Следует признать, что с точки зрения соотношения политической мифологии и действительности Путин до сих пор остается загадкой. Возможно, самая простая часть в этой загадке - его головокружительный взлет. Общество голосовало не за предвыборную программу Путина. Она в глазах удосужившихся ознакомиться с ней была не лучше и не хуже остальных. Общество голосовало за телевизионный образ Путина, разительно отличавший его и от предшественника, и от других набивших оскомину круглосуточных кандидатов в президенты, идиосинкразия на которых превысила всякую меру. Путин выиграл не благодаря, а вопреки тому обстоятельству, что был выбран в преемники Ельциным (тут, между прочим, нужно отдать должное чутью Бориса Николаевича).

Путин говорил мало и тихо, но именно то, что жаждал услышать народ, и именно так, как положено говорить с народом. Принадлежность к ведомству с неоднозначной репутацией только прибавила Путину популярности. И это не парадокс. «Внизу» рассуждали так: если еще остались люди, не распродавшие себя и свою душу окончательно, а значит, способные навести в стране порядок, то их больше негде искать, кроме как на Лубянке.

Однако понравившийся народу и вселяющий надежду образ не может долго сохранять силу воздействия без постоянных или хотя бы периодических подтверждений того, что люди не ошиблись в своем герое. Поддерживать репутацию всесословного, надсословного и справедливого правителя, символизирующего мир и единство в такой стране, как Россия, - полиэтничной, поликонфессиональной, поликультурной, социально-контрастной и вдобавок ко всему необъятной и сказочно богатой ресурсами, - задача титаническая. Но обществу, поверившему Путину больше сердцем, чем разумом, нет до этого никакого дела. Очень терпеливый российский народ, десятилетиями приучаемый мыслить категориями светлого будущего - так и не наступающего, - начинает задаваться далеко не новым, но в нынешней ситуации весьма тревожным вопросом: доколе?

Между Сциллой перспективы и Харибдой текущего момента

Реальность, к сожалению, такова, что этот вопрос поднимается не без основания. И покуда он остается без ответа, удовлетворяющего массы, все достигнутые нами действительно впечатляющие успехи в макроэкономике и макрополитике не имеют во мнении народа никакого значения. Значение они приобретут только тогда, когда их почувствует на себе каждый россиянин. Ему же вместо этого сегодня предлагаются бравые рапорты о гигантских валютных поступлениях в казну и светские сводки об умопомрачительных доходах первого поколения наших магнатов - вместе с телехроникой и журнально-гламурными картинками, демонстрирующими «нескромное обаяние» российской буржуазии, в котором нет и намека на протестантскую этику классического капитализма.

Все это было бы вполне терпимо (как на Западе, где у людей меньше причин страдать от сравнений), кабы не знать, что творится на противоположном социальном полюсе. А между тем там зреют если и не «гроздья гнева», то уж, во всяком случае, массовые настроения, питаемые жгучим чувством несправедливости. Власть, не понимающая или делающая вид, будто не понимает, во что это может трансформироваться, рискует испытать на себе все «прелести» такой трансформации. Беда в том, что при революционном повороте событий выигравших не предвидится ни с той, ни с другой стороны. А в проигрыше будут все.

В 2000 году некоторые эксперты говорили: «Да, Путину не позавидуешь». Имея в виду, что не позавидуешь любому преемнику Ельцина, так и не сумевшего (по своей имманентной неспособности) вывести страну из состояния системной дезорганизации и деградации, состояния, которое многие именовали и именуют катастрофой. (Злые языки намекали даже на малодушный страх одного из видных кандидатов в президенты перед перспективой принять такое наследство, а главное - что-то с ним сделать.)

Не приходится завидовать Путину и сегодня, семь лет спустя, когда в стране по сравнению с исходным рубежом достигнуто немало позитивного. Но общество имеет обыкновение острее видеть и больнее чувствовать как раз то, что пока еще не сделано вовсе или не доделано до конца. А в случае с российским обществом дело не столько в капризной и преходящей народной любви ко вчерашним кумирам, сколько в сохраняющихся, с одной стороны, и бурно нарождающихся, с другой, совершенно обоснованных причинах для недовольства и возмущения.

У каждого советского и российского правителя своя драма. Путин, к сожалению, не будет исключением. Его драма уже состоит в том, что многострадальный, бессчетно обманываемый и унижаемый народ России не хочет ничего слышать о политике как «искусстве возможного». И он, говоря откровенно, заслужил право не слышать об этом. Равно как и право не интересоваться теми непреложными законами инерции, которые когда милостивы, а когда и беспощадны к гигантским имперско-государственным, цивилизационным и геополитическим системам, резко и бездумно меняющим курс, не сбавляя скорости и не зная нового маршрута.

