В основе капиталократии как особой формы управления (не имеющей ничего общего со старыми буржуазными демократиями) лежит виртуальная финансовая система. Для того чтобы понять, как виртуальная финансовая система обеспечивает функционирование капиталократии, необходимо понять, чем современные деньги по своей природе качественно отличаются от денег классических, к которым мы привыкли и за которые, собственно, мы по ошибке принимаем деньги современные. А для этого, в свою очередь, нужно сделать небольшой исторический экскурс и разобраться сначала с тем, как и почему возникли и что собой представляли классические традиционные деньги. Начать, вероятнее всего, стоит с того момента, когда впервые стал формироваться рынок. Изначальный простейший рынок представлял собой натуральный обмен (или, говоря современным языком, бартер). То есть в рамках первоначальных рыночных отношений один продукт труда обменивался на другой. Этот обмен возник вследствие того, что разделение и специализация труда повышают его производительность. То есть, к примеру, крестьянину оказывается выгоднее вырастить больше хлеба и обменять излишки на продукты ремесленника и скотовода, чем самому, отвлекаясь от хлебопашества, заниматься одновременно скотоводством и ремеслом. Разделение труда (в частности, отделение ремесла от сельского хозяйства, разделение между земледельцами и скотоводами и т.д.) то есть формирование первых «профессий» повысило производительность труда по сравнению с натуральным хозяйством, в котором каждый участник производства сам обеспечивает себя всем необходимым. Однако оно же вызвало и необходимость обмена, то есть впервые сформировало рыночные отношения. При этом пропорция, в которой один продукт труда обменивается на другой, определяется мерой труда, который необходим для производства данных продуктов. Это происходит потому, что если один из субъектов обмена будет завышать цену на свою продукцию, и при том же вложении труда он в результате обмена на этот труд будет получать больше продукта, то такая специализация станет более выгодной и привлекательной. В неё начнут «переквалифицироваться» представители других «профессий», предложение такого вида продукции увеличится, конкуренция между производителями возрастёт, и меновая цена снизится до «естественного» равновесного состояния – то есть до состояния равной трудовой стоимости с другими продуктами труда, выставляемыми на обмен. Поэтому меновая цена товара (то есть выставленного на рыночный обмен продукта труда) в условиях стабильного, находящегося в равновесном состоянии рынка стремится к его трудовой стоимости.

Иными словами, обмениваются друг на друга равные объёмы овеществлённого в товарах человеческого труда, хотя и материализованные в совершенно разных по своим потребительским и просто физическим свойствам и качествам продуктах. При этом стоит отметить, что речь идёт, разумеется, не об объёме труда, вложенном в конкретную вещь (иначе самой дорогой была бы вещь, произведённая наиболее трудозатратным и нерациональным способом), а о минимальном объёме труда, который на данном уровне развития технологии объективно необходим для производства данного продукта. Цена любого продукта труда, выставленного на рынок, может быть выражена в количестве любого другого продукта труда, на который он обменивается. Например, цену куска холста можно измерять в объёме зерна, на который он обменивается на рынке. Можно его же цену измерять в количестве обмениваемого на него мяса или глиняных горшков, и так далее, – то есть цену каждого товара можно измерять и выражать в объёмах любого другого товара. Однако по мере дальнейшей специализации труда, увеличения видов товаров на рынке и объёмов продуктов, производимых не для личного потребления, а для рыночного обмена на продукты других производителей, обмен усложняется и становится не двух-, а многосторонним. Допустим, земледелец привёз на рынок зерно с намерением обменять его на железный топор и вилы, которые нужны ему в хозяйстве. Но кузнецу, который привёз на рынок топоры и вилы, не нужно в данный момент зерно – ему нужна говядина. У земледельца, нуждающегося в топоре, говядины нет, а есть только зерно. Зато говядину готов продать пастух, но ему не нужны топоры, ему нужны горшки для молока. Горшки, в свою очередь привёз на обмен гончар, но ему сейчас не нужно мясо, а требуется зерно, которое есть у земледельца, но которому не нужны горшки.

