"С русскими что-то не так" - вот мнение, к которому приходит любой исследователь, сколько-нибудь долго занимающийся русским вопросом. Мы и в самом деле отличаемся от прочих народов.
На первый взгляд русские как этнокультурный тип - довольно обыкновенные европеоиды ("белые люди"), говорящие на индоевропейском языке и имеющие довольно интересную - но не поражающую воображение - культуру. В той же Европе или Америке русские легко ассимилируются - в отличие, скажем, от негров или арабов. В общем, ничего удивительного.
Однако, если присмотреться к русской истории, поневоле разеваешь рот. На протяжении истории русские возводили на своей территории очень странные социальные конструкции. Самой известной и самой экзотической из них стала "советская власть", но и все остальное тоже было далеко от скучных стандартов - что европейских, что азиатских, что любых прочих.
Глядя на причудливые социальные "вавилоны", которые нагромождала русская история, и в самом деле можно подумать, что русские уникальны своей способностью покорно и безропотно становиться деталью любых, даже самых уродливых, общественных конструкций. Давно известно, что русские практически не умеют сопротивляться "нахальству" - даже самому незначительному давлению, и в большинстве случаев предпочитают уступить. С другой стороны, они совершенно не умеют - и, уж конечно, не любят - подчиняться. Поэтому, действуя силой, "начальство" часто способно заставить русских делать то, что ему нужно, только с помощью непосредственной угрозы для их жизни и имущества. Но как только эта угроза исчезает, русские перестают выполнять приказы. Обычна ситуация, когда власть не может добиться выполнения элементарных распоряжений, которые не критикуются, не обсуждаются, а молча игнорируются. Сами русские не считают свое поведение сопротивлением или протестом. К планам властей они относятся не возмущенно, а скорее презрительно. "Мало ли что там эти идиоты наверху придумали" - вот типично русское отношение к "верхам".
Столкнувшись с этим, многие начинают подозревать русских в склонности к анархизму и отрицанию всякой организованности. Однако каждый, кто имел дело с русским коллективом (хотя бы в качестве начальника), знает, что управлять русскими можно, хотя и достаточно сложно. Нельзя сказать, что русские безответственны, ленивы или глупы: напротив, они могут демонстрировать редкостное трудолюбие, изобретательность и дисциплинированность. Но для этого нужна совершенно особая мотивация и специфические условия труда. Необязательно, кстати, "хорошие" в обычном смысле этого слова, но именно - особенные, обеспечить которые можно не всем и не всегда. В ином случае теряется не только работоспособность, но и элементарная управляемость коллектива. Русских можно завести, но только каким-то особым ключиком.
Точно такие же проблемы возникают, когда речь идет о способности русских к самоорганизации. С одной стороны, отсутствие солидарности (особенно этнической), неспособность к организованному действию, неумение образовывать этнические мафии или хотя бы общины, откровенная беспомощность при столкновении с нахрапистыми инородцами уже стали притчей во языцех. С другой - те же русские поддерживают особую сеть неформальных отношений, чрезвычайно комфортных эмоционально. Речь идет о так называемой "русской дружбе" и связанном с ней стиле жизни, в чем-то неудобном, но очень притягательном, причем не только для самих русских.
Та же странная особенность наблюдается и в вопросе об ассимиляции. Русские легко растворяются среди других народов. Но и представители других народов растворяются в русской среде - процесс "обрусения" известен и хорошо описан. На огромном пространстве от Калининграда до Владивостока живет один и тот же народ. Разнообразие антропологических признаков у русских в два раза ниже, чем в среднем у европейских народов.

КУЛЬТУРНЫЕ ПАРАДОКСЫ
Наконец, русская культура обладает все теми же свойствами. С одной стороны, трудно назвать другую культуру, более склонную к заимствованиям и подражаниям. Русский язык, в отличие, скажем, от японского или финского, с необыкновенной легкостью принимает всевозможные заимствования и неологизмы, начиная от англицизмов и кончая почти непроизносимыми аббревиатурами. При этом русская культура настроена на максимальное сохранение точного фонетического облика чужого слова - это уникальное явление, не имеющее аналогов в других культурах, настроенных, как правило, на скорейшее перемалывание чужих смыслов и говоров под свои нормы.
Однако при всем том язык и культура удивительным образом сохраняют свое единство. Что касается словарного состава, то украинский и белорусский языки по меркам любого европейского языка (скажем, немецкого) - всего лишь "местные говоры". На всем необъятном пространстве расселения русских распространена одна и та же культура, основанная на унифицированном русском языке, очень близком к литературной норме. С точки зрения европейцев - это фантастика. И уже эта однородность культуры, которая постоянно воспроизводится, несмотря на ее чрезвычайную гибкость и восприимчивость к внешним влияниям, наводит на мысль об особой способности русских, так сказать, к "взаимному программированию".
Интересно и то, что русские отнюдь не выпячивают эти странности и уж точно ими не гордятся. Напротив, одна из мощнейших мотиваций русских - это стремление стать как все. И опять-таки у всего этого есть обратная сторона - острое ощущение чуждости и неподлинности всех форм жизни, быта, политического устройства, какие только есть на свете.
Шпенглер в свое время оценивал русскую цивилизацию как потенциально-самобытную, но задавленную "псевдоморфозом", то есть навязанным извне подражанием "старшим" культурам, прежде всего западной. Через столетие после выхода в свет "Заката Европы" многие начинают задумываться, не представляет ли русская цивилизация один большой псевдоморфоз, напрочь лишенный сколько-нибудь внятного "собственного содержания" - но тем-то и уникальный.

