Очевидно, что стратегической целью социальной политики в нынешних условиях может быть только стимулирование рождаемости и экономической активности. Как показывает практика, лучше иметь развитую промышленность и нелояльное население, чем недоразвитую промышленность и очень лояльное население: в первом случае возможны варианты, во втором – «социальная гармония» ещё никого не спасала.
Начнём с наиболее фундаментального показателя. Общеизвестно, что низкие значения коэффициента Джини оказывают негативное влияние на экономическую активность населения. Соответственно, любые разговоры о «шведском» разрыве между богатыми и бедными есть идеологическая диверсия. В то же время, если усиленно трудящийся не ощущает сокращения разрыва между собой и «хай-классом», труд в значительной мере теряет смысл – всеобщая расслабленность в Латинской Америке объясняется не только отсутствием «протестантской» этики. Таким образом, разницу в доходах наиболее и наименее обеспеченного населения следует удерживать в строго определённых рамках. Очевидно, что 4-5 кратный разрыв далеко недостаточен; в то же время, 15 и более кратный «гап» явно чрезмерен.
Соответственно, следует обратиться к успешному опыту сталинской индустриализации. Начиная с 1931 года, квалифицированные рабочие получали в 4-8 раз больше, чем неквалифицированные; в свою очередь, оплата труда рабочих и аппарата управления соотносилась как 1/8-13. В приложении к нынешним реалиям это означает примерно 12-кратный разрыв между 10% наиболее и наименее обеспеченного населения.
Таким образом, введение прогрессивной шкалы НДФЛ действительно необходимо; однако степень «прогрессивности» должна быть ограниченной – либо должны существовать легальные пути уклонения от налога в обмен на выполнение неналоговых «повинностей». Так, одним из путей снижения бремени может стать участие в программах военной подготовки – формирование «качественного» резерва представляется душераздирающе актуальной задачей.
О непопулярных мерах
Другой важнейшей целью является преодоление кадрового голода в ключевых отраслях. Одной из его фундаментальных предпосылок является не дефицит рабочей силы как таковой, а система «отраслевых дисконтов»: места в бюджетном секторе и сфере услуг предпочитаются местам в промышленности даже при грандиозной разнице в зарплате. Как правило, эта разница действительно есть – но отнюдь не в пользу машиностроения и К. Объективно, сейчас заводы не могут на равных конкурировать за рабочую силу.
Сохранение такого положения неприемлемо – соответственно, необходима компенсация этих перекосов.
Для начала заметим, что пенсионный возраст всё равно придётся повышать – и существенно. Вопрос лишь в том, как именно это делать. Так, необходимо дифференцировать исчисление стажа по отраслевому принципу, подняв пенсионный возраст для занятых в сфере услуг и «бумажных» сегментах бюджетного сектора; в то же время занятые в промышленности должны получить заметное преимущество. При этом столь же необходимо существенно поднять пенсии работающим пенсионерам – особенно работающим в наиболее интересных отраслях.
Равным образом, необходимо отменить подоходный налог для малообеспеченных (до 25 тыс. руб.) – но лишь при условии, что неимущие трудятся в обрабатывающей промышленности. Далее, следует уменьшить темпы роста зарплат в непроизводственной сфере, введя для неё пологую шкалу ЕСН.
Ещё далее, следует самым радикальным образом сократить бюджетный сектор. Желающим пустить народолюбивую слезу следует помнить: каждый бюджетник, получающий фиктивную зарплату за фиктивный труд – это лишний иммигрант, которого придётся ввезти для заполнения «дыры» в реальном секторе. Между тем, например, в системе среднего образования собственно преподаванием занято 40% персонала; остальные 60% «обеспечивают процесс» – показатель, не имеющий аналогов даже в образцовых заповедниках бюрократии; между тем, качество образования падает параллельно с раздуванием штатов – и эта связь не случайна.
О проклятом вопросе
Вместе с тем, даже мгновенная реализация полноценной демографической программы не позволит избежать дефицита рабочей силы. Так или иначе, в ключевое для страны двадцатилетие численность трудоспособного населения будет быстро снижаться, а потребность в нём – быстро расти. Таким образом, иностранную рабсилу неизбежно придётся ввозить – вопрос лишь в том, как именно.
