— Александр Александрович, вот в прошлое время, при советской власти для описания исторических процессов и того, что происходит в стране использовался формационный подход, а на ваш взгляд, не является ли более адекватным цивилизационный подход?
— Скажем так, я марксистом не являюсь, и никогда им не был. Я выработал свою собственную социологическую теорию. И с точки зрения моей теории, как марксистский подход к истории, так и то, что вы называете цивилизационным, и то, и другое – все это, мягко выражаясь, бред сивой кобылы.
— Существует ли теория, которая могла бы адекватно описать происходящее в России?
— Существует. Это моя теория.
— Можно ли где-нибудь с ней ознакомиться?
— В моих книгах.
— Вы имеете в виду художественную литературу или специальную?
— Поначалу ситуация сложилась так, что специальную литературу печатать было невозможно, и я впервые начал свои идеи печатать в составе художественных произведений. Тем самым я изобрел то, что называю социологическим романом. Там много идей рассеяно. Потом опубликовал несколько специальных книг, такие книги как: «Коммунизм как реальность», «Запад», затем «На пути к сверхобществу» и целый ряд других книг. Вот в этих книгах основа изложена. Есть еще книга «Логическая социология» — это мой курс лекций, который я читаю в Московском Гуманитарном Университете, она широко не распространяется, но книжка такая существует.
— А почему широко не распространяется?
— Ну, потому, что ее напечатали в издательстве Университета, и она в магазины, в торговую сеть не выходит.
— А есть какие-то объективные препятствия? Кто-то запрещает выпуск?
— Ну, я не знаю, у них какие-то свои соображения. Тот, кто захочет купить эти книги, может обратиться туда, там они продаются.
Я пару слов скажу о ситуации, которая сложилась. Между прочим, я являюсь единственным русским ученым, который получил премию Токвиля за социологические исследования, но в качестве социолога меня в России не признают. Выходить с моими идеями в профессиональные круги просто бессмысленно. Я считаю, вообще что все то, что написано в сфере социальных исследований, начиная с Платона и с древних писателей, и кончая самыми последними американскими модными писателями, вроде Бьюкенен и так далее, все это сделано на до научном уровне. Я все это отвергаю. И то, что я сделал — это в принципе отличается от всего того, что опубликовано. В профессиональных кругах выходить с этими идеями бессмысленно. Существует куча социологических институтов, куча кафедр социологических в университетах, но мне там читать лекции не дают.
— Видят в вас конкурента?
— Не то, что конкурента, а просто как-то... Я говорю, что все написанное в области социологии, сделано на донаучном уровне. Как к этому должны отнестись люди, которые являются академиками, профессорами, сами написали десятки книг, занимают посты? Конечно, они будут смотреть на меня, как на врага. Они понять то, что я делаю — не в состоянии Потому, что у них уже мозги испорчены. Это все равно, как старух и стариков обучать балету, глухонемых обучать пению, они для этого уже не годятся. Поэтому как социолог – я для них не существую. Хотя повторяю, я единственный русский ученый, который как социолог, был удостоен почетной социологической премии. Поэтому я принял решение: мои социологические идеи излагать в литературных произведениях, в интервью, в газетных статьях, в кратких эссе. А сейчас я собираюсь сделать целую серию предельно популярных работ и обращаться уже не к профессионалам, а к массовому читателю, но не к любому, все-таки, нужен достаточно высокий уровень образования. Обращаться к рабочему и крестьянину с этим бессмысленно, тем более, их почти нету. В основном я имею в виду студенческую аудиторию, научных работников, молодых людей, занятых в системе управления, в бизнесе.
— Сейчас много говорят о том, что в России идеологический кризис, вакуум. Можно ли чем-нибудь заполнить этот вакуум? Есть ли такая идеология, которая могла бы стать толчком в развитии?
— Понятие «идеологический кризис» не годится здесь. Идеологический кризис наступил в Советском Союзе. Вообще, понятие «кризис» подразумевает, что существует какой-то объект, он эволюционирует, и в его эволюции наступает состояние, которое мы называем кризисным. Кризисное состояние переживала советская идеология все советские годы. И проявлялся этот кризис в том, что марксистко-ленинская идеология стала неадекватной реальности. Ну, например, было понятие «диктатуры пролетариата» — а пролетариата не было. В марксизме говорили об отмирании денег, а деньги не отмирали, говорили об отмирании государства – государство не отмирало. Таким образом, наступил кризис. А то, что сейчас имеет место в России — это не кризис. Это идеологический хаос. Полный разгром. Разрушена советская идеология, и в идейное пространство России хлынула западная идеология, причем в ее худших образцах. Затем, что-то осталось от советской идеологии, и началась реанимация дореволюционной феодальной идеологии. Я имею в виду реанимацию православия и многих идей дореволюционной России. В результате, в идеологическом отношении страна была отброшена больше, чем на сто лет назад. Это идеологический крах и беспредел. Вот такое сейчас состояние.