Договариваться им всем вчетвером сложно и неудобно, особенно пытаясь пересчитывать цены по несколько раз из меры одного товара в меру другого. Понятно, что при таком усложнившемся многостороннем рынке требуется, во-первых, стандартная мера цены, в которой бы выражались все остальные товары. Например, цену всех товаров участники рынка могут договориться измерять в мерах зерна, мерах холстины или любого другого товара. Но, кроме условной меры измерения цены, нужен ещё такой товар, который было бы удобно использовать в качестве посредника обмена. То есть необходимо иметь нечто такое, что могло бы много раз переходить из рук в руки, и за что земледелец мог бы отдать зерно гончару, за что гончар бы отдал горшки пастуху, за что пастух бы отдал кузнецу говядину, а кузнец – топоры и вилы земледельцу. Использовать в качестве такого продукта-посредника, скажем, зерно неудобно. Такой товар-посредник, выступающий универсальным эквивалентом рыночных товаров, должен отличаться особыми качествами. Во-первых, он должен иметь высокую рыночную цену при минимальном объёме и массе, потому что гораздо удобнее положить его в карман, чем возить за собой на телеге. Во-вторых, при своей высокой цене он не должен быть уникальной единичной вещью (скажем, ювелирным украшением, картиной знаменитого мастера или любым иным уникальным предметом искусства, существующим в единственном числе), а должен быть чем-то вполне стандартным, делимым и однотипным. В-третьих, желательно, чтобы он был легко хранимым и не портился от времени. Всем этим требованиям наилучшим образом соответствуют драгоценные металлы – в первую очередь, золото и, во вторую очередь, серебро.

При этом, становясь посредниками рынка и универсальными эквивалентами стоимости, золото и серебро сохраняют все свойства товара, то есть выставляемого на рынок продукта труда. Это не некие условные знаки. Это редкие металлы, количество которых в природе жёстко ограничено, их невозможно искусственно «наколдовать в реторте». Найти их, разведать и добыть стоит большого труда. Именно поэтому в малой массе золота заключён большой объём общественно необходимого труда. Именно поэтому мера золота, эквивалентная телеге зерна или сотням глиняных горшков без труда помещается в кармане. И именно поэтому драгоценные металлы хорошо подходят в качестве товара-посредника на рынке. При этом золото и серебро отличаются прекрасным качеством: они делимы и стандартны, если только соответствует стандарту их чистота. Однако каждый раз проверять на рынке чистоту металла всё-таки крайне неудобно. Да и каждый раз резать на части самородки или отмерять на весах золотой песок неудобно тоже. Гораздо удобнее использовать слитки стандартной массы и стандартной чистоты. И именно в качестве таких стандартных типовых единиц впервые создаётся чеканная монета, то есть такой слиток, соответствие которого стандарту чистоты и массы своим авторитетом и своей печатью утверждает местная власть – царь, князь, король, герцог и т.д. При этом, поскольку чеканка монеты, а главное деятельность по пресечению мошенничества фальшивомонетчиков (то есть фактическая защита гарантий соответствия массы и чистоты драгоценного металла в монете номиналу) является сама по себе существенным трудом, то рыночная цена монеты оказывается несколько выше, чем цена простого слитка той же чистоты и массы. Эта разница составляет суммарный сеньораж – оплату труда монетного двора по чеканке монеты (брассаж) плюс оплату труда государственной структуры по защите гарантий соответствия чистоты и массы монеты номиналу (чистый сеньораж). Суммарный сеньораж для золотых и серебряных денег в разное время и в разных странах различался, но обычно колебался в пределах от 1% до 20 %.