По сути, вариантов у нас два. Во-первых, можно нагородить труднопреодолимых барьеров под «национальными» лозунгами и фактически сделать ставку на не- и полулегальную иммиграцию ; количество трудовых мигрантов в этом случае уменьшится нерадикально, но в итоге мы получим малоквалифицированный и нелояльный сброд. Во-вторых, мы можем сделать ставку на организованное привлечение наиболее «удобных» иммигрантов; кроме всего прочего, одним фактом своего присутствия они лишат работы неудобных.
Теперь о «тактике». Разумеется, можно сделать упор на «вахтовое» привлечение рабочей силы. Однако, во-первых, труд «вахтовиков» менее всего эффективен как раз в ключевых отраслях промышленности, требующих высокой квалификации и устойчивой связи с предприятием. Во-вторых, при таком подходе Россия рискует остаться без изрядной части рабочих при первом же «обострении международной обстановки»; удерживать их силой – значит столкнуться с бунтами и саботажем. Соответственно, в приложении к сфере услуг и строительству «вахтовый метод» возможен и целесообразен; в случае с кадрами для промышленности речь может идти только о ПМЖ с последующим гражданством. При этом не может быть и речи о дискриминации и сверхэксплуатации – нам не нужна пятая колонна. Зато нам нужно, чтобы уже второе поколение иммигрантов можно было «безнаказанно» мобилизовать.
Начнём с «вахтовиков». Очевидно, что их доступ на рынок труда должен быть жёстко обусловлен членством страны-донора в «нашем» военно-политическом блоке (для начала речь идёт об ОДКБ). Далее, неуплата налогов в течение 2-х лет должна автоматически тянуть за собой депортацию с последующим запретом на въезд в РФ.
Теперь обратимся к ПМЖ-иммигрантам. Объективно, наш рынок труда гораздо менее привлекателен для квалифицированных кадров, чем рынок развитых стран. Соответственно, для привлечения профессионалов необходимо предоставить им гораздо более льготные условия въезда. Так, иностранные студенты, получившие в России техническую или медицинскую специальность, при желании должны получать гражданство автоматически: их квалификация весьма вероятна, а испытательный срок они уже прошли. Равным образом, необходимо сформировать список иностранных учебных заведений, диплом которых представляет интерес. Обладатели интересного документа должны беспрепятственно получать рабочую визу, а после 5 лет работы по специальности – гражданство.
Однако потребности промышленности, осторожно выражаясь, не ограничиваются дипломированными специалистами. Представляется, что основную ставку стоит сделать на привлечение гастарбайтеров из Вьетнама – они создают наименьшие проблемы и при этом наиболее эффективны; кроме того, их присутствие не связано с геополитическими рисками. Разумеется, планомерный ввоз рабочих рук требует создания определённой инфраструктуры в «стране-доноре». Так, следует профинансировать создание на местах сети «ПТУ», языковых курсов и специализированных бирж труда.
Прошедшие курс предварительной подготовки и получившие приглашение от работодателей должны беспрепятственно получить рабочую визу, а после 10 лет работы на любом из стратегически важных предприятий – гражданство.
При этом надлежит отсечь все способы получения гражданства, кроме стажа работы в ключевых отраслях (разумеется, за вычетом соотечественников).
О «неграх» и расизме
Очевидно, что вопрос о привлечении рабочей силы не может быть решён при нынешнем межнациональном фоне – даже идеальные гастарбайтеры в наших условиях превратятся в «пятую колонну».
Итак, сейчас в России наблюдается до крайности любопытный феномен. С одной стороны, власти, «национально мыслящий» элемент и широкие массы населения перемещаются на полусогнутых мимо действительно буйных инородцев; с другой – всячески изгаляются над оккупантами с метлой. Фактически нынешние усилия направлены на наказание лояльности – и поощрение агрессивности. При таком подходе странно не то, что кавказцы ведут себя нагло – странно, что вьетнамцы не ведут себя так же.
Соответственно, «подход» следует несколько изменить. «Этническая преступность» и «националистические» буйства должны преследоваться с равной беспощадностью – тем более, что наш «национализм» вовсе не является национализмом, а за «этническим» криминалом зачастую скрывается кое-что похуже обычной уголовщины.
