Интересное дело – и либералы-западники, и их оппоненты, современные славянофилы-почвенники, разделяют одну и ту же историческую концепцию формирования менталитета русского народа. Конечно, делаются  диаметрально противоположные оценки, но в главном, и те и другие, по сути, придерживаются одной и той же точки зрения.

Вот типичный строй рассуждений.

«Русский менталитет сформировался в эпоху, когда абсолютное большинство населения проживало в деревнях и занималось крестьянским трудом. Тяжелые климатические условия приводили к тому, что, даже трудясь на пределе сил, русский крестьянин едва был способен прокормить себя и свою семью. Поскольку излишек продукта практически отсутствовал, то рыночные отношения складывались очень медленно (торговать попросту нечем). Суровый климат резко затруднял ведение индивидуального хозяйства, заставляя крестьян стягиваться в общину и способствовал формированию уравнительных и коллективистских принципов.»

Исходя из этих предпосылок, славянофилы-почвенники делают следующие выводы:

1.    Русский народ-коллективист и это очень хорошо.

2.     Русский человек не рвач по натуре, не гонится за прибылью, капитализм с его культом наживы, русскому не подходит.

3.    Русский человек высокодуховен, он миросозерцатель. Европеец же напротив, расчетлив и рационален, вместо души одна арифметика.

А вот что пишут либералы-западники.

1. Русский человек не миросозерцатель, а лентяй и бездельник, вечно уповающий на авось Емеля лежащий на печке.

2. Проклятое «колхозное», общинное мышление до сих пор мешает России строить капитализм. Нет уважения к частной жизни, а немногих талантливых и инициативных людей с предпринимательской жилкой считают выскочками и всячески давят.

3. Русский не рвется за прибылью не потому, что высокодуховен, а потому что привык, что от него ничего не зависит, прибыли просто нет, едва на проживу хватает, отсюда и проклятая уравнительность.

4. Русский человек расхлябан, не приучен к порядку, поскольку экономических стимулов быть дисциплинированным, в течение сотен лет просто не существовало.

Вот характернейший пример изложенного - рассуждения радикального либерала, известного публициста и писателя А.Никонова:

