Мысль о том, что «преждевременная» попытка пролетарской революции до полного созревания буржуазного классового общества является реакционной, представляет собой фундаментальное положение марксизма. Маркс и Энгельс даже вынесли ее в отдельный раздел «Манифеста». Когда много читаешь Сочинения, на эту мысль натыкаешься часто.

Вот абзац из «Манифеста»:

«Первые попытки пролетариата непосредственно осуществить свои собственные классовые интересы во время всеобщего возбуждения, в период ниспровержения феодального общества, неизбежно терпели крушение вследствие неразвитости самого пролетариата, а также вследствие отсутствия материальных условий его освобождения, так как эти условия являются лишь продуктом буржуазной эпохи. Революционная литература, сопровождавшая эти первые движения пролетариата, по своему содержанию неизбежно является реакционной. Она проповедует всеобщий аскетизм и грубую уравнительность» («Манифест Коммунистической партии». Соч., т. 4, с. 455).

Здесь с удивительной прозорливостью описана именно советская революция.
Предположение, что капитализм охватит весь мир, есть слишком важная часть всей концепции Маркса, чтобы жертвовать ею ради русской общины. Маркс пишет в «Капитале»:

“Для того чтобы предмет нашего исследования был в его чистом виде, без мешающих побочных обстоятельств, мы должны весь торгующий мир рассматривать как одну нацию и предположить, что капиталистическое производство закрепилось повсеместно и овладело всеми отраслями производства” (Соч., т. 23, с. 594).

Это условие стало неотъемлемой частью «модели» (метода) Маркса, что и приводило к фундаментально неверным выводам, в особенности в отношении такой очевидно «иной» нации, как Россия.

Отвечая на вопросы Веры Засулич, письмо которой Маркс получил 18 февраля 1881 г., он написал четыре варианта письма, но ни один не отослал (как не отправил он и большое письмо в журнал «Отечественные записки», написанное в ноябре 1877 г. в ответ на статью Н.К.Михайловского). Слишком в большое противоречие с теорией входили эти ответы. Стоит заметить, что в сентябре-октябре 1882 г. Маркс читает, делая заметки на полях, книгу А.Н.Энгельгардта «Письма из деревни (1872-1882)».

Уточненная формула ответа была опубликована в 1882 г. в предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» за подписью Карл Маркс, Фридрих Энгельс. В нем сказано:

«Спрашивается теперь: может ли русская община – эта, правда, сильно уже разрушенная форма первобытного общего владения землей – непосредственно перейти в высшую, коммунистическую форму общего владения? Или, напротив, она должна пережить сначала тот же процесс разложения, который присущ историческому развитию Запада?

Единственно возможный в настоящее время ответ на этот вопрос заключается в следующем. Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития» (Соч., т. 19, с. 305).

После смерти Маркса оговорки относительно роли общины вообще были как бы забыты. Россия идет общим путем, указанным «более развитыми странами»!
Вот пример. Энгельс пишет в письме русскому народнику (переводчику «Капитала») Н.Ф.Даниэльсону 22 сентября 1892 г.: «Если Россия после Крымской войны нуждалась в своей собственной крупной промышленности, то она могла иметь ее лишь в одной форме: в капиталистической форме. Ну, а вместе с этой формой она должна была принять и все те последствия, которые сопровождают капиталистическую крупную промышленность во всех других странах. Но я не вижу, чтобы результаты промышленной революции, совершающейся на наших глазах в России, отличались чем-нибудь от того, что происходит или происходило в Англии, Германии, Америке» (Соч., т. 38, с. 400).

Это поразительно! В России развитие капиталистической промышленности вело к антикапиталистической революции, и в 1892 г. это было совершенно ясно, а в Англии, Германии и Америке ничего подобного не было. В России результатом промышленной революции стал секторный разрыв, а в Англии, Германии и Америке ничего подобного не было. Эмпирических данных для того, чтобы резкие различия можно было увидеть, имелось в 1892 г. вполне достаточно, но Энгельс верил догме, а не реальности.

Какую роль сыграла эта позиция Маркса и Энгельса в судьбе революционного движения в России, видно из следующего. В 1875 г. народник П.Ткачев пишет брошюру «Открытое письмо г-ну Фр. Энгельсу», в которой и объясняет, почему в России назревает революция и почему она будет антикапиталистической. Маркс пересылает эту брошюру Энгельсу и просит ответить. Тот отвечает, сравнивая Ткачева с «зеленым, на редкость незрелым гимназистом».