ЧЕЛОВЕК КАК НЕДОРАЗВИТОЕ ЖИВОТНОЕ
Какова же природа всех этих особенностей?
Для того чтобы перепрыгнуть преграду, нужно сначала разбежаться, а для этого имеет смысл отступить назад. Попробуем это сделать и мы. Про русских точно известно по крайней мере то, что они люди. Возможно, рассматривая человека как такового, мы что-то поймем и в русских как таковых.
С точки зрения зоологии, человек - такое же животное, как и все прочие. Причем человек лишен силы и быстроты хищников, их когтей и зубов, у него слабое обоняние, не лучший слух и не самое острое зрение. Подавляющее большинство живых существ сильнее, быстрее, приспособленнее и даже "умнее" его. Крыса, загнанная в угол, пулей летит в совершенно непредсказуемом направлении. Кошка виртуозно приземляется на четыре лапки. Удар львиной лапы необычайно точен. Пчелы строят сложнейшие конструкции из воска. Лисы и хорьки придумывают разные хитроумные способы, чтобы подобраться к жертве...
На это обычно следует возражение: это не разум, а всего лишь инстинкты. Дескать, инстинктивные действия бывают более успешными, чем разумные, но все равно это всего лишь инстинкты. Разум же - это нечто иное и высшее.
Но в чем, собственно, состоит эта "иная и высшая" природа разума? Стандартные практические задачи, стоящие перед живым существом, инстинкты решают лучше, чем разум. Однако есть и оборотная сторона дела. Инстинкты "зашиты" в психику животного, оно с ними рождается. Обучение и воспитание только развивают их, но не могут ничего изменить принципиально. Разум, напротив, изменяет сам себя. Он не только решает практические задачи, но и ставит их. Эта способность ставить перед собой задачи - то есть заниматься проблемами вымышленными в самом прямом смысле этого слова, и есть то, что отличает разум от инстинкта.
Откуда же у человека такая способность - и чем он за нее платит? В данном случае второй вопрос содержит в себе ответ на первый. Потому что плата за разум известна. У человека крайне ослаблены нормальные животные инстинкты. Если животные рождаются уже с готовым набором программ в голове, то человек действительно представляет собой tabula rasa, чистый лист бумаги, на котором можно написать все что угодно. Ребенка в процессе его развития нужно долго учить тем вещам, которые у котят и щенят проявляются сами собой.
Теперь подумаем, что тут является причиной, а что следствием. Вряд ли так называемый "разум" - непонятно откуда взявшийся - вытеснил своей тяжестью инстинкты. Тем более что у ребенка никакого особого "разума" нет. Скорее, наоборот - слабость инстинктов сделала возможным появление разума.
В таком случае получается, что, с точки зрения животного, человек - это недоразвитое существо. Разум куплен ценой недоразвития инстинктивной сферы.
В чем же конкурентные преимущества разумного человека перед зверем с великолепными инстинктами? Почему способность воображать себе то, чего нет, - иными словами, жить в вымышленном мире - дает нам право называть себя "царями природы"?
Дело в том, что существует один частный случай "вымышленного мира" - частный, но очень важный для практической жизни. Это будущее. Разум позволяет человеку решать некоторые проблемы раньше, чем они встанут перед нами на самом деле. Что и обеспечивает человеку эволюционное преимущество перед животными: он способен реагировать на то, чего нет, - и в том числе на то, чего еще нет.

