Если мы оставим в стороне идеологию и эмоции и акцентируем внимание лишь на экономической стороне дела, то мы должны будем согласиться с той же Интернет-энциклопедией в том, что «Целью введения талонов было обеспечить население минимально гарантированным набором товаров». То есть перед нами  система распределения продукции методами реального коммунизма. Каждый член данного общества имеет уже в силу своей  принадлежности к данному обществу право на получение жизнеобеспечивающей пищи по доступной ему цене, а иногда и совсем символической цене или даже бесплатно. Однако, поскольку жизнеобеспечивающей пищи всем недостает, то распределение нормировано. Как видим, сколько бы мы ни говорили о распространении духа индивидуализма в современном мире и особенно на Западе, в случае  экстраординарных ситуаций: война, революция - там тоже возрождается коммунистическая система распределения (а в случае еще более глубокого кризиса, уверены, возродится и система коммунистического производства, которая пока существует там на периферии хозяйственной жизни, в качестве «неформальной экономики», как называет ее Т. Шанин). Коммунизм – это проект выживания, эффективнее которого человечество со времен палеолита ничего не придумало.  

В России же введение распределительного коммунизма в период  массового обнищания или даже голода связано еще с многовековой общиной традицией магазины, распределявшие хлеб по карточкам. В советской России и в СССР  карточки на хлеб и на основные продукты питания (чай, соль, сахар) водились дважды – в годы революции и гражданской войны (1917-1921),  в период индустриализации (1929-1932) и в годы войны и послевоенного восстановления хозяйства (1941-1947). Карточки были не бесплатные, но цена  была назначена символическая, правда, и норма была скудной. В  Казани в 1932 году по карточкам ржаной хлеб стоил 9 копеек за килограмм, а пшеничный – 20 копеек, причем карточки были нескольких категорий 1 – для фабрично-заводских рабочих, 2 – для служащих и 3 - для всех остальных, кроме «лишенцев», то есть несоветских элементов, лишенных большей части конституционных прав (священнослужители, бывшие аристократы, купцы и т.д.). Самая высокая норма была у фабрично-заводских рабочих, которые получали в день 800 граммов хлеба на себя и по 400 граммов на иждивенцев – членов своей семьи. То есть собственная дневная норма хлеба обходилась рабочему в сумму около 7-8 копеек или в месяц – от 2 рублей 10 копеек до 2 рублей 40 копеек[1]. 

Любопытно, что эти карточки не остались в памяти народа в качестве негативного воспоминания, люди понимали, что лишь посредством распределения через карточки можно было выжить в тех условиях, и показательно, что как отмечают историки,  массы в конце 20-х годов сами требовали от партии и правительства введения карточной системы: «Нормирование продовольствия вводилось стихийно — «снизу» и санкциями местных властей»[2].

 Карточная система  помогла выжить в условиях голода. Показательно, что при всех тяготах жизни в тылу во время отечественной войны, такого голода, какой был в годы гражданской войны, когда вымирали целые деревни и наблюдались случаи людоедства, в СССР 1941-1945 г.г. не было, если не считать блокированный немцами Ленинград (в 1946 году был голод, вызванный невиданной засухой, и были случаи голодной смерти, но с ним  удалось быстро покончить). Однако карточная система  не могла накормить людей досыта. Недоедание характерно было для советских людей вплоть до начала 1960-х. В этих условиях государство стремилось всеми средствами улучшить питание граждан. В конце 1940-х – начале 1950-х несколько раз  снижались цены на продукты первой необходимости. Была твердо зафиксирована на самом низком уровне цена на хлеб (в 1980-е буханка пшеничного хлеба стоила 20 копеек). С 1960-х годов хлеб и соль в столовых предоставлялись бесплатно. Работникам «вредных производств» (например, химических заводов) бесплатно выдавались молочные и другие продукты (так называемое «молоко за вредность»), бесплатно питались и рабочие, трудившиеся в ночные смены, а также моряки рыболовецких артелей, находящиеся в море. Было организовано бесплатное питание пациентов больниц.  

