты. Барнаульский пехотный полк, находившийся на стыке I-го и IV-го корпусов четырежды переходил в штыковую контратаку. И это, излюбленное русскими еще со времен Суворова средство, каждый раз приносило успех, хотя нашему полку противостояло до дивизии японцев.

Отдельной темой являются в этом бою действия русской артиллерии. Хорошо известно, что, пожалуй, главной проблемой терпящей поражения и отступающей армии являются даже не потери, не оставляемые территории, бросаемые повозки и орудия, короче не материальный ущерб. Отступающая армия страдает морально. Она не уверена в своих силах. И за счет этого может ощущать себя слабой даже там, где на деле сильнее.


Русская артиллерия, благодаря личной инициативе Николая II, была вооружена новейшей материальной частью, намного превосходившей таковую у японцев. Это была трехдюймовка Путиловского завода образца 1900 года. В бою у Вафангоу получила боевое крещение еще более новая модель 1902 года. Это выдающееся орудие, получившее в годы Великой войны прозвище ”коса смерти”, прослужило вплоть до Второй мировой, в которой приняло активное участие. Более того, трехдюймовка стала отправной точкой для создания советских дивизионных пушек, составивших 2/3 советской артиллерии в этой войне.



Однако в упавшей духом русской армии образца начала июля 1904 года… пошли слухи, что новые пушки никуда не годятся. Произошло это вот почему. В первых боях противник всегда имел численное преимущество. В том числе и в артиллерии. Наши командиры действовали в этих боях по старинке. Искали для своих батарей позиции с наилучшим обзором, то есть наилучшими секторами огня. Как правило такие позиции находятся на гребнях высот.

У хорошего обзора, однако, есть оборотная сторона. Такую позицию тоже видно откуда угодно. Японцы первым делом вскрывали расположение русской артиллерии, зачастую проводя ложные атаки, и затем подавляли их всей мощью своих численно превосходящих батарей. Наши отличные пушки не могли себя проявить.

Однако русские очень хорошо умеют приспосабливаться. В бою у Дашичао в историю пушечной артиллерии была вписана новая, очень важная глава. Окопы для орудий подготовили на обратных склонах высот, обращенных к неприятелю, так что он не мог видеть наши батареи. Огнем же командовал офицер, находившийся на позициях пехоты – в прямой видимости врага.

Несмотря на то, что против 76 орудий I-го Сибирского корпуса японцы выставили 186 своих, победителем в длившейся весь день дуэли вышла именно русская артиллерия. Командующий японской армией генерал Оку вынужден был признать, - Особенно умело использовала [русская] артиллерия характер местности и заняла такие укрытые позиции, что мы не могли установить места нахождения орудий.

Скрытое расположение артиллерии привело к тому, что потери в ее составе были незначительными, тогда как в предыдущих боях пушки, расположенные в виду неприятеля уничтожались, как правило, в первую очередь. Сохранность же артиллерии обеспечила высокую интенсивность стрельбы. Если в бою под Вафангоу русская артиллерия выпустила 10 тысяч снарядов, то у Дашичао 22 тысячи. Из них батарея подполковника Пащенко 4,178 снарядов – более чем по 500 на орудие!

Сам Пащенко, награжденный за этот бой георгиевским крестом, вспоминает: Впервые развернулась вся мощь нашей артиллерии. Этот бой ясно убедил всех сомневающихся в технических и баллистических свойствах нашей пушки, что надо только уметь обращаться с этой сложной и умело придуманной машиной, и нам не страшен тот огромный перевес в артиллерии, какой могут иметь японцы в отдельных случаях.

Забавно, что неумение вести огонь с закрытых позиций постоянно включают в список органических пороков русской армии и неопровержимое свидетельство ее отсталости и пренебрежения боевой подготовкой. В этой связи интересно заметить, что например в немецкой армии, несмотря на ее образцовую готовность и выучку, и несмотря на то, что немецкий генштаб подробнейшим образом изучал опыт Русско-японской войны, стрельба с закрытых позиций не была введена в практику и к Первой мировой, из-за чего немецкая пушечная артиллерия в первые недели войны серьезно проигрывала русской.


К вечеру 11 июля, потрясенные штыковыми контратаками русских, не выдерживая убийственного огня нашей артиллерии, главные силы 2-й японской армии Оку начали отходить за гребни ближайших сопок. Казалось бы, русские честно завоевали свою первую в этой войне победу. Однако командующий русской Южной группой генерал Зарубаев испытывал серьезные опасения за свой левый фланг и тыл, которым, как он считал, угрожает 4-я японская армия Нодзу. В таком духе инструктировал его и сам Куропаткин.

Действительно, до ляоянских позиций оставалось еще порядка 80 км, и в этот промежуток могли нанести удар армии Куроки и Нодзу. Если бы им удалось прорваться к ЮМЖД, то войска нашего Южного отряда фактически оказались бы в окружении, со всеми вытекающими последствиями. Оценив риск, Зарубаев в ночь на 12 июля отдал приказ отходить на Хайчен, а позже, в связи с успехами Куроки была оставлена без боя и хайченская позиция. Путь к Ляояну был открыт.