Все мы помним излет 80-х и 90-е годы. Тема сталинских репрессий, раскулачивания и шире ГУЛАГа тогда не сходила с экранов телевизоров, и, пожалуй, не существовало ни одной газеты или журнала, которые бы не посвятили ей хотя бы несколько статей. Цифры репрессированных посыпались на головы советских людей как из рога изобилия, всякий раз разные, но неуклонно увеличивающиеся.
В те годы мне были известны данные переписей населения СССР, и я прекрасно понимал, что объявленная псевдостатистика нелепа. Элементарная математика, доступная даже школьнику младших классов, показывала, что столь циклопическим цифрам негде уместиться. Но даже в начале 2000-х годов можно было по телевизору бодро заявлять о том, что Сталин репрессировал 100 млн человек и не прослыть круглым дураком. А к 100 миллионам еще и добавляли сорок миллионов погибших на войне. Вот она – мощь пропаганды.
И вот я, тогда молодой совсем публицист, взялся опровергать мифы «гулажников». Писал статьи, редактировал тексты других авторов и даже способствовал выходу книг, посвященных разоблачению антисоветской пропаганды. В этом деле сильно помогали цифры, которые озвучил профессиональный историк Виктор Земсков, получивший доступ к пласту ранее секретных документов СССР. Его работы нанесли смертельный удар по фантазиям Солженицына и прочих. Как и следовало ожидать, масштабы репрессий оказались куда меньше, чем утверждалось в штампах «демократов». Параллельно шел процесс самодискредитации всего «демократического» движения, и постепенно разговоры о «сотне миллионов жертв режима» стали уделом откровенных маргиналов. Однако в последнее время маятник общественных настроений качнулся в обратную сторону и с явным перебором.
За примерами далеко ходить не надо. Возьмите любую дискуссию о советском периоде 20-50-х, и вы обязательно наткнетесь на глумливые реплики в духе «ага-ага, Сталин убил миллиарды людей и съел». То есть бредовость «гулажных» тезисов 90-х породила не меньшую глупость в форме вышучивания, а значит и отрицания реальной трагедии народа. Пора начать серьезное обсуждение вопроса, а помогут нам официальные документы СССР и работы Земскова, коль скоро для неосоветчиков он безусловный авторитет.
Согласно расчетам Земскова, в период 1930–1940 годов «через спецпоселение в форме «кулацкой ссылки» прошли около 2,3 млн человек, включая «примесь» в лице городского деклассированного элемента, высланного из погранзон «сомнительного элемента» и др». А максимальная оценка числа раскулаченных в 1929–1933 годах и позднее не превышает 3,5 млн.
О том, как было организовано «переселение» столь значительных масс можно судить по сообщению начальника Сиблага ОГПУ. Высокую смертность «раскулаченных» уже на этапе транспортировки, он объяснял:
«1) преступно-халатным отношением к отбору контингентов, выселяемых в трудпоселки, результатом чего явилось включение в этапы больных, стариков, явно не могущих по состоянию здоровья выдержать длительную перевозку;
2) невыполнением указаний директивных органов о выделении выселяемым в трудпоселки 2-месячного запаса продовольствия; в указанных эшелонах трудпоселенцы никаких собственных запасов продовольствия не имели и во время пути снабжались только хлебом скверного качества в количестве от 200 до 400 грамм;
3) горячей пищей эшелоны снабжены не были, кипятком снабжались совершенно неудовлетворительно, с большими перебоями, потребление сырой воды вызвало массовые заболевания…»
Данное свидетельство не единично. В рапорте на имя Ягоды от 26 июля 1933 года говорилось, что
«Вопреки Вашим категорическим указаниям о ненаправлении в трудпоселки семей, не имеющих в своем составе трудоспособных, по сообщению начальника СИБЛАГа, в эшелонах с высланными кулаками, прибывших в Томск с Северного Кавказа, имеется 930 человек совершенно нетрудоспособных…».
В рапорте М. Д. Бермана от 8 июня 1933 года на имя Г. Г. Ягоды отмечалась «высокая смертность и заболеваемость сыпным тифом, острожелудочными заболеваниями и даже натуральной оспой; очень много истощенных, стариков, не могущих быть совершенно использованными; поголовная вшивость...»
В докладной записке Г. Г. Ягоды от 26 октября 1931 года на имя Я. Э. Рудзутака фиксировалось:
«Заболеваемость и смертность с/переселенцев велика… Месячная смертность равна 1,3% к населению за месяц в Северном Казахстане и 0,8 % в Нарымском крае. В числе умерших особенно много детей младших групп. Так, в возрасте до 3 лет умирает в месяц 8—12 % этой группы, а в Магнитогорске еще более, до 15 % в месяц. Следует отметить, что в основном большая смертность зависит не от эпидемических заболеваний, а от жилищного и бытового неустройства, причем детская смертность повышается в связи с отсутствием необходимого питания».