При этом по очевидным причинам для мелких монет был выше, чем для крупных, а для серебряных намного выше, чем для золотых. Обратим внимание на то, что описанная система, несмотря на переход от натурального обмена к обмену, опосредованному деньгами, остаётся системой обмена равных объёмов общественно необходимого человеческого труда, поскольку меновая цена золотой или серебряной монеты на рынке определяется точно так же, как и цена любого другого товара – мерой труда, необходимого для её производства. Следующий шаг развития денежной системы был связан с тем, что хранить у себя золотые монеты, особенно в больших количествах, во все времена было небезопасно. Между тем, с началом развития капиталистических отношений золото из средства обмена начало превращаться ещё и в средство накопления, и объём хранимого золота стал расти. В этих условиях для людей, достаточно богатых, но не владеющих собственными замками, оказалось весьма удобно хранить деньги не у себя, а у банкира под расписку, гарантирующую возвращение вложенной суммы по требованию её владельца. Однако вскоре стало понятно, что эти документы, удостоверяющие владение определённым количеством лежащего в банке золота могут использоваться не только для сохранения и получения золота назад, но и на рынке. То есть вместо реального золота на рынке в качестве средств платежа начинают использоваться бумажные документы, подтверждающие право получить соответствующий объём золота в банке, где оно физически хранится. При этом изначально эти ценные бумаги (вексели, долговые обязательства и т.д.) могли иметь самое разнообразное происхождение и форму. Это могли быть обязательства частных лиц, обязательства частных банков или государственные обязательства. Они могли быть именными или ордерными (на предъявителя). Но общее их свойство состояло в том, что все они представляли собой обязательства того или иного физического или юридического лица обменять их на золото по требованию владельца данной ценной бумаги. Однако в повседневном рыночном обороте оказалось, что зачастую нет смысла обменивать их на золото, поскольку, будучи обеспечены золотом, они и сами оказались не менее удобными средствами обмена. То есть всё необходимое можно было купить на них непосредственно, не прибегая к лишней операции по предварительному обмену их на золотую монету.

Таким образом, наравне с монетами в качестве платёжного средства на рынке стали циркулировать ценные бумаги, подтверждающие право получить золото. Разновидностью таких ценных бумаг стали банкноты – бумажные деньги, на которых печаталось обязательство государства или выпустившего их частного банка обеспечить их золотой монетой по номиналу по требованию владельца банкноты. Впрочем, по своей сущности эти бумажные деньги, жёстко привязанные к золотому обеспечению, представляли собой долговые расписки. Однако со временем в практическом обращении на рынке бумажные обязательства предоставить золото стали доминировать и вытеснять собственно золотую монету. Золото перестало в прямом физическом смысле выступать посредником обмена, вместо этого товарообмен фактически стал обеспечиваться обязательствами это золото предоставить по требованию. При этом бумажные деньги, изначально представлявшие собой обязательства банка обеспечить их драгоценными металлами (прежде всего, золотом), могли в принципе выпускаться как государственными банками, так и частными. Поскольку в России и до революции во времена Империи, и после революции во времена Советского Союза, а затем Российской Федерации деньги выпускались только государственным банком, для нас привычно считать любые деньги государственными. Однако это не всегда так. Например, американский доллар, в отличие от привычного нам рубля, печатается не США как государством, не американским правительством, а частной кампанией (трестом частных банков) – Федеральной Резервной Системой (ФРС). При этом изначально, как и все «классические» деньги, он представлял собой документ, подтверждающий обязательства этой частной кампании обменять его на золото, точно также как российский или советский рубль представлял собой аналогичное обязательство со стороны государства. Однако, начиная с определённого момента, как будет показано ниже, это обязательство утратило силу. Следует отметить, что борьба за создание центрального банка в США велась практически с момента возникновения этого государства. До ФРС центральный банк возникал в США трижды. Фактически первым центральным банком был Североамериканский банк, который, будучи частной организацией, приобрёл монополию на выпуск национальной валюты.

