Польский журналист, писатель Ю. Мацкевич большинству читателей в РФ известен по его публикациям о катынском расстреле, однако львиная доля произведений и публицистики этого талантливого и интересного автора слабо известна в России и Белоруссии. Русская википедия о нем слабовата, поэтому лучше смотреть польскую статью. Привожу небольшой фрагмент из книжки «Победа провокации». Кажется, на русском языке она не издавалась, поэтому вывешиваю собственный, на скорую руку, сделанный перевод, в котором речь идет о белорусском национальном движении в 20-30-х гг. XX в.

 
Гомулкизм с 20-х годов
Название этой главы заведомо тенденциозно. Должна звучать: «ленинский национальный нэп», поскольку именно о нем здесь пойдет речь. Провокационность нужна для того, чтобы обратить внимание на идентичность коммунистической тактики, о которой большинство забыло или, не зная истории, даже никогда не слышало. Она развевает модные сегодня иллюзии о так называемой «эволюции коммунизма», находящей свое выражение якобы в переходе к «национальному коммунизму».

В действительности «национальный коммунизм» является изобретением более старым, принадлежащим еще Ленину, и в начале революции стал основанием для выигрышной большевистской тактики. Он вызывал также одинаковые результаты в виде так называемого сейчас «попутничества» со стороны «реалистично мыслящих», националистических сфер не-коммунистических. Классическим примером создания «гомулкизма» в первые годы большевистской революции может служить советская Белоруссия. Надеюсь, что мои знакомые белорусы не затаят на меня обиду за приведение этих подробностей. Потому что не может быть ничего оскорбительного в утверждении, что национальное белорусское движение находилось в этом периоде в зачаточной стадии. Каждое движение имеет когда-то свое начало. Количество «сознательных» белорусов не стояло ни в каком сравнении с обширными белорусскими этнографическими территориями, объединенными 30 декабря 1922 г. в Белорусской Советской Союзной Республике, или БССР. Таким образом, белорусский эксперимент Ленина можно считать за образцовый в этой области; завершенность эксперимента «национального нэпа» стала образцом для будущих народных республик, а, следовательно, и для ПНР. Впрочем, утверждает это и официальная советская пропаганда: «Опыт НЭП имел международное значение… Теперь в странах народных демократий в зависимости от их особенностей, их исторического развития и конкретных условий, используются те основные принципы, которые составляли фундамент политики НЭПа в СССР» - («Политический словарь», Москва, 1958, с. 388).

В Белоруссии советское правительство приступило, как и в других союзных республиках, не к русификации, а, напротив, к деруссификации. Однако оказалось, что не хватает интеллигентов, владеющих белорусским языком. Вследствие этого в феврале 1921 г. ЦИК в Минске издал воззвание, призывающее всех, кто владеет письменным белорусским языком к возвращению на территорию Белоруссии. Это воззвание было обнародовано в форме публикации в советских газетах: «Не страшно даже, если пишете на своем языке с ошибками! Здесь, среди земляков, его вспомните и овладеете им заново». В марте 1923, на 12 союзном съезде была заклеймена русификаторская система царской России и принято постановление о практическом проведении белоруссизации. В июле 1924 г., пленум ЦК партии БССР постановил вводить принудительно белорусский язык во всех органах власти, учреждениях и организациях партийных, государственных и общественных. Работники, которые не овладели белорусским языком в предписанные сроки, будут уволены со службы. В этих целях созданы были принудительные курсы белорусского языка. В октябре 1925 г. соответствующим исполнителям был объявлен выговор за недостаточную белоруссизацию края и рекомендовано удвоить усилия. В октябре 1926 г. пленум ЦК постановил: «Вся коммунистическая партия большевиков Белоруссии должна говорить по-белорусски». В 1927 г. было уже несколько тысяч начальных школ, 4 белорусских университета, 4 рабочих факультета, 30 специальных школ, 30 профессиональных, 15 ремесленных школ – все с белорусским языком обучения. Одновременно возникает ряд научных и культурных учреждений, музеев, театров, библиотек и т. д. во главе с «Институтом белорусской культуры» (Инбелкульт). Массово издавались газеты, журналы, книги и другие белорусские печатные издания.