Но особое внимание   советское государство уделяло питанию детей, что естественно, поскольку дети – это будущее страны, их плохое и нерегулярное питание впоследствии отзовется ухудшением здоровья нации. Еще  17 мая 1919 года Советское правительство приняло декрет «О бесплатном детском питании», согласно которому все дети до 14 лет  независимо от классовой принадлежности получали ежедневное бесплатное питание. После войны была создана система пионерских лагерей, где было организована питание детей на самом высоком, научном уровне; С.Г. Кара-Мурза отмечает, что дети послевоенной эпохи, привыкшие к жизни впроголодь, «отъелись» именно в пионерских лагерях. В СССР организуется питание детей в детских садах и школах за совершенно символическую плату со стороны родителей (и то это распространялось не на всех: дети из семей, где средний доход составлял не более 60 рублей на члена семьи в месяц посещали детские сады и питались там бесплатно; детям-школьникам из малообеспеченных семей полагались бесплатные завтраки за счет всеобуча, наконец, все первоклассники обеспечивались бесплатными завтраками).  Современный либеральный журналист Игорь Абрамов в своей статье «Каким был общепит?» на сайте «Школа жизни. Ру» издевается над качеством пищи в советских детских садах: «кто не помнит мерзкий серый кисель, который подавался в обед, или забавные котлетки, которые некоторые выбрасывали за шкаф». Перед нами пример беспримерно циничного либерала, который смеет потешаться над практически бесплатным питанием детей в советские времена сегодня, когда за обеды в детских садах родители платят значительные суммы (причем, высокое качество пищи при этом все равно не гарантировано, регулярно СМИ передают сообщения о том, что дети отравились в детсаду платным обедом), а кое где среди дошкольников и школьников имеются случаи регулярного недоедания (по сообщению газеты «Уральский рабочий» от 28.01.2003 главный санитарный врач Свердловской области Борис Никонов признал, что около 31,1% школьников Свердловской области получают питание неудовлетворительного качества,  около 51% не обеспечиваются горячим питанием, результат чего - расстройства пищеварения сердечно сосудистой и эндокринной системы).

Возникают также «домовые кухни», где бесплатно раздавалось молоко и молочные продукты для самых маленьких – «грудничков», то есть детей первого года жизни  (многодетным и малообеспеченным семьям выдавались бесплатно молочные, сухие, консервированные продукты и для детей второго года). Бесплатно питались дети в домах-интернатах и детских домах, в больницах (впрочем, последнее распространялось и на взрослых).

Детское питание оплачивалось за счет налогов, которыми облагались все граждане – имеющие или не имеющие маленьких детей, а также предприятия и организации, занимающиеся хозяйственной деятельностью, и это было не только свидетельством высокой нравственности такого общества, но и здоровой его прагматичности: обществу, как мы говорили, выгодно, чтоб на смену взрослым росло здоровое поколение. Перед нами опять принцип действия общины: в ней каждому члену выгодно не конкурировать с другими, а сотрудничать и помогать им.

Но одновременно с этими государственными механизмами социальной помощи, направленными на ликвидацию голода в общенациональных масштабах, после войны возникает система общепита – столовых при предприятиях, учреждениях, вузов, которые частично или полностью финансировались не из госбюджета, как обычные столовые, а за счет самих предприятий. В них работники данных предприятий могли питаться, так сказать, без отрыва от производства, зачастую прямо на территории предприятия,  причем, по льготным, зачастую символическим ценам (например, в 1980-х годах обед из трех блюд в студенческих столовых стоил не более 30 копеек). Сегодня опять-таки принято потешаться над качеством еды в таких столовых. Безусловно, трудно спорить  с тем, что оно, действительно, не было образцовым. Но это легко объяснить: между количеством и качеством всегда наличествует обратно пропорциональная связь: увеличение количества означает уменьшение качества и наоборот. Естественно,  поварихи в заводской столовой готовили не так вкусно как бабушка дома, но бабушка готовит вкусные пирожки на одного внука, а поварихи – невкусные на несколько цехов. Следует отдавать себе отчет в том, что общепит и не ставил себе целью приготовление высококачественной еды – для этого, как и сейчас,  в СССР были элитные рестораны, где работали повара высочайшей квалификации. Целью общепита было обеспечить потребность в пище, необходимой для подержания  работоспособности миллионных масс людей. Советский период – это время ускоренной модернизации, массовой миграции  из деревень в города. По призыву государства, а то и просто убегая от нищей жизни в деревне,  миллионы бывших крестьян становились городскими рабочими и строили новые и новые предприятия. Их нужно было накормить: пусть не вкусной, но калорийной и полезной пищей, чтобы они не возвращались в заводские корпуса и в вузовские аудитории  голодными и с этой задачей общепит прекрасно справился.