Так, всякая «мобилизация» по этническому признаку, сопровождаемая насильственными действиями и направленная против законных прав представителей других национальностей есть нацизм независимо от того, оформлена она лозунгами или нет. Равным образом, любой намёк на этническую избирательность при совершении уголовных преступлений должен служить достаточным основанием для жесточайших репрессий. Далее, очевидно, что в случае, когда «диаспора» демонстрирует завышенный в разы уровень насильственных преступлений и при этом «уголовщина» направлена исключительно на представителей других этнических групп – мы имеем дело с консолидированным сообществом, поднявшим мятеж. Причём мятеж нацистский.
Мятежи должны подавляться. Соучастие в них должностных лиц в форме действия или бездействия должно караться методами, доходящими до садизма.
Равным образом, необходимая самооборона на фоне бездействия «органов» не может быть наказуема.
В то же время наезды на оккупантов с метлой и, тем более, гаечным ключом должны преследоваться с максимальной жестокостью. Лояльность должна гарантировать безопасность, а не наоборот. Соответственно, всё, что было сказано выше о неспровоцированной мобилизации и уголовной избирательности, относится не только к меньшинствам, но и к представителям большинства.
При этом следует учитывать, что цена вопроса отнюдь не сводится к интеграции гастарбайтеров. Как было замечено выше, текущие «националисты» мало того, что не русские националисты – они не националисты вообще. Так, ни один нормальный националист не ставит целью расчленение своей страны – между тем, у наших борцов отделение от очередного нефтеносного «подбрюшья» является идеей-фикс. Объективно, теоретики Русистана представляют собой потенциальную пятую колонну – если только ей не являются.
Интересы выживания требуют, чтобы нацисты уничтожались независимо от национальности.
О пользе неуклонных казней
Займёмся теперь правоохранительными вопросами – тем более что некоторыми местами они имеют самое прямое отношение к дефициту рабочей силы. Для начала немного истории и теории.
Итак, «англосаксонский» подход к уголовному праву сводится к следующему. Как правило, за первое преступление назначаются относительно мягкие наказания; однако при каждом последующем рецидиве ответственность всё более ужесточается. В итоге получаются приемлемые результаты даже в самых неподходящих условиях. Напротив, в СССР неуклонно сажали просто за сам факт нарушения социалистической законности – но при этом «надеялись», что после очередного срока рецидивист непременно встанет на путь исправления. В итоге ответственность за рецидив была слабой, а судимости быстросъёмными. Далее, избыточность посадок вынужденно компенсировалась систематическими амнистиями, что сильно шло на пользу криминальной психологии. В итоге уголовная субкультура неплохо себя чувствовала в обществе с тотальным контролем и гомеопатическими товарно-денежными отношениями.
Затем в России наступила эра истинно «англосаксонской» экономики при сохранении советского УК; как следствие, зоны несколько переполнились. Далее либеральная общественность и МВД в едином порыве решили разгрузить тюрьмы. В итоге ответственность за первые и мелкие преступления была ослаблена на западный лад, зато ответственность за рецидив стала… ещё более «советской». Как следствие, разгруженные зоны быстро наполнились до исходного состояния - уровень насильственных и корыстно-насильственных преступлений растёт на 7-8% в год.
По этому поводу либерально-МВДшная мысль предлагает ослабить ответственность ещё более (декриминализация преступлений с ущербом до 30 тыс. и т.п.). Первые шаги уже сделаны – так, отныне каждый день пребывания в СИЗО идёт за два дня в колонии общего режима. Де-факто, Минюст тихой сапой переписал весь УК, резко сократив сроки за преступления средней и малой тяжести. Разумеется, всё это обосновывается ссылками на издержки содержания здоровых мужиков за колючей проволокой и демагогией по поводу миллиарда и мешка картошки. Заметим, что за мешок давно не сажают – и это своеобразно повлияло на облик нашей деревни.
Иными словами, либеральный идеал выглядит так: если ты открутил колесо у одного из двух «Мерседесов» Барщевского, ты сядешь надолго; если ты украл последний мешок картошки у пенсионерки – тебе ничего не будет. Понятно, что Барщевский не прочь переключить внимание со своих колёс на более дешёвые (до 30 тыс.); но куда деваться тем, у кого нет двух «Мерседесов»?
