С начала 60-х годов, то есть с хрущевской «оттепелью» официальный марксизм стал терять власть над умами, и советская интеллигенция, которая некогда была творцом и проводником в массы марксизма, начала продуцировать версии иной, неофициальной советской идеологии. Разумеется, все это происходило не целенаправленно: создавать идеологию есть естественное свойство интеллигенции, такое же, как дыхание для живого организма, и точно так же, как человек не замечает, что он дышит, интеллигент не замечает, что он идеологизирует. Кроме того, идеология есть ведь ложное сознание, своеобразный самообман, поэтому носитель идеологии ее таковой не считает, для того, чтобы осознать это, нужно выйти за рамки данного идеологического дискурса (что, как правило, связано с переходом к другому идеологическому дискурсу). Так, интеллигенты-«шестидесятники» правильно квалифицировали официальный советский марксизм как идеологию (не пожелав, правда, ее подвергнуть научному анализу, в частности, потому что дискредитация советского истмата для них была тождественна дискредитации марксизма вообще). Однако они не так и не поняли, что сами они критикуют марксизм и советский строй также с позиций сугубо идеологических.
Эта новая идеология формировалась в диссидентских кружках, в самиздатовских журналах, в антисоветских русскоязычных изданиях за границей. Тем не менее, участвовали в этом процессе не только диссиденты – открытые враги советской власти, но и самые широкие круги интеллигенции, то есть работников умственного труда – от университетских профессоров и школьных учителей, до работников партийных СМИ и идеологического советского и партийного аппарата (которые, казалось бы, должны были наоборот, защищать советскую идеологию). На работе они могли провозглашать тезисы марксизма-ленинизма, в которые давно уже не верили, а в кругу друзей, «на кухне» поносить марксизм, восхвалять Запад и, таким образом, не осознавая этого, распространять новую идеологию. Идеология эта ковалась не только в теоретических рассуждениях и статьях, не меньшую роль сыграли здесь литература, бардовская песня, эстрадный юмор и другие формы элитарного и массового искусства, в которых в эстетически привлекательной форме преподносились те или иные антисоветские мировоззренческие установки.
Когда началась перестройка, это идеологизирование выплеснулось на страницы отечественных журналов и газет, на экраны ТВ, в университетские аудитории, на площади городов, постепенно полностью заполонив все информационное пространство позднего СССР. Робкие попытки честных и убежденных советских марксистов отстоять или даже просто публично высказать свои взгляды (вспомним знаменитое письмо Нины Андреевой, напечатанное в «Советской России» в разгар горбачевской перестройки), тонули в улулюканье, шельмование, оскорблениях и угрозах. Адепты новой идеологии затыкали рты своим идеологическим противникам не хуже своих предшественников – вульгарных марксистов.
Но что же это за идеология? Необходимо заметить, что неофициальная советская идеология, начавшая формироваться в годы хрущевской «оттепели» и брежневского «застоя», распадалась на две разновидности. Первую мы обозначаем как советский псевдомонархизм, вторую – как советский псевдолиберализм. Первый разрабатывался «почвенническими» кругами диссидентства (А. Солженицын, И. Шафаревич, Л. Тимофеев и др.), второй – «прозападными, либеральными кругами» (А. Сахаров, Е. Боннэр, В. Новодворская и др.). При всех различиях их положительных установок – Солженицын с Шафаревичем провозглашали верность русскому православному монархизму, Новодворская с Боннэр, напротив отрицали всякую самобытность России и в качестве идеала предлагали Запад и США, их объединяла общая антисоветская платформа. Причем, в условиях, когда единственной реальной исторической формой российской цивилизации был СССР, этот антисоветизм диссидентов фактически был разновидностью русофобии (в случае «западников» вроде Боннэр это была русофобия открытая и сознательная, в случае «почвенников» вроде Солженицына – скрытая и частично бессознательная).