Показателен тот факт, что это были столовые, прикрепленные к предприятиям и существующие за счет  их дотаций. Тут мы снова видим, что решая проблему ликвидации недоедания, подлинные творцы советской цивилизации – безымянные руководители, которые  исходили не из марксистских догм, а из крестьянского здравого смысла, опирались на опыт крестьянской общины  и работной артели. В крестьянской общине, если  труд был совместным, питание тоже было общественным, причем, обязанность приготовления пищи лежала, естественно, на женщинах, которых как правило не привлекали к мужскому тяжелому труду. Так, когда община осуществляла «помочь» - строила дом новоселу или погорельцам, то мужчины рубили избу, а женщины готовил угощение, которое потом съедали и выпивали сообща[3]. Точно также если мужики зимой отправлялись на заработки в город, то они образовывали артель и брали  с собой жену одного из них – в качестве поварихи и она готовила на всех, причем, прием пищи был общим в обязательном порядке[4]. Созданные в 1930-е годы советские предприятия ощущали  себя, да и были большими постоянными работными артелями и поэтому для их творцов естественным было воплотить в жизнь и артельный  тип питания – общепит (показательно, что поварами и официантами в общепите были исключительно женщины – эта традиция тоже восходит к русской работной артели). 

При этом не стоит преувеличивать низкокачественность еды в советском общепите. Над разработкой меню работали  научные институты, которые старались учесть нужды организма в витаминах, в белках. Калорийность рассчитывалась исходя из уровня физических нагрузок представителей той или иной профессии. Регулярно проводились «рыбные дни». Были и механизмы контроля за качеством пищи: проводились рейды, учитывались пожелания посетителей столовой (в каждой столовой или кафе были  книги жалоб  предложений, куда мог вписать  пожелание любой посетитель). Наконец, существовали  моральные рычаги контроля. Современные либералы утверждают, что персонал предприятий общепита не был заинтересован в повышении качества еды и обслуживания, так как  столовая финансировалась предприятием или учреждением и зарплата персонала не зависела от полученной выручки. По мысли либералов, если бы общепитовская столовая была самостоятельным предприятием, и заплата поваров  официантов формировалась за счет прибыли, тогда бы было совсем другое дело. Им в голову не приходит, что на скромную зарплату советских рабочих много прибыли все равно получить бы не удалось,  и методы капиталистической  рыночной экономики здесь мало бы чем помогли. В то же время чрезвычайно действенными  здесь оказывались методы общинного хозяйствования. Поскольку персонал столовых был частью большой общины – предприятия,  и воспринимал его работников как «своих» для него было делом чести сохранить должный уровень обслуживания. В действительности, если судить о качестве обслуживания в советском общепите не по меркам современных элитных кафе, а по меркам того времени, оно было вполне удовлетворительным. Люди, еще помнившие распределение хлеба по карточкам, с удовольствием ели общепитовское картофельное пюре, которое вызывает отвращение у либеральных журналистов, проедающих астрономические гонорары в суши-барах. 

Естественно, цены в общепитовских столовых были чрезвычайно низкими, зачастую ниже себестоимости продукции (С.Г. Кара-Мурза пишет, что манную кашу за 10 копеек, себестоимость которой была 30 копеек за порцию называли «блюдом для тех, кто не дотянул до получки»). С.Г. Кара-Мурза отмечает, что при этом качество продукции в заводских столовых было выше, чем в обычных государственных столовых, во многом за счет того, что предприятия имели свои «подсобные хозяйства», где выращивались овощи, картофель, были птицефабрики, и все это подавалось в свежем виде на стол в предприятиях «ведомственного общепита». Высокая эффективность такого общепита подтвердила и постсоветская практика. И после объявления «перехода капитализму» предприятия не спешат уничтожать «неправильные» с точки зрения рыночной экономики заводские и вузовские столовые, которые не приносят прибыль, а наоборот требуют дотаций. Те предприятия, которые переживают экономические трудности, просто финансируют их по минимуму, но не закрывают, чтоб при наступлении лучших времен развернуть их деятельность в прежнем масштабе, те же предприятия, которые «остались на плаву» и даже преуспевают даже расширяют и модернизируют их. Нефтяные компании, даже превратившись в частные компании, сохраняют свои столовые, в которых их работники  могут по льготной цене питаться на достаточно высоком уровне.   На словах нынешние менеджеры – за рынок, а на деле исходят из проверенного и показавшего свою эффективность советского принципа, восходящего к морали крестьян-общинников: работника сперва надо хорошо накормить, а уж потом требовать от него добросовестного труда.  

Со временем в СССР не просто удалось обеспечить всех граждан жизнеобеспечивающей пищей, но и приготовить запасы на случай новой войны. В 1960-1970-е годы в период «холодной войны», когда, казалось, ядерное столкновение между СССР и США неизбежно, в советских городах были выстроены бомбоубежища и созданы резервные запасы пищи и лекарств, которых должно было хватить на обеспечение миллионов человек в течение всего срока, пока им придется находиться под землей во избежании радиоактивного заражения. Можно не сомневаться, что в случае такого конфликта, массового голода удалось бы избежать. Советская система коммунистического распределения пищи не просто работала слаженно и эффективно, но и была гибкой и могла реформироваться, учитывая опыт прошедших войн. 

