Для того чтобы лучше разобраться с функционированием советской экономики, нам придётся разобрать ряд теоретических воззрений на суть планирования. Попытаемся построить теоретическую модель полностью плановой экономики. В такой экономике государство собирает по стране информацию о приоритетных потребностях общества (готовности платить из зарплаты за определённые товары и услуги), о возможных путях удовлетворения этих потребностей (знает возможные технологии производства) и о готовности граждан поработать ради их удовлетворения (готовности поработать на определённых видах работы за определённую зарплату). Далее государство организует огромный госсектор, который и производит все блага. Госсектор организуется по образу единой фирмы, подчинённой правительству, а поскольку организован госсектор в виде единой фирмы, то имеет смысл планирование натуральных потоков продукции внутри него и прямое директивное движение товаров. При этом внешние ценовые ориентиры играют для госсектора такую же роль, как и для любой другой фирмы. Например, если госсектор окажется стабильно убыточным, то это значит, что сумма выданных им зарплат и прочих выплат населению больше, чем цена произведённых потребительских товаров, которые население купит на зарплату и выплаты, т.е. начнётся либо инфляция, либо дефицит. Руководство фирмы-госсектора оптимизирует натуральные потоки и принуждает отдельных подчинённых улучшать показатели на микроуровне. При этом отношения между госсектором и рабочей силой основываются на рыночных началах: государство покупает труд у работников, которые могут выбирать разные варианты продажи своего труда из нескольких возможностей, предложенных государством. При покупке трудовых услуг государство вынуждено поощрять трудовое усердие и платить больше за более квалифицированную и качественную работу, потому что иначе не удастся отрегулировать добровольный обмен разных видов труда на зарплату. Производя в госсекторе запланированное, государство удовлетворяет свои потребности и продаёт гражданам произведённые потребительские товары.

Описанная здесь плановая экономика может развиваться с определённой скоростью и без мощного стимулирующего воздействия лидера государства на работу госсектора с требованием постоянно повышать эффективность. Задания по повышению отдачи отражаются в плане. В основу плана может быть положено, например, требование снижения себестоимости, которое будет отражаться в цене товара (по сути, это требование к снижению цены на уже известный товар) при сохранении качества (которое может обеспечиваться, например, с помощью обязательного бесплатного в течение определённого срока гарантийного ремонта за счёт производителя). Это означает, что на каждом месте, на каждого работника идёт постоянное давление сверху с требованием улучшить заданные руководством показатели. Однако и руководство на всех уровнях вынуждено становиться максимально компетентным, чтобы задавать подчинённым реальные задания по улучшению показателей, а также чтобы равномерно распределять по подчинённым нагрузку во избежание недовольства и чувства ущемлённой справедливости.

По мнению некоторых сторонников социализма, экономика планового социализма ориентируется не на удовлетворение платежеспособного спроса ради получения прибыли экономическими субъектами, а на потребности. Иными словами, потребности граждан должны удовлетворяться независимо от распределения денег между ними, связанного с их отдачей. По словам сторонников этой точки зрения, граждане должны сообщать плановым органам о своих потребностях, и те должны их удовлетворять.

Такая постановка вопроса кажется нам не совсем уместной. Что она означает в переводе на простой язык? Чтобы понять, что же такое экономика, направленная на удовлетворение платежеспособного спроса, рассмотрим сначала «несоциалистические» альтернативы. Если, например, первобытный человек захотел съесть дополнительную связку бананов, то он немного больше работает, тратит силы на то, чтобы дотянуться до бананов – и получает необходимое. Затрата дополнительных сил и означает для первобытного человека предъявление платежеспособного спроса. Если человек «при капитализме» хочет купить себе какую-то дорогую вещь, то он работает больше, зарабатывает на неё и покупает. Если он зарабатывает деньги, то, грубо говоря, это означает, что он производит нечто, ради чего другой человек, производящий ту самую вещь, готов больше поработать и отдать взамен дополнительно произведённую уже им самим вещь. Иными словами, и тут предъявление платежеспособного спроса связано с дополнительным трудом ради удовлетворения дополнительной потребности.

