Как мы увидели из анализа негативных последствий антинародных войн за ресурсы, выигранных как только боевыми средствами, так и с применением спецопераций по поражению сознания противника, бумеранг неизбежно возвращается победителю. Если допустить некоторую аллегоричность, то выхода из этой ситуации два. Первый — прекратить запускать бумеранг. Но это, видимо, из области басен дедушки Крылова. Вина козленка в том, что волку есть охота. Тогда неизбежен путь второй – научиться ловить этот бумеранг. На сегодняшний день можно пока согласиться с тем, что беспокойство от ударов бумерангом в лоб незначительное, хотя это будет большой натяжкой, но рано или поздно ловить его все равно придется – это неизбежно. И вот тут нам и становится ясно, что неизбежна война ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ, то есть война, в которой объектом поражения является не весь человек и не все его сознание, а только нерентабельная часть его (человека) сознания и нерентабельная в эксплуатации часть культурного и морально-нравственного окружения этого человека. Человек перестает быть сувереном своего сознания. И это первое и главное отличие войны педагогической от войны консциентальной. При войне на поражение всего сознания в некоторых случаях применяется термин «всей культурной оболочки», то есть утрата личностью суверенитета в отношении собственного сознания не осознается и не воспринимается как утрата. То есть, утраты суверенитета нет. И вот почему. Когда человек либо не подвергнут влиянию, либо остался к нему равнодушным независимо от причин, он остается сувереном своего сознания. Утраты еще нет. Когда же сознание поражено, утрату зафиксировать уже нечем, и пораженный консциентальным воздействием человек так и покинет сей бренный мир в полном неведении об утрате своего суверенитета над собственным сознанием. Правда, напоследок он почудит довольно славно на беду своим победителям (эффект бумеранга), но это всего-навсего негативный побочный эффект захвата ресурсов — неприятный, снижающий общий показатель рентабельности, но при избранных средствах войны неизбежный.
Избежать подобного негатива позволят средства войны педагогической. Изящность, с которой это происходит, приводит в восторг, если этот термин применим к оружию. Одна из составных частей (боеголовок) педагогики – обучение — подразумевает взаимность и, в отличие от информирования, основного средства войны консциентальной, использует обратную связь с объектом воздействия. И эта обратная связь позволяет установить не просто факт присутствия объекта в момент информирования в нужном месте, но и уровень усвоения воздействия, и реакцию объекта на это воздействие. То есть воздействие корректируемо персонально, а не массово. Такая персонификация воздействия наводит на аналогию с комплексным применением боя традиционного и спецоперации для получения большего эффекта.
Поясню о чем речь.
Представим все население в большей или меньшей степени структурируемым; структура, кстати, не обязательно должна быть формализованной. В этом случае любое событие, как правило, оценивается не всем населением одновременно, а небольшой его частью. Человек, занятый подобной оценкой, порой может делать это независимо от его собственной воли. Это происходит обычно просто в силу компетенции такого человека. Причем в структуре общества на него замыкается еще несколько членов этого общества, явочным порядком делегировавших ему право оценивать данное и ему подобные события в силу доверия к уровню его компетенции.
Приведу простой пример. В обществе проходит оценка факта выступления президента страны перед федеральным собранием по вопросам, допустим, налогообложения. В такой ситуации те члены общества, кому данный вопрос интересен в плане последствий для их собственного благополучия, будут стремиться получить информацию о возможных последствиях нововведений у специалистов, занятых в этой области. Не секрет, что в противовес конституции, налоговый кодекс определяет налогоплательщиками не всех граждан, а лишь работодателей и самозанятых в предпринимательской деятельности граждан. Именно по этой причине круг людей, компетентных в этой области, сильно сужен. Я отбрасываю в этом случае те исключения в виде социально зависимых маргиналов, которые оценивают данный вопрос не в силу компетенции, а в силу своих ожиданий по принципу «чем больше налоги, тем мне лучше». Так вот, именно компетентные в вопросах налогообложения люди и становятся центрами формирования общественного мнения по данному вопросу. Подавляющему большинству детали этого процесса малоинтересны, большинство нуждается в оценке из категории «хорошо — плохо». И критерием достоверности такой оценки выступает не уровень действительной компетенции человека, дающего такую оценку, а персональный уровень доверия к нему со стороны ищущего подобную оценку.
Вот здесь я хотел бы и подчеркнуть то главное отличие консциентальной войны от педагогической. В первом случае (в случае консциентальной войны) интерес у граждан к тому или иному вопросу инициируется (индуцируется) извне, во втором случае – это естественная потребность человека в необходимости составления собственного представления о том предмете, который его непосредственно интересует. Иначе говоря, разница в направлении движения потребности в первом случае извне, во втором случае (в случае войны педагогической) изнутри сознания человека. Казалось бы, отличие незначительное, но во втором случае отсутствует необходимость преодолевать защитную реакцию сознания, по природе своей обладающего волей и не желающего становиться объектом внешнего воздействия помимо этой воли.
Далее, во втором случае, отсутствует необходимость генерировать специальные источники информации и формировать доверительное отношение к ним со стороны атакуемых объектов. Эти источники информации, во–первых, уже существуют, во–вторых, пользуются доверием, и, в–третьих, уже востребованы основной массой населения. То есть, барьер воли атакуемого объекта снят. «Линия Маннергейма» сознания разрушена самим этим сознанием. Человек, полагая, что ищет ответ на свой естественный вопрос или компетентную оценку того или иного события из источника, которому он доверяет, ощущает себя субъектом равноправных отношений. Но в случае атаки на него средствами войны педагогической, перейдя в режим поиска, он «подставился» — превратился из субъекта в объект атаки. Говоря языком военным – его запеленговали. Далее идет планомерная дезориентация объекта в нужном для субъекта атаки направлении.
