— Сергей Георгиевич, в этом году мы отмечаем юбилей Великой Октябрьской социалистической революции, вождём которой был Ленин. Давайте поговорим об этом как люди старшего поколения с позиций сегодняшнего дня.
— Виктор Стефанович, давно пора. Это самое полезное, что мы с вами можем сделать.
— Скажите, а почему вы — профессор, но не политолог, а доктор химических наук — пришли к изучению социально-политических проблем?
— Я с детства любил историю и довольствовался книгами и рассказами старших. Потом стал химиком и был счастлив. В 60-е годы меня, как и многих моих сверстников, стал грызть червь сомнений, хотелось улучшить советскую систему, и это казалось простым делом. Я занялся философией, историей науки и через двадцать лет кое-что стал понимать. Это был 1988 год, переломный момент в перестройке, и я стал изучать уже социальную и политическую историю, чтобы понять происходящее. И только за последние 15—18 лет, в свете опыта катастрофы, смог упорядочить для себя представление о Ленине и революции. Как жаль, что все мои родные того поколения уже умерли и я не могу с ними обсудить моих выводов.
— Что же вы обнаружили, изучая Ленина в последние годы?
— Если одной фразой, то такие уроки, что если бы мы их вовремя освоили, то смогли бы пережить кризис 70—80-х годов без катастрофы. А если бы смогли освоить в ближайшие десять лет, то и нынешнюю катастрофу преодолели бы.
— Что же, по-вашему, шансов освоить это необходимое нам знание уже нет?
— На мой взгляд, шансы есть, но слишком многие заинтересованы в том, чтобы проект русского коммунизма был пресечен, и слишком велика инерция позднего советского догматизма. На этот раз нас загнали в яму поглубже, чем сто лет назад, а мы гораздо слабее.
— Средства, которые направлены на интеллектуальное выхолащивание людей, особенно молодежи, действительно огромные. В последнее время антисоветская пропаганда вышла на новый уровень и по интенсивности, и по своим технологиям. Смотрите, в каком темпе производятся художественные фильмы и даже сериалы. Буквально любая тема на телевидении сопровождается антисоветскими комментариями — будь то передача о космонавтике или спорте, о животноводстве или о писателе-фантасте Беляеве. Можно ли было мобилизовать так называемую художественную элиту для выполнения всей этой программы просто за деньги?
— Можно и за деньги. Надо признать, что позднее советское общество вскормило “художественную элиту”, в общем, с моралью весьма низменной. Это симптом болезни. Но моральные комплексы, по-моему, породили в этой части интеллигенции большую духовную силу, злобную и мелочную. Она и проявилась в глубокой неприязни к советскому строю и к его духовному творцу и символу — Ленину. Антисоветская идея овладела этими “узкими массами” интеллигенции, а когда соединилась с большими деньгами, то превратилась в материальную силу. Духовную составляющую нельзя недооценивать.
— В чём же вы видите корни этой неприязни? Ведь большинство советской научной и художественной интеллигенции — сами дети рабочих и крестьян! Им ли ненавидеть Ленина?
— Боюсь, мы слишком привержены роли социального происхождения. Да, дедушка был крестьянин и воевал в Красной Армии. Может, даже лично испытал психическую атаку офицеров Каппеля. А сын его уже был инженером и слушал песни Окуджавы. А внук — актёром и сейчас хлопочет о памятнике генералу Каппелю. Потому что Каппель умело расстреливал “восставших хамов”. И это — довольно обычный случай, вспомним хотя бы родословную Егора Гайдара.
Важно не происхождение, а самосознание. Советская интеллигенция вышла в большинстве своем из семей рабочих и крестьян, но к 70-м годам обрела сословное сознание и возомнила себя аристократией, которая должна вершить судьбы России. Еще шаг — и она возненавидела “совка”, а потом в голове всё смешалось, и стало чудиться, что они — потомки Каппеля и Колчака, пусть даже внебрачные. Это духовная патология, но это — факт, и с ним надо считаться. Еще родителям наших нынешних “колчаковцев” и в страшном сне в голову бы не пришло ставить памятник Колчаку в Иркутске — ведь знали о его зверствах.