При плановом же социализме, согласно теориям удовлетворения натуральных потребностей, не согласованных с платежеспособным спросом, если кому-то нужна дефицитная вещь, он обращается в Госплан. Госплан принуждает к работе какого-то другого человека, и вещь попадает к тому, кто захотел удовлетворить свою потребность. Получается, «кто не работает, тот и ест».

По нашему мнению, всё вышеизложенное – это только в теориях тех, кто уверяет, будто экономика при социализме работала непосредственно на удовлетворение потребностей, а не на платежеспособный спрос. На самом деле, поскольку госсектор есть огромная фирма, которая тоже должна быть неубыточной, она не может позволить себе бесплатно удовлетворять потребности бездельников. Поэтому государство вынуждает работать всех трудоспособных, что при советском социализме отражалось в борьбе с тунеядством. В свою очередь, передовиков производства дополнительно поддерживают материально, отвечая на их платежеспособный спрос (а платили они государству усиленным трудом) более широким удовлетворением потребностей. Например, им обеспечивается доступ в спецраспределитель или даётся путёвка на курорт, или – предел мечтаний для многих – такой передовик производства переводится на работу в Москву, в которой при той же зарплате удовлетворение потребностей значительно больше. В сочетании с моральными вознаграждениями и наказаниями, присвоением почётных званий и «постановкой на вид», такое многовалютное стимулирование более эффективного труда обеспечивало советской экономике высокую отдачу от человеческого материала, быстрое догоняющее развитие.

Необходимость предъявления платежеспособного спроса относилась не только к отдельным людям, но и предприятиям и организациям. Даже если какой-то директор и захотел бы удовлетворить через Госплан потребность подчинённого коллектива, Госплан просто так ему её не удовлетворил бы, а заставил обменять на соответствующий товар то, что нужно другим людям, т.е. заплатить, предъявить платежеспособный спрос. Этот принцип, в целом, соблюдался, хотя и не всегда последовательно (например, бесплатное распределение жилья, путёвок на отдых и др.), несмотря на официально провозглашённый тезис об удовлетворении потребностей кого угодно. Это позволяет нам утверждать, что на самом деле плановая экономика при социализме является рыночной, с применением многовалютной системы оплаты в рамках административного рынка.

В значительной степени дилемма удовлетворения потребностей для всех или платежеспособного спроса для части населения была решена в рамках сталинского малоэмиссионного социализма. Буквально бесплатными должны быть только установленные в государстве гарантированные блага, объём которых по мере роста благосостояния общества может увеличиваться. Однако эти потребности должны быть чётко оговорены и удовлетворяться для всех одинаково, иначе начинается коррупция. Дополнительные же потребности общества должны удовлетворяться через включение рыночного механизма, т.е. все отрасли экономики, работающие не на базовые потребности, должны работать на удовлетворение платежеспособного спроса. Во многом сходная система была при Сталине, когда рестораны не были отнесены к базовым потребностям. Там оплата шла на основе рыночной конкуренции, а приготовление там обедов не планировалось Госпланом. Сходный механизм функционировал на колхозных рынках. Аналогичным образом, привилегии передовикам производства – моральные и материальные – были рассчитаны именно на передовиков производства, а не на кого угодно, т.е. для получения этих привилегий надо было дополнительно потрудиться, предъявить платежеспособный спрос. Но всё это означает, что большая часть экономики – кроме той, что удовлетворяет базовые потребности, – работает именно на удовлетворение платежеспособного спроса, то есть опять же является рыночной.

Мы, однако, хотели бы поставить под сомнение тезис о том, что при такой системе другая часть экономики, которая удовлетворяет базовые потребности, работает непосредственно на удовлетворение потребностей. На самом же деле, ситуацию можно трактовать и так, что и она работает на платежеспособный спрос, но со стороны государства. Другое дело, что необязательно оно платит деньгами, но может использовать силовое принуждение и моральную стимуляцию. Тут может быть несколько вариантов. Первый – государство силовым образом организует работу граждан на удовлетворение их и государства базовых потребностей, но платит им не деньгами, а отсутствием наказания за неявку на работы (так было в некоторых восточных цивилизациях и в России). Второй – государство платит тем, кто удовлетворяет его и общества базовые потребности, именно деньгами. Но для этого нужно силовым образом собрать деньги в бюджет, а значит, государство платит не деньгами, а отсутствием наказания, уже донорам бюджета. Третий вариант – государство само выступает в роли предпринимателя и организует производство минимально необходимых благ. В последнем случае государство платит работникам зарплату, которую собирает как через налоги на государственный и частный секторы экономики (силовое воздействие), а также оказывает силовое воздействие на управляющих госсобственностью, которые отдают государству не только обычные налоги, но и ренту на госсобственность. Каждый из вариантов связан с определёнными издержками (затратами усилий) государственного аппарата на принуждение людей к определённым действиям, и от конкретной ситуации зависит, какой из способов оказывается наиболее дешёвым и эффективным в поощрении дальнейшего развития.

