Возвращаясь к событиям 160-летней давности (30 марта 1856 года, был подписан Парижский мирный договор, подведший итог Восточной войне), не можешь отделаться от ощущения дежавю. Что полтора века назад заставило Европу объединиться против России почти с таким же единодушием, как сейчас? Официально это была защита Турции. Однако те державы, которые наиболее активно выступили под этим лозунгом, плевать хотели на нерушимость турецких границ. Наоборот, Франция хотела (и получила) Сирию, а Англия хотела (и получила) Египет. Только очень наивный человек может поверить, что Европа руководствовалась тогда интересами Турции (как и сейчас - интересами Украины) или приверженностью неким высшим принципам (например, принципу нерушимости суверенитета и территориальной целостности государств, который сама в очередной раз и растоптала в 1999-м).
А ведь тогдашняя Европа - это далеко не сегодняшний Европейский союз, почти ставший единым государством. В те времена континент сотрясали кровавые войны. Основные державы разделяли непримиримые противоречия. В чем причина того, что практически все ведущие державы Европы в той или иной степени объединились против России? Провальная внешняя политика? Но ни до, ни после у русской внешней политики не возникало особых трудностей в том, чтобы найти себе достойное место в "Европейском концерте". Может быть, Европу объединил страх перед Россией, неприятие ее настоящей и будущей силы?
Вероятно, отчасти подобное утверждение справедливо, но все это не помешало созданию Антанты в период, предшествовавший Первой мировой войне. Как кажется, причины столь глубоких противоречий могут лежать только в сфере идеологии. Россия оставалась последним государством, которое искренне придерживалось ценностей, положенных в основу мироустройства Венским конгрессом 1815 года. Который в свою очередь стал ответом на Французскую революцию. И ценности эти - христианство и монархизм. Европа в лице своих главнейших представителей отвергла эти ценности и ударила по России, чтобы последняя не мешала европейцам идти своей дорогой. Естественно, присутствовал и политический аспект, и меркантильные интересы конкретных игроков. Реальность слишком сложна, чтобы всецело укладываться в простые идеологические схемы. Но, повторюсь, только идеологическим конфликтом можно объяснить создание столь причудливой коалиции и участие в ней стран, казалось бы, дружественных и во многом обязанных России.
Все это необходимо понимать, поскольку соображения идеологического свойства оказали огромное влияние на ту информацию, которая доходит до нас о Крымской войне. О войне, которую многие у нас считают постыдной, провалом русского государства.
Между тем, если взглянуть на чисто военные итоги Крымской кампании, то окажется, что Россия выступила более чем достойно. Давайте вкратце рассмотрим основные факторы, которые создают правильный контекст событий и позволят нам дать объективную оценку усилий нашей страны в этом конфликте.
СООТНОШЕНИЕ СИЛ
Исторически так сложилось, что одним из главных преимуществ России была большая численность населения. Что имело серьезное влияние на военную сферу. Русская армия очень часто пользовалась выгодами такого фактора, как численное превосходство. Настолько часто, что это засело у нас в подсознании. Однако применительно к Крымской войне привычка априори считать нашу армию более многочисленной нас подводит.
Начнем с того, что по численности населения Россия не имела перед своими противниками никакого преимущества. Несмотря на то, что русская сухопутная армия оставалась самой многочисленной в мире, увы, лишь небольшую ее часть представлялось возможным использовать в Крыму. Дело в том, что Австрия, склонявшаяся к вмешательству в конфликт на стороне коалиции, мобилизовала к тому времени уже две свои армии. А мобилизация - это война, как мы помним по опыту Первой мировой. Кроме того, Австрия угрожала мобилизацией своей третьей (и последней) армии и сверх этого постоянно поднимала вопрос о мобилизации армий Германского Союза на заседаниях его сейма во Франкфурте. Это были не какие-то там беспочвенные страхи императора Николая I. Удержать наших австрийских партнеров от вступления в войну можно было только силой. И такая сила у России была: 350 батальонов лучших русских войск на западной границе помогали австрийцам наглядно представить себе трудности так, к счастью, и не состоявшейся авантюры.