Ответ этот, «О социальном вопросе в России» (Соч., т. 18, с. 537-548), был опубликован в 1875 г. в Лейпциге и, как сказано в предисловии к 18-му тому сочинений Маркса и Энгельса, «положил начало той всесторонней критике народничества в марксистской литературе, которая была завершена В.И. Лениным в 90-х годах ХIХ века и привела к полному идейно-теоретическому разгрому народничества» (Соч., т. 18, с. ХХIХ).

В этой работе Энгельс дает развернутое изложение марксистского взгляда на русскую общину (которая «составляет естественную основу для восточного деспотизма»), артель, крестьянство и характер будущей русской революции.
Энгельс издевается над прогнозами народников: «Г-н Ткачев говорит чистейший вздор, утверждая, что русские крестьяне, хотя они и «собственники», стоят «ближе к социализму», чем лишенные собственности рабочие Западной Европы. Как раз наоборот. Если что-нибудь может еще спасти русскую общинную собственности и дать ей возможность превратиться в новую, действительно жизнеспособную форму, то это именно пролетарская революция в Западной Европе» (т. 18, с. 546).

Более того, Энгельс предупреждает, что революция в России, согласно марксизму, имела бы реакционный характер: «Только на известной, даже для наших современных условий очень высокой, ступени развития общественных производительных сил, становится возможным поднять производство до такого уровня, чтобы отмена классовых различий стала действительным прогрессом, чтобы она была прочной и не повлекла за собой застоя или даже упадка в общественном способе производства. Но такой степени развития производительные силы достигли лишь в руках буржуазии». Эту мысль Энгельс с иронией поясняет таким образом: «У дикарей и полудикарей часто тоже нет никаких классовых различий, и через такое состояние прошел каждый народ. Восстанавливать его снова нам и в голову не может прийти» (т. 18, с. 537).
Энгельс в связи с брошюрами Ткачева предупреждает: «Русские должны будут покориться той неизбежной международной судьбе, что отныне их движение будет происходить на глазах и под контролем остальной Европы» (т. 18, с. 526).
Во время Октябрьской революции все это сыграло огромную роль. Марксисты отвергли советскую власть, буквально следуя указаниям «Манифеста» и трудов Маркса. Вот раздел из Политического завещания лидера меньшевиков Аксельрода (письмо Ю.О.Мартову, сентябрь 1920 г.).

Он пишет о большевиках:

«… И все это проделывалось под флагом марксизма, которому они уже до революции изменяли на каждом шагу. Самой главной для всего интернационального пролетариата изменой их собственному знамени является сама большевистская диктатура для водворения коммунизма в экономически отсталой России в то время, когда в экономически наиболее развитых странах еще царит капитализм. Вам мне незачем напоминать, что с первого дня своего появления на русской почве марксизм начал борьбу со всеми русскими разновидностями утопического социализма, провозглашавшими Россию страной, исторически призванной перескочить от крепостничества и полупримитивного капитализма прямо в царство социализма. И в этой борьбе Ленин и его литературные сподвижники активно участвовали. Совершая октябрьский переворот, они поэтому совершили принципиальную измену и предприняли преступную геростратовскую авантюру, с которой их террористический режим и все другие преступления неразрывно связаны, как следствие с причиной.
Большевизм зачат в преступлении, и весь его рост отмечен преступлениями против социал-демократии. Не из полемического задора, а из глубокого убеждения я характеризовал 10 лет тому назад ленинскую компанию прямо, как шайку черносотенцев и уголовных преступников внутри социал-демократии… А мы противники большевиков именно потому, что всецело преданы интересам пролетариата, отстаиваем его и честь его международного знамени против азиатчины, прикрывающейся этим знаменем… В борьбе с этой властью мы имеем право прибегать к таким же средствам, какие мы считали целесообразными в борьбе с царским режимом…

Тот факт, что законность или необходимость этого крепостнического режима мотивируется, хотя бы и искренно, соображениями революционно-социалистическими или коммунистическими, не ослабляет, а усугубляет необходимость войны против него не на жизнь, а на смерть, — ради жизненных интересов не только русского народа, но международного социализма и международного пролетариата, а быть может, даже всемирной цивилизации…
Где же выход из тупика? Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики… и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции».

Таким образом, тезис о реакционности революции при незрелых классовых отношениях был важным оправданием развязывания Гражданской войны против советской власти, выведенным из марксизма. А в 80-е годы – оправданием уничтожения советского строя.