Теперь пришла пора разобраться с мотивами, двигавшими Мальтусом при написании книги. Учёный спорил с двумя устоявшимися течениями общественной мысли. Первое было связано с популярными тогда утопическими проектами преобразования общества на гуманистических началах экономического равенства и/или политической свободы. Второе – с устоявшимся представлением, что благополучие государств напрямую зависит от его населённости, и чем больше население, тем лучше государю и народу. Обе идеи так или иначе претворялись в жизнь, и приходской священник Томас Роберт Мальтус, будучи человеком крайне наблюдательным и образованным в гуманитарных науках, замечал, что далеко не всегда их воплощение приводит к обещанным хорошим последствиям. Французская революция, пытавшаяся обеспечить свободу, равенство и братство, обернулась бедствиями для Франции и окружающих стран. Принятие в Англии законов о бедных, наладивших систему социальной поддержки неимущих за счёт состоятельных сограждан и поощрявших высокую рождаемость, несмотря на постоянно растущие суммы, перераспределяемые в пользу бедных, не позволили сократить пауперизацию.

Мальтус поставил под сомнения сами идеи, лежавшие в основе утопических проектов, социальной помощи, в задаче демографического роста.  Он опирался на уже вскрытые до него закономерности, связанные с так называемой убывающей отдачей: в странах Западной Европы прирост населения, при сохранении одного и того же технологического уровня, не позволял точно так же увеличить производство продовольствия. Приходилось занимать под сельскохозяйственное производство менее плодородные участки, либо применять более трудоёмкие интенсивные технологии уже обрабатываемых земель. В результате каждая новая единица продовольствия производилась со всё большими усилиями. И рост населения не приводил к повышению благосостояния. Следовательно, задача роста населения тоже неверна. Он иллюстрирует это следующим примером (пусть даже и ошибаясь отчасти в трактовке исторических событий):

«В более ранние времена, когда война была главным занятием людей и когда причиняемое ею уменьшение населения было несравненно больше, чем в наши дни, законодатели и государственные люди, постоянно озабоченные изысканием средств для нападения и обороны, считали своей обязанностью поощрять всякими мерами размножение населения; для этого они старались опозорить безбрачие и бесплодие и, наоборот, окружить почетом супружество. Народные верования слагались под влиянием этих правил. Во многих странах плодовитость была предметом поклонения. Религия Магомета, основанная мечом и путем значительного истребления своих правоверных последователей, установила для них в виде важнейшей обязанности стремление к нарождению как можно большего числа детей для прославления их Бога. Такие правила служили могущественным поощрением супружеств, а вызванное ими быстрое возрастание населения являлось одновременно и следствием, и причиной постоянных войн, отличающих этот период человечества. Местности, опустошенные предшествовавшей войной, заселялись новыми жителями, которые предназначались для образования новых армий, а быстрота, с которой производились наборы, являлась причиной и средством для новых опустошений. При господстве таких предрассудков трудно предвидеть конец войнам».

Не Мальтус первым указал на прямую связь между неблагополучием населения со степенью перенаселённости страны. Например, ещё до Мальтуса вышла историлогическая работа Джозефа Таунсенда, в которой излагалась теория о взаимосвязи демографических колебаний и благосостояния [6], критиковались законы о бедных. Заслуга Мальтуса по сравнению с предшественниками состояла в том, что он, во-первых, сформулировал проблему народонаселения в доступной и ясной публицистической форме, во-вторых, сделал из теории неизбежные нормативные выводы, которые до него сделать не решались.

Главный вывод состоял в том, что какое бы улучшение распределения и/или повышение производительности ни происходило, оно не позволит увеличить количество средств существования с той же высокой скоростью, с которой может расти население без ресурсных ограничений. Следовательно, те или иные препятствия для роста населения, в долгосрочной перспективе, будут действовать всегда. Но в силах человека выбрать либо более благожелательный путь – сокращение рождаемости, – либо бедственный путь– увеличение смертности через голод, болезни и войны. Если человечество сможет удержать рождаемость на таком уровне, чтобы средств существования хватало для всех, то сможет побороть нищету и многие другие социальные бедствия. Если оно этого сделать не сможет, то даже самый чудесный рост производительности и социальные реформы, эффект которых в долгосрочном плане станет отставать от максимально возможного роста населения, не позволят покончить с нищетой большинства населения. И этот вывод бесспорен.