Итак,    с 1950-х и особенно с 1960-х угроза массового голода в СССР была полностью ликвидирована  и в течение 30-40 лет потомки русских крестьян, боровшихся с голодом практически ежедневно, а раз в несколько лет переживавшие настоящий мор, познали относительную сытость.  Если в последние 40 лет XIX века массовый голод среди крестьян в России возникал ежегодно, то за последние 40 лет ХХ века ни одного раза. Более того, советская цивилизация обеспечила своим гражданам уровень питания по лучшим мировым стандартам. В 1989 году потребление основных продуктов питания на душу населения в год в СССР составляло 69 кг. мяса и мясопродуктов, 396 кг молока, 309 штук яиц, 21, 3 кг рыбы и рыбопродуктов, 45, 2 кг. сахара, 115 кг. хлебных продуктов, 106 кг. картофеля. В этом плане СССР опережал США по всем показателям, кроме потребления мяса, которое в США составляло 113 кг против 69 в СССР. Однако заметим, что в СССР это были натуральные мясопродукты, тогда как в США использовались часто генетически измененные. По оценкам организации ООН в области сельского хозяйства и продовольствия в середине 1980-х годов СССР входил в 10 стран мира с наилучшим типом питания[5].

В ходе этого обзора внимательный читатель мог обратить внимание на то, что коммунистическое обеспечение жизнеобеспечивающей пищей в СССР осуществлялось двояко. Во-первых, пищу предоставляла бесплатно или за символическую плату так сказать «Большая Коммуна», то есть советское государство, которое в данном случае брало на себя функции общинного распределения. Так было с распределением карточек, доплатой или полной оплатой питания в детских садах, школах, интернатах, больницах, с твердым регулированием цен на основные продукты питания. Сохраняя природу государства как аппарата чиновников, в то же время советское государство в некотором смысле выступало по отношению к жителям СССР как одна большая община, простирающаяся от Бреста до Владивостока и включающая все народонаселение СССР. Во-вторых пищу предоставляла «Малая Коммуна», локальная община-предприятие или учреждение, к которым принадлежали большинство жителей СССР, посредством общепитовских столовых, которые существовали на них. На эту особенность реальной советской цивилизации   уже обращал внимание ее исследователь С.Г. Кара-Мурза: в СССР каждая фабрика, каждый завод, каждый научно-исследовательский институт, вуз, техникум были маленькими локальными общинами, построенными и функционирующими по модели дореволюционных крестьянских общин. Они стремились к экономической самодостаточности, то есть обеспечению своих работников всем необходимым за счет самой общины. Так, заводы имели свои детские сады и пионерлагеря для детей работников, свои санатории и профилактории, где могли отдыхать работники, свои поликлиники для работников, свои пригородные хозяйства, где выращивалась продукция, которая затем за символическую цену распространялась среди работников, свои коллективы художественной самодеятельности, клубы по интересам, где работники могли проявить свои скрытые таланты, наконец, ведомственное жилье для работников (и не только общежития, но и комфортабельные отдельные квартиры). Столовые были лишь частью широкой социальной инфраструктуры предприятий. В сущности работник такого предприятия был минимально зависим от внешнего мира, большинство его потребностей удовлетворялось внутри предприятия – хозяйственного микрокосмоса. Собственно, это и позволяет говорить о таких предприятиях как об общинах: вспомним, что главный принцип общины – не получение прибыли, а обеспечение базовых потребностей ее членов. Разумеется, советские предприятия кроме того, производили продукцию, но не на продажу, а для распределения при помощи механизмов плановой экономики и ровно в количествах, которые требует план.  И высокая производительность труда достигалась не за счет конкуренции, а за счет общинного духа и ценностей: работник стыдился работать плохо, если завод его обеспечил всем: начиная с еды и квартиры и кончая путевкой в Сочи. Естественно, для либерала кажется парадоксом, что человек может хорошо работать  не только из-за зарплаты или прибыли, но вообще-то перед нами известный факт, подтверждаемый и историей, и современностью. Традиционные цеха ремесленников тоже достигали высокого качества своей продукции за счет солидаристских факторов:  плохая работа кого-либо бросала тень на весь цех и тогда такому горе-«мастеру» не было спуска от своих же, точно такими же солидаристскими общинными мотивами руководствуются работники современных японских корпораций, устроенных на манер «больших сеймей».