Впрочем, это лирика. Итак, нас стращают расходами на содержание заключённых и ужасами изъятия из экономики бесценных рабочих рук. Попробуем подсчитать издержки их содержания за пределами колоний.
Сейчас в России наличествует 3 млн. охранников и почти 2 млн. правоохранителей (15% трудоспособного мужского населения); при этом по крайней мере 3 млн. «защитников» являются избыточными при нормальном уровне преступности. Иными словами, каждый непосаженый «трудовой ресурс» изымает из экономики трёх потенциальных работников. Теперь попробуем оценить прямые финансовые издержки. Цинично переведя на деньги цену жизни, мы обнаружим, что только разгул убийств стоит стране до 15 млрд. долл. в год. Издержки, связанные с безопасностью – то же содержание охранников – опять таки измеряются миллиардами. Почти безнаказанное воровство ложится непомерной нагрузкой на мелкий бизнес и фермеров – последние просто не сеют больше, чем в состоянии охранять.
Это текущие издержки. Теперь о потенциальных рисках. Так, очевидно, что в случае малейших неурядиц страна молниеносно превратится в ад кромешный; между тем, shit happens. Далее, не следует забывать, что традиционный криминалитет является носителем весьма разработанной и весьма специфической идеологии. Напомним, что во время войны на фронт шли «суки» - а «правильные» воры их многообразно осуждали; зато с нацистами уголовный элемент сотрудничал с поразительным энтузиазмом (см. например, «бригада Каминского»). Комментарии излишни.
Соответственно, необходимо
А) сохранить санкции за первое преступление на прежнем уровне.
Б) резко усилить ответственность за рецидив и удлинить сроки снятия судимости. Это касается и условных сроков – судимость за них должна сниматься так же, как и за «безусловные»; нынешняя практика «склероза» здесь неуместна.
В) прибегнуть к «отложенной криминализации» серьёзных административных правонарушений – грубо говоря, при систематическом совершении некоторых административных подвигов ответственность за них становится уголовной.
Так, сейчас карманника можно поймать, но практически невозможно посадить – размер краденного почти всегда меньше уголовно наказуемого. Соответственно – да здравствует сложение!
Г) исключить амнистии
Д) в случае если преступность в регионе превышает разумные пределы – вводить комендантский час для лиц с неснятыми судимостями.
Теперь о финансовых трудностях. Для начала напомним, что при Л.И.Брежневе зэки создавали до 8% советского ВВП. Иными словами, «новички» могут отбывать наказание в своём регионе и работать добровольно; напротив, рецидивисты должны сидеть там, где нужен ударный труд – и работать принудительно. Заодно это позволит отделить бытовиков от квалифицированных урок.
Разумеется, в отношении рецидивной преступности не может быть и речи о моратории на смертную казнь; напротив, в этой части советская расстрельная практика должна быть полностью восстановлена.
О национальном ответе
Наша позиция по «автономному» вопросу такова: сепаратизм и этнократия не должны окупаться, лояльность – должна.
Как следствие, совершенно необходимо «снести» всю нынешнюю татарскую, башкирскую и якутскую элиту до глав сельсоветов включительно и предотвратить формирование новой на началах этнократии. Вряд ли стоит уточнять, что «снос» должен быть дополнен экспроприацией. Равным образом необходимо ограничить права автономий, проявлявших сепаратистские тенденции, сроком на 25 лет. В свою очередь образования, сохранившие твёрдую лояльность в 90-е, следует по меньшей мере оставить в покое. Как максимум, их требуется всемерно поощрить – верность в критической ситуации заслуживает а) уважения б) награды.
Наша позиция по ичкерийскому вопросу сводится к следующему. Нынешняя тактика компромисса с чеченскими националистами неприемлема – хуже того, она смертельно опасна.
Начнём с собственно тактики. Существование слабо контролируемого и потенциально враждебного анклава могло бы быть терпимо в спокойное время и в спокойном месте. Между тем, уже в обозримом будущем за Кавказским хребтом будет присутствовать не грузинская «армия», а войска НАТО; в то же время напряжённость будет только нарастать. Соответственно, консервация нынешнего положения есть фактический курс на создание плацдарма для враждебного проникновения на Юг России.