«Если при настоящем положении всех исследуемых нами обществ естественное возрастание населения постоянно и неуклонно сдерживалось каким-либо препятствием; если ни лучшая форма правления, ни проекты выселений, ни благотворительные учреждения, ни высшая производительность или совершеннейшее приложение труда, - ничто не в силах предупредить неизменного действия этих препятствий, тем или иным образом удерживающих население в определенных границах, то из этого следует, что порядок этот есть закон природы и что ему необходимо подчиняться; единственное обстоятельство, предоставленное в этом случае нашему выбору, заключается в определении препятствия, наименее вредного для добродетели и счастья.

Все рассмотренные нами препятствия, как мы видели, сводятся к следующим трем видам: нравственному обузданию, пороку и несчастью. Если наша точка зрения справедлива, то в выборе между ними не может быть сомнения.

Если возрастание народонаселения неизбежно должно быть сдержано каким-либо препятствием, то пусть лучше таковым окажется благоразумная предусмотрительность относительно затруднений, порождаемых содержанием семьи, чем действие нищеты и страданий».

Во избежание кривотолков, Мальтус подчёркивает благую цель предлагаемой меры:

«Но если мне удалось разъяснить моим читателям главную цель этого сочинения, они без труда поймут, что, советуя не рожать большего числа детей, чем какое может быть прокормлено страной, я желаю достигнуть именно того, чтобы все рождающиеся дети были накормлены и воспитаны. По самой сущности вещей невозможно оказать бедным какое бы то ни было вспомоществование, не поставив их тем самым в возможность сохранить лучше своих детей и большее их число довести до зрелого возраста. Но это-то именно и желательно более всего, как для всего общества, так и для отдельных людей. Потеря ребенка вследствие нищеты неизбежно сопровождается глубокими страданиями родителей. Рассматривая же вопрос с точки зрения общественного интереса, необходимо признать, что всякий ребенок, умирающий ранее десятилетнего возраста, причиняет обществу потерю всего потребленного им продовольствия. Поэтому наша главная цель во всяком случае должна заключаться в уменьшении смертности во всех возрастах, а достижение подобной цели невозможно без увеличения населения путем доведения до зрелого возраста тех детей, которые прежде погибали, не достигнув его. С этой целью мы прежде всего должны глубоко запечатлеть в памяти нарождающегося поколения следующее правило: если оно желает воспользоваться теми же удобствами, которыми пользовались его родители, оно обязано отложить время своего вступления в брак до той поры, пока не приобретет возможность содержать семью. Если же нам не удается достигнуть этого, то нужно сознаться, что всякие другие усилия наши в этом направлении будут напрасной потерей времени. Было бы противно законам природы, если бы происходило общее и непрерывное улучшение положения бедных, без того, чтобы предупредительные препятствия для размножения населения не приобрели большей против прежнего силы. До тех пор, пока это препятствие не станет действовать с большей силой, все наши великодушные усилия в пользу бедных не будут в состоянии принести им ничего иного, кроме частного и временного облегчения. Уменьшение смертности в данную минуту будет искуплено возрастанием смертности в будущем; улучшение положения бедных в одном месте будет сопровождаться соответственным ухудшением в другом. Эта важная, но плохо усвоенная истина требует беспрестанного повторения».

Дальнейшие рассуждения Мальтус строил на том, чтобы обеспечить сокращение рождаемости в точности до того уровня, при котором средств существования всё ещё будет хватать на всех членов общества. Не предвидя эффективных противозачаточных средств и считая существовавшие порочными, Мальтус предлагал достичь этого с помощью поощрения населения к заключению браков только в таком возрасте, при котором супруги смогут прокормить ожидаемое количество детей до вступления во взрослую жизнь. Предлагаемая Мальтусом реформа социальной политики подчинялась этому требованию.