Кроме того, по образцу Банка Англии он получил право производить банковские операции с частичным покрытием, то есть давать в кредит деньги, которыми реально не располагал. Таким образом, деньги фактически делались банком «из воздуха», но при этом эти «из воздуха» делаемые деньги, будучи средством обмена товаров, обеспечивались продуктами труда. Попросту говоря, была создана мошенническая схема, позволяющая банкирам присваивать продукты чужого труда. В 1785 году Североамериканский банк прекратил своё существование. Однако через 6 лет в 1791 году по инициативе Александра Гамильтона был создан так называемый Банк Соединённых Штатов (вошедший в историю как «Первый американский банк», хотя фактически он был вторым центральным банком США). Он просуществовал 20 лет, закончив своё существование в 1811 году вследствие отказа Палаты представителей и Сената продлять его лицензию. Банк был частным, но с 20-процентным участием государства. Так называемый «Второй банк Соединённых Штатов» формально просуществовал с 1816 по 1836 годы, хотя с 1833 вследствие острой борьбы с президентом Джексоном фактически стал утрачивать статус центрального банка. С 1836 по 1913 год центрального банка в США не существовало. В задачу настоящей работы не входит подробное описание истории борьбы транснациональной (уже тогда!) банковской олигархии за создание центрального банка США с монопольным правом печатать национальную валюту, как и истории сопротивления американского народа и лучших американских президентов, имевших мужество отстаивать волю и интересы избирателей. Заинтересованного читателя мы отсылаем к имеющейся во множестве специальной литературе, например, к книге Дмитрия Карасёва «Банки-убийцы», а также к замечательному популярному фильму Ильи Колосова «Бесценный доллар» и его продолжениям. Для нашей же работы достаточно отметить, что практически до конца XIX века в США параллельно в качестве средств платежа использовались: 1) Золотые и серебряные слитки, а также фактически эквивалентные им золотые и серебряные монеты (причём до 1873 года любое лицо, привезшее серебро на Американский монетный двор, могло совершенно бесплатно начеканить из него монет!); 2) Бумажные купюры, представляющие собой обязательства частных банков; 3) бумажные купюры, представляющие собой государственные обязательства (до 1861 года – преимущественно быстровыкупаемые облигации «Treasury Notes», выпускаемые Казначейством США, а с 1862 года – выпущенные Линкольном для покрытия расходов в Гражданской войне «гринбэки» – «зелёные спинки»). Как уже было отмечено, борьба между сторонниками и противниками создания частного центрального банка США происходила с переменным успехом с самого возникновения государства. Впрочем, точнее будет сказать, что борьба с переменным успехом шла за то, кто будет выпускать национальную валюту: государство или частные банкиры. Один из «отцов-основателей» США Томас Джефферсон писал: «Я искренне верю в то, что банковские организации представляют бóльшую опасность, чем вражеские армии. Право на эмиссию денег должно быть отнято у банков и передано народу, которому эта собственность принадлежит по праву».

Не менее решительными противниками передачи права выпуска денег в частные руки были президенты Джеймс Мэдисон, уничтоживший «Первый банк США», Эндрю Джексон, уничтоживший «Второй банк» и Авраам Линкольн, осуществивший массовый выпуск государственных обязательств «гринбэков» и, тем самым, лишивший частные банки монополии на выпуск бумажных денег. В чём причина столь негативного отношения к выпуску национальной валюты частной компанией? На первый взгляд, если бумажные деньги представляют собой лишь обязательства обеспечить их по первому требованию золотом или серебром, то не всё ли равно, кто эти обязательства производит – частная кампания или государство? В любом случае бумажная расписка остаётся всего лишь условным заменителем драгоценного металла, который, как мы помним, имеет объективную трудовую стоимость, эквивалентную стоимости тех товаров, на которые обменивается. Однако, таким образом ситуация выглядит лишь на первый взгляд. В реальности же, начиная ещё со времён Средневековья, предшественники банкиров стали выдавать расписки на сумму, существенно превышающую объём реально хранимых ими золотых резервов, рассчитывая на то, что их кредиторы едва ли потребуют вернуть им золото назад все и одновременно. Таким образом, получив на хранение некий объём золота, банкир стал выдавать обязательств на выдачу этого золота в разы больше, чем золота в его хранилище было на самом деле. То есть банкир стал фактически выпускать заведомо невыполнимые мошеннические обязательства, необеспеченность которых была незаметна именно потому, что банковские расписки (бумажные деньги) перестали быть только средством вложения и получения назад золота, а стали замещающим золото средством платежа, циркулирующим на рынке. Давая такие необеспеченные деньги в долг под процент, банкир выступал уже не просто в качестве ростовщика, а в качестве ростовщика-мошенника, получающего прибыль на капитал, которого в реальности у него нет. Поскольку такие реально необеспеченные выпустившим их банкиром обязательства (бумажные деньги) принимаются к оплате, банкир, тем самым, фактически присваивает себе продукты чужого труда на сумму номинала выпущенных необеспеченных обязательств, то есть выступает в роли банального фальшивомонетчика.