СОЦИАЛЬНЫЙ ИНСТИНКТ И ПРИРОДА ВЛАСТИ
По сути, это общий закон природы, закон эволюции: живые существа, поднимаясь на очередную ступень развития, утрачивают очень полезные качества, присущие более низким формам. Так, животные утратили волшебную способность растений - питаться солнечным светом и высасывать полезные вещества прямо из почвы. Человек же, возвысившись над зверями, утратил множество животных инстинктов.
Конечно, люди утратили инстинкты неполностью. И - что еще важнее - разные люди лишены инстинктов в разной мере - и даже разных инстинктов в разной мере.
То, что определенное количество "врожденного знания" в человеке все же имеется, заметить нетрудно. Например, это всевозможные "естественные реакции организма" - зевание, чихание и другие примитивные инстинкты. Есть и особый слой инстинктов, связанных с социальным поведением человека.
С точки зрения зоологии (и зоопсихологии) основа человеческого общества - это примитивная иерархическая пирамида, характерная для многих животных, в том числе для обезьян-приматов. И существуют специфические социальные инстинкты, регулирующие иерархические отношения внутри вида. Грубо говоря, это - инстинкты власти и подчинения.
Они очень разнообразны. Именно этот слой инстинктов в человеке наиболее силен. Более того, эти инстинкты дают их обладателям определенные преимущества.
Понятно, какими преимуществами обладает человек с душой "самой главной гориллы в стае горилл" - он же "прирожденный лидер". Такие люди быстро выдвигаются наверх, поскольку им не нужно думать, что для этого делать. Их ведет инстинкт. Они чувствуют (не "знают", а именно чувствуют), когда можно и нужно рыкнуть, когда - скривить губу, когда - уступить и отвести взгляд. Они способны сплотить и повести за собой - или, наоборот, разогнать одним жестом целую толпу.
Хорошо развитые инстинкты подчинения в сочетании с разумом тоже дают очень ценные преимущества. Так, умение не попадаться под горячую руку, вовремя показать себя, нюх на силу и слабость, умение незаметно подкрасться и стащить часть добычи, пока другие выясняют отношения, - все эти инстинктивные умения позволяют их счастливым обладателям жить припеваючи. Такое поведение часто называют "лисьим". Нетрудно заметить, что люди с хорошо выраженными "лисьими" инстинктами часто устраиваются в жизни лучше, чем "природные господа".
Теперь мы, кстати, можем ответить на один распространенный вопрос, который время от времени задают себе все интеллектуалы мира: почему люди, находящиеся на вершине социальной пирамиды, зачастую производят впечатление идиотов? Ответ прост: они, как правило, и есть идиоты. Для того чтобы инстинкты проявлялись на полную мощность, разум должен быть достаточно слаб. Поэтому на самых верхних этажах социальной пирамиды выживают в основном кретины с тяжелой челюстью и хитрыми глазками.
У большинства людей "господские" и "рабские" инстинкты приглушены. Однако набор базовых инстинктов, позволяющих жить в обществе, у них все-таки есть. Они и создают тот фон социальной жизни, без которого нам сложно представить себе нормальное функционирование общества. Именно набор социальных инстинктов и определяет самый глубокий слой так называемого "коллективного бессознательного".
Легко обнаружить, например, что некоторые народы в массе своей склонны к "хищному" поведению, а некоторые - к "рабскому". Есть особые случаи, когда, например, инстинкты подчинения настолько модифицируются и утончаются национальной культурой, что становятся ключом к тайному господству, - и, наоборот, трансформированное "хищничество" оборачивается законопослушанием и жесткой иерархией. Разнообразие вариаций здесь очень велико. Важен сам принцип: в социальной сфере человек, как правило, руководствуется в большей степени инстинктами, нежели разумом.
В этом плане известнейшее определение Аристотеля - "человек есть общественное животное" - приобретает неожиданный смысл. Человек сам по себе, наедине с собой, является именно человеком. Но "человек общественный", "клеточка социального организма", является именно что животным.