К этой мысли Мальтус подводит читателя, отчасти повторяя ход предыдущих рассуждений, через критику одного из утопических проектов переустройства общества:

«Через все сочинение Годвина проведена та мысль, что все пороки людей и бедствия, поражающие человечество, проистекают из несовершенства общественных учреждений. В этом заключается его главная ошибка. Если бы мнение Годвина было справедливо, мы вправе были бы надеяться на то, что бедствия со временем будут устранены из человеческого общества и это благотворное преобразование будет достигнуто одной только силой разума. В действительности бедствия, причиняемые даже несомненно вредными общественными учреждениями, крайне ничтожны сравнительно с несчастиями, порождаемыми человеческими страстями и естественными законами.

Я уже разоблачил заблуждение людей, утверждающих, что даже чрезмерное возрастание населения не может причинить нищеты и бедствий, пока будет возрастать количество произведений земли. Но, допустим, что годвинова система равенства осуществилась, и посмотрим, не испытает ли человечество бедствий даже при столь совершенной общественной организации. Предположим, что в Великобритании устранены все причины, порождающие пороки и бедствия: прекращены войны и нездоровые занятия, нет более разврата и вредных развлечений, население равномерно распределено по всему острову на фермах и в деревнях, устранены скученность и нездоровые условия жизни в городах, наступило всеобщее равенство, изготовление предметов роскоши заменилось равномерным распределением между всеми неотяготительного земледельческого труда. Предположим, что число жителей на всем острове и количество средств существования те же, что в настоящее время, и что, вследствие всеобщей взаимной любви и полной справедливости, эти средства распределяются по мере потребностей каждого члена общества. Предположим далее, что отношение между полами основано на безусловной свободе, как того желает Годвин. Он не допускает, чтобы такая свобода вызвала беспорядочную перемену связей, и с этим можно согласиться, так как в этом отношении склонность к разнообразию есть стремление, порочное и противное человеческой природе, следовательно, недопустимое в обществе, отличающемся простотою нравов и добродетелями. Вероятно, каждый человек изберет себе подругу, и их союз будет продолжаться до тех пор, пока оба лица будут подходить одно к другому, причем воспитание нарождающегося поколения будет составлять предмет общественного попечения, как предлагает Годвин.

Признаюсь, я не могу себе представить общественного строя, более благоприятного для размножения населения… Такие условия, несомненно, должны вызвать беспримерно быстрое увеличение населения. Я уже имел случай приводить доказательства того, что некоторые страны при менее благоприятных чем описаны выше, условиях удваивают свое население каждые пятнадцать лет, но чтобы придать большую убедительность нашим вычислениям, допустим, что население описываемого идеального общества будет удваиваться лишь через каждые двадцать пять лет.

Уравнение имуществ вместе с направлением труда к земледельческим занятиям, как мы предположили выше, несомненно, должно значительно увеличить количество произведений страны; но и при этих условиях человеку, знакомому со свойствами почвы и степенью ее плодородия, трудно согласиться, чтобы в 25 лет можно было удвоить количество ее произведений. Единственным для этого средством являлось бы обращение под пахоту лугов и пастбищ и полное почти отречение от животной пищи. [По вычислениям Маки, для удовлетворения населения Великобритании растительной пищей достаточно 2 412 746 акров хорошей земли, между тем как прокормление того же населения животной пищей потребовало бы 44 475 478 акров.] Но такая мера решительно неосуществима ввиду того, что почва Великобритании не может без удобрения давать достаточных урожаев, следовательно, содержание скота для доставления этого удобрения безусловно необходимо.