В годы перестройки псевдомонархизм стал основой для таких организаций как широко известное тогда общество «Память», а также широких кругов «писателей-патриотов» (В. Распутин, В. Белов, В. Бондареко и др.). Псевдолиберализм же был представлен Межрегиональной Депутатской группой (Г. Попов, Т. Гдлян, Т. Заславская. Г. Старовойтова и др.), младореформаторами Чубайсом, Бурбулисом, Гайдаром и т.д. После переворота 1991 года псевдолиберализм стал государственной идеологией России, псевдомонархизм – одной из оппозиционных идеологий (по причинам, рассмотрение которых выходит за рамки марксистской методологии). Имеется в виду цивилизационный фактор: поддержка российских «либералов» Западом, который через своих агентов влияния, спецслужбы и идеологические рычаги вообще принимал активное участие в процессах, происходивших в позднем СССР и в ранней РФ. Поэтому мы обратимся к рассмотрению советского псевдолиберализма.
Он прошел несколько стадий своего развития. Первоначально он эклектично совмещал себе тезисы социализма марксистского толка и либерализма. Сейчас уже мало кто помнит, что Сахаров – кумир сегодняшних самых крайних либералов, почти социал-дарвинистов (таких как Гайдар и Чубайс), по своим убеждениям был вообще-то сторонником теории конвергенции социализма и капитализма, то есть сращивания их и совмещения лучших черт каждого из этих обществ. К примеру, в своей работе «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» он писал: «Автор (имеется в виду сам автор работы А.Д. Сахаров – Р.В.) очень хорошо понимает, какие уродливые явления в области человеческих и международных отношений рождает эгоистический принцип капитала, когда он не испытывает давления социалистических, прогрессивных сил..». В наши дни подобные слова звучат почти как коммунистическая пропаганда. Еще в годы перестройки наши псевдолибералы (возможно, из сугубо тактических соображений) употребляли лозунги «обновленного социализма». Открыто отреклись от социалистической идеи они перед самым 1991-ым годом, когда широким массам стал ясен крах перестройки. Мы рассмотрим основные тезисы идеологии псевдолиберализма уже в развитом, очищенном от чуждых напластований виде. Перед этим мы должны указать на одну ее немаловажную особенность: она формировалась в полемике с советской официозной идеологией – вульгарным марксизмом и в общем-то главной ее задачей было «вырвать» человека из идеологического пространства марксизма-ленинизма. А для этого следовало говорить с ним на строго определенном языке и на строго определенные темы. В итоге получилась своего рода «перевернутая картинка», мировоззрение «вывернутого наизнанку истмата». В этом мы видим объяснение громадного и быстрого успеха антисоветской идеологии. За столь короткий срок столь значительное число людей, конечно, не могло произвести сложную и болезненную работу объективного критического переосмысления своих прежних взглядов, просто изменились оценки при общем сохранении структуры мировосприятия.
Истмат исходил из того, что историей движет созидательная работа коллективов трудящихся, а индивидуалисты-собственники – паразиты и тунеядцы. Псевдолиберализм, напротив, объявляет собственника-индивидуалиста субъектом исторического процесса и источником прогресса, а саму частную собственность – священной и неприкасаемой, трудящиеся же предстают здесь как носители «стадного инстинкта», трутни, безынициативные и инфантильные индивиды, неспособные жить самостоятельно, своим умом. Истмат выступает за тотальную госэкономику и госраспределение, псевдолиберализм — за не менее тотальный рынок, который рассматривается теперь как естественный регулятор экономики. Рынок своей «невидимой рукой» якобы все в конце концов обставляет наилучшим образом. Функции государства с этой точки зрения сводятся к минимуму («государство – ночной сторож», оно не вмешивается в экономику, а лишь охраняет собственников от посягательств на их собственность).
И истмат, и псевдолиберализм солидарны в том, что в истории действуют жесткие универсальные законы, главным образом, сводящиеся к законам экономики, и что все народы должны пройти один и тот же путь – от первобытной общины через рабовладение и феодализм к капитализму, то есть повторить путь Запада. Но согласно истмату конечная точка этого пути – коммунизм, а согласно псевдолиберализму – капитализм. Капитализм видится здесь как идеальное общество, где фактически нет сколько-нибудь серьезных проблем, где все люди обеспечены, счастливы, свободны. Даже положение отверженных слоев капиталистического общества – безработных, бродяг и т.д. псевдолиберализм оценивает как более высокое и приемлемое, чем положение, скажем, рядового советского гражданина. Указание на реальные трудности Запада: расслоение между странами первого и третьего мира, агрессивную политику США, кризисность западной экономики, псевдолиберализм квалифицирует как коммунистическую пропаганду и без обсуждений отметает.