Но самое парадоксальное, что эта явно мошенническая схема выпуска необеспеченных обязательств была... юридически закреплена как законная (!) практика и стала нормой функционирования банковской системы под именем «банковских операций с частичным покрытием». Вторая причина, по которой частные банки представляют угрозу для общества, состоит в следующем: то резко снижая, то повышая объём предоставляемых кредитов и процент по ним, частная банковская система (если она централизована в монополию или олигополию и имеет единый источник управления) способна вызывать резкие переходы от бурного роста экономики к катастрофическим спадам. При этом сначала «приучив» экономику страны к дешёвым и лёгким кредитам, а затем резко потребовав их возврата (то есть, сократив имеющуюся в обороте денежную массу), имеющая монополию частная банковская система может приводить (и фактически приводит!) к массовому разорению заёмщиков. Но, поскольку заёмщиками выступают в первую очередь предприниматели, то их разорение ведёт к массовому разорению их наёмных работников. В результате резко сокращается покупательная способность населения, и запускается финансово-экономический кризис, который развивается как цепная реакция и сам себя усиливает, ведя к разорению уже и тех субъектов рынка, которые сами не брали кредитов, но зависят от покупательского спроса не свою продукцию. Разумеется, спекулятивные операции банков с изменением объёмов кредитования и кредитного процента являются не единственной причиной экономических кризисов. Свой вклад вносит и внутренняя имманентная неравновесность капиталистического производства, которое основывается на логике неограниченного повышения прибыли и поэтому, в условиях отсутствия плана, периодически производит продукции существенно больше, чем позволяет лимит платёжеспособного спроса при существующей ёмкости потребительского рынка. Тем не менее, помня о склонности капитализма вызывать имманентные его природе «стихийные кризисы перепроизводства», стоит отдать должное и роли банков, вызывающих подобные кризисы вполне целенаправленно и сознательно. Простейшая экономическая причина, по которой банки организуют такие управляемые кризисы, состоит в том, что в условиях кризиса разорившиеся заёмщики (и все, кто разоряются вслед за ними в результате распространяющегося спада покупательной ёмкости рынка) оказываются вынуждены за бесценок продавать банкам принадлежащую им собственность. Причём, эта политика банков осуществляется едва ли ни открыто и декларативно. Проиллюстрируем это на примере меморандума, разосланного в 1891 году Американской Банковской Ассоциацией всем своим членам: «После 1 сентября 1894 года мы ни под каким предлогом не будем возобновлять кредиты. Мы потребуем наши деньги назад. <...> Мы лишим заемщиков права выкупа залога и станем его владельцами. Мы сможем заставить 2/3 фермеров к юго-западу и тысячи фермеров к востоку от Миссисипи продать свои фермы по указанной нами цене… Тогда они станут арендаторами, как это обстоит в Англии…» (меморандум АБА от 1891 года, воспроизведенный в Протоколах Конгресса США 29 апреля 1913 года, цит. по Д. Карасёв «Банки-убийцы»). Обратим внимание на то, что на тот момент центрального частного банка формально не существовало. То есть для организации спланированной на три года вперёд искусственной рукотворной депрессии хватило банального сговора частных банков! Во сколько же раз возрастёт власть и возможности банковского капитала в условиях, когда частный банк имеет монопольный статус центрального банка страны, имеющего право своей собственной волей распоряжаться выпуском национальной валюты! Очевидно то, что в этом случае банковский капитал уже не ограничится такими чисто экономическим диверсиями, направленными на изъятие собственности у населения, а установит политический диктат, взяв за горло и население страны, и её правительство и фактически превратив в пустую формальность легальные формы государственного устройства, будь они хоть монархическими, хоть республиканско-демократическими, хоть любыми другими.