В процессе дезориентации, в зависимости от стоящей задачи, могут иметь место либо разовые акции, либо многоходовые операции. В случае разовой акции источник информации после возникновения негативных последствий от получения его сведений объектом заменяется на новый. В случае же многоступенчатой операции у объекта некоторое время искусственно поддерживается ощущение благополучия и доверия к источнику информации.
Итак, мы видим, что средство педагогической войны действительно обладает определенной новизной, действует выборочно и прицельно на ту часть сознания, которая оказалась в данный конкретный момент не защищена волей объекта атаки. Более того, этот объект в очень редком случае, а, как правило, только в случае окончательного поражения осознает, что его атаковали и победили. И вот тут возникает еще одно отличие от консциентальной войны. Трофеи. Сознание, пораженное в ходе тотальной атаки, требует в дальнейшем постоянной подпитки иллюзии благополучия. В противном случае ощущение обмана реанимирует волю к восстановлению статус-кво. А такая подпитка, безусловно, снижает рентабельность проведенной акции. Поражение в равной и честной борьбе, как полагает пораженный объект атаки, не вызывает ощущение обмана. А если какое-либо неудовлетворение и появляется, то вина в этом случае персонифицируется исключительно с самим собой: не тому, не так и не у тех учился. Как следствие этой неудовлетворенности, он начинает новый поиск и опять оказывается запеленгованным. То есть потребность в новой атаке на него возникает только тогда, когда объект сам этого хочет. В случае, если он смирился со своим положением, выбросил флаг капитуляции, он превратился в полноценный, социально устойчивый и рентабельный объект эксплуатации. Некоторые авторы такое полученное существо называют экономическим животным. Как видим, рентабельность педагогической войны намного выше войны консциентальной как по первоначальным затратам, так и по эксплуатации трофеев.
Из приведенного примера видно, что основные объекты атаки — это не все граждане, а те ключевые фигуры, которые выступают естественными центрами кристаллизации в общественных отношениях. Поэтому сочетание методов консциентальной войны по всему населению и педагогической спецоперации по объектам кристаллизации общественного мнения дает тот самый эффективный синтез от сочетания боя традиционного и тайной спецоперации.
Классическим примером может служить сюжет всем известного фильма «Кавказская пленница». Помните: «Кто нам мешает, тот нам поможет»? У Шурика не возникает протеста участвовать в похищении невесты – он полагает, что участвует в красивом обряде — в рамках своей этнографической экспедиции. Уже приехав на Кавказ, он был открыт для агрессии. Когда он собирал тосты, это было пополнение им своих знаний. Похмельный синдром, в данном случае, лишь побочный эффект, а не результат реализации чьей-то воли. Агрессия против его сознания начинается с приведенных выше слов. Далее, осознав свою ошибку, он снова открывается для агрессии и транзитом, через свадьбу у прокурора, попадает к психиатру. Не стоит пересказывать весь сюжет, стоит лишь обратить внимание на консциентальное воздействие на остальных участников картины. На покорность жены водителя товарища Саахова, на милиционера, который ждал приглашения на шашлык из «невесты». Их сознание было дезориентировано целиком, что делало спецоперацию против Шурика успешной с большой долей вероятности, аналогично успех спецоперации укреплял бы дезориентацию сознания окружающих. Волей Гайдая В фильме все закончилось хорошо, и восторжествовал «… советский суд – самый гуманный суд в мире» (редкие аплодисменты). Но на современном Кавказе тысячи рабов в последние десятилетия только укрепляют сдвиг в сознании горцев в направлении рабовладения и работорговли.
Примеров можно приводить немало как из художественных произведений, так и из жизни, но, упуская подробности, предложу читателю самому оценить схему педагогических спецопераций:
— Во-первых, по включению в списки политических партий заметных фигур искусства, спорта и других областей, очень далеких от политики.
— Во-вторых, по тиражированию нашими учебными заведениями миллионов бухгалтеров, экономистов, юристов и менеджеров для удовлетворения платежеспособного спроса, плюс широчайший спектр курсов повышения квалификации и получения других специальностей. Век живи, век учись.
— В-третьих, утилизацию способностей к реальному подъему страны самой экономически активной части населения в рамках варварски угнетаемого предпринимательства и бесконечную реформу по его поддержке.
Педагогическая война, как мы успели заметить на приведенных примерах, давно вошла в наш дом. Я готов признать это заявление голословным, если мне будут приведены аргументы более веские, чем «этого не может быть потому, что этого не может быть никогда». В свою очередь, постараюсь привести аргументы в защиту своей позиции.
Сейчас можно с уверенностью утверждать, что упоминаемая война — это уже не противостояние армий (состав сил и средств значения не имеет) и не противостояние идей, это противостояние внутренних психологических компонентов сознания одного и того же человека, это усиление внутренних противоречий личности, поддержка одних ее качеств (например — алчность, стяжательство, похоть) и подавление других (солидарность, человеколюбие, жертвенность). В конечном итоге, это может привести к изменению человеческой природы. Человек с сознанием, пораженным в такой войне, перестает ощущать себя жертвой войны. Но беда даже не в том, что он становится жертвой. Беда в том, что главный трофей такой войны – модифицированные в результате череды мутаций сознания ее жертв. Через крайне непродолжительное время такие люди перестают полагать окружающую их жизнь результатом действия других людей, себя, каждого из нас. Они уверуют в новую религию, религию естественной неотвратимости, они перестанут искать доказательства или опровержения чего-либо, и это будет означать, что они перестали быть жертвой, перестали быть трофеем – они превратился в оружие этой новой войны. В те самые центры кристаллизации общественного мнения.