Итак, любая мыслимая экономика и экономические субъекты в ней работают на удовлетворение платежеспособного спроса. Другое дело, что к способам платежа добавляется силовое воздействие государства, к которому добавляется моральное поощрение. И в Советском Союзе экономика работала как сочетание трёх описанных вариантов, то есть она всегда работала на удовлетворение платежеспособного спроса, но часть платежа осуществлялась не деньгами и материальными привилегиями, а силовым и моральным воздействием государства. Таково же положение и в экономиках Запада, просто там удовлетворение приоритетных государственных потребностей через платёж силовым воздействием опосредовано налогами. Однако силовое и моральное воздействие там тоже никто не отменял.

В дополнение к силовому воздействию и нормальной денежной оплате, в сферу средств оплаты в любой экономике неизбежно включаются другие легальные и полулегальные рычаги – растёт сфера т.н. административного рынка, к рассмотрению которого мы сейчас приступим.

Попытаемся в упрощённом виде представить ход планирования в натуральных показателях на основе только технологических параметров производства и без учёта готовности и желания отдельных предприятий организовать какое-то производство. По идее, через 5 лет планируется увеличить производство определенных видов продукции в плановых показателях до такого-то уровня. Но для этого нужно производить сколько-то электроэнергии (следовательно, построить электростанций), построить сколько-то заводов, наладить для них производство определённых комплектующих и т.д. Всё планируется во времени, с примерной оценкой срока работ и оценкой необходимых комплектующих по известным параметрам технологических пирамид на Западе или собственным расчётам таковых пирамид.

Но тут возникает незадача. Совершенно невозможно заранее знать все необходимые параметры потребного для производства в точности. Ведь плановые органы знают параметры только существующих технологических пирамид и то приблизительно. Поэтому плановые показатели задаются не в точном описании поставляемой продукции, а в приблизительном, используя агрегированные показатели и обобщая разные, но сходные виды продукции как одну и ту же продукцию. И вот, когда производственнику спускают план, то он обнаруживает, что комплектующие, которые обещаны ему планом, не отвечают технологическим требованиям производства нужной ему продукции. Он обращается в плановые органы за корректировкой планов. Но ведь и получатель его продукции, и его поставщики тоже сталкиваются с той же проблемой. Планы корректируются, спускаются снова – и снова выявляется их несоответствие технологическим процессам – так без конца. Теоретически каждая новая корректировка приближает план к реальному, но часто устранение одних нестыковок порождает другие. Наконец, процесс согласований и улучшений планов прерывается силовым образом после очередного уточнения, и самим субъектам приходится как-то выкручиваться. Оказывается, что единственный выход – договариваться в обход плановых органов, приплачивая партнёру услугами или другими товарами за пределами запланированного директивного товарообмена. Плановые органы помогают только в какой-то степени. Даже в совершенно централизованном организме человека существует автономная нервная система, сама принимающая решения о реакции на внешние и внутренние стимулы. А ведь общество неизмеримо сложнее организма человека, и в экономике сами люди автономно принимают решения по своим проблемам.