 «…нужно остановиться на загадочной русской душе, влиянии на нее русского климата и вообще. Почему мы — такие? Где физические причины этого родового проклятья нации, этого несчастья, именуемого русским характером?..Что же такого есть в русском крестьянском быте, что сделало русских русскими — ленивыми, необязательными, неаккуратными, безалаберными раздолбаями, вечно рассчитывающими на авось?.. Россия очень холодная страна с плохими почвами, поэтому здесь живут именно такие люди, а не иные. В Европе сельскохозяйственный период десять месяцев, а в России пять... Разница — в два раза. В Европе не работают в поле только в декабре и январе. В ноябре, например, можно сеять озимую пшеницу, об этом знали английские агрономы еще в XVIII веке. В феврале проводить другие работы. Так вот, если просчитать, то получится, что русский крестьянин имеет на пашенные работы, кроме обмолота зерна, 100 дней. И 30 дней уходят на сенокос. Что получается? А то, что он жилы рвет и еле управляется. Глава семьи из четырех человек (однотягловый крестьянин) успевает физически вспахать две с половиной десятины. А в Европе — в два раза больше. … Средний урожай при тех орудиях труда был сам-3. То есть из одного зернышка вырастало три. Из 12 пудов — 36. Минус один пуд на семена, получается 24 пуда — чистый сбор с десятины. С двух с половиной десятин — 60 пудов. Это на семью из 4 человек. А семья из четырех человек, учитывая, что женщины и дети едят меньше, равна 2,8 взрослого. При том, что годовая норма потребления — 24 пуда на человека. То есть нужно без малого 70 пудов. А есть только 60. Причем, из них еще нужно вычесть часть для прокорма скота — овес лошади, подсыпка корове. И вместо 24 положенных по биологической норме, россиянин потреблял 12-15-16 пудов. 1500 ккал в сутки вместо потребных организму 3000. Вот вам средняя Россия — страна, где хлеба всегда не хватало. Где жизнь была всегда на пределе возможности. Вечная борьба, вечный страх голода…. Но если вы вдруг подумали: «Зато наши крестьяне 7 месяцев в году отдыхали! На печи зимой лежали», то глубоко ошиблись. Зимой работы было тоже невпроворот. …Из-за перманентной нищеты русский крестьянин, в отличие от европейского, в сапогах не ходил. Для того чтобы обуть всю семью — 4 человека — в сапоги, крестьянин должен был продать три четверти своего зерна. Это нереально. Сапоги были просто недоступны. Россия ходила в лаптях. В год крестьянин вынашивал от 50 до 60 пар лаптей. Умножим на всю семью. Делали лапти, естественно, зимой, летом некогда было. Купить ткань на рынке крестьянин не мог. Точнее, мог, но в качестве какого-то редкого роскошного подарка и то только жене, дочке никогда не покупал... А одеваться надо. Поэтому женщины зимой пряли и ткали. Плюс приготовление ремней, сбруи, седелок... Заготовка леса на дрова... Между прочим, до конца XVIII века в России не было даже пил, и лес валили топорами. Причем, поскольку печи были несовершенные, а потолков в избах не было вовсе (потолки, как дополнительные теплоизоляторы начали появляться только во второй половине XVIII века), дров требовалась просто уйма — примерно 20 кубометров…отупляющий ежедневный труд, не приносящий, однако, сколько-нибудь значимых плодов и не сулящий перспектив; черный беспросветный быт; жизнь на грани постоянного голода; абсолютная зависимость от погодных условий не могли не сказаться на формировании русского психотипа. Сколько бы ты ни работал, все равно все в руках божьих, захочет — даст, не захочет — сдохнешь. Работай, не работай — от тебя почти ничего не зависит. Отсюда в русских эта вечная зависимость от «решений свыше». Все жизненное время русского человека, кроме сна, с самого детства уходило на простое физическое выживание… Есть мнение, что только потому и прижились сталинские колхозы, что были они абсолютно в духе народном. И в русле прежней жизни. Да-да, я про общинность эту гребаную. Вся русская крестьянская психология — это психология коллективизма. С одной стороны, это хорошо: все должны помогать друг другу. Но другой стороной общинности является нетерпимость к «выскочкам» — людям чем-то выделяющимся — умом, богатством, внешностью...Без этой коллективистской психологии, тормозящей развитие капиталистических отношений (суть которых и состоит в большей атомизации, индивидуализации общества), российскому крестьянству было просто не выжить. Ну не мог существовать фермер-одиночка в условиях пахотного цейтнота, когда «день год кормит». Десять-двадцать дней проболел, не вспахал — и твоя семья обречена на голодную смерть. …»
Полностью интервью здесь http://www.contrtv.ru/print/2185/»

Что сказать по этому поводу? Факты, приведенные Никоновым, подтверждаются исследованиями выдающего ученого, академика Милова, специализировавшегося на изучении крестьянского быта. Обратите внимание, выводы, которые делает либерал, не отличаются от выводов славянофилов-почвенников. Оценки разные, но не выводы. То, что у почвенника называется миросозерцательностью, то у либерала просто названо ленью. Как видим, и те и другие считают, что ленится крестьянин, сидит емелюшка на печи день-деньской, но одни думают, что это он так миросозерцает, а другие – что бездельничает.

