В год столетия революций 1917 года СМИ полны рассуждений на тему причин той Смуты. И вновь нам рассказывают то, что мы тысячи раз слышали еще в школьные годы. Опять повторяют клише о «крестьянском и рабочем» вопросах, опять выдумывают мнимые «поражения на фронтах», и разглагольствуют о длинных очередях за продуктами в Петрограде. Вчерашние советские люди, всю жизнь «достававшие» самые элементарные вещи, и приезжавшие в «колбасных электричках» каждые выходные в Москву, теперь с важным видом вещают о том, что очереди во время войны (!) в 1917 году были серьезной причиной «восстания народа».

Непременно, «народа». Вот так и говорят, хотя цепь оранжевых революций, казалось бы, должна была уже всем продемонстрировать, чего стоят все эти апелляции к пресловутой воле народа, и кто на самом деле всегда стоит за одураченными массами. Смеха над майданными прыгунами предостаточно, а применить полученный опыт к анализу событий 1917 года – на это ума хватает далеко не всем. Хотя, чего же проще, тем более, что лексика майданщиков 1917 года почти до мелочей совпадает с речами «народных благодетелей» Украины, Египта, Ливии, Сирии, Сербии и проч. и проч. И результаты у майдана-1917 аналогичны сирийским, ливийским и отчасти украинским майданам. Гражданская война, интервенция, разгул бандитизма, миллионы беженцев и полная разруха.

На страницах KM.RU мы подробно разбиралилживость и нелепость расхожих обвинений в адрес царской власти, поэтому повторяться сейчас нет смысла. Пора подойти к более важному вопросу. А этот вопрос звучит как обвинение, оставаясь постоянным и последним «козырем» тех, кто даже в XXI веке не видит в событиях 1917 года типичный майдан. Его формулируют по-разному, но суть следующая. Если все было так хорошо при императоре, то почему же ненависть к монархии поразила и военных, и промышленников, и интеллигенцию, и рабочих, и крестьян? Почему даже Белое движение не являлось монархическим, и за всю Гражданскую войну так и не выдвинула лозунга реставрации? И главное – почему царизму никак не удавалось уничтожить ростки Смуты?

Вот и давайте поищем ответы на эти вопросы. 

Историю делают не массы, а наиболее влиятельные, узкие круги, в то время как широкие слои общества – лишь инструмент в их руках. Чем дальше, тем очевиднее становится данный тезис. Наивная вера в демократию постепенно выветривается вместе с другими политическими иллюзиями, и все больше людей начинает понимать, что следует в первую очередь анализировать мотивы тех, кто облечен властью. Нет смысла изучать размеры земельных наделов у крестьян, продолжительность рабочего дня на заводе, уровень смертности среди бедных слоев населения и тому подобное, если февральскую революцию подготовили, провели и в конечном счете заняли ключевые посты в государстве отнюдь не рабочие и не крестьяне. Равно как и на майдане в Киеве много прыгало студентов, мелких офисных работников и футбольных фанатов.

Они выкрикивали антиолигархические лозунги, но у власти после свержения Януковича оказались именно олигархи.

Итак, чего же не хватало влиятельным слоям дореволюционного общества? Денег? Среди антимонархической оппозиции мы встречаем богатейших людей страны. Славы? Генералы, непосредственно свергавшие царя, были осыпаны всевозможными наградами. Не нравился лично Николай II? Но претензии февралистов шли куда дальше недовольства конкретным монархом.

Даже самые умеренные революционеры говорили не просто о дворцовом перевороте, когда одного царя заменяют наследником или иным претендентом на престол, не трогая самих основ государственности. Одни ставили вопрос о конституционной монархии, а многие другие и вовсе проповедовали республиканские идеи. Всех их не устраивала государственная система. Но такой ответ будет слишком общим, поэтому его необходимо конкретизировать. Для поиска деталей придется рассмотреть времена Николая I, пожалуй, последнего монарха России, которого можно назвать классическим самодержцем без всяких оговорок.