Особо тяжёлая обстановка возникает из-за того, что плановые органы по определению не могут знать всех технических подробностей организации производства, которые знает конкретный директор. Они вынуждены верить ему на слово. Вот он и заказывает кучу не жизненно необходимых ему комплектующих «про запас». Это хорошо описывает С.Покровский (форум), знающий работу советской системы снабжения изнутри. Вначале на предприятии в течение месяца-двух (летом) проводится кампания по составлению заявок по материально-техническому обеспечению на будущий год. Например, по той же электронике составляется длиннейший список позиций поставки. Понятно, что только по резисторам, диодам и транзисторам – это тысячи строк. От конкретного маленького коллектива (группы в составе лаборатории), конечно, поменьше, но тоже весьма внушительно. На каждую позицию – некоторое количество штук. При этом надо учесть тот факт, что дадут не всё (порежут заявку). На сколько порежут – неясно. Многое зависит от настроения того, кто контролирует заявку. В ту же заявку необходимо включить жидкости, газы, светофильтры, тестеры, осциллографы, калькуляторы, ветошь (в килограммах), свёрла, метчики, плашки. Все эти простыни сводятся в единый список на уровне лаборатории, цеха, отдела, предприятия и т.д. На каждом уровне список преобразуется с учётом имеющихся на складах данного уровня невыбранных по предыдущим заявкам запасов тех или иных позиций по инвентаризационным спискам. Причём, очень часто никто точно не знает, что есть на складе. Список поднимается наверх. Наверху происходит разверстка заказов на министерства и территориальные снабженческие управления. Создаются планы поставок, которые реализуются в течение 1-4 кварталов того года, на который заказано. Часть заказа режется, поскольку известно, что заказанные материалы просят с запасом (на всякий случай, на местах же уже известно, что наверху режут, поэтому делать точную заявку – себе дороже). А мощностей у промышленности не хватает. В урезанном виде и обеспечивается поставка. В подавляющем большинстве случаев по достижении уровня отделов и лабораторий она уже близко не лежит к первоначальному заказу, поскольку две трети самых нужных позиций после всех «урезаний» на разных уровнях так сократились, что достаются они только 7 отделам из 10. А что-то ненужное, но упорно производимое промышленностью поставляется (или готово быть предоставлено) якобы взамен затребованного. Свёрл и метчиков для резьб М3, М4, М5 – мало, берите сверла диаметром 8 мм. Фактически для организаций это означало то, что отдел снабжения, высунув язык, мотался по городам и весям (по тем же заводам или другим НИИ) и выпрашивал "в порядке оказания технической помощи", чтобы продали сверх разнарядок то-то и то-то. Или обменяли такие-то позиции на другие. Кроме снабженцев ездили и сотрудники, добывая компоненты, которые не поставили по системе снабжения, либо те, потребность в которых возникла в течение года. Для лаборатории по ремонту приборов добывали в качестве плоскогубцев с маленькими губками (которыми удобно придерживать малюсенькую гайку в узких местах прибора) – стоматологические хромированные щипцы. И маленькие кусачки – тоже стоматологические. Иначе просто нечем оказывалось работать. Касторовое масло для поверочного устройства (для манометров), которое не удалось пробить через систему распределения, – покупали пузырьками по 5(!) миллилитров в аптеках. В этой аптеке нашлось три пузырька, в этой – в пять. А всего надо было закачивать в гидравлическую систему миллилитров 300. Для того чтобы проверять газовые термометры при ремонте, использовали тающий лёд и кипящую воду в качестве точек с известной температурой. Термостат для захлебывающегося от ремонтных задач подразделения по заявке обещали предоставить через два года. А завод, требующий всех этих приборов (завод силикатного кирпича) надо было пускать через 4 месяца. Потом оказалось, что так необходимые термостаты для проверки газовых термометров по нескольку лет стояли на складе того завода, с которого в лабораторию к С.Покровскому пришёл снабженец. Шли на хитрости – термостаты списывали и выменивали на литр спирта.

Примеров приводить можно много. Не в них суть. Суть в том, что система управления СССР реально контролировала и как-то распределяла натуральные штуки продукции. И если на первую пятилетку требовалось учесть тысячи позиций, то уже за 9-10 пятилеток возникали двадцать-сорок миллионов наименований изделий. Мнение о том, что раз в предыдущую пятилетку справлялись с 10 млн., то в эту можно было бы справиться с 20 млн. – неверное. Не справлялись и с 10 млн. Система централизованного снабжения (распределения) проваливалась повсеместно. По нарастающей. Начиная с первых пятилеток. Только в первые пятилетки масштаб этого явления достаточно неплохо компенсировался корректировками руководства.

