Видимо, надо это вкратце сделать сейчас, чтобы внести определенность в то, что я буду писать на эту тему. По моему разумению, существует три уровня элит. Первый представлен кругом высших должностных лиц, условно говоря «генералитетом» включающим (для крупных государств) несколько сот или тысяч человек. Следующий уровень – более широкий слой, из которого обычно непосредственно комплектуется первый - он охватывает десятки и сотни тысяч человек (не более 2% нас-я); напр., для традиц. европ. стран это дворянство или в целом офицерство и чиновничество, для Совдепии – «номенклатура». Наконец, в широком смысле к элите общества относятся все, кто стоит выше «простого человека», выделяясь из массы населения наличием привилегированного статуса, качественно отличных знаний, богатства, власти, престижа (хотя бы по одному из этих пунктов). Для любого традиционного общества, т.е. по крайней мере до 20-х гг. ХХ в. - это 3-5%, или чуть больше (максимум до 10%) населения (т.е. для крупных государств – неск. млн. чел.).
Понятно, что когда мы говорим о «смене» элиты, речь идет не о персональном составе, который естественным образом меняется каждое поколение, а о типе ее – т.е. люди каких социальных характеристик составляют ее «генералитет» (обычно говорят почти исключительно о нем, поскольку при «революции» именно он в первую очередь радикально меняется). Состав элиты первого (да обычно и второго) уровня специфичен для каждого режима и обычно принципиально не меняется весь период его существования (от нескольких десятков до сотен лет) потому что отражает существо этого режима.
Полагаю, что «революция» в качестве первейшего своего признака предполагает смену элиты. Нет ее – не было и революции. Речь идет, понятно, не о революции как «событии» (есть много вошедших в историю под этим термином событий, в результате которых мало что изменилось), а о революции как «преобразовании». Кстати, смена формы гос.строя вовсе не обязательно влечет смену элиты (если новая государственность считает себя непосредственным продолжением прежней, то изменения в составе элиты бывают минимальны).
Говорить о смене элиты (индикатором тут является высший слой) можно тогда, когда через несколько лет после некоего события хотя бы простое большинство новой оказывается происходящей из иной среды, чем это было ранее. Т.е. если мы видим, что, условно говоря, на смену «генералам» пришли «подполковники» или более младшие «кадровые офицеры» – можно констатировать, что элита ни в малейшей степени не изменилась. Потому что все это люди, положение которых при данном режиме предполагало (с той или иной вероятностью для конкретного индивида) такое продвижение – это одна и та же среда (и даже сверхнормативная быстрота карьеры тут никакой роли не играет, ибо таковая - вещь вполне обычная, напр., и при массовых чистках или во время войны, т.е. заведомо внутри одного и того же режима). А вот если «генералами» в большинстве оказались лица, для среды «кадрового офицерства» посторонние, которые при прежней ситуации «генералами» стать бы в принципе не могли – смена элиты налицо. И тогда это действительно революция.
Так вот наши-то события в этом плане дают как раз два очень ярких примера полярной картины: 1917 - смену практически стопроцентную (сопоставимую с результатом иноземного завоевания, и то не всякого), а 1991 – ничтожно малую. Остается только гадать, в какой мере заблуждения на этот счет порождены незнанием и впечатлительностью и в какой – национал-большевистскими поползновениеми на «единство нашей истории».