Николай I взошел на трон при очень сомнительных обстоятельствах. После смерти отца Павла I правил его старший сын Александр I, но затем наступил династический кризис, ведь Александр не оставил наследников. Согласно закону и традициям императором должен был стать второй сын Павла – Константин, однако вместо него корона перешла к младшему брату – Николаю. Причины, по которым Константин не получил власти, находятся за рамками темы статьи, но важно то, что в глазах русского общества Николай был царь «не совсем настоящий».

Этот фактор оказал серьезное влияние на стиль правления Николая. Царь везде подозревал «заговоры и крамолу», ужесточил цензуру, лично вникал даже в мелкие вопросы государственного управления и доверял лишь очень узкому кругу особо доверенных лиц. Понимая, что его статус не является безоговорочно признанным аристократией, он решил, что необходимо закручивать гайки. Между тем русская аристократия хотела прямо противоположного. Перед глазами маячил пример Англии с ее могущественной Палатой лордов и весьма ограниченной властью короля. Высшее русское дворянство считало, что пора бы и царю поделиться властью с аристократией. А у Николая был другой пример – Франция, погрузившаяся в пучину деградации в результате бунта элит и свержения Людовика XVI.

Николай царствовал почти тридцать лет, железной рукой удерживая сановников в узде. Чем сильнее он их контролировал, тем большую ненависть вызывало самодержавие среди влиятельных людей. Царь это видел, но не собирался идти на уступки. Напротив, он еще крепче сжимал тиски контроля. Стальной воли и личного мужества Николаю было не занимать, и его эпоха стала периодом стабильного развития России. В Европе полыхали бунты и революции, что лишь укрепляло царя в собственной правоте. Он одержал немало побед, и престиж нашей страны на мировой арене был исключительно высок. Однако в конце правления николаевская Россия оказалась в дипломатической изоляции, и Крымская война фактически стала борьбой в одиночку против всей Европы.

Даже в этой ситуации воля Николая не сломалась. Он, пожалуй, единственный верил в победу и жестко пресекал все сомнения в успехе. Его энергия воодушевила растерявшихся на первых порах генералов, и Россия избежала разгрома, который считался неизбежным. Сам царь умер на исходе Крымской войны, и быть может, проживи он еще хотя бы год, удалось бы свести войну как минимум вничью. Смерть Николая случилась при столь странных обстоятельствах, что слухи о его отравлении потом циркулировали по стране долгие годы. Не помогли ли царю отправиться в лучший из миров? Сейчас вряд ли кто-то способен дать точный ответ на этот вопрос, и мы оставим его за скобками.

Как бы то ни было, на престол взошел Александр II. Ему досталось непростое наследство. Новое поколение элиты уже явно тяготилось самодержавием. Перемен требовали сердца аристократов, за время Николая они истосковались по «свободе», то есть по власти для себя. Однако шла война, а такие периоды никак не годятся для проведения реформ, тем более либеральных. И Александр принял решение заключить мир с противником, тем более, что тот уже отказался от первоначального плана расчленения России и предлагал умеренные условия договора.

Крымская война завершилась, и вскоре начались знаменитые реформы Александра. Они затронули почти все ключевые аспекты государственного управления. Их суть сводилась к попытке царя дать аристократии большей самостоятельности, но только в делах регионального уровня. Так Земская реформа 1864 года ввела институт выборности (хотя и ограниченный имущественным цензом) в органы местного самоуправления.

В России сложилась ситуация, когда довольно значительная часть хозяйственной жизни стала управляться не назначенными государством чиновниками, а «гласными», как тогда называли депутатов земств. По сведениям центрального статистического комитета, уездные гласные в 1883–1886 годах распределялись по сословиям следующим образом: дворяне и чиновники — 42,4 %, крестьяне — 38,4 %, духовенство — 2,3 %, прочие сословия — 16,9 %.