В 1990-е годы колоссальный корабль под названием «Россия» (надеемся, все же не «Титаник»), управляемый бесноватой командой недоучившихся фанатиков, несся навстречу ледяному, безжизненному айсбергу, который издалека грезился раем земным. Новый капитан - Путин - принял штурвал слишком поздно, чтобы избежать столкновения с твердыней неолиберализма. Он сделал много для того, чтобы увернуться от лобового, смертельного удара. Но мощный удар по касательной явно состоялся. Замерзшая глыба пропорола корпус корабля с оглушительным скрежетом (прозвучавшим кое для кого одой «К радости»). Однако полученные пробоины - еще не приговор. Главное - мы остались на плаву, что по нынешним временам уже неплохо. И заслуга командора Путина здесь очевидна.

А вот что совсем не очевидно, так это перспективы «России» после грядущей смены экипажа. Сможет ли и захочет ли новая команда с новым лидером продолжить тяжелейшую, по большей части грязную работу по заделыванию пробоин, откачке воды и выравниванию крена, чтобы плыть дальше?

Сегодня для нас, десятков миллионов пассажиров «России», нет ничего важнее ответа на этот вопрос. Несравненно важнее, чем для тех разбитных ребят из командной рубки, которые давным-давно уже обзавелись индивидуальными, семейными и групповыми средствами спасения. Причем настолько роскошными, что употребление этого сугубо технического термина становится неуместным.

Не хочет не потому, что все нравится в президентской политике (нравится как раз все меньше). А потому, что боится (или предчувствует?) ухудшение ситуации, возврат к ненавистным девяностым. Так что - лучше уж Путин, какой он есть, каким он становится и, возможно, станет, чем неизвестно кто. Как говорится, от добра добра не ищут.

По-житейски здесь все объяснимо, но совсем не утешительно. И в принципе ненормально: такие даты, как 2008 год, не должны висеть над Россией дамокловым мечом, а выборы президента не должны становиться для народа выбором судьбы. Мы обретем самих себя и нормальную страну только тогда, когда изживем это роковое наследие. А это произойдет не раньше, чем политическое пространство вблизи вождя и подальше будет естественным образом заполняться достойными профессионалами, выращенными на разных этажах и в разных сферах государственной и общественной жизни. Если это станет непререкаемым, рутинным правилом и если курс на служение России и ее народу приобретет стратегически необратимый характер, то мы уже не будем фатально зависеть от исторических персоналий - великих или ничтожных.

Прописные истины понимания демократии

Это не значит, что нам не нужна сильная власть. Но сильная власть, которая нам нужна, обеспечивается не гипертрофированной ролью личности, а наличием прочных, высокоэффективных, свободных от диктата внешних сил демократических институтов. Проблема, однако, в том, что крайне трудно построить эти институты без помощи соответственно ориентированных незаурядных лидеров, не потерявших веру в возможность жить по совести и умудрившихся сохранить «дум высокое стремленье», когда вокруг так много примет наступившего торжества «низких истин».

Путин - из таких лидеров, сколько бы его ни обвиняли в наступлении на демократию. Всеми своими действиями президент показал, что для него, как человека глубоко рационального, альтернативы демократии не существует. Но и как рациональный человек Путин понимает опасность сверхтемпов и сверхусилий в искусственном насаждении этого образа правления в России, где он приживается с огромным трудом и с гигантскими издержками.

Наши либералы сделали все мыслимое и немыслимое, чтобы окончательно дискредитировать великий демократический Проект в глазах народа. И именно в таком выморочном виде этот проект достался Путину в наследство от предшественника. Если бы Ельцин и его окружение нарочно задались целью максимально осложнить преемнику жизнь, то лучшего способа нельзя было и придумать. Нагромоздив проблемы до уровня непроходимых завалов, не имея ни сил, ни умения их разгрести, Борис Николаевич стал старательно искать спасателя - не для России, для себя. И нашел, что было едва ли не самым большим его успехом за всю политическую карьеру. Ему лично везло бессчетное количество раз, но это везение не приносило пользы стране. В конце концов повезло не только Ельцину, застраховавшему себя от крупных неприятностей, но и России.