Ясно, что выселенные умирали не только во время транспортировки, но и прибыв на место. В 1932 году на 18 тысяч рожденных в ссылке умерло 90 тысяч, в 1933 году соотношение составило 17 тысяч против 152 тысяч, в 1934 году 14 тысяч против 40 тысяч. То есть три года подряд смертность спецпересленцев превышала соответствующую рождаемость. В 1935 ситуация изменилась: родилось – 26 тысяч, умерло 22 тысячи, и вплоть до 1940 года включительно смертность была ниже рождаемости. В целом за 1932-40 гг. в семьях «переселенцев» родилось 230 тысяч человек, а умерло 390 тысяч (все цифры округлены).
Положение усугубляло отсутствие надежного критерия, по которым происходило выявление «кулаков». И это признавалось самой советской властью. Широко известны слова Михаил Калинина о том, что «старые признаки кулачества почти отпали, новые не появились, чтобы их можно было зафиксировать».
Размытость формулировок приводила к произволу на местах. Ссылке подвергались даже те люди, которые с точки зрения самих организаторов коллективизации не должны были подвергаться репрессиям. И это отнюдь не выдумки публицистов-«гулажников», а документальные свидетельства.
В упомянутом рапорте Бермана читаем, что имела место «засылка людей, не подпадающих под действие постановления СНК СССР за № 775/146с от 20 апреля 1933 года (постановление об организации специальных (трудовых) поселений – прим. Д. Зыкин)».
Положение «переселенцев» было особенно тяжелым в начале 30-х. В 1932-33 годах огромные территории СССР охватил голод. О его масштабах лучше всего свидетельствуют официальные советские документы, и вот несколько характерных примеров.
Донесение секретно-политического отдела полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 13 июня 1933 г.
Ракитянский район, село Трейфиловка [ныне Белгородская область].
5 июня с.г. единоличница вдова Ткачева Евдокия Васильевна зарезала и съела свою 4-х летнюю дочь. Ткачева задержана.
Следствие ведется райуполномоченным ОГПУ.
Белгородский район, село Пушкарское [ныне Белгородская область].
7 июня на усадьбе единоличницы Гусевой Анастасии колхозниками найдены кости ребенка 8-9 лет, по заключению врача кости были подвергнуты варению. У дочери Гусевой Анастасии Ольги недавно пропала неизвестно куда 9-летняя дочь (внучка Гусевой Анастасии). Следствие ведется оперсектором ОГПУ. ПП ОГПУ по ЦЧО Дукельский (ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2461. Л.174).
Донесение секретно-политического отдела полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 2 июня 1933 г. Секретарю обкома ВКП(б) тов. Варейкис.
В хуторе Вишнево, Лознянского сельсовета, Ровенского района [ныне Белгородская область], беднячка-колхозница Солодовникова Анастасия Яковлевна из 4-х умерших у нее детей 3-х сварила и съела. Обыском обнаружено в мусоре 2 детских черепа. Зам. ПП ОГПУ по ЦЧО Бачинский. (ЦДНИВО. Ф,2. Оп.1. Д.2461. Л.107).
Информационная сводка прокуратуры ЦЧО от 9 июня 1933 г. Дальнейшее обострение продовольственных затруднений в Борисовском районе.
В мае месяце отмечено 3 случая людоедства. Единоличница убила 3-х чужих детей и только на 4-ом попалась. Мясо убитых продавала в жареном виде и часть ела сама с семьей. Другая единоличница убила одного своего ребенка, а другого чужого и тоже съела со своей семьей. На почве голодовки усилились кражи. Пом. прокурора ЦЧО Ачкасов. (ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2461. Л.193).
Донесение секретно-политического отдела полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 13 июня 1933 г. Обком ВКП(б) - т. Малинову. Село Протопоповка, Больше-Троицкий район.
5 июня с.г. гражданкой Кошелевой Прасковьей Федоровной совместно с соседкой Кошелевой Харитоновой и соседом баптистом Ковалевым Романом Петровичем зарублен для употребления в пищу муж первой — Кошелев Мирон Федорович.
Село Зимовенька, Больше-Троицкий район. 10 июня с.г. середнячка-колхозница Гринева Фекла Васильевна с целью употребления в пищу зарубила 2-летнего ребенка. По делу ведется следствие райуполномоченным ОГПУ. Полпред ОГПУ по ЦЧО Дукельский. (ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2461. Л.181).
Донесение секретно-политического отдела полномочного представительства ОГПУ по ЦЧО от 16 июня 1933 г. Обком ВКП(б) - т. Варейкис.
В 3-м Велико-Михайловском сельсовете, Велико-Михайловского района [ныне Белгородская область], Дудаденко Феодора Федоровна 11 июня с.г. отрубила часть тела от умершей гражданки Искры и употребила в пищу.