Теперь о стратегии. Возможно, идея заменить басаевцев дудаевцами представляется кому-то остроумной, однако на практике это юмор весьма дурного свойства. Объективно, не существовало и не существует никаких предпосылок для массового распространения ваххабизма за пределами Северного Кавказа; в то же время предпосылок для распространения национал-сепаратизма у нас как грязи. Соответственно, замещая фундаменталистов националистами, Кремль избегает сиюминутных потерь – но создаёт монументальные предпосылки для распада страны.
Далее, не следует забывать, что слово «национализм» в приложении к ичкерийской идеологии – это явный эвфемизм. Так, достопамятный лозунг «русские, не уезжайте – нам нужны рабы» есть откровенный продукт развитого национал-социализма; при том, лозунги не расходились с действительностью: чеченское национальное возрождение увенчалось полной зачисткой «своей» территории от всего невайнахского населения до дагестанцев включительно.
Между тем, безнаказанность чеченского нацизма есть фактическое поощрение всех остальных наци.
Чеченцы должны быть лишены даже тени самоуправления на ближайшие лет тридцать и существенно ограничены в дальнейшем. Тем более не может быть и речи о привилегиях в стиле «чеченских квот» на поступление в вузы или эксклюзивного финансирования. Сепаратизм должен караться, а не приносить дивиденды.
Безусловно, жёсткая политика потребует денег и жертв; однако политика «доброты и слабости» в конечном итоге потребует их гораздо больше.
О милитаризме
Для начала внесём ясность в два «теоретических» вопроса.
Начнём с теории бесконтактных войн (вар. «война боеголовок»). Среди продвинутого населения её принято считать последним писком; между тем, сходные разговоры идут уже лет 500. Наиболее передовые теоретики ещё в 1490-х указывали, что вскоре сражения сведутся к поединкам пушек; как нетрудно заметить, теоретики поторопились. Безусловно, стандартная дистанция боя растёт и будет расти; однако сейчас она, осторожно выражаясь, далека от «межконтинентальной», и останется таковой в необозримом будущем. Соответственно, все рассуждения о «войне боеголовок» следует признать шизофреническими: сейчас боеголовки без солдат стоят не больше, чем солдаты без боеголовок.
Продолжим с теорией «мобильных компактных и профессиональных армий», которым – теоретически – предстоит доминировать на полях будущих сражений. Сразу заметим, что Фуллер и Сект выступали с подобной концепцией ещё в межвоенный период; при том, по состоянию на 1939 она выглядела на порядок более основательно, чем в 2008. Тогда танки и авиация третировали почти беззащитную перед ними пехоту. Так, зенитные орудия как основное средство ПВО и противотанковые как средство ПТО, мягко говоря, не отличались эффективностью. Фактически единственным действенным средством борьбы с танком являлся другой танк, и то же самое относилось к ВВС. Тем не менее, избежать формирования многомиллионных армий не удалось даже англосаксам.
Как нетрудно заметить, сейчас роль субъекта с гранатомётом, ПТРК и ПЗРК возросла до последней крайности, а новые средства защиты увеличили его боевую устойчивость. Столь же неостроумными представляются и рассуждения о том, что усложнение вооружений отсечёт основную массу потенциальных рекрутов от поля боя.
Иными словами, слухи о конце массовых армий несколько преувеличены. Ещё более иными словами, в будущих войнах на континенте столкнутся армии колоссальной численности – и к этому надо быть готовыми. Соответственно, сохранение призывной системы неизбежно. Далее, необходимо создать подготовленный резерв численностью не менее 15 млн. человек. Из этого следует необходимость а) вовлечения населения в программы военного обучения б) создания «территориальной армии» (национальной гвардии). Меры по поощрению «военной активности» достаточно очевидны – это налоговые льготы, софинансирование государством страховых накоплений, ипотеки и т.д.
Некоторые бонусы должны получить и работодатели – они должны быть заинтересованы в участии сотрудников в программах военной подготовки.
Примечание – это не означает отказа от наращивания численности профессиональных формирований – напротив, её следует увеличить.
Разумеется, масштабный рост военных расходов абсолютно необходим. Так, необходимо не жалеть средств на создание конкурентной среды в ВПК – сиюминутная экономия за счёт монополизации неизбежно обернётся раздуванием издержек и – главное – падением качества вооружения. Собственно, она уже «обернулась». То, что мы видим сейчас – это проедание «Рособоронэкспортом» советского задела при ускоренной качественной деградации.