Не было спокойствия и на северных рубежах. Швеция склонялась к тому, чтобы примкнуть к союзникам. Кроме того, на Балтике оперировал громадный англо-французский флот. Совокупно эта сила представляла собой очень серьезную угрозу. Причем в данном случае угроза была направлена в сердце Российской империи - ее столицу. Разумеется, здесь нужно было исключить какой бы то ни было риск. Для чего были выделены еще 200 батальонов.
Таким образом, для собственно крымской кампании в силу указанных обстоятельств невозможно было собрать и 150 батальонов. Когда союзники в сентябре 1854 года высадились в Крыму, они имели под ружьем 50-55 тысяч человек против 35 тысяч у Меньшикова. В момент наиболее интенсивных боевых действий (как то: июньский штурм, сражение на речке Черной и взятие Севастополя) соотношение сил в Крыму было порядка 180 тысяч союзников против 130-135 тысяч русских.
Собственно, на этом рассмотрение сказок о провале русской армии уже можно было бы закончить. В борьбе равных противников численное превосходство коалиции и должно было предопределить результат. Хотя союзники и говорили, что русская армия отстала, плохо вооружена, отвратительно управляема и держится на палочной дисциплине, на всякий случай все же позаботились обеспечить себе полуторакратное преимущество. Видимо, они и сами не очень-то верили в то, что русские разбегутся при одном только виде доблестных союзных войск. То есть - не на словах, а на деле - они подготовились к борьбе так, как если бы им противостоял как минимум равный противник. Реальность показала, что союзники просчитались. Противник оказался гораздо сильнее их ожиданий. Зачем же люди, в том числе в нашей стране, повторяют чепуху про отсталую русскую армию, плохих солдат и офицеров?
Тектонической плитой, на которой строится вся черная легенда о старой России, является миф о ее отсталости. Если рассматривать западную цивилизацию как совокупность достижений входящих в нее народов, то каждая конкретная страна будет в той или иной степени отсталой по отношению к целому. По-другому просто и не может быть. Тем не менее, это самый замусоленный мем, впервые серьезно прозвучавший именно во время Крымской войны, и далее уже не сходивший со сцены. До революции, разумеется. Потом вдруг - как отрезало. Видимо, отсталость изжили. Давайте пройдемся по некоторым пунктам, связанным с "отсталостью".
Недоброжелатели утверждают, что реальной причиной, помешавшей России добиться на театре военных действий превосходства в силах, стало состояние дорог, развал снабжения, казнокрадство чиновников интендантского ведомства. Союзники, имевшие в несколько раз более длинные коммуникационные линии, располагали-де куда большими возможностями для снабжения и наращивания своей группировки, чем Россия, которая вела боевые действия на своей территории! Русские солдаты болели, голодали, массово гибли во время плохо организованных маршей из внутренних областей России.
Упреки такого рода несостоятельны не только по той причине, что Россия была вынуждена держать сильные группировки войск вдали от театра войны, на что мы указали выше. Море само по себе - наилучший способ коммуникации, и это давало союзникам объективное преимущество. Чтобы оценить, насколько морские коммуникации удобнее сухопутных, достаточно будет привести слова, сказанные во время слушаний в английском парламенте по поводу причин плохого снабжения английской армии Сиднеем Гербертом, представителем английского военного ведомства. Он заявил, что от Плимута до лагеря английской армии под Севастополем 3006 миль, из которых 3000 миль проходят по морю и только 6 - по суше. Однако для продовольственных и войсковых грузов преодолеть именно эти последние 6 миль практически невозможно, отчего английская армия задыхается без припасов, тогда как Балаклава буквально ломится от их изобилия. Теперь оцените значимость фактора протяженных сухопутных коммуникаций для России. Ну и кому объективно было легче снабжать свои войска в Крыму?