А вот повезло ли Путину (которого многие считают баловнем судьбы), принявшему дела в их тогдашнем состоянии, - большой вопрос. Непростым, очень непростым оказался для него вопрос о том, что делать с ненавистной народу ельцинской демократией, которая одну часть российского хозяйства разорила, а другую сконцентрировала в руках единиц. Которая поставила страну на грань потери суверенитета. Которая официально провозгласила естественный отбор высшим законом жизни, пустила по миру десятки миллионов людей и вызвала катастрофическую убыль народа. Которая нравственно растлила общество и вырастила целое поколение потерянных молодых людей. Которая расплодила коррупцию, преступность, тотальное лихоимство чиновничества. Которая явочным порядком практически упразднила такую субстанцию, как государство. Которая:

Можно перечислять дальше, и все это, к сожалению, не популистская риторика, а жесточайшая явь, ставящая под сомнение растиражированный - вестимо, с какими целями - образ «счастливчика Джимми», то есть Владимира.

Для политика, не совсем потерявшего чувство нравственной ответственности и сохранившего способность к политическим калькуляциям средней сложности, страшно было даже просто примерить, не говоря уже о том, чтобы взвалить на свои плечи, ельцинское наследство. Тем более учитывая, что Борис Николаевич, похоже, собирался зарезервировать за собой дэнсяопиновский статус. (Оставленные ему привилегии, иммунитет, впечатляющая внешняя атрибутика и его бесцеремонные вмешательства в дела своего преемника позволяют сделать такое предположение.)

Дерзнуть занять пост президента России в то время, не терзаясь сомнениями, мог лишь человек без особых претензий и без какой-либо идеи, кроме разве что идеи удовлетворения собственных интересов. Людей, готовых аккуратно сыграть сказочно оплачиваемую роль Фукса, к взаимному удовольствию, хватало. Эта синекура вполне подошла бы для какого-нибудь олигархического ставленника, не привыкшего хватать звезды с неба в нравственном, идейном, жизнесмысловом планах. Для личности же, подобной Путину, с высокими, но скрытыми страстями, судя по всему, понимающей жизнь как миссию, функция марионетки даже на самой вершине власти - это унизительно, примитивно и внутренне неприемлемо. В условиях 2000 года, венчавшего разнузданные девяностые, никто из кремлевских кандидатов в преемники Ельцина не мог позволить себе ни обладать таким мироощущением, ни тем более выказывать его.

Поначалу кому-то, возможно, показалось, что и Путин принял эти негласные правила игры. Если Путин действительно сделал такой вид, то понять его нежелание открываться до времени можно (разведчик как-никак). В любом случае, чтобы поместить себя между молотом кланово-корпоративных интересов и наковальней всегда завышенных ожиданий народа, требовалось большое мужество. Еще больше его понадобилось тогда, когда Путин уже совершенно откровенно дал понять, что пришел не для того, чтобы все осталось по-прежнему.

За годы правления Путину удалось многое. В кое-что из удавшегося порой даже трудно поверить. Однако успехи президента имеют и обратную сторону: чем больше у него получается, тем больше от него ожидают и больше с него спрашивают. (В этом отношении Ельцину было гораздо проще: с какого-то момента от него никто уже ничего не ожидал, кроме ухода.) При этом общество далеко не всегда готово вникать в масштабы и сложность задач, стоящих перед руководителем самой большой и одной из самых проблемных стран в мире. И заставить простых людей проявлять такую готовность нельзя, хотя от них почему-то по-прежнему ожидают перманентного и стоического понимания резонов «большой политики».

Путина упрекают в отходе от демократии. Это совершенно справедливо. Он, слава Богу, действительно старается отойти от демократии: ельцинского образца, не имеющей ничего общего ни с сутью данной формы правления, ни с интересами российского народа и государства. «Демократия» 1990-х годов - это воинствующее и беспощадное утверждение принципа торжества сверхсобственников и сверхсобственности за счет неимущих и обездоленных. В то время как предназначение современной демократии совсем в другом.

«Демократия либо есть, либо ее нет. Третьего не дано». Формула простая и красивая, именно поэтому плохо согласующаяся с куда более сложной и куда менее красивой реальностью, в которой дано все: и третье, и четвертое, и другие промежуточные состояния между свободой и несвободой - категориями во многих случаях весьма условными. Современные глобальные процессы со всей очевидностью ставят не только и порой не столько проблему количественного измерения уровня демократии («много» - «мало»), сколько вопрос о неизбежном, крайне важном с практической точки зрения изучении, так сказать, «неклассических», национальных разновидностей демократии и вынужденном приспособлении к ним тех, которые продолжают прилагать контрпродуктивные усилия для экспорта «подлинных», то есть западных, ценностей.