Следует признать, что темпы этого эксперимента были впечатляющими, если принять во внимание, что он начался буквально с нуля. Аналогично протекал процесс украинизации советской Украины. Эмигрантская «Энциклопедия украиноведения» (Нью-Йорк – Мюнхен, 1949) пишет: «Украинская литература, искусство, театр и так далее дошли в этих годах (1922-1933) до небывалого до настоящего времени расцвета».

С коммунистической стороны это только тактика, рассчитанная на эффективную коммунизацию народных масс. В соответствии с классическим тезисом: «национальная форма, социалистическое содержание». Несмотря на то, что в те времена, как и сейчас, цель этой тактики была совершенно ясна, а иногда представала просто очевидно неприкрытой, Ленин не ошибся в результатах, которые вызовет в «обществе, ослепленном стремлением осуществления этих лозунгов». Отсюда народилось первое большое движение «попутничества», которое со временем, в «гомулкизме» достигнет конечного пункта, хотя первое его название выйдет из употребления.

Уже тогда главные национальные «реалисты» выдвинули лозунг: то, что сейчас делается, происходит не вследствие коммунистической политики, но «под натиском народных масс». Несмотря на то, что, как это было в классическом примере с Белоруссией, ни о каком «натиске снизу, натиске масс» не могло идти речи уже потому, что национальное самосознание народных масс почти не существовало. Вместе с тем сформулированная тогда догма об определяющем «влиянии общества» будет обязывать белорусских националистов вплоть до настоящего дня, подобно тому, как «польских реалистов» обязывает утверждение о «Польском Октябре». Используется такая же аргументация: «Следует отыскать возможности, чтобы в легальной форме привить национальную культуру и развивать чувство собственной государственности» (белорусский историк Глыбины)

Большинство белорусских и значительная часть украинских национальных деятелей высказалось за сотрудничество с коммунистами. Большинство эмигрантов решило вернуться «до края», чтобы начать там органичный труд в пользу народа. Среди украинцев вернулись, между прочим, такие видные политики и деятели как проф. Грушевский, Никовский, Чечель, Христюк, Шруг и т.д. Довольно много офицеров бывшей народной украинской армии. Белорусский националист доктор С. Трампович, соглашаясь на сотрудничество с коммунистами, обратился к своим землякам с призывом: «Белорусская интеллигенция должна проявить инициативу и доказать, что желает нести ответственность за труд и будущую судьбу народа».

Главный белорусский историк и литературный критик В. Игнатовский призывал к использованию всех средств для белорусского движения: «Со времени, когда строй стал таким, что управляет им коммунистическая партия, следует использовать коммунистическую партию». Впоследствии он вступил в партию, утверждая, что только таким способом можно реально трудиться на пользу белорусского дела. Тогдашняя тактика, которую определяю как белорусский «гомулкизм», не оставила без влияния и белорусский католический клир. Ксендз А. Станкевич, в то время посол польского сейма, в 1926 г. с сеймовой трибуны бросил обвинения в адрес польской администрации, противопоставляя ей позитивное положение дел под Советами: «Остается фактом, что там … жизнь белорусского люда идет в завидном направлении, что в БССР возникли тысячи белорусских школ».

В 1925 г. из Минска в Прагу и Берлин с тайной миссией по поручению коммунистического правительства направился белорусский деятель Жилунович с целью установления доверительного контакта с тогдашним правительством «БНР» в эмиграции. Ему удалось уговорить к возвращению двух очередных премьеров этого правительства, Цвикевича и Ластовского. – (Удивительное совпадение в судьбе также двух польских премьеров польского эмигрантского правительства, которые точно также дали себя уговорить тридцать лет спустя). Это вызвало временный распад, и даже официальную «ликвидацию эмигрантского правительства». В принятом постановлении говорилось, что «народный НЭП осуществил надежды на превращение БССР в настоящее национальное государство». 15 октября 1925 г. был подписан ликвидационный протокол, в котором, между прочим, говорилось: «Признавая, что правящее в Минске, столице советской Белоруссии, народное правительство действительно пробует разбудить культурные и государственные стремления белорусского народа, и, поскольку Советская Белоруссия является сегодня единственной реальной силой, способной освободить Западную Белоруссию из-под польского ярма, постановили ликвидировать правительство БНР и признать Минск как единственный законный центр национального и государственного возрождения Белоруссии».