Но, как бы это ни казалось трудно осуществимым, допустим, что усилиями людей достигнуто удвоение произведений земли к концу двадцатипятилетнего периода. Таким образом, по истечении этого периода пища, хотя преимущественно растительная, будет добыта в количестве, достаточном для прокормления населения, также удвоившегося за это время и достигшего 22 миллионов человек. Мы уже знаем, что в следующий двадцатипятилетний период население вновь удвоится, а между тем при знакомстве с условиями земледелия решительно нельзя допустить предположения, чтобы в течение этого второго двадцатипятилетия производство земли могло вновь усилиться на такое количество, как в первом периоде. Тем не менее можно допустить и это предположение, как бы оно ни казалось невероятным, ввиду того, что сила моего доказательства дает возможность делать беспредельные уступки. Но, несмотря на эту уступку, оказывается, что к концу второго периода 11 миллионов человек останется без пищи, так как население возрастает до 44 миллионов, а средств существования хватит лишь для 33 миллионов.

Итак, во что же обратится картина общества, члены которого жили в довольстве, не имея надобности тревожиться о средствах для своего существования, свободные от узкого эгоизма, отдавшиеся умственным интересам и не думавшие о презренных материальных нуждах? Блестящее создание воображения исчезает, как только к нему прикоснется свет истины! Нетрудно предвидеть, что произойдет с идеальным годвиновым обществом: нужда заглушит чувство взаимной любви между его членами, дурные страсти вновь обнаружатся и проснется присущий людям инстинкт самосохранения; жатва будет сниматься прежде, чем созреет хлеб, и станет принадлежностью того, кто успеет раньше захватить ее, не заботясь о других, нуждающихся в ней. Вслед за насилием и обманом придут все порождаемые ими пороки, и, наконец, личный интерес станет опять царить среди людей, заглушая всякие другие побуждения. Во всем этом не принимает участия ни одно из общественных учреждений, влиянием которых Годвин объясняет все пороки испорченных людей. Мы видели, что не эти учреждения вызвали антагонизм между общественным и личным благом. Взаимная любовь руководила всеми поступками людей и тем не менее через каких-нибудь пятьдесят лет неумолимый закон природы, без всякого участия дурных общественных учреждений, вызвал вновь насилие, обман, нищету и все гнусные пороки, бесчестящие современное общество».

Надо сказать, что Мальтус не отвергает с порога любой проект социального переустройства, а отвергает только те проекты, которые, в соответствии с его моделью народонаселения, не устранят в долгосрочной перспективе крайней нужды в средствах существования. Утопию Годвина он отвергал именно потому, что она, хотя и обещает облегчение положения бедных в ближайшем будущем, усугубит проблему некоторое время спустя. Скорее всего, он принял бы «на ура» самые социалистические меры, если только они не усугубляют перенаселение и вызванные им бедствия в странах с недостатком ресурсов. Об этом, в частности, говорит его поддержка проектов всеобщего образования (см. ниже). И вполне благосклонно его отношение к временным решениям, смягчающим проблему в краткосрочной перспективе и хотя бы не ухудшающим положения в долгосрочном. Таково его отношение к эмиграции избыточного населения из Великобритании в недонаселённые колонии:

«Таким образом, необходимо признать несомненным, что выселение безусловно недостаточно для устранения бедствий, порождаемых чрезмерным размножением населения. Но если смотреть на него как на временную и частную меру, предпринятую для распространения культуры, то выселение оказывается пригодным и полезным. Быть может, нельзя доказать, что правительства обязаны деятельно поощрять его, но не подлежит сомнению, что запрещение выселений не только несправедливая, но и крайне ошибочная мера».

К чести пастора, надо сказать, что он видел моральные и культурные проблемы, возникающие при эмиграции, например:

«Правда, на земном шаре в настоящее время имеется еще много необработанных и почти незаселенных земель; но можно оспаривать наше право на истребление рассеянных по ним племен или на принуждение их к заселению отдаленнейших частей своих земель, недостаточных для их прокормления. Если бы мы хотели прибегнуть к распространению среди этих племен цивилизации и к лучшему направлению их труда, то для этого нужно было бы употребить много времени; а так как в течение этого времени возрастание средств существования будет сопровождаться соразмерным увеличением населения этих племен, то редко может случиться, чтобы таким путем разом освободилось значительное количество плодородных земель, могущих поступить в распоряжение просвещенных и промышленных народов. Наконец, как это случается при учреждении новых колоний, население последних, быстро возрастая в геометрической прогрессии, вскоре приходит к своему наивысшему уровню. Если, в чем нельзя сомневаться, население Америки будет постоянно возрастать, хотя бы даже с меньшей быстротой, чем в первый период заведения в ней колоний, то туземцы будут постоянно оттесняться вглубь страны, пока, наконец, их раса не исчезнет совершенно.