В сегодняшнем гипердинамичном мире остается все меньше и меньше тех вещей, которые сохраняли бы свою изначальность, каноничность и неподвижность. Искусственно изъять из логики всемирного развития такой феномен, как демократия, оградить его от «неправоверных» версий - значит обречь демократию на стагнацию, кризис и - не исключено - повторение судьбы коммунистического проекта. Чем, собственно говоря, невольно занимаются оставшиеся поклонники теории демократических транзитов, которая становится похожей на оккультизм тем явственнее, чем меньше подтверждений находит она в прямо противоположных тенденциях мирового развития.

Идеологическая и аксиологическая однополярность в мире - такое же неестественное и потенциально опасное состояние, как и однополярность геополитическая и стратегическая.

Кроме того, существует еще и проблема политической целесообразности при оценке степени демократичности той или иной страны, того или иного режима. Это вконец запутывает понятия и размывает критерии демократии. В 1990-е годы западные политики, прекрасно осознавая свое лукавство, торжественно возвели Россию в ранг демократического государства, ибо тогдашнее кремлевское руководство было очень удобно для Запада, который мало волновало отношение народа к Ельцину и Ельцина к народу. И ровно наоборот: с утратой этих беспрецедентных удобств в связи с новым курсом Путина Россию вычеркнули из «демократического» списка, не скрывая озабоченности растущим или по крайней мере не убывающим авторитетом ВВП среди российского демоса.

Можно сколько угодно ругать Путина за отступление от либеральных «завоеваний» девяностых, но его бесспорный и целительный для России прагматизм проявился в том, что он безошибочно идентифицировал самую страшную, катастрофическую для страны опасность на момент своего прихода к власти.

Путин отказался от воинственно-радикальной, неузнаваемо мутированной версии демократии и от лозунга: «Даешь демократию в России в исторически рекордные сроки!» Приспособление этого образа правления к безусловно специфическим российским условиям шло (и продолжает идти) невыносимо трудно, сопровождаясь вынужденными и сложными компромиссами, которые зачастую не устраивают никого. Только благодаря такой коррекции Путину удалось главное: удержать социальное и политическое равновесие, отвести страну от пропасти хаоса и смуты.

«Далеко ли?» - вот вопрос, принимающий сегодня зловещие очертания.

Недосказанность Путина: ресурс или свидетельство исчерпанности?

Если уж Запад энергично ищет пути адаптации «классической» демократии к быстро меняющимся глобальным реалиям, вызовам и угрозам, то почему Россия должна ограничивать себя в поисках своих собственных способов выживания? И слепо копировать чужие, к тому же на глазах устаревающие и становящиеся контрпродуктивными каноны?

Имидж Путина на Западе и в мире важен, но еще важнее его внутрироссийский рейтинг - не тот, который высчитывается социологическими службами по принципу «чего закажете?», а тот, который реально отражает массовые настроения не только внутри МКАД. Нравится это или нет, на сегодняшний день приходится признать:

Ни себе, ни другим Путин пока не может сказать: «Я сделал свое дело, я должен уйти». Вовсе не потому, что для таких, как он, работа в России никогда не переведется. А потому, что «свое дело», которое Путин только начал, в глазах подавляющего большинства российского населения будет закончено лишь тогда, когда все почувствуют принципиальную невозможность возврата к 90-м годам и их персонажам.

Сегодня такой гарантии нет, зато осталась мощная кадровая наличность для обеспечения быстрой и полномасштабной реставрации «золотого века» дикого российского капитализма. Для того чтобы расконсервировать этот абсолютно злокачественный процесс, и усилий-то особых не нужно. Люди, мечтающие его «перезапустить», всегда наготове, и многие из них - чего греха таить - неподалеку от Путина: «Только намекни!»

Пока Путин у власти, этого намека, судя по всему, не последует. А вот сможет ли его наследник удержаться от подобного соблазна и хватит ли у него воли и мужества отбиться от реваншистов - очень большой вопрос. Не исключено, что у него, скорее, достанет «воли и мужества» публично или кулуарно попросить своего «крестного отца» не вмешиваться в дела, относящиеся к ведению «всенародно избранного» российского президента. Вот такие последствия соблюдения «священных» конституционных форм России точно противопоказаны.