Со всей откровенностью такой уже не только экономический, но и политический шантаж был предпринят «Вторым банком США» в борьбе с президентом Эндрю Джексоном. Председатель банка Николас Бидл, требуя от Конгресса продления лицензии Банка, заявил: «Ничто, кроме всенародного бедствия, не произведет впечатления на Конгресс… Единственная наша гарантия безопасности - чётко следовать политике жёсткого сдерживания (денежной массы)… и я не сомневаюсь, что это приведёт к возобновлению хождения национальной валюты и продлению лицензии банка» (цит. по Д. Карасёв «Банки-убийцы»). Фактически это открытый и незавуалированный шантаж целой страны частным банком: угроза использовать право банка на сокращение денежной массы для того, чтобы держать страну в депрессивном состоянии до тех пор, пока она не сдастся на милость банка и не примет угодных ему законов. Поэтому знаменитое высказывание М.А. Ротшильда «Дайте мне право выпускать и контролировать деньги страны, и мне будет совершенно всё равно, кто пишет её законы», сделанное им ещё в 1790 году, представляет не преувеличение и пустое хвастовство, а чёткую констатацию факта и программу действий. Об этом же самом – только с другой стороны противостояния – предупреждал Томас Джефферсон: «Если американский народ позволит частному центральному банку контролировать эмиссию своей валюты, то последний сначала с помощью инфляции, затем дефляции, банков и растущих вокруг них корпораций, лишит людей всей их собственности. И может случиться так, что однажды их дети проснутся бездомными на земле, которую завоевали их отцы». Таким образом, попытки создания частного банка, имеющего право выпускать национальную валюту, велись чуть ли ни с момента основания США, но каждый раз они наталкивались на сопротивление гражданского общества и институтов буржуазной демократии, поскольку на тот момент государство в США представляло интересы если не всего общества, то, по крайней мере, его имущих слоёв, буржуазии как класса в целом, а не её олигархической верхушки. Однако по мере естественного развития капитализма происходила концентрация капитала и, соответственно, концентрация экономической и политической власти в руках всё более узкого круга миллиардеров. Институты буржуазной демократии слабели, превращаясь в декоративную ширму для капиталократической олигархии. И, наконец, после более чем вековой борьбы сопротивление американского народа и американской национальной буржуазно-демократической государственности было сломлено банкирами.

В 1913 году крупнейшие представленные в США транснациональные банковские дома смогли продавить создание т.н. «Федеральной Резервной Системы» (ФРС), представляющей собой трест частных банков, получивший монопольное право на эмиссию национальной валюты. Впрочем, создание ФРС было лишь первым шагом на пути формирования системы мировой капиталократии. Сосредоточив в своих руках монополию на выпуск денег в одной отдельно взятой стране, мировая банковская олигархия по уже описанному выше механизму игры с расширением, а затем резким сокращением и удорожанием кредитов и денежной массы вызвала кредитно-финансовый кризис, мгновенно переросший в кризис экономический и социально-политический. Выше уже было показано, как подобные кризисы искусственно создавались в США банками ещё в первой половине XIX века. Но к концу 20-х годов XX века мощь банковского капитала как в результате объективных в рамках развития капитализма процессов концентрации и монополизации, так и в результате политических успехов банковских домов в связи с созданием ФРС возросла многократно. Соответственно, и кризис, вызванный финансовой олигархией в конце 20-х годов, имел поистине колоссальный масштаб и, будучи инициирован в США, очень быстро охватил всю систему мирового капитализма. Особо следует подчеркнуть, что «Великая Депрессия» была не результатом стихийных процессов рынка (хотя, несомненно, свой вклад в её развития внесла и объективная неравновесность и кризисность капиталистической системы, связанная с неизбежностью кризисов перепроизводства), а целенаправленной хорошо спланированной операцией, более того, инструментом достижения ряда глобальных экономических и политических преобразований мирового масштаба.