Эти соображения до известной степени приложимы ко всем частям земного шара, где земля недостаточно хорошо возделывается. Но ни на одну минуту не может прийти в голову мысль об уничтожении и истреблении большей части жителей Азии и Африки. Цивилизовать же различные племена татар и негров и руководить их трудом представляется, без сомнения, долгим и трудным делом, успех которого притом изменчив и сомнителен».

Поэтому можно утверждать, что, по крайней мере, на фоне своих соотечественников того времени, никаким убеждённым расистом Мальтус тоже не был. Хотя, конечно же, любил Британию и британцев больше, чем другие страны и населяющие их народы.

Очень часто Мальтуса обвиняют в демографическом детерминизме. Будто бы он считал, что благосостояние определяется только количеством населения. На самом же деле, и это обвинение лишено всяческих оснований. Мальтус добросовестно исследовал влияние на благосостояние одного фактора и сделал из своего исследования выводы о том, как повысить благосостояние, влияя на этот фактор. Он никогда не говорил, что это единственный способ повысить благосостояние и что другими способами мы должны пренебрегать. Напротив, он утверждал прямо противоположное, прямо указывая на необходимость заботиться о повышении производительности экономики недемографическими методами. В то время как настоящий демографический детерминист не стал бы рассматривать другие обстоятельства, кроме демографических, в качестве причин. Но, будучи добросовестным учёным, Мальтус не выступал в данном труде с рекомендациями по вопросам, в которых не проводил столь же подробных исследований. Такой бы подход, да современным экспертам!

«На первый взгляд, казалось бы, что для поднятия средств существования до уровня, определяемого числом потребителей, нам необходимо обратить внимание на способы увеличения количества продуктов потребления; но мы вскоре заметили бы, что такое увеличение вызвало бы лишь новое возрастание числа потребителей и что, таким образом, предпринятые нами меры нисколько не приблизили бы нас к цели. Тогда нам пришлось бы отказаться от принятого образа действий, который равносилен тому, что мы захотели бы послать черепаху в погоню за быстро убегающим зайцем. Убедившись однажды, что наши попытки противоречат законам природы и что нам никогда не удастся поднять количество средств существования до уровня потребностей населения, мы, несомненно, должны были бы попытать противоположную систему и постарались бы понизить количество населения до уровня средств существования. Если бы мы могли отвлечь внимание или усыпить бегущего зайца, нельзя сомневаться в том, что черепаха, наконец, обогнала бы его.

Тем не менее из этого не следует, что мы должны уменьшить наши заботы об увеличении средств потребления; к этой заботе необходимо лишь присоединить постоянные усилия к тому, чтобы сдерживать население несколько ниже уровня, представляемого количеством продуктов потребления. При помощи такого сочетания мы могли бы достигнуть двух предположенных целей: значительного населения и такого состояния общества, из которого жестокая нищета и рабская зависимость были бы изгнаны в той мере, какая может быть допущена естественным порядком вещей, т.е. двух целей, не заключающих в себе никакого противоречия.

Если наше желание достигнуть прочного улучшения участи бедных искренно, то мы не можем сделать ничего лучшего, как представить этим бедным их положение в настоящем свете и объяснить им, что единственное средство для действительного поднятия заработной платы заключается в уменьшении числа работников, чрезмерное размножение которых только они сами могут предупредить. Это средство для уменьшения бедности представляется мне до такой степени теоретически ясным и до такой степени подтверждаемым аналогией с условиями установления цены всякого другого товара, что, по моему мнению, все говорит в пользу его испытания, если только не будет доказано, что это средство влечет за собой более серьезные бедствия, чем те, которые оно может предупредить».

Продолжение читайте завтра.

Источник: http://parshev.r52.ru/index.phtml?topicid=2253&id=0&action=reply