Заметим, что такой  социальный институт  как предприятие-община возник в СССР стихийно, он не планировался проектировщиками марксистского социализма, которые считали, что рабочие должны питаться в огромных государственных фабриках-столовых, не привязанных к определенному предприятию, отдыхать в дворцах культуры и домах отдыха, тоже принадлежащих государству вообще,  не заводам и фабрикам.  С.Г. Кара-Мурза так описывает его возникновение: «вытесненные при этом (в результате коллективизации – Р.В.) из села крестьяне не «атомизировались» и не стали пролетариями. Они организовано были направлены на учебу и на стройки промышленности,  после чего стали рабочими, техниками и инженерами. Жили они в общежитиях, бараках и коммунальных квартирах, а потом – в рабочих кварталах построенных предприятиями. Это был процесс переноса общины из села на промышленное предприятие»[6]. Итак, в СССР были в  сжатые сроки созданы промышленные предприятия, но не на манер западных капиталистических предприятий, и не на манер государственных фабрик, о которых мечтали немецкие социалисты Маркс и Энгельс, а на манер деревенской общины. По сути,  советские предприятия-общины были осуществлением мечты русских народников, как правых, в частности А.С. Хомякова о создании в России промышленности на основе артельного и общинного принципа, так и левых, например, П.А Кропоткина, который много писал о выгоде таких фабрик, где рабочие перемежают свой труд на производстве с трудом на принадлежащих фабрике полях и огородах.

К сожалению, рамки статьи не позволяют нам рассмотреть другие институты коммунистического распределения в СССР, а именно обеспечение всех жильем, медицинским обслуживанием, минимальным уровне образования. Для этого пришлось бы написать целую книгу[7].  Но мы и не ставили перед собой такой цели. Для нас было важно лишь  раскрытие самого принципа реального коммунизма, поэтому мы ограничились подробным рассмотрением лишь «права на пищу».

5. Кризис «излишков» в  реальном советском коммунизме

В 1960-1970 в СССР экономическая система стабилизировалась, угроза голода, эпидемий, массовой бездомности, беспризорности была  побеждена. Экономика стала способной обеспечивать не только базовые, элементарные потребности, но и потребности, превышающие планку простого жизнеобеспечения. Мы понимаем, что это заявление звучит как парадокс для современного человека, выросшего на либеральной пропаганде. Он привык  думать, что советское общество было совершенно нищим. Но как говорится, все познается в сравнении. Если сравнивать советское общество периода его наибольшего благополучия, то есть 1960-х-1980-х годов  с США и другими странами золотого миллиарда, то оно   будет уступать им в качестве сервиса, в разнообразии товаров, в умении «подать» их покупателю (хотя, как мы видели в отношении питания советское общество в 1989 г. мало чем уступало североамериканскому, а кое в чем его и превосходило; правда, этого не скажешь о хозяйственных товарах, одежде, бытовой электронике и наконец, автомобилях). Однако  мы должны понимать, что уровень потребления стран «золотого миллиарда» не может рассматриваться как норма. Не говоря уже о том, что он был достигнут за счет беззастенчивого ограбления бывших колоний,  он и поддерживается до сих пор за счет механизмов неоколониализма, деятельности транснациональных корпораций в Третьем мире, где супердешевая рабочая сила и нет никаких ограничений на ее эксплуатацию. Естественно, Россия, например, достичь такого уровня не сможет, потому что она не имеет колоний. Более того, ученые Римского клуба  доказали, что если кто-нибудь кроме стран золотого миллиарда будет потреблять невосстановимые ресурсы такими темпами, то экосистема планеты просто не выдержит.  Не будем также забывать, что Россия – страна, которая в силу своего географического положения, находится в кардинально иных условиях, нежели страны Запада. В России жесткий, континентальный климат, с суровыми зимами и жарким засушливым летом, сельскохозяйственный сезон меньше, чем в Европе, да и большая часть территории – в зоне рискованного земледелия,  Россия практически лишена выхода к незамерзающим морям, что исключает выгоды морской торговли.  Многие современные политические мыслители и писатели, такие как Паршев, Кожинов, Кара-Мурза в один голос утверждают, что по объективным причинам Россия не может обеспечить своим гражданам такой же уровень потребления, как страны Западной Европы и США.  Наоборот, можно только удивляться тому, что при наличии столь серьезных негативных факторов России в советский период удалось создать более или менее благополучное, сытое общество.

Гораздо более разумно сравнивать уровень потребления в СССР 1960-х – 1980-х с уровнем потребления советского общества десяти, двадцати и тридцатилетней давности.  Тут был очевидный прогресс, удалось уйти от карточной системы, дать возможность людям перебраться из бараков и коммуналок в отдельные квартиры… Простые советские люди, не обремененные «тонкостью» мысли либеральной интеллигенции так и делали и справедливо замечали, что жить стало существенно лучше.