Перевернуть ситуацию могли бы железные дороги, в отсутствии которых часто обвиняют руководство России. Но, при здравом размышлении, и эта претензия не выдерживает критики. В 1850 году во Франции имелось лишь 3100 километров железных дорог. Капля в море, по нашим меркам. Да и то, во Франции, по причине в несколько раз (если не на порядок) более высокой плотности населения, каждый километр пути приносил, соответственно, больше прибыли. И строились дороги на частные деньги. В России, как правило, финансировал эту деятельность бюджет. Чтобы железнодорожное строительство дало к началу войны стратегический эффект, России пришлось извести бы на него все средства. Только вот чем тогда воевать? Таким образом, фактор коммуникаций если кому-то и благоприятствовал в этой войне, то скорее союзникам. Трудно себе представить, чтобы они решились бросить Российской империи вызов иначе, как на ее периферии.
Россию ругают и за отсутствие современных паровых линкоров, которые были представлены во флотах Англии и Франции. Однако русский флот оказался не в состоянии побороться за господство в Черном море не потому, что у нас не было паровых линкоров. Наш флот опирался на хорошо защищенную базу и мог выбирать время сражения: вполне возможно было атаковать в ясную погоду, когда паровые машины не только бы не давали никакого преимущества, но и служили бы ненужной обузой, и даже были бы источником опасности для несущих их кораблей. Многие капитаны русских кораблей всерьез предлагали напасть на союзный флот, будучи уверенными в мощи своей корабельной артиллерии и отменной выучке моряков. Но дело было вовсе не в паровых машинах. Россия попросту не могла содержать на каждом из изолированных театров флот, превосходящий объединенные силы ведущих морских держав - Англии и Франции. Таким образом, именно фактор численного превосходства, а вовсе не технического совершенства кораблей не позволил нашему флоту побороться за господство на Черном море.
Здесь мы имеем типичный образчик применения в пропаганде двойных стандартов. Россию критикуют за то, что она тратила значительные средства на создание эскадр дредноутов перед Первой мировой войной, вместо того чтобы пустить эти средства на оснащение армии. И тут же мешают с грязью русское руководство за то, что оно не создало адекватный паровой флот накануне Крымской войны. Что Россия ни сделай - все будет плохо.
Традиционно мерилом "продвинутости" страны в военном деле служит такой род войск как артиллерия. Крымская война стала первой войной, где был достигнут невиданный ранее уровень расхода боеприпасов.
В этом смысле Крымская война была, пожалуй, первой "артиллерийской" войной. И в этом отношении Россия вовсе не была статистом. Во время одной из первых серьезных бомбардировок Севастополя 1 ноября 1854 года союзные пушки выпустили 140 тысяч снарядов! Однако русские ответили 200 тысячами! Русская артиллерия добилась огневого превосходства над противником. Ясно, что в таких условиях не могло быть и речи о штурме города. У союзников осталось два варианта действий - очистить полуостров или зимовать.
Неподготовленная зимовка огромной армии практически в открытом поле грозила невиданными бедствиями и лишениями. Однако, в случае проигрыша кампании, последствия политического характера казались еще более катастрофическими. Зимовка в Крыму превзошла самые пессимистические ожидания. Лишь с огромным трудом, напрягая работавшие день и ночь арсеналы, англо-французам удалось к лету 1855 года добиться превосходства своей артиллерии.
Говоря о технических аспектах войны, нельзя не упомянуть и о том, что Россия "застолбила" за собой ряд приоритетов, что с трудом сочетается с легендой об "отсталости". Например, впервые в истории эскадренных сражений русским флотом были применены бомбические орудия. Это было новейшее по тем временам оружие, которым обладали даже не все самые передовые флоты.
Или минное оружие. Здесь мы вырвались далеко вперед. Именно эффективность этого нового средства борьбы на море помогла нивелировать гигантское превосходство союзного флота на Балтике и остудить горячие головы английских и французских адмиралов, рассчитывавших создать угрозу столице России. Интересно, что лидерство в этой области Россия сохраняла вплоть до Первой мировой войны и революции. Так, в Русско-японскую - именно на счету русских мин два самых крупных военных корабля, когда-либо потопленных отечественным флотом, - броненосцы "Хатсусе" и "Ясима". А во время Первой мировой русские мины закупал даже английский флот.