Равным образом, нынешний курс «модернизация вместо новых разработок» прямо преступен. Разумеется, можно до бесконечности истязать старые платформы, в очередной раз переименовывая Су-27; однако к моменту «большого обострения» советские агрегаты успеют безнадёжно устареть, а бесконечные апгрейды в конечном счёте обойдутся дороже, чем новые машины. Соответственно, все ресурсы следует бросить на принципиально новые разработки. При этом, в нынешних условиях технологический рывок невозможен без привлечения в ВПК вменяемого частного капитала; очевидно также, что необходимой предпосылкой этого является постепенная демонополизация внешней торговли оружием.
Об империализме
Начнём с тактики. Как было замечено выше, в случае с враждебным поглощением ближнего зарубежья ценой вопроса является независимость – а следовательно, выживание. Соответственно, необходимо любыми способами противодействовать расширению НАТО на постсоветском пространстве. Если для этого придётся вручить ядерную бомбу Тегерану и пообещать Чавесу – да будет так. Если для этого понадобится римейк Карибского кризиса – его надо организовать. Тем более не может быть и речи о трепетном отношении к территориальной целостности республик, намеренных вступить в альянс.
Теперь о стратегии. Следует понимать, что даже весьма быстрое интенсивное развитие не позволит достичь уровня безопасности без привлечения экстенсивных факторов. В переводе на человеческий язык это означает: «империя» должна быть восстановлена.
Займёмся геополитикой. Итак, все наличные «стратегии» в этой области сводятся к А) более или менее откровенному «западничеству» Б) изоляционизму, густо замешанному на иррациональном жлобстве.
Начнём с Б). Попытки впасть в невмешательство и отгородится от внешнего мира забором возможны – проблема в том, что забор окажется виртуальным.
Во-первых, постсоветское пространство представляет собой «паззл» - утрата преобладающего влияния в сопредельных странах равносильна утрате суверенитета со всеми вытекающими отсюда последствиями. При этом нам не удастся вечно поддерживать те же Белоруссию и Украину в подвешенном состоянии – либо они будут интегрированы Россией, либо её потенциальными противниками.
Во-вторых - и это главное – мы не сможем удержать независимость, территорию и ресурсы, опираясь только на собственные силы. Собственно говоря, нам не удастся даже просто выжить.
Таким образом, единственно возможной для России является стратегия наступательного изоляционизма. Речь идёт о том, чтобы
А) сконцентрировать под своим контролем ресурсы, достаточные для проведения политики «тяжеловооружённого» нейтралитета
Б) после этого впасть в «изоляционизм» и невмешательство – задача борьбы за глобальную гегемонию перед нами, осторожно выражаясь, не стоит.
Впрочем, устроившись на берегу глобальной реки, мы, возможно, увидим, как по ней проплывут трупы наших врагов. Однако для этого необходимо «сесть» как можно выше – в противном случае река понесёт наш совокупный труп.
Разумеется, выгодная позиция будет чего-то стоить. Однако за её отсутствие придётся заплатить непомерную цену.
Теперь попробуем отрешиться от идейного жлобства и встать на позицию шкурного интереса.
Так, очевидно, что мы при всём желании не сможем сразу закачать в экономику все сырьевые доходы и госзаначки. Соответственно, возможны два варианта использования излишков.
А) Держать их в американской макулатуре, финансируя штатовский ВПК и наблюдая, как миллиард за миллиардом съедаются отрицательной доходностью макулатуры.
Б) Создать прибыльные активы в зависимых странах. В итоге к моменту, когда сырьевых денег будет уже недостаточно, наша экономика получит дополнительный источник средств, которые можно будет направить на финансирование военных расходов.
Если целью российской политики не является сбережение американского народа, следует предпочесть вариант Б).
Далее, как было замечено выше, сверхобеспеченность России сырьём представляет собой очередную мифологему. После распада СССР у нас практически отсутствуют ресурсы, гарантированный доступ к которым необходим для обеспечения элементарной безопасности. Так, наличные запасы марганца ничтожны и перспектив их значительного увеличения не видно; между тем, без марганца нет чёрной металлургии, а без чёрной металлургии - всего остального. Запасы урана есть, но они далеко не достаточны даже для развития атомной энергетики; между тем, масштабное наращивание ядерных вооружений неизбежно.