В этом постановлении находим два знаменательных момента: во-первых, признание БССР, без каких-либо предварительных оговорок («пробует разбудить»), за белорусское государство; во-вторых, общий с коммунистами интерес в области совместного антипольского фронта. Я называю эти моменты «знаменательными», поскольку трудно не заметить бросающейся в глаза аналогии с положением современных «польских реалистов»: признание ПНР, без оговорок, за польское государство, а также общий с коммунистами антинемецкий фронт.

Сравни, Ю. Мерошевский: «… отрицаем принцип примата какой-либо идеологии над интересами национальными. Остаемся с коммунистами везде, где они служат бесспорным польским интересам…».

Коммунисты еще по опыту гражданской войны знают, что ничто так не притягивает и не вяжет с ними национализм, как поддержка его ненависти к другому народу. С другой стороны, унификация в коммунизме вызывает появление национальных разногласий. Поэтому, умело предотвращая национальную враждебность в границах БССР, они сумели целенаправленно ее перенаправить во внешний мир в направлении, соответствующим их собственным стремлениям. В белорусской и украинской советской республиках была сознательно и систематически привита ненависть к Польше под лозунгом «возвращения» западной Белоруссии и Украины. Так, например, созданная в декабре 1923 г. «Коммунистическая партия западной Белоруссии» (КПЗБ) объединится с Белорусской революционной организацией в 1924 г., а вскоре в белорусской «Громаде» объединились элементы насколько коммунистически, настолько националистические, антипольские. «Громада» непосредственно управлялась из Минска, и поддерживалась финансовыми вливаниями через Стокгольм из Москвы.

Об аналогичных антипольских акциях на Украине, пишет, между прочим, Витвицки и Баран в статье «Украинские земли под Польшей» следующее: «Просоветская настроенность среди украинских объединений коренилась в равной степени как в неразумной польской политике, так и советской политике в период 1924/1929 гг. Она пробуждала надежду на то, что национальная украинская культура нашла при советах условия для развития не только по форме, но и по содержанию… К этому убеждению пришли даже в тех кругах, которые до сих пор не имели ничего общего с коммунистическим мировоззрением»

На почве этого «общего интереса» дошло до тесных контактов между коммунистами и рядом известных украинских националистов. Явно просоветскую позицию заняли такие националисты как: Крушельницкий, Бобинский, Лозинский, Рудницкий, Чайковский, Самора, Гаврилов, Коссаки и многие другие. Крайне антипольское и просоветское направление принял Сельроб, располагавший во Львове двумя печатными органами «Воля народа» и «Новое слово». В 1927 г. появилась вследствие раскола УНДО просоветская «Украинская рабочая партия», издававшая журнал «Рада». Во Львове за полученные от советского Киева выходили: «Новые пути» А. Крушельницкого, а также «Окна» В. Бобинского. Параллельно развивалась интенсивная деятельность Коммунистической партии Западной Украины, издававшей, между прочим, легальный орган «Новая культура». Это только некоторые примеры.

Польская политика в отношении так называемых «национальных меньшинств» была несомненно фатальной, особенно в отношении украинцев и белорусов, проживавших на своих естественных исторических территориях. Однако если бы она была иной, смогла бы она изменить антипольские настроения, которые со временем приобрели характер программной ненависти и до сегодняшнего дня мешающие почти каждой попытке установления взаимопонимания с такой же страстностью, с какой оценивается сотрудничество поляков с немцами в годы войны? Скорее всего, не смогла бы. По той простой причине, что эксперимент тогдашнего «гомулкизма», или «национального нэпа», для коммунистов оказался удачным. Вскоре большинство белорусско-украинских деятелей признала, или склонялась к признанию БССР и УССР за свои «государства», Польша оказалась основательно переиграна посредством коммунистической тактики, если речь идет о разрешении белорусско-украинской проблемы в польских пределах.

Почему в конечном счете «Россия»? Для того чтобы не допустить до вывода: коммунизм это -общая международная угроза.