Чем больше становилось позиций, чем больше становилось различных потребителей, тем больше было провалов. Худо-бедно обеспечивались потребности, не меняющиеся год от года, "от достигнутого". Но любая смена производства, любое развитие становились тем отклонением, которое нарушало функционирование системы снабжения. Тракторы и комбайны портились из-за того, что не удавалось выбить по каналам снабжения какое-нибудь копеечное чугунное уплотнительное кольцо для поршня или форсунку для дизеля. Огромные площадки с ржавеющей сельхозтехникой С.Покровский лично наблюдал во многих местах. И поля, заставленные ржавеющими из-за мелких неисправностей электродвигателями в Казахстане – тоже. И всегда спрашивали – почему? – Нет фондов на такие-то детали, которые часто выходят из строя, например, на подшипники, на какие-то бронзовые втулки, на какие-то крышки из силумина. Сфера же базовых продовольственных и бытовых товаров (важнейшие продукты питания, одежда, обувь, посуда, мебель и др.) обеспечивалась. Но эта сфера в СССР была многократно беднее ассортиментом, чем сфера промышленного и научного снабжения. Электроника – только одна из таких сфер. Химия – намного хуже. Ничем не легче электротехника со всеми выключателями, реле, пускателями, концевиками, кнопками, разъёмами, клеммниками и т.д. Система распределения по натуральным показателям стала тормозить развитие экономики. И прежде всего, экономики сложных отраслей, требующих комплектации тысячами компонент. На пару-тройку приоритетных отраслей военно-промышленного комплекса системы приоритетного (избыточного) распределения хватало. Но гражданские отрасли, вынужденные ориентироваться на такое распределение, теоретически просто не способны были нормально развиваться.

Да, в капиталистическом мире финансовая система вполне справляется с десятками миллионов ценовых позиций. Но с товарными позициями она и не пытается справляться. Маленькие продавцы и покупатели контролируют свои натуральные закупки по несколько десятков позиций, крупные корпорации – по несколько десятков тысяч позиций. И то, по достижении определённой степени сложности контроля производства, часть бизнеса выделяется в дочернюю компанию. Так, у корпорации "Сименс" отдельная дочерняя структура делает мобильники, отдельная – электролампочки, отдельная – медицинское оборудование. Кто-то изготавливает турбины, кто-то – ЧПУ. Связь между дочерними предприятиями (у некоторых из них Сименс – единственный акционер) и головной фирмой – чисто финансовая: есть прибыль или нет прибыли. Да, в самих корпорациях идёт учёт комплектующих, изделий, килограммов продукции и проч. – натуральный учёт. Но он ограничен по числу связей. Нарастание числа связей между элементами множества – очень быстро нарастающая величина. По достижении определённого предела отслеживание натуральных показателей становится неподъёмным. Поэтому переходят к обобщающим показателям. Этим показателем является прибыль. И гори оно огнём оптимизировать снабжение по натуральным показателям. Те самые люди, которые занимаются подобной оптимизацией, садятся ярмом на шею производителям, потому что эффект от их деятельности не покрывает затрат на функционирование. И это хорошо фиксируется прибылью-убытком, что и показывает опыт больших корпораций на Западе, выделяющих дочерние подразделения по достижении определённого размера. Могла ли советская хозяйственная система вести себя в таких случаях тем же образом, что и на Западе? Могла бы, но для этого автоматически потребовалась бы свобода торговли и свобода получения прибыли.

Итак, по мере своего роста госсектор советской экономики не мог быть организован как единая фирма со всецело натуральным планированием внутри и ценовыми ориентирами только снаружи госсектора (т.е. только на рынках потребительских товаров и рабочей силы). Экономика давно уже стала слишком сложной, чтобы можно было справиться с такой задачей единым натуральным планом. И самое главное тут – не только в знании информации о возможных технологических процессах и альтернативных способах производства, которой плановые органы уже не обладают в наше время, но и в знании информации с мест, что и как, а также за какое вознаграждение, готовы сделать работающие в экономике люди. В единой малой фирме всё относительно просто, потому что руководитель знает возможности и претензии своих подчинённых, а также может их контролировать прямым наблюдением. Но не всё так просто в экономике с миллионами людей. Тем более в динамичной экономике, в которой эти самые миллионы ежедневно и ежечасно придумывают частные экономические решения и альтернативные варианты, которые оказываются более эффективными, чем заложенные в идеальный план, но противоречат ему, потому что используют другие ресурсы, других поставщиков и т.д.