Допрошенная Дудаденко Феодора Федоровна показала: "Обнаруженные у меня при обыске части человеческого тела в сыром и вареном виде принадлежат умершей старухе Искре 80-ти лет, умершей у гражданки Слобчихи. После смерти Искры Слобчиха труп ее бросила в погреб. Мною вечером была отрублена верхняя часть умершей и в два приема принесена была на квартиру. Часть трупа была мною сварена и перетоплена на сало. Вареное человеческое мясо ела и моя мать". Полпред ОГПУ по ЦЧО Дукельский. (ЦДНИВО. Ф.2. Оп.1. Д.2461. Л.208).
После 1933 года голод повторялся еще несколько раз, но об этом знают меньше в силу того, что голод 1933 года затмил ужасами всё остальное. Разумеется, общенародная трагедия не обошла и спецпереселенцев. В докладной записке руководства ГУЛАГа от 3 июля 1933 года читаем:
«Повсеместно в ЛПХах Севкрая и Урала отмечены случаи употребления в пищу разных несъедобных суррогатов, а также поедание кошек, собак и трупов падших животных… На почве голода резко увеличилась заболеваемость и смертность среди с/переселенцев… Имел место ряд самоубийств, увеличилась преступность… Истощенные спецпереселенцы не в состоянии выработать норму, а в соответствии с этим получают меньшее количество продовольствия и становятся вовсе нетрудоспособными. Отмечены случаи смерти от голода с/переселенцев на производстве и тут же после возвращения с работ…»
На фоне гибели родителей, в массовом масштабе появилось беспризорничество в среде ссыльных. Земсков приводит сведения о том, что в одних только труд-поселках «Западолеса» (Западный Урал) в конце 1934 года установлено 2850 детей-беспризорников, родители которых умерли или бежали.
Советская власть сначала ограбила крестьян дотла, поразила многих из них в правах, выгнала из собственных домов и отправила в слабо освоенные регионы страны. Там отсутствовала даже элементарная социальная инфраструктура. По данным Земскова, число детей школьного возраста только в спецпоселках Урала, Восточной Сибири и Северного Кавказа в 1931 году превышало 129 тысяч., но из них не более 3% было охвачено учебой. И вот несмотря на все репрессивные меры, «кулаки-мироеды» опять стали экономически подниматься. Загнанные в положение людей второго сорта, под дамокловым мечом повторных репрессий сосланные крестьяне снова «окулачились». Именно такой термин использовали органы большевистской власти, когда неожиданно для себя увидели, как ссыльные обжились на новых местах.
«…Некоторая часть трудпоселенцев пошла по пути хозяйственного кулацкого роста. Например, в Оборском районе Хабаровской области 64 хозяйства трудпоселенцев имеют по 3–5 коров, по 1 лошади, 2–3 свиньи, 2–3 головы молодняка. Имеют оружие, занимаются охотой. В Иркутской области рост количества скота в личном пользовании трудпоселенцев превышает рост обобществленного стада», - говорится в записке Ежову, составленной в 1938 году.
Для советской власти это было громом среди ясного неба. Официальная идеология провозглашала, что зажиточность части крестьян объясняется не их трудолюбием и способностями к эффективному ведению хозяйства, а «мироедством и паразитизмом». Этим и «обосновывалась» политика «раскулачивания». Однако сама жизнь опровергла идеологические фантазии большевиков. Теперь они столкнулись с необходимостью «объяснять народу», как же так получилось, что репрессированные даже в тяжелейших условиях сумели обогнать по уровню жизни колхозников.
Нетрудно догадаться, что всё свалили на происки «вредителей». Оказывается, «враги, пробравшиеся в руководство СССР» исподтишка благоволили и помогали ссыльным! Земсков приводит более чем характерную цитату из докладной записки Отдела трудовых поселений ГУЛАГа НКВД СССР в ЦК ВКП(б) (февраль 1939 года):
«У руководства работой по кулацкой ссылке долгое время находились враги народа (Коган, Молчанов, Берман, Плинер, Фирин, Закарьян, Вишневский и др.). Вредительство проводилось по следующим направлениям… Высланные кулаки ставились в привилегированное положение по сравнению с окружающими колхозами».
С той же «проблемой» советская власть столкнулась и в сфере промышленности. Дело в том, что ссыльные работали не только в сельском хозяйстве, но и на предприятиях. Очередной неожиданностью для большевиков стало то, что заметная доля ударников труда приходилась именно на репрессированных. Статистика, на которую опирается Земсков, например, показала, что в начале 1933 года на предприятиях г. Кировска насчитывалось 1690 ударников-трудпоселенцев, а через два года их число возросло до 4366, что достигло 41,6% от общего количества работавших в городе трудпоселенцев.
Удивляться этому не приходится. Советская власть считала своими врагами наиболее талантливых и трудолюбивых людей. Что с ними ни вытворяли, а они вновь и вновь прорастали сквозь бетон, куда их регулярно закатывала «власть народа».
| © Интернет против Телеэкрана, 2002-2004 Перепечатка материалов приветствуется со ссылкой на contr-tv.ru E-mail: |