Ну и последнее, о чем нельзя не поговорить в связи с "отсталостью", - пресловутые нарезные ружья. Каждый ребенок знает, как Россия отстала в области нарезного оружия. Само по себе такое оружие было известно задолго до Крымской войны. Уже во время наполеоновских войн русская армия имела достаточное количество штуцеров. Проблема была в том, что, обладая повышенной дальностью и точностью, эти протовинтовки имели существенно более низкий темп стрельбы. Пулю приходилось чуть ли не молотком забивать через нарезы в ствол. Из-за этого нарезное оружие не пользовалось популярностью и им вооружалось относительно небольшое число стрелков. Однако в 1849 году Клод Минье предложил пулю с конической выемкой в донной части. Пуля имела калибр, позволяющий свободно умещаться в стволе, не вдаваясь в нарезы, что делало заряжание такого ружья столь же быстрым, как и гладкоствольного. При этом под действием пороховых газов задняя часть мягкой пули расширялась и входила в нарезы, что давало искомую дальность стрельбы и точность.
Необходимо понимать, что подходящей по калибру пулей Минье можно было стрелять из любого, в том числе старого нарезного оружия. Вне зависимости от числа и крутизны нарезов. Термин "ружье Минье", часто фигурирующий в исторических работах, в этом смысле неправильно понимается. В русской армии пуля Минье была принята на вооружение накануне войны, что ставило наших стрелков в равные относительно своего противника условия. Другая новинка того времени - капсюль для воспламенения заряда вместо кремниевого замка - также повсеместно была внедрена в армии Российской империи.
Таким образом, вопрос остается лишь в количестве вооруженных нарезным оружием пехотинцев. Ведь значение пули Минье состоит в том, что с ее появлением стало возможным без потери скорострельности перевооружить на дальнобойные ружья всю пехоту. И большинство наших соотечественников (часто даже весьма осведомленных) пребывает в созданном заботливыми руками "друзей" заблуждении, что, конечно, вся пехота Англии и Франции была поголовно вооружена нарезными ружьями. Что, безусловно, давало ей решающее преимущество на поле боя. Все это неправда.
Начнем с Англии. Эта наиболее развитая в то время промышленная держава имела символическую по численности сухопутную армию. Для примера, в 1860 году численность вооруженных сил Англии составляла всего 347 тысяч человек, из которых большая часть приходилась на флот. Для сравнения, у Франции эта цифра была 608 тысяч, а у России - 862 тысячи. При несравнимо меньшей доле флота. Естественно, такую небольшую армию англичане без большого ущерба для казны могли вооружить чем угодно. Но даже у англичан при Инкермане в дивизии Каткарта лишь один батальон из шести был вооружен нарезными ружьями. Только ближе к концу войны они смогли полностью перевооружиться нарезным оружием.
Но англичане составляли небольшую и не самую боеспособную часть армии союзников. Основная сила коалиции - это французы. И во французской армии картина была совершенно другая. Нарезное оружие имела только гвардия, егеря и африканские части. Вся линейная пехота (а это большинство французской армии) была вооружена гладкоствольными ружьями.
Но и это еще не все. Казалось бы, опыт Крымской войны убедительно показал преимущество нарезного оружия. И теперь все страны поспешат избавиться от устаревших гладкостволок. По крайней мере уж точно это сделают участники войны, оплатившие этот опыт кровью. Но не тут-то было! В 1859 году разразилась война Франции и Австрии, известная также как война за объединение Италии. Армия Австрии вооружена нарезным ружьем Лоренца. Армия Франции, бывшей во время Крымской войны, по мнению советских пропагандистов, передовой, вооружена... гладкоствольными ружьями, бьющими на 300 шагов. Наполеон III в духе "пуля дура, штык молодец" вынужден ободрять по этому поводу своих солдат: "В сражениях держитесь сомкнуто! ... Новое нарезное оружие опасно только издали; оно не может помешать штыку, который остается по-прежнему страшным оружием французской пехоты". Какой же, простите, опыт тогда был извлечен французами из Крымской войны? Или опыт опытом, но перевооружиться не дала отсталость? От кого? Шаблон и дальше продолжает трещать по всем швам: гладкоствольные ружья не мешают французам достаточно убедительно выиграть как войну в целом, так и практически все столкновения в частности. Видимо, дело вовсе не в ружьях. Дело в антирусской пропаганде.