В отличие от сталинского периода, когда размеры госсектора и номенклатура выпускаемой продукции были не столь велики, технологии менее сложны, а технологические цепочки менее разветвлены и альтернативны, в более позднее время обмен внутри огромного госсектора уже не мог строиться на основе приказа и знания главного плановика только о натуральных возможностях производителей. На этом этапе обмен должен включать информацию о готовности субъектов предпочесть именно эту альтернативную возможность обмена, а значит, уже внутри госсектора необходимо будет ввести добровольный товарообмен на денежной основе – иными словами, хозрасчёт и самостоятельность предприятий. А значит, даже внутри госсектора будет очень сложно организовать ценоназначение и директивное планирование. Без выбора альтернативных путей производства на местах на основе ценовых показателей невозможно достичь оптимального распределения ресурсов, а выбор центральным планирующим органом теперь невозможен, потому что у него нет и не может быть полной конкретной информации, которая есть об альтернативных возможностях на местах.

На проблемы натурального планирования можно посмотреть и с точки зрения концепции альтернативной стоимости. Понятие альтернативной стоимости полностью применимо к социалистическому обществу, в котором ресурсы размещают государственные плановые органы. Для экономических плановых органов в Советском Союзе затраты на строительство железной дороги из Сызрани в Казань – это ценность того, что ещё могло бы быть сделано при ином использовании этих ресурсов. Но если наделённые властью государственные чиновники могут получать ценные ресурсы, не торгуясь, каким образом узнают они ценность этих ресурсов при альтернативном применении? По мнению П.Хейне, тот способ, посредством которого оцениваются затраты на альтернативные действия, является отличительной чертой различных экономических систем. Когда ресурсы находятся в частном владении, торг покупателей и продавцов формирует цены, близкие к альтернативной стоимости для владельцев ресурсов. Когда у ресурсов нет определённого владельца, этот механизм не может функционировать. Что же его заменяет? Кто определяет относительную ценность этой железнодорожной линии по сравнению с той? Кто решает: направить ли сталь на изготовление железнодорожных рельсов или на производство грузовиков? Кто решает, что выгоднее: совершенствовать транспортные средства или наращивать уже имеющиеся? Кто делает выбор между дополнительным производством потребительских товаров и повышением их качества и дополнительным досугом? В советской экономике решения принимали экономические плановые органы, руководствовавшиеся, в идеале, указаниями партии и правительства. Поскольку роль мерила полезности играли не цены, а знание высшего руководства о первоочередной потребности того или иного товара, то малейшую задачу технологической притирки при натуральном планировании приходилось поднимать на уровень плановых органов, которые выясняли, стоит ли овчинка выделки (стоит ли полезность запланированного товара удорожания его производства в ходе притирки) и целесообразно ли осуществлять таким образом много повторных оценок.