Ещё далее, относительно независимую и при этом развитую экономику нельзя построить в стране со 140 млн. населением; условием экономического суверенитета является наличие как минимум 300 миллионного «пространства».
При этом запас времени крайне ограничен – по мере роста сырьевых цен каждый шаг России на постсоветском пространстве будет сталкиваться со всё большим противодействием. Уже в среднесрочной перспективе оно станет непреодолимым.
О заинтересованных лицах
Согласно ортодоксальным взглядам, любые попытки восстановления «империи» означают фатальный для нас конфликт с глобальными игроками. Действительно, в краткосрочной перспективе рост напряжённости неизбежен; однако насколько это суждение справедливо в приложении к перспективе стратегической?
Разберёмся. В конечном итоге отношение глобальных игроков к факту существования России зависит от того места, которое она будет занимать в новом биполярном мире. Начнём с США. Проблема в том, что нынешние разногласия между республиканцами и демократами не носят чисто декоративного характера – речь действительно идёт о конкуренции двух стратегий взаимодействия с новыми центрами силы.
Итак, в предельно утрированной форме стратегия демократов сводится к следующему: вывезти в Китай промышленность и, демократизировав режим, конвертировать экономическое господство в политический контроль. Разумеется, программа предусматривает известный компромисс с Поднебесной, не затрагивающий основ американской гегемонии. Роль жертвы компромисса отчасти отведена восточноазиатским союзникам США, но прежде всего – постсоветскому пространству. Отсюда склонность проамериканских диссидентских группировок поднимать на щит территориальные претензии к РФ. Пока утопичность этой стратегии неочевидна, однако через пару электоральных циклов неадекватность демократов станет явной.
Напротив, республиканцы, за которыми стоит капитал старых отраслей, склонны к жёсткому противостоянию с КНР – и их стратегия будет снова востребована уже лет через 10. Какое место в ней занимает Россия? Скажем прямо – специфическое.
Повторимся. Фактически ценность современной России как противовеса тому же Китаю отрицательна. С одной стороны, уже сейчас соотношение сил между РФ и КНР примерно соответствует «балансу» между покойной Чехословакией и РФ – и будет становиться всё хуже. С другой, при сохранении у России остатков суверенитета всегда возможна ситуация, когда потоки сырья будут переориентированы на Восток; между тем, ослабление зависимости от морских поставок радикально усилит позиции Поднебесной в «диалоге» с США. При том, у янки есть обоснованные сомнения в способности Москвы противостоять возможному нажиму КНР.
Соответственно, по мере обострения отношений с Пекином существование РФ будет представляться Вашингтону всё менее целесообразным.
Разумеется, республиканцы предпочтут увидеть на её месте конгломерат жёстко контролируемых резерваций. Однако они смирятся и с существованием империи, способной стать противовесом Китаю – хотя будут жёстко препятствовать её консолидации. РФ в её нынешнем формате их категорически не устраивает: она излишне «независима» - и при этом слишком слаба.
Теперь заглянем в Пекин. Разумеется, китайцы предпочли бы установить непосредственный контроль над ресурсами постсоветского пространства; однако «вторжение» туда означает возникновение второго фронта противостояния с Западом – причём КНР будет иметь на нём не лучшие позиции. Соответственно, китайцев вполне устроит и надёжный тыл, стоящий на позициях прочного нейтралитета. В то же время, неспособность России противостоять экспансии и давлению НАТО автоматически ставит Пекин перед необходимостью натиска на север и запад – тем более, что к этому подталкивает ресурсный голод.
Иными словами, глобальные игроки предпочтут видеть во внутренней Евразии набор резерваций, но смирятся и с существованием империи. Россия в её нынешнем формате не устроит их ни при какой погоде – а значит, обречена.
Авантюристическая стратегия «сосредоточения» уже стоила нам появления Германской империи в ХIХ-м веке и соответствующих морей крови в ХХ-м. На этот раз мы так легко не отделаемся.
Уклоняясь от мелких неприятностей, страна бодро идёт на встречу крупным – и с этой дороги пора сворачивать.
Е.Пожидаев
| © Интернет против Телеэкрана, 2002-2004 Перепечатка материалов приветствуется со ссылкой на contr-tv.ru E-mail: |