Кроме того, сравнение уровня жизни советских людей с уровнем жизни большинства населения планеты, за исключением жителей Западной Европы и США, то есть жителей Африки, Океании, Азии, Латинской Америки было в пользу советской системы. На планете 3 миллиарда жителей живет за чертой бедности, около 1,5 миллиардов регулярно голодают, миллионы и миллионы не имеют крыши над головой, все эти угрозы были нейтрализованы в рамках советского жизнеустройства.     

Отчего же такая хорошая и удобная система была разрушена почти без попыток сопротивления со стороны облагодетельствованных ею граждан? Тут мы подошли к такой особенности экономики коммунистического типа как «кризис излишков». Экономика капиталистическая рушится, когда продукции, удовлетворяющей базовые инстинкты, для большинства не хватает. Люди знают, что в обществе конкуренции никто о них не позаботится, и идут на крайние меры: забастовки, бунты, революции. Экономика коммунистического типа, наоборот, относительно безболезненно переживает  недостаток жизнеобеспечивающего продукта: механизмы солидарности и взаимопомощи помогают выжить людям и в этих условиях, но зато ее начинает лихорадить, когда возникают излишки, продукция, которая не оправдана базовыми биологическими потребностями. Тогда наступает типичный кризис реального коммунизма. История знала несколько таких кризисов: неолитический, когда изобретение земледелия породило излишки в результате чего стала разрушаться первобытная община охотников и собирателей. Но община как вид жизнеустройства выжила, общество ответило на это созданием общины нового типа – земледельческой, сначала родовой, потом деревенской. Затем такой же кризис разразился с появлением  ремесла и торговли как профессий и городов, ставших центрами ремесла и торговли. Реальный коммунизм  ответил на это созданием  ремесленных общин, торговых гильдий и городских коммун. Советский кризис коммунизма, связанный с переходом коммунизма на уровень заводов и фабрик тоже был преодолим, думается, общество с ним не справилось по субъективным и вполне устранимым причинам.    

Развивался этот кризис, как и все остальные. Пока существовали угрозы для жизни в виде голода, недоедания, нехватки теплого жилья люди сдерживали эгоистические и индивидуалистические инстинкты, которые коренятся в человеческой природе. Проще говоря, пока советские люди жили в бараках, продукты получали по карточкам, на работу ходили пешком в валенках и телогрейках, они стремились к взаимопомощи и солидарности, сами пресекали проявления эгоизма и потребительства – выжить можно было только сообща, и даже закоренелые эгоисты это понимали. Но когда они переехали в отдельные квартиры, получили вдоволь хлеба и молока,   стали пользоваться  удобным и дешевым общественным транспортом, одеваться в неказистые, но теплые и недорогие одежды отечественного пошива, им захотелось большего:   импортной мебели и одежды, колбасы и икры, личных автомашин и дач. Потребительские настроения стали довлеть. Об этом буквально вопиет советская эстрадная сатира 70-х годов: мещане, приспособленцы, потребители высмеивались,  осыпались проклятиями, но при этом их все равно становилось больше и больше. Официальная идеология советского общества – вульгаризированный марксизм не позволяла ни понять причины их распространенности, ни предоставить средства для борьбы с ними.  Конечно, в рамках официальной идеологии воспевались герои и осуждались мещане, но сама фундаментальная идея марксистского коммунизма – общество полного материального изобилия была по сути мещанской. К философии самого Маркса это не имело прямого отношения, как прекрасно показал мыслитель-неомарксист Э. Фромм,  Маркс был убежден, что полноценное бытие невозможно для того, кто поражен вирусом «обладания»: стремление  материальному богатству ведет к духовному оскудению[8]. Однако в головах миллионов советских простых людей, идея коммунизма, преподнесенная официозными вульгарными пропагандистами, выродилась в «мечту о мещанском рае на земле», как писал поэт Волошин[9]. Поэтому среднему советскому обывателю 1970-х годов уже трудно было объяснить: почему он должен жить, продолжая отказываться от «излишних материальных благ» и поддерживая тем самым дух равенства  и коллективизма, когда конечной целью  всех советских людей все равно является марксистский коммунизм – общество, где будут реализованы все человеческие потребности? Обыватель  стремился многие из этих потребностей удовлетворить здесь и сейчас тем более развившаяся экономика это позволяла. Да и партия к этому времени сама провозгласила наступление «развитого социализма», первой ступени к коммунистическому обществу, а это для большинства людей означало обещание роста уровня потребления если не  до стандартов общества полного изобилия, то близко к этому.  