Нетрудно понять тех, которые ерничают по поводу сиротской народной мольбы «Не уходи!», обращенной к Путину. Неуклюжая, доходящая до гротескных форм навязчивость, с которой эта тема муссируется кремлевской пиар-обслугой, порой действительно производит убого-карикатурное впечатление. Но дело даже не в этом. Подобные умонастроения масс - реальность, и именно поэтому ее не нужно конструировать искусственно. Ударной агитпроповской работой можно лишь перекормить народ и спровоцировать почти физиологическую реакцию отторжения. Путин является во всех отношениях слишком самодостаточной фигурой, чтобы нуждаться в «скорой агитпомощи», тем паче сомнительного профессионального качества.

Что касается советов более высокого программно-идеологического порядка, то и здесь президент - особенно в нынешней крайне непростой общей ситуации - заслуживает консультантов, которые с точки зрения масштабности мышления будут под стать выстраиваемой им долгосрочной стратегической линии для России. Однозначно убедительных доказательств того, что сегодняшний Путин окружен такими помощниками, нет. Появятся они рядом с ним или не появятся - остается, к сожалению, темой гаданий на кофейной гуще. И предметом оптимистических надежд.

Какая-то загадка в Путине есть, как есть она в любом незаурядном лидере. Отгадывать ее - дело историков. Им же повторять расхожую мысль о том, что власть должна быть покрыта флером тайны. Народу же такие шарады ни к чему. Ему необходима полная ясность, и прежде всего в вопросе: с кем президент? Если с «ними», то лучше пусть уходит. Если с «нами», то обязан остаться и как можно убедительнее доказать свою «нашесть».

Игнорировать эту элементарную логику «низов» сегодня становится все опаснее, хотя и принимать ее боязно. Историческая беда «верхов» в том, что они начинают чувствовать страх, когда бывает уже поздно, когда угрозы, не замечаемые ими в упор, материализуются в стихийных и необратимых формах.

Тут нет и тени популистского кликушества: тому, кто думает иначе, стоит просто заглянуть в учебники истории.

К величайшему сожалению, социально-экономическая и социально-психологическая конъюнктура в России все более стремительно складывается таким образом, что разумная и правильная (для нормальной общественной ситуации) идея надсословности и классовой равноудаленности государя теряет свою функциональность. И порождает - объективно и субъективно - весьма неблагоприятные для президента подозрения, которые в недалекой перспективе могут трансформироваться в соответствующие массовые настроения, а затем и действия.

Стародавняя спасительная для верховной власти формула «царь хорош, плохи бояре» перестанет (и в ряде случаев уже перестает) работать, если не будут предприняты кардинальные, системные и непопулярные в заоблачных социальных слоях меры по оздоровлению обстановки в стране. (Не всегда же принимать лишь меры, непопулярные в народе.)

Если президент еще не готов применить их, то пора бы решиться. Если уже не готов, то тогда лучше уйти.

Чтобы закончить с этой темой, замечу, что на Западе давно считается хорошим политическим и интеллектуальным тоном не любить своих лидеров и критиковать их напропалую, безотносительно к их личным достоинствам, взглядам, качеству их профессиональной работы и ее результата. В самом конце 1990-х годов автор данных строк вместе с экспертами, представлявшими более двух десятков стран, принимал участие в новомодной ролевой игре, устроенной одним американским мозговым трестом. Моделировавшаяся ситуация предполагала ответ на вопрос: «Кто из присутствующих доволен своим правительством?» Поднялась лишь одна рука! Довольной оказалась норвежка, которая до конца игры осталась в центре внимания своих коллег, удивленных и несколько смущенных такой откровенной, «непрофессиональной» и «плебейской» демонстрацией политической лояльности.

Спору нет: любовь к правителям в наше время - чувство не вполне естественное и вполне подозрительное. Часто они не заслуживают даже элементарного уважения. Но когда заслуживают, нужно, не стесняясь, отдавать им должное. Политик, как любой человек, имеет право на справедливое к себе отношение.

Любить или не любить Путина - дело абсолютно безграничного в своей свободе индивидуального, вкусового выбора, мотивы которого, нередко иррациональные, неисповедимы и никого не касаются. Классически житейская картина: любить подчас не за что, но мы все же любим, хотя впору бы ненавидеть.

Уважение - куда более подотчетное чувство, происхождение которого человеку легче объяснить. Именно это чувство осознанно испытывает к Путину российский народ. Но оно - так уж устроен мир - не является изначально непреходящей величиной для действующего политика, подвергаясь самым разнообразным и непредсказуемым угрозам.

Сохранить, а еще лучше приумножить народное уважение в условиях объективной и растущей опасности его утратить - есть великое искусство властвования. Обладает ли им Путин и в какой степени - покажет время.

Владимир Дегоев

http://www.politklass.ru/cgi-bin/issue.pl?id=713