Российская Социалистическая революция 1917 года, согласно псевдолиберализму, прервала нормальное развитие России, уже шедшей по пути капитализма вслед за Западом. Революция якобы отбросила нашу страну в феодализм, а то и в рабовладение. Истоки этой революции — как в зловредном фанатизме большевиков, так и в авторитарных, антидемократических традициях российской цивилизации вообще. Россия еще в средние века свернула с цивилизованного пути развития, по которому пошел Запад, и стала все больше походить на азиатские деспотии. Азиатчина большевиков есть прямое продолжение азиатчины царизма.
Советский социализм, таким образом, понимается здесь как социальная аномалия и исторический тупик, сплошная череда преступлений государства перед своим народом (красный террор, гонения на религию, коллективизация, сталинский террор, преследования диссидентов в послевоенном СССР и т.д.). Никаких положительных черт псевдолиберализм за советским строем не признает, и призывает к полному уничтожению его в социальной реальности и к тотальному очернению в общественном сознании.
Мы обозначаем эту идеологию как советский пседолиберализм, потому что имитируя некоторые внешние черты классического западного либерализма и западного неолиберализма, он по сути является феноменом советской культуры. Либерализм как таковой есть идеология буржуазии в западном смысле этого слова. Советский псевдолиберализм начал формироваться в те годы, когда буржуа западного типа в России не было и не могло быть по определению. Создавался он людьми, которые жили в советском обществе, впитали в себя его, если не официально-идеологические, то внутренние, мировоззренческие, культурные, экзистенциальные установки, то есть оставались советскими людьми, пусть даже и выступающими против политической надстройки этого советского общества. Более того, искомая «цивилизованная буржуазия» не возникла и позже, после гайдаровско-чубайсовской приватизации, а ее порождение – «новые русские» в целом ряде существенных черт отличаются от буржуазии Запада. Вместе с тем этот псевдолиберализм имеет ряд положений, принципиально и генетически связанных с советским вульгарным истматом. Прежде всего, западный либерализм предлагает совершенно иную концепцию членения исторического процесса: дикость-варварство-цивилизация. Она принципиально не совпадает с «истматовской пятичленкой»: первобытный строй-рабовладение-феодализм-капитализм-коммунизм» и с псевдолибералистской «четырехчленкой»: первобытный строй, рабовладение, феодализм, капитализм. Для настоящего либерала не существует «капитализма», а есть «цивилизованное общество», и дело тут не только в термине, а в подходе к истории: концепция общественно-экономических формаций выдвигает на первый план экономический фактор, концепция западного либерализма – фактор политический, наличие или отсутствие институтов демократии западного типа. Далее, классический либерализм ничего не говорит о законах истории, что в общем-то естественно: либерализм – идеология индивидуалистичная, с ее точки зрения историю делают не некие абстрактные законы, а конкретные активные индивиды. Рассуждения о законах истории, которым люди вынуждены подчиняться для либерала – ересь холизма, неприемлемой для него веры в реальность абстрактных понятий: «народ», «история» и т.д. Можно сказать больше: в современных версиях либерализма (к примеру, в концепции «открытого общества» К. Поппера) историцизм подвергается самой резкой критике, существование универсальных законов истории решительно отвергается и в качестве основного метода политики предлагается социальная инженерия. Все это, конечно, бесконечно далеко от рассуждений советских и постсоветских «либералов» о законах рынка, непреложных и одинаковых везде «как законы Ньютона», что якобы исключают любой другой путь развития России, кроме капиталистического.
Итак, псевдолиберальная доктрина обрисована. Обратимся теперь к материальному производству советского общества 60-х-80-х годов в поисках ее реальных корней.