Правда в том, что касалось ключевых назначений Александр не уступил ни на миллиметр. Как и раньше именно царь лично решал, кто станет губернатором или министром. Аристократия решила, что ее обманули, и реформа нисколько не устранила антагонизма между монархом и остальной элитой. Мало того: контроль на местах со стороны центральной власти объективно ослаб. В руках аристократической оппозиции появился мощный рычаг давления на царя. Пусть и на региональном уровне, но теперь именно она начала играть первую скрипку. Фронда крепла на глазах, и неслучайно под занавес правления Александр II решился ввести Конституцию. Положения, прописанные в проекте документа, были очевидным шагом в сторону английского типа монархии. Однако гибель Александра в результате теракта похоронила эти планы. А земства вскоре стали легальным инструментом для атаки на монархию.

Земцы утверждали, что, мол, на местах люди разбираются в специфике региона лучше, чем в центре, требовали от государственных органов «не вмешиваться в их дела» и т. д. Знакомая картина, не правда ли? Земские вопросы стали излюбленной темой для критики властей. Надо сказать, что в те годы появился термин «земская интеллигенция»: служащие, которых нанимали земства для своих нужд. Их еще называли «третьим элементом» Николай Бердяев в работе «Духовный кризис интеллигенции» дал убийственную характеристику этому слою:

«В интеллигентский «третий элемент» входят не только статистики — этот классический тип средней интеллигенции, — земские служащие, но и газетные литераторы, профессиональные революционеры, студенты, бегающие с урока на общественные собрания, девушки с зубоврачебных и акушерских курсов, начинающие адвокаты, мелкие служащие в управлениях железных дорог и т. п. В массе это люди полуобразованные, обиженные на мироздание, но всегда приписывающие себе прерогативы спасителей отечества».

Перед нами не что иное, как полуинтеллигенция, то есть люди, благодаря некоторому образованию уже интересовавшиеся политикой и экономикой, имевшие соответствующие амбиции, но по своему уровню ни в коей мере не соответствующие задачам государственного управления.

Конечно, большинство из них не могли быть гласными, на их пути стоял имущественный ценз, но у них были возможности оказывать влияние на принятие решений в земствах. Разумеется, не эти люди свергли многовековую монархию. Как уже ранее говорилось, царь столкнулся и с оппозицией в лице высокопоставленных лиц. Но эти представители управленческой элиты прекрасно поняли, каким взрывоопасным материалом является «третий элемент», и постарались использовать его в своих целях. Именно из земств и близких им учреждений формировались кадетская и октябристская партии, то есть организации, требовавшие ограничения власти монарха.

Новый монарх Александр III не смог спасти ситуацию. Проблему он видел, но искал пути ее решения на основе опыта Николая I. Он пытался закручивать гайки, однако контрреформы лишь временно загнали болезнь в скрытую форму, и к тому же очаги распространения инфекции – земства, так и не были ликвидированы.

Смерть Александра III аристократия расценила как избавление от ига. От молодого наследника, Николая II они ждали волны либеральных преобразований. Как гром среди ясного неба прозвучали слова царя:

«Пусть все знают, что Я, посвящая все Свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его Мой незабвенный, покойный Родитель».

Это было сказано в 1895 году. Тогда царь и подписал себе смертный приговор. Он не побоялся вступить в бой с целым слоем первых лиц государства, и геройски погиб за Россию.

А те, кто десятками лет кричали, что способны управлять страной лучше монархов все же взяли власть. Взяли, и оказались сметены в считаные месяцы. Их «гениальные» предложения на тему «Как обустроить Россию» были опровергнуты самой жизнью. Царь  блокировал всевозможные прожекты земцев и думцев. За это его называли тупым, кровавым, слабым (!) и проч. Но когда «сильные и умные» дорвались до рычагов управления выяснилось, что прав был Николай II.

И в этом причина болезненной злобы, с которой на монарха набрасывались уцелевшие в эмиграции «февралисты». Психологически понятное явление. Оказавшись несостоятельны во всем, за что они взялись, «февралисты» не нашли в себе сил признаться в этом. Они предпочли обвинить того, кто уже не мог ответить.