История показывает, что во всех традиционных цивилизациях, для которых, как известно, характерна коммунистическая, общинная экономика, если возникает «кризис излишков», то выйти из него удается при помощи проповеди аскетизма, презрения к богатству, осуждения тех, кто стремится к индивидуальному накоплению. Немалую роль при этом играет религиозное мировоззрение. Религия несет с собой идеал аскетизма в земной жизни, обосновывает  антипотребительские ориентации и образ жизни и тем самым сдерживает значительное имущественное расслоение общества и конкуренцию между его членами, обеспечивает сохранение общинного строя жизни, взаимопомощи и солидарности. Недаром все экономические общины древности кроме того, были еще религиозными братствами (так, крестьянская община в дореволюционной России по территории и составу людей совпадала с приходом русской православной церкви). Но советское общество  отвергало религию, в нем государственной идеологией был атеизм марксистского толка. Сталинский эксперимент по постепенному возрождению религиозности в России  был прерван Хрущевым, развернувшим настоящую травлю на церковь. Фактически идеологической преграды перед эпидемией потребительства и мещанства советское общество было лишено. Более того, эти потребности в общем-то признавались законными. Руководство партии и государства даже стремилось в определенной мере обеспечивать эти потребности и, что показательно,  посредством  коммунистической системы распределения, так хорошо себя зарекомендовавшей в борьбе с голодом. В позднем СССР вводятся талоны на колбасу, на некоторые другие продукты питания и промышленные товары, и даже на «дефицитные» импортные вещи, к примеру, на югославские женские сапоги, которые первоначально вручаются передовикам производства («Википедия») (следует отличать эти талоны от тех, что были введены в конце перестройки на  товары первой необходимости – чай, сахар макароны, поскольку  из магазинов практически все продукты, в результате непродуманной реформы Горбачева-Яковлева, просто исчезло; эти талоны вызывали повсеместное возмущение, потому что в условиях мира людей снова вталкивали в «экономику экстраординарных ситуаций», причем, элита СССР – партноменклатура  в это же самое время пользовалась самыми широкими благами). Машины и другие товары, которые в СССР считались «предметами роскоши», в 1960-е -1970-е не просто продавались, но и распределялись, с использованием например, механизмов профсоюзов.   Руководство при этом руководствовалось в общем-то благой целью: обеспечить максимальное количество людей этими самыми предметами роскоши, которые они пожелали иметь после удовлетворения базовых потребностей, но результат оказался резко негативным. Люди просто были возмущены этим! Механизмы коммунистического распределения не только  не разрешили кризис «излишков», для преодоления которого они и были введены, наоборот, она его усугубила. Оказалось, что эти механизмы хороши для удовлетворения жизнеобеспечивающих базовых потребностей, но совершено непригодны для удовлетворения биологически неоправданных избыточных потребностей, возникающих после удовлетворения базовых (а колбаса, икра, импортные сапоги, машины как раз и относились к потребностям второго рода, так как без них можно прожить). Все дело в том, что искусственные потребности в отличие от естественных, жизнеобеспечивающих, не ограничены. Если можно точно сказать: сколько калорий нужно человеку в день, чтоб не умереть от голода и сохранить работоспособность, или какой полезной площади должно быть жилье и какая температура должна в нем поддерживаться, чтоб человек мог жить в нем без ущерба для здоровья, то предсказать: сколько человеку нужно икры или колбасы и тем более машин трудно, такого рода потребности растут по ходу  их удовлетворения.  Поэтому коммунистическая экономика, когда она удовлетворяет жизнеобеспечивающие потребности, оставляет всех довольными. Скромный уравнительный достаток вовсе не  раздражает людей, которые только что стояли на пороге выживания и которые сравнивают его с положением, в которым были вчера. Когда же коммунистическая экономика ориентируется на удовлетворение дополнительных, искусственных потребностей, то   у каждого остается ощущение неудовлетворенности, причем, как показала практика, наиболее неудовлетворенными ощущают себя те, кто обеспечивается лучше всех. В СССР это были  партийная номенклатура, элита творческой интеллигенции, которые потом и стали самыми рьяными либералами и антисоветчиками, а также «средний класс» - вузовская интеллигенция, квалифицированные рабочие, которые к 1970-м годам достигли в общей массе определенного достатка. В силу самой природы искусственных потребностей, оставались неудовлетворенными и чем больше он получали, тем больше была эта неудовлетворенность. Именно в этой среде в 60-е – 70-е годы стали раздаваться протесты против «уравниловки», то есть фактически против реального коммунизма, который и практикует уравнительное распределение, ради спасения всех членов трудовой общины, и именно эта среда стала социальной базой для последовавших перестройки либерализации.