Ленинский национальный НЭП закончился в начале тридцатых годах разгромом так называемой «нацдемовщины», или «буржуазно-националистического отклонения от линии партии». Коммунисты поняли к этому времени, что тактика национал-коммунизма достигла намеченных результатов, сделала свое дело, следовательно, необходимо с ней покончить и перейти к следующему этапу. Сталин одновременно приступил к принудительной коллективизации. Национал-коммунисты в то время склонялись (впрочем, в наивной вере) к сохранению индивидуального крестьянского хозяйства (хуторское хозяйство). В развернувшейся великой «чистке» всякой внутренней оппозиции и отклонений от партийной линии, очевидно, что и «нацдемы» не могли быть из нее исключены. В первых рядах пали жертвою чрезмерные с точки зрения коммунистической системы «вольности» и национальные привилегии (национал-коммунистические).

Следует отметить, что о какой-либо «русификации» в то время речи не было и быть не могло, поскольку в дальнейшем за внутреннего врага номер 1 был признан: «великодержавный русский шовинизм». В предшествующем периоде всякая «русскость» не только не была привилегированна, а наоборот: в действительности пользовалась меньшими привилегиями, чем иные «национальные формы». Теперь наступила отмена всяких привилегий и выравнивание всех к общему знаменателю. Потом последовал типичный процесс углубления коммунизма с сопутствующим ему, особенно вследствие «раскулачивания деревни», террором, обнищанием городов, деревни вплоть до голода, до людоедства. Словом, очередное страшное в своей безнадежности бедствие, которое пало на человеческую жизнь под управлением коммунистов и мучает всех, не взирая на возраст, пол, расу и национальность.

В то время произошли следующие вещи: множество национал-коммунистов и ненужных уже попутчиков было арестовано, сослано, расстреляно; значительное большинство, в том числе выдающиеся народные поэты и т. д., присоединились к новому курсу и начали славить Сталина. Зато те, которым удалось убежать за границу, а также изначально оставшиеся в эмиграции, а теперь разочаровавшиеся в Советах, выдвинули неожиданный «русский тезис». Это значило, что вину за свертывание НЭПа возложили не на партию, не на коммунизм, а на «русский шовинизм», который воцарился в партийных верхах и вернулся к традиционной политике «вечной России», преследующей иные народы. С этого момента этот «русский тезис» идентифицирует Советы со старой Россией, и этот знак равенства остается лозунгом предводителей подчиненных коммунистам народов по сегодняшний день. Он гласит, что мировой коммунизм является только побочным продуктом и орудием в руках русского империализма. Почему так произошло?

По нескольким причинам. В том числе признание, например белорусскими и украинскими националистами, сути советской тактики означало бы признание собственных злодейств и слепоты, или основательной компрометации политики «попутничества», горячими сторонниками которой они были до недавнего времени. Сбрасывая вину на «Россию», представляли дело так, что якобы коммунизм в основе не был злым, что были правы, когда хотели с ним сотрудничать и могли бы сотрудничать и дальше, если бы последним не овладел «российский империализм». Однако главная причина выдвижения этого довода коренилась в чем-то ином, о чем и тогда и сейчас многие не отдают себе отчета.

«Русский» довод равен «антипольскому» тезису. Звучит это действительно парадоксально, но парадоксом не является. Потому что по существу дела речь шла не столько о пробуждении антироссийского антагонизма, сколько о недопущении мысли, что Советы являются врагом надгосударственным и наднациональным. С минуты принятия такого положения, то есть признания Советов за главную мировою угрозу, как говорят еще сейчас: «заразы», Польша автоматически становится меньшим врагом, и даже могла быть признана за союзника перед лицом общего врага. А этого собственно белорусский и украинский национализм, выпестованный в антипольской пропаганде, желал избежать любой ценой. Зато сведение коммунизма с международного уровня до уровня национальной России, ставило их на весы как качественно равнозначные ценности: Россию и Польшу, как врагов, расположенных на одной плоскости.

 
В последующей деятельности, особенно некоторых украинских групп, удержалось признание Польши за большего врага, с которым не возможны никакие компромиссы. Именно, когда в Советах окончательно закончился национальный НЭП, в Вене был созван украинский конгресс ОУН, а 29 июля 1930 г. был брошен лозунг вооруженных антипольских восстаний, которые, как известно, потянули за собой печальной памяти «умиротворение Галиции».
Российский тезис – тезис «антинемецкий»

Как отмечалось во вступлении, метод данной работы является сравнительным. Сравнивая антирусскую установку белорусских и украинских националистов в начале тридцатых годов с русофобским положением современных польских реалистлов, наблюдаем историческую аналогию».

http://istoriograf.livejournal.com/28628.html#cutid1