Попытку усовершенствовать планирование на основе использования ЭВМ сделал академик Глушков. Его план не был реализован. Глушков утверждал, что против его предложений единым фронтом выступили "Голос Америки" и экономисты: Либерман, и др. Экономисты выступили не столько единым фронтом, сколько с разных сторон, поскольку Глушков предлагал технократическую утопию, глобальную централизованную информатизацию производства. То есть задачу, которая до сих пор до конца не реализована даже в крупнейших корпорациях. "Голос Америки" же, возможно, испугался, что эта штуковина может сработать. Но едва ли это решило бы коренные проблемы советского планирования, возникавшие из-за натурального целеполагания. АСУ могли обслуживать только существующую деятельность, использующую хорошо известные и рассчитанные технологии. Оптимизировать её до идеала. Но создавать новые виды деятельности АСУ не могли. А главное, никакая машина не может решить, стоит ли овчинка выделки при предпочтении одного варианта натуральных потоков другому. Например, именно человек, а не машина решает, что ради покупки дополнительной связки бананов он не готов остаться на работе на сверхурочный час, а ради десяти апельсинов – готов, а вот ради девяти апельсинов – уже нет. Никакие ЭВМ и АСУ не имели возможности заниматься целеполаганием о необходимом производстве для миллионов потребителей, а также принимать за людей решения, к какому труду они готовы ради удовлетворения каких потребностей. Проблема оптимизации, как видим, не только и не столько в имеющихся ресурсах. Дело ещё в альтернативных возможностях организации разного производства, видимых только на местах и постоянно изменяющихся в динамичной экономике, а также в готовности человека в каждый конкретный момент выбрать одну из имеющихся альтернативных возможностей. И, главное, дело в необходимости постоянной децентрализованной смены производительных «рутин» на новые, более эффективные. Это не такая информация, которую просто загнать в компьютер. Экономика – это миллионы ежедневных и ежечасных решений по выбору альтернативных вариантов. При этом нужен разумный компромисс между максимизацией эффекта, который даётся свободным выбором альтернатив на местах, и максимизацией эффекта, который даётся от ликвидации издержек договаривающихся сторон с достижением кооперативного эффекта при директивном планировании, лишающем кого-то определённой свободы выбора альтернатив. Иными словами, мы снова возвращаемся к проблемам теории фирмы, её оптимального размера и иерархической структуры, проблеме эволюции рутин.

Всё это не значит, что невозможно планирование с сочетанием натуральных и ценовых показателей, с ориентацией субъектов экономики на прибыль: оно возможно и нужно. С той лишь оговоркой, что планирование должно строиться на разных принципах внутри фирм, способных получить результат на основе только натурального планирования своего внутреннего производства и обмена, и вовне фирм, в отношениях между ними. Во втором случае планирование должно строиться уже исходя не из приказов начальника фирмы подчинённым, а из добровольной готовности и конечного, и промежуточного потребителя (фирм) заплатить в условиях наличия свободного выбора, а не исходя из цен, посчитанных Госкомценом. (Именно из-за неосвобождения цен и провалилась попытка косыгинской реформы, когда предприятиям предоставили хозяйственную самостоятельность и разрешили ориентироваться на прибыль, а цены по-прежнему считались не столько исходя из готовности потребителя платить за товар, сколько исходя из трудовой теории стоимости.) В случае позволения более свободного ценообразования внутри госсектора борьба за отладку параметров поставки приобрела бы в такой системе характер нормального торга смежников, причём директор мог бы повышать цену, предлагаемую поставщику за дополнительную услугу, только в размере своей прибыли, иначе смежнику есть смысл отказаться от участия в таком плане. То есть, оппортунистов на этих технологических цепочках, не желающих идти на уступки в цене, можно было бы ограничивать возможностями обхода и отказа от услуги. Если следующий по цепочке получатель готов переплатить, чтобы получить, что ему нужно, он увеличит свою предлагаемую цену, что повысит возможности данного директора, и так идёт наладка внутри цепочки, уже без обязательного выхода на плановые органы, имеющие возможность приказывать. Тогда бы каждый потребитель технологической цепочки мог бы сказать, сколько он может заплатить за ту или иную корректировку плана непосредственному поставщику, а не обращаться на самый верх. Это тоже непростая система, однако, в ней, по крайней мере, проглядывался бы свет в конце туннеля, возможная альтернатива организации централизованного планирования в Советской экономике. Мировой опыт показывает, что когда решаются проблемы обеспечения натурального планирования внутри фирм и добровольности обмена между ними, Глушков был на верном пути. Например, в Англии служба по заказу и поставке труб уже тогда была компьютеризирована. Заказ поступал в определённый компьютерный центр, где он обрабатывался и с учётом необходимого количества, загруженности разных заводов-производителей, удалённости от заказчика и срочности этот центр устанавливал контакты и сообщал, когда и где можно получить заказ. Как правило, на всю эту процедуру уходило не более 3-х месяцев. В СССР всё это занимало не менее 2-х лет.

Чисто натуральное планирование, без ценовых ориентиров и стимулов, основанных на свободном ценообразовании продукции предприятий, оказалось тупиковым путём. Однако, для того чтобы понять причины неперехода советской экономики к освобождению цен, необходимо учесть другие факторы, связанные с общественным устройством СССР.