— На ваш взгляд, почему Запад является для многих людей в нашей стране и заграницей привлекательным образом?
— Это очень просто. Ведь, в конце концов, для нормальных людей материальные условия жизни являются главными. Какими бы высокими идеями люди бы не были одержимы – образ жизни, материальный уровень – это главное для людей. И, в конце концов, люди, которые могут игнорировать убожество быта – таких людей раз-два и обчелся, их немного, и они компенсируют свое убогое положение в быту тем, что имеют определенную репутацию, популярность, известность. Если вы немножко знакомы с марксизмом, то по марксизму, первая стадия — «от всех по способностям – всем по труду», и полный коммунизм – «по потребностям». То есть советская идеология предлагала и все время вбивала людям в голову идею: «по потребностям, по потребностям, материальный уровень». А людей подготовили так, что они стали видеть рай земной – на Западе. Как на самом деле люди живут на Западе не знали. Вот приезжали люди и смотрели на изобилие предметов в магазинах и это принимали как раз за реализацию их мечтаний. А на самом деле, я много раз обращал на это внимание, что люди видели Запад только через супермаркеты, через магазины, и не знали, как это достается, как на самом деле люди добывают средства существования, как они живут – этого не видели. А то, что условия труда и т.д., что в целом западный образ жизни был каторгой для огромного числа людей, что нищета там была такая, что в Советском Союзе даже о таком и не знали, они просто не видели этого, просто не замечали, вот, что и получилось.
— Вот довольно конъюнктурный вопрос – но тем не менее. Какие политические партии или движения Вам ближе всего?
— Я политикой не занимаюсь. Я принял для себя такое решение, когда сидел на Лубянке – еще в 39 году. Я машина для понимания – я пониматель. Трудно сказать про политические силы, которые мне психологически ближе – я в таком возрасте, что иметь какие-то симпатии и антипатии практически невозможно. Я могу иметь дело с какими-то людьми, партиями, организациями. В какой-то мере я симпатизирую всем оппозиционным партиям – ну например, коммунистам. Но это не значит, что я сам принадлежу к этой партии. Они по крайней мере оказывают хоть какое-то сопротивление, сохраняют какую-то память о недавнем прошлом, о Великом прошлом нашей страны. И я это ценю. Какими бы люди эти не были, я не принимаю их программу, и так далее. Но я и не осуждаю их за это, поскольку я не политик. А в целом – я думаю, что такой партии, которая скажем, приняла мои идеи как идеологию – ее еще не существует. Будет ли она когда-либо существовать – я не знаю.
— Вот вопрос по поводу нашего президента. Его политика явно является продолжением политики Ельцина. Но при этом многие считают, что президент — патриот и левый политик. Налицо парадокс, почему так происходит?
— В науке таких понятий, как Путин, Ельцин, Горбачев не существует. Это индивидуальные личности, а я занимаюсь анализом системы. Вы употребили такое понятие, как патриот, а я считаю, что такие понятия попросту бессмысленны. Что такое патриот? Я думаю, что употребляют это слово всуе. Как это – «любить свою Родину»? Кого? Березовского, Гусинского, или тех, которые грабят, убивают напропалую? Наркоманов? Слово «патриотизм» потеряло смысл. Я стараюсь избегать этих понятий. Оценивать деятельность президента в этих терминах – бессмысленно. Президент является частью определенной системы власти. И определенной социальной организации. Он целиком и полностью соответствует этой системе. Как сложилась то, что я называю псизмом – постсоветская система, то есть гибрид из советизма, западнизма, дореволюционного феодализма – вот этот гибрид существует. Путин адекватен этой системе. Эта система создавалась сначала Горбачевым, затем Ельциным. Путин – третий этап. Его функция – заключается в том, чтобы легитимировать эту систему. Это легитимирование, то есть узаконивание Ельцинизма. И ничего другого тут быть не может. Ведь все остается так, как это было сделано в ельцинские годы. И если бы спросили – а может ли президент сделать что-то такое, выходящее за рамки – я отвечу – нет, это исключено. В той социальной системе, которая сложилась, и в той системе власти и управления, что-то из ряда вон выходящее никакой президент сделать не может. Кого угодно туда поставьте, хоть сверхгения. Хотя появления сверхгения в такой системе просто невозможно. Кого угодно поставьте – он будет действовать лучше, хуже – но определенно в этих рамках. Не стройте никаких иллюзий.