Вывод, мягко говоря, очень странный. Сначала долго и подробно рассказывать, что русский человек всю свою жизнь вкалывает с утра до ночи, а потом делается вывод о русской лени. Это логический нонсенс. Но и почвенники ничуть не лучше. Соглашаясь с тем, что жизнь крестьянская была очень и очень тяжела, они по какой то причине также верят в емелю-миросозерцателя, который не рвач, и за прибылью не гонится, лежит себе на печи, свистульки деткам мастерит и сказки окружающим рассказывает. Как в одной голове умещаются две взаимоисключающие идеи - Бог ведает. Лично мне, очевидно, что, напротив, именно русский климат начисто убивает миросозерцательность, или, если хотите, лень. Как можно называть бездельником человека, который годами рвет жилы, и только ради того, чтобы с голоду не умереть? Как можно говорить, что русский человек считает, будто бы «работай, не работай, от тебя почти ничего не зависит»? Как это не работай? Как это почти не зависит? Как раз, наоборот, от труда в России напрямую зависит само физическое выживание, то есть всё зависит. Это в Европе, крестьянин, даже работая намного меньше русского, полностью себя обеспечивает, а дальнейший труд ведется ради получения излишков, которые можно выгодно продать на рынке. В таких условиях, можно, обеспечив себя, дальше и не работать, от голода не умрешь. Европеец может трудиться спустя рукава - благодатная природа всё равно щедро вознаградит даже раздолбая, а в России лентяи - миросозерцатели автоматически вымирают от голода и холода. У русского всё идет в ход, всё приспосабливается к хозяйству, а в поле работают все, включая женщин на последнем месяце беременности.

Опять же по причине страшного климата  русский вынужден быть предельно расчетливым и даже циничным – считать приходится всегда, а малейшая ошибка равна смерти от холода и/или голода.  И здесь уместно процитировать знатока крестьянской жизни XIX века, бизнесмена-аграрника Энгельгардта. В отличие от «скучающих бар», «ходивших в народ» поохотиться да послушать байки егеря у костра, а потом со всех ног бежавших домой в Москву и Петербург, чтобы там рассказывать о крестьянах духоносцах-миросозерцателях, Энгельгардт занимался в деревне бизнесом и контактировал со «святорусскими мужичками»  по деловым вопросам. Чтобы успешно вести бизнес, надо знать своих деловых партнеров, поэтому Энгельгардту я доверяю больше, чем всяким поэтам-писателям. И вот что он пишет о «деревенских мечтателях»:

«Обед  граборов (землекопов. Примечание Д.Зыкина) состоял  из  вареного картофеля.  Это меня удивило,  потому что я слыхал,  что  граборы народ  зажиточный,  трудолюбивый,  получающий обыкновенно высшую, почти двойную против обыкновенных сельских рабочих плату,  и едят хорошо.    

  
- Что это? Вы, кажется, одну картошку едите? - обратился я к рядчику.      - Одну картошку.
- Что ж так?      
- Да не стоит лучше есть, когда с поденщины работаешь.     
 - Вот как! А мне говорили, что граборы хорошо едят.      
- Да и то!  Мы хорошо едим,  когда сдельно  работаем,  когда канавы роем, землю от куба возим, чистку от десятины снимаем.      
- Что же вы тогда едите?      
- Тогда?  Щи с ветчиной едим,  кашу.  Прочную,  значит, пищу едим, густую. На картошке много ли сделаешь?      

- Да разве вам все  равно,  что  есть?  Ветчина,  каша  ведь вкуснее.     

Рядчик посмотрел   на   меня  с  недоумением.  Его,  видимо, удивило,  как это я не понимаю такой простой вещи,  и он стал мне пояснять.      

- Нам  не  стоит  хорошо  есть  теперь,  когда мы работаем с поденщины,  потому что нам все  равно,  сколько  мы  ни  сделаем, заработок  тот  же,  все  те же 45 копеек в день.  Вот если бы мы заработали сдельно - канавы рыли,  землю  возили,  -  это  другое дело,  тогда  нам  было бы  выгоднее больше сделать, сработать на 75 копеек, на  рубль  в день,  а  этого  на одной   картошке   не выработаешь. Тогда бы мы ели прочную пищу - сало, кашу. Известно, как поедаешь,  так и поработаешь.  Ешь  картошку  -  на  картошку сработаешь, ешь кашу - на кашу сработаешь.      