РУССКИЙ ВОПРОС
Теперь мы наконец можем вернуться к "русской проблеме" и высказать гипотезу, которая хорошо объясняет все странности русского поведения.
Русские - это народ со слабыми социальными инстинктами. Если быть совсем точным, настолько ослабленными, что они перестают оказывать влияние на практическое поведение масс. Русские как народ - "социальный нуль". Их поведение регулируется, с одной стороны, чисто биологическими факторами ("чувством голода, чувством холода и чувством боли от удара палкой"), с другой - рациональными соображениями (прежде всего пользы и вреда). А то место, которое у других народов занимают социальные инстинкты, русские компенсируют особого рода конструкциями, созданными разумом, - то есть так называемыми убеждениями (начиная от политических и кончая нравственными).
Из этого следует очень многое.
Прежде всего отсутствие социальных инстинктов - это, конечно, слабость, и слабость очень заметная. Инстинктивное действие всегда точно, быстро и не вызывает сомнений. Действие разумное - медленно, сомнительно и неточно. Инстинкты не обсуждаются: народ, ведомый инстинктом, действует "как один человек". Убеждения - предмет обсуждаемый: на всякий довод найдется контрдовод, и прекратить подобные споры можно только сведением дела либо к прямому насилию, либо неопровержимыми доводами (которые все равно могут оказаться ложными: мало ли что считается "неопровержимым").
По этой причине русских можно "уболтать", "убедить в чем угодно". Например, русская революция была следствием распространения в России различных "учений", прежде всего марксизма. Ни в одной стране мира эти учения не стали достаточно популярными, чтобы одержать победу в масштабах государства. Близка к этому была только Германия, недаром пользующаяся репутацией "самой интеллектуальной страны Европы". Все остальные народы Европы отвергли марксизм - причем без всяких обсуждений и рассуждений, на инстинктивном уровне. Русские же отнеслись к марксизму как к Правде, то есть как к источнику убеждений. (Понятно, что среди народа с ослабленными социальными инстинктами должен был возникнуть культ их заменителя. Поскольку же отсутствующий инстинкт может заменить только интеллектуальная конструкция, возникает "культ Правды" - то есть истины, имеющей значение долженствования. Заметим, что слово "правда" непереводимо на другие языки.)
Но именно эта самая "социальная бездарность" русских обеспечивает колоссальную социальную пластичность. По сути дела, русские готовы быть организованы и построены любым способом, лишь бы он не был слишком идиотским и не представлял прямой угрозы для жизни. Правда, и эти два условия можно обойти - например, внушив русским, что те или иные социальные эксперименты ведут ко благу. Доверие к "разумным доводам", которые другие народы отвергают на уровне инстинкта, сплошь и рядом оказывается ахиллесовой пятой русских. То, что другие просто не слушают, русские начинают обсуждать, да еще и соглашаться. Например, никакому народу нельзя внушить, что национализм - это плохо. Русским это внушили, причем очень успешно. Миллионы людей повторяют благоглупости типа "нельзя же делить людей на разные нации", "Россия - многонациональная страна" и т. п. При этом любым другим народам инстинктивно ясно, что свои это свои, чужие это чужие, и своим надо держаться вместе, чтобы противостоять чужакам.
У русских нет природного иммунитета против идей. В результате Россия превратилась в "поле экспериментов", проводимых более защищенными в этом смысле народами.
С другой стороны, именно отсюда растут корни русского отношения к власти. Имея ослабленные инстинкты подчинения и господства, русские в принципе не понимают самой идеи "начальствования". На иерархические игры они смотрят как на глупость, а на само "начальство" - как на людей вредных и немного сумасшедших. Исключением являются экстремальные ситуации (например, война), когда у любого живого существа пробуждаются инстинкты. Тогда происходит "зацепление" - русские начинают понимать свои "верхи" и адекватно вести себя по отношению к ним. "Начальство" это, к сожалению, тоже понимает и поэтому охотно использует "экстрим" для повышения управляемости.

В СЛАБОСТИ - СИЛА
Однако в слабости социальных инстинктов - и сила русских. Только русские, именно потому, что они одни избавлены от груза социальных инстинктов, способны осуществить общественный идеал человечества - построить совершенное общество, свободное от животного наследия. То самое "общество, основанное на разуме", о котором столько говорили и писали мечтатели всех времен и народов.
Отдельные черты "общества разума" уже проявляются. И пресловутая "русская дружба", и отношения в русских коллективах, основанные не столько на иерархии господства и подчинения, сколько на синергии, синхронизации усилий, резонансе умов и воль - все это существует уже сейчас. Вопрос только в том, как добиться того же самого в общенациональном и глобальном масштабе.
Русских, по терминологии Б. Поршнева, следует именовать неоантропами, новыми людьми - последним вариантом так называемого "человека разумного".
Это объясняет, в частности, ту странную ненависть, которую питают по отношению к русским так называемые "просвещенные народы" и в особенности их элиты. Последним, скорее всего, давно известно все то, о чем здесь сказано. В том числе и то, что русские представляют собой следующую ступень эволюции. Разумеется, им это не нравится. "Социально бездарные" русские проигрывали другим народам в индустриальную эпоху, основу которой составляли иерархически организованные корпорации и конвейерные технологии. Но теперь во всем мире наступает время разрушения иерархических структур ради сетевого бизнеса, основанного на творчестве малых групп и гениальных одиночек. И это - идеальная среда для русских. Они способны выигрывать у людей - "винтиков" социальных "машин".
Поэтому желание уничтожить неоантропов как конкурентов - естественная (хотя и очень неприятная для русских) реакция "общественных животных".

ПЕРСПЕКТИВЫ
В той ситуации, в которой мы оказались, наилучшим выходом было бы использование наших естественных преимуществ. Хватит заниматься копированием и освоением алгоритмов поведения наиболее успешных народов! Это нас не изменит. Нужно подумать о новых социальных проектах, которые осуществимы только здесь и только с нашим участием.
Что касается дальнейшего, то, как мне кажется, не стоит забывать известный лозунг - "кто был ничем, тот станет всем". Во всяком случае, человечеству как виду это удалось. Возможно, подвиду русских неоантропоидов это удастся тоже.

http://www.ruspred.ru/arh/19/1.php