Беда и в том, что эта патология поразила почти всю “политически активную” интеллигенцию и власть (она, впрочем, из той же интеллигенции). Монархисты под звуки советского гимна открывают памятник Колчаку — ставленнику эсеров и масонов. С почётным караулом и военными почестями хоронят в Донском монастыре останки Каппеля, командующего армией эсеровского правительства (Комуча). Тут же славят Столыпина, хотя Колчака и Каппеля разгромили именно “столыпинские аграрники” (переселенцы).
— Да, каша в головах у многих ужаснейшая. Но при всём при том этим людям, по их понятиям, ясно одно: надо Ленина как можно сильнее пинать и проклинать. Что и делают. Как правило, пишут и говорят они крайне невежественно, зато амбициозно.
— В последние годы я много читал и читаю Ленина. В основном в связи с конкретными темами. Но невольно зачитываешься самыми разными текстами, смотришь примечания, ищешь связи в истории. Образ Ленина все эти годы у меня менялся, я по-другому видел ход его мысли, истоки тех или иных воззрений. Этот новый образ мне становился всё ближе и ближе. А дело, которое он сделал, казалось всё более и более сложным. У Ленина я вижу редкостные сочетания!
В нем жёсткий научный ум соединялся с совестью так, что одна часть не подавляла другую, а усиливала. Даже странно, что это оказалось возможно: обычно ум и совесть действуют попеременно, чтобы не мешать друг другу.
Ленин любил трудящихся как класс, и это не такая уж редкость. Но он, взрослея, полюбил и трудящегося человека как личность, без сентиментальности. Но главное, у него совмещались оба эти типа любви, что позволяет преодолеть всяческий догматизм и ведёт к большим творческим прорывам. Все главные решения Ленина были нетривиальными и вызывали огромную поддержку снизу.
Третье свойство, для меня непостижимое,— способность Ленина убеждать людей без манипуляции их сознанием и чувствами. В философии науки тексты Ленина приводятся как канон даже научного (а не гуманитарного) текста, из которого изгнаны все “идолы”. Это я считаю подвижничеством.
— Ленин находил неопровержимые аргументы.
— Чтобы убедить разумных людей, причём нередко в правоте совершенно новых идей. Отстояв в дебатах с социал-демократами право наций на самоопределение, он добился и самоопределения русских в вопросе о революции в России. А ведь тем самым он нейтрализовал меньшевиков, которые призывали социалистов Запада к “крестовому походу” против большевизма. Приняв к исполнению стратегию славянофилов и народников, Ленин сумел в то же время привлечь на сторону Советской России левую интеллигенцию и пролетариат Запада, что стало важным условием жизнеспособности СССР.
Стоя на очень устойчивой мировоззренческой позиции, Ленин был свободен от доктринёрства. Это сочетание тоже очень необычно и говорит о большом запасе прочности мыслительных конструкций. Чувствуется, что Ленин, анализируя в уме свои модели, так быстро “проигрывал” множество вероятных ситуаций, что мог точно нащупать грань возможного и недопустимого. Так было и с Брестским миром, и с военным коммунизмом, и с нэпом, и с устройством СССР.
— Всё это имеет не только историческое значение?
— Всем этим “приёмам” мы могли бы учиться, но не учились. И если нынешняя свора демагогов сумеет совсем оторвать нас от Ленина и его методологии, это будет огромной национальной потерей. С нас будут снимать одну оболочку культуры за другой, пока какое-то новое редкостное стечение обстоятельств не позволит нам скинуть с шеи удавку и организоваться для нового рывка.
— Вы, Сергей Георгиевич, начали важный разговор. Тема весьма широкая, у читателей к вам наверняка будет много вопросов. Готовы отвечать на них?
— Разумеется. Мне и самому хотелось бы продолжить общение с читателями “Правды”.