ПЛОХОЕ РУКОВОДСТВО
Та же причина исказила и наши представления о масштабах коррупции. Разумеется, в России, как и в любой другой стране, воровали. Но было ли это явление настолько тотальным, как это принято изображать? Вот что думает по этому поводу немецкий историк Ганс Дельбрюк:
"Наверное, русское интендантство обладало менее квалифицированными и честными работниками, чем французское, но его достижения обычно недооцениваются даже такими знатоками, как Т. Бернгарди. Вообще русские войска не терпели нужды. Степи Северного Крыма давали достаточно скота для продовольствия армии. Солдаты получали ежедневно фунт мяса и две чарки водки. В общем, продовольствие русских было достаточное и здоровое. В частности, от цинги они страдали мало. Говорят, что этому способствовала и регулярная выдача хрена, которого было доставлено в Севастополь 960 центнеров".
Ну и последний краеугольный камень "черной легенды" о Восточной войне, которого бы хотелось коснуться, - это "бездарное командование". Здесь снова дурно пахнет двойными стандартами. Кто тот арбитр, который отличит одаренное руководство от бездарного? Этак можно любого генерала, чья фамилия не Суворов, объявить бездарностью. Тема слишком обширна, чтобы в рамках одной статьи содержательно ее осветить, но будет достаточно одного примера того, как обстояло дело "по другую сторону баррикад".
Изначальный план на Крымскую кампанию, разработанный маршалом Сент-Арно, предусматривал завоевание Крыма в течение четырех недель армией в 50 тысяч человек. Естественно, зимовать в Крыму никто не собирался. А в итоге понадобилось полтора года, две ужасных зимы и армия в 200 тысяч человек, плюс потери в 320 тысяч, чтобы не то что Крым завоевать (об этом и речи нет), а занять половину Севастополя и клочок прибрежной территории. Сделав шахматный ход, союзники вынуждены были, чтобы сохранить лицо (проиграть "азиатской деспотии" было бы слишком унизительно для мирового гегемона и державы №2), ввязаться в изнурительную, тяжелейшую кампанию. Как вам уровень планирования у ведущих держав? Можно ли в таком случае назвать военное руководство русской стороны, сорвавшее планы сильнейшего противника, бездарным?
Но это еще не самое интересное. Союзники предполагали, что после высадки они двинутся на Симферополь. Там разобьют русские войска, если они осмелятся его защищать. Исход битвы на Альме и соотношение сил не позволяют нам усомниться в осуществимости этого. После чего все войска в Севастополе и южнее Симферополя, как и весь русский флот, оказались бы отрезаны от материковой России и им оставалось бы только сдаться или очистить Крым. Русский медведь получает обидный щелчок по носу - можно приступать к переговорам и дележу добычи.
Однако после высадки выяснилось, что английские войска... не располагают обозом. Они не могут вести никакие операции вглубь полуострова, поскольку довольствовать их возможно лишь с кораблей. Пришлось вдоль побережья ползти к Севастополю и стоять там полтора года, не будучи даже в состоянии его полностью окружить. Несмотря на все усилия, обоз не удалось сформировать до самого конца войны. Что они там могли завоевать в России, будучи привязаны к побережью? Но что вы знаете про бездарность, отсталость и косность военного ведомства Англии, которые стоили неисчислимых жертв? Ничего. А про русскую отсталость мы знаем в подробностях - даже то, чего и в помине не было.
ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ВОЙНЫ
Ну, хорошо. Допустим, мне удалось вас убедить, что в военном отношении все обстояло для России вовсе не так плохо, как мы привыкли слышать. Вот что сказал о русской армии Джон Фокс Бургойн, глава английского инженерного корпуса под Севастополем, советник английского командующего лорда Раглана:
"Мы не имеем права презирать наших противников... Они хорошо снаряжены, хорошо обучены как солдаты, храбры и даже фанатичны".
Но откуда же в таком случае взялась "черная легенда" о Крымской войне? Кто внедрил ее в наше сознание? Задав эти вопросы, мы неизбежно перейдем к другой грани этого противостояния, которую я обозначил в преамбуле, - идеологической. На самом деле Россия воевала даже слишком хорошо. Настолько хорошо, чтобы убедить Европу в том, что никакое силовое решение проблем в отношении нашей страны, даже если при этом объединятся держава №1 и №2, при благожелательном нейтралитете других ведущих игроков, невозможно.
С тех пор Европа могла убедиться в правильности этого вывода еще не единожды.
В СУХОМ ОСТАТКЕ
Что в таком случае остается? Идеологическая война. Подорвать Россию изнутри. Посеять противоречия в русском обществе, недоверие к власти. Максимально ослабить защитные функции государственного организма, отбросить страну с пути поступательного развития без войны. Эта схема так же прекрасно работает. Примеры, в том числе из относительно недалекого прошлого, приводить излишне.
Именно следствием этой идеологической войны и явилось искажение наших представлений о Крымской кампании - на самом деле, героической странице истории нашего народа. Было бы большим преувеличением утверждать, что вся неправда о России была сфабрикована в годы советской власти. Нет, краеугольные камни "черной легенды" были заложены до революции. Но в советское время была уничтожена какая бы то ни было оппозиция официальной точке зрения. А без противодействия, без сопротивления пропаганда становится совсем уж наглой, и оттого - нелепой. Что дает нам возможность увидеть ее, что называется, невооруженным взглядом.
В середине 1930-х годов в СССР была издана классическая "История военного искусства" Ганса Дельбрюка. В своей оценке русской армии Дельбрюк относительно объективен, поэтому его наиболее неприемлемые высказывания на месте опровергаются советским комментатором. Обширный раздел, посвященный Крымской войне, Дельбрюк заканчивает словами:
"Хотя Россия в ее восточной политике и была отброшена назад на огромное расстояние, но армия показала себя в своем роде с блестящей стороны".
Терпеть такое невозможно, и тут же следует гневная отповедь красного эксперта, где нашли место многие привычные клише, которые нам так часто приходится слышать:
"Честь геройской обороны Севастополя принадлежит солдатам, некоторым офицерам и единичным начальникам русской армии. Что же касается царя Николая I, приведшего Россию к Крымской войне и проигравшего ее, то за 30 лет своего царствования он создал армию, подготовленную преимущественно для парадов, - технически отсталую, с забитыми солдатами, обезличенными офицерами и начальниками, лишенными всякой инициативы. Такая армия являлась фундаментом всей реакционной политической системы Николая I, порожденной страхом перед революцией".
В отличие от сферы военной, где все обстояло достаточно неплохо, в области идеологической поражение России многим кажется бесспорным. Если Россия в целом стояла на позициях монархизма и христианства (то есть отстаивала, как сейчас бы сказали, традиционные ценности), то ценности, за которые воевала Европа, - это либерализм и гуманизм в его эгоцентрическом понимании.
Не только Парижский мирный договор, но и вся последующая история Европы (вплоть до сегодняшнего дня), казалось бы, бесспорно зафиксировали поражение России именно в этой войне - войне ценностей. Где консервативное крыло, представляемое тогда Россией, неизменно уступало и уступает позицию за позицией крылу либеральному.
Однако, возможно, именно сегодня мы становимся свидетелями того, как, по мере доведения до абсурда либеральных ценностей и гуманизма, Россия в той далекой, забытой войне начинает представать правой стороной. По крайней мере, сама канва событий, происходящих сегодня, заставляет нас взглянуть на Парижский мир именно под этим углом.
Д. Половинкин