Естественно мы понимаем, что крушение СССР имело и множество других причин – от внешних и геополитических до внутреннеполитических, но тем не менее то спокойствие, а то и злорадное удовольствие, с которым наблюдали разрушение советской цивилизации многие, очень многие бывшие советские граждане говорит именно об этом. Увы, они не понимали, что с упразднением столь ненавидимой ими «уравниловки», исчезнет и гарантированный им жизнеобеспечивающий минимум, и им придется  самостоятельно и поодиночке заботиться о том, что составляет обыденность в странах капитализма, но от чего так отвыкли советские люди – о том,  как добыть пропитание на каждый день, где найти деньги на квартиру или на дом, что делать, если потеряешь работу. Наши перестроечные антисоветчики были людьми с тяжким повреждением сознания: рассуждая о благах капитализма, они даже не понимали, что блага эти – такие как невмешательство государства и общества в личную жизнь людей, свобода от давления авторитета и традиций имеют и оборотную сторону. Это - всеобщее наплевательское отношение друг к другу, необходимость самостоятельно, без помощи со стороны общества и государства выживать и абсолютная негарантированность такого выживания. Они хотели совместить несовместимое: советский коммунистический принцип обеспечения выживания всех и капиталистический принцип индивидуальной свободы и неограниченного обогащения, что напоминало стремление гоголевской невесты к жениху одного жениха присовокупить губы другого. Показательно, кстати, что даже в тех странах современного Запада, где достигнуты наибольшие успехи в социальном обеспечении – Швеции, Норвегии, Франции, как раз с либеральными свободами и с неограниченным обогащением дело обстоит не очень благополучно; роль государства в обществе очень велика, оно стремится контролировать все, и уж если оно платит пособие по безработице, то оно считает правомерным проверять: действительно ли человек не работает (к любому безработному в любое время могут прийти с проверкой социальные работники), а при помощи налогов состояния самых богатых людей урезаются и полученные деньги перераспределяются в пользу малоимущих слоев населения. В итоге бизнесменам становится даже невыгодным зарабатывать очень много, возникает тенденция уравнивания материального положения людей в некотором «среднем диапазоне». Как видим, это - закон, который распространяется не только  на советскую цивилизацию.

Тот факт, что советскую систему жизнеобеспечения наши антисоветчики  рассматривали как нечто естественное, подобное воздуху, которым дышишь, даже   не замечая этого, виден хотя бы из того, что те же люди, которые выступали за приватизацию экономики, затем, когда эта приватизация произошла, выходили на улицы с требованиями подавать в их дома горячую воду, электричество и тепло лишь на том основании, что они «тоже люди» и «тоже хотя жить».  Они не понимали, что если тепло стало товаром, то его нельзя требовать, его можно лишь купить, требовать можно только  свою долю от общинной собственности, которая принадлежит любому члену общины в силу самого факта его существования.

Что ж, бывшим советским людям пришлось дорого расплатиться за капиталистический, либеральный эксперимент. Резкий спад уровня благосостояния, ухудшение питания, здоровья населения,  бездомность, рост смертности - все это реалии посткоммунистического жизнеустройства. Если сейчас россияне и умудряются поддерживать скромный достаток, то за счет трех  факторов. Это   во-первых, - высокие цены на нефть на мировом рынке, которые дают такие прибыли новоявленным российским  капиталистам вкупе с госчиновниками, что перепадают крохи и народонаселению; во-вторых - наличие остатков советского жизнеустройства (до сих пор большинство живет в квартирах, полученных в советские времена от государства, на предприятиях кое-где сохраняется еще  столовые, дома отдыха, поликлиники, созданный в СССР ядерный щит остается до сих пор  надежным заслоном от внешнего нападения), и, наконец, в-третьих - активная взаимопомощь на общинных началах среди сотрудников, друзей, соседей, родственников, не дающая самым бедным окончательно «опуститься на дно». Тем не менее, с каждым годом для все больших и больших масс идеал советской коммунистической экономики становится притягательным и понятным. Думается, когда российский неокапитализм столкнется с проблемой мирового кризиса рынка нефти и газа и возникнет пропасть между положением богатых и бедных, когда окончательно разрушится советский жилой фонд и системы ЖКХ, и значительная часть населения, неспособная платить за ипотеки, образует армию бездомных,   переход к жизнеустройству реального коммунизма станет для бедных единственным путем к спасению. Нам еще предстоит возрождение реального коммунизма в виде обновленной советской цивилизации.