- Ну,  а  если  бы  я  возвысил поденную плату и потребовал, чтобы вы лучше ели?     
 - Что же,  это можно.  Отчего  же?  Если  такое  будет  ваше желание - можно, - усмехнулся рядчик.      
- Ну, а работа спорее бы шла тогда?      
- Пожалуй, что спорее.      - А выгоднее ли бы мне было?      - Не знаю.     
- Почему же?     
- Работа такая.  Работа огульная,  сообща, счесть ее нельзя. Мы и теперь не сидим  сложа  руки,  работаем  положенное,  залогу делаем,  как  по закону полагается.  И тогда так же бы работали - ну,  приналегли  бы  иногда,  чтобы  удовольствие  вам   сделать, особенно, если б вы ребятам водочки поднесли. Так ведь, ребята?      Ребята, то есть граборы-артельщики, засмеялись...      - Работа  не такая,  - продолжал рядчик - работа тут ручная, огульная, счесть ее нельзя. Работаем, да не так, как сдельно, все же каждый себя приберегает - не убиться же на работе,  - меры тут нет, да и плата все равно поденно.»  

Этот короткий отрывок разбивает в пух и прах сразу несколько мифов. Миф первый – уравнительный идеал, якобы присущий русским. Вдумайтесь, русский человек, крестьянин, вступивший в артель землекопов, до такой степени ненавидит уравниловку, что готов плохо питаться, чтобы хуже работать и «себя поберечь», в тех случаях, когда его наняли на «огульный труд», то есть тот, в котором вклад в общее дело каждого артельщика, трудно измерить и поэтому оплата не дифференцированная, не сдельная. Артельщик говорит прямо «меры нет, да оплата все равно поденная». Но если материальное стимулирование рассчитывается индивидуально, то крестьянин делает инвестицию в самого себя – лучше питается, чтобы лучше работать и больше заработать.

Такого предельного цинизма и расчетливости, не встретишь, пожалуй, даже среди немцев, которых принято считать образцовыми счетоводами. То есть второй миф о нерасчетливых миросозерцателях летит ко всем чертям. Русский крестьянин постоянно ищет дополнительный заработок, организует артели, уезжает в города на подработку. И это понятно, голод и мороз мертвого с печи погонят. Да-да, и на печи в России особо не залежишься -холодно. Не верите? Думаете, что раз Россия богата лесами, то уж чего-чего а топлива всегда достаточно? Ошибаетесь. Это только в сказках про иванушек да емель деревья сами собой в дрова превращаются. Заготовка дров – в условиях отсутствия бензопилы - адский труд, а дров надо очень много – в Средней Полосе России снег лежит гораздо дольше, чем в Европе.

Но если русский расчетлив, предприимчив, индивидуалистичен, то почему же он живет хуже даже тех европейцев, которые переселились в Россию и рядом с русскими развернули свое крестьянское хозяйство? – задал мне вопрос, один очень неглупый человек, когда я в личной беседе изложил ему основные тезисы статьи.

Действительно, аргумент серьезный. Крестьянские хозяйства немцев, переехавших в Россию, действительно, явно покрепче чем у русских – дома лучше, быт зажиточней – а окружающая среда та же, тот же холод, тот же климат. В чем же здесь дело?  А как ни странно, в том же самом. Методы и подходы ведения крестьянского хозяйства переселенцев сформировались еще в Европе. А у европейца есть пространство для маневра и хозяйственного эксперимента, у русского – почти нет. Европеец  может на части своей земли попробовать использовать новые технологии хозяйствования – отрицательный результат ведет лишь к снижению прибыльности, а положительный, напротив, то есть игра стоит свеч. В России риск на земле – это риск самой жизнью. Поэтому русский крестьянин  так противился нововведениям, он косен, поскольку привык копировать опыт предков, опыт который им позволил выжить. Европейцы обогнали русских в сельхоз технологиях, потренировавшись еще в Европе, русские такой возможности экспериментировать были почти лишены, а косность, вытекающая из вечного страха, мешала эти технологии перенимать. Не лень, не якобы отсутствие расчетливости и миросозерцательность, вредили русскому народу, а придавленность жизнью и многовековая нищета. Вот поэтому поселения немецких колонистов и отличались от русских деревень бОльшим благосостоянием.

Так что не правы те, что считают, будто бы русский менталитет – это тормоз для развития капитализма в России. Не правы западники, проклинающие русскую лень и уравнительный идеал – нет в России ни того, ни другого. Не правы и почвенники-славянофилы, радующиеся русской мечтательности и созирцательности – выдумка это, и выдумка глупая.