Более того, последующая «борьба с последствиями Великой Депрессии», включая «Новый Курс» президента Ф.Д. Рузвельта, также была частью сценария. Чего же добилась мировая олигархия в результате спланированной и реализованной ею Великой Депрессии и последующего «восстановления»? Во-первых, в ходе Великой Депрессии произошло массовое разорение американского и европейского «среднего класса», имущество которого перетекло в руки финансовой олигархии. Соответственно, процесс концентрации капиталов резко ускорился, экономическая и, следовательно, политическая мощь мировой финансовой олигархии резко возросла. Во-вторых, в ходе последующего «восстановления» в рамках рузвельтовского «Нового курса» (принимаемого многими в силу забавного исторического курьёза чуть ли ни за «социалистические» или, уж, по меньшей мере, социально-ориентированные реформы) ФРС была освобождена от обязанности обеспечивать выпускаемые ею бумажные доллары золотом на внутреннем американском рынке. То есть обеспечение американского доллара золотом теперь осуществлялось только в отношении иностранных государств и иностранных компаний. Американские граждане больше не имели возможности конвертировать бумажные доллары в золото. Как мы помним, в отличие от золота, бумажные деньги не являются сами по себе продуктом труда и не имеют сами по себе стоимости. Они представляют собой по своему происхождению лишь расписки, векселя, долговые обязательства. Отказавшись обеспечивать свои обязательства золотом, частный банк фактически присвоил себе золотой запас всей американской нации. По всем рациональным законам после этого трест частных банков под названием ФРС должен был бы быть признан банкротом и ликвидирован, а всё его имущество пущено на погашение долгов кредиторам (то есть всем владельцам его обязательств – американских долларов). Но вместо этого ничем более не обеспеченные (для граждан страны; по внешним долгам они ещё обеспечивались) долговые обязательства частной компании были признаны обязательным средством расчётов.

Государство, вместо того, чтобы привлечь частную компанию ФРС к суду и ликвидировать её через процедуру банкротства как не выполняющую своих обязательств перед кредиторами (не говоря уже об ответственности за организацию финансовой афёры Великой Депрессии, приведшей к массовому разорению граждан США) пошло ещё дольше. Специальным «Законом о золотом резерве», принятым в 1934 году, гражданам США было предписано в обязательном порядке (!!) обменять всё имеющиеся у них золото на бумажные доллары (при этом как только золотые монеты и слитки были изъяты у населения по цене $20,66 за унцию, цена доллара была обвалена до $35 за унцию, то есть в итоге почти 50% золота было фактически просто конфисковано безвозмездно). Хранение золота (не говоря уже о его использовании в качестве средства платежа) частными лицами было объявлено вне закона и каралось 10-летним заключением и астрономическим по тем временам штрафом в $10.000 (Этот закон действовал до 1971 года, когда основная часть конфискованного у населения золота была вывезена за пределы США). Момент принятия «Закона о золотом резерве» 1934 года можно считать критическим рубежом в истории американского государства, поскольку тем самым уничтожались наиболее фундаментальные и базовые принципы экономических свобод, лежавшие в основании буржуазной демократии. Государство США из демократического института, обеспечивавшего интересы буржуазии в целом как массового класса, превращалось в инструмент диктатуры узкой финансовой олигархии (фактически, в орудие диктата одной частной кампании!), не считающейся более с базовыми принципами права и прибегающей к прямому, открытому и незавуалированному грабежу американского народа.

Наконец, в-третьих, Великая Депрессия в конечном счёте вызвала целый ряд политических кризисов в Европе, закономерно приведших в конечном счёте к развязыванию Второй Мировой Войны, в результате которой экономики европейских стран были разрушены, а их национальные финансовые системы – подорваны и дестабилизированы. В то же время американская экономика не только не была разрушена войной, но и получила импульс к развитию на военных заказах и поставках. Около 70% всего мирового запаса золота к концу войны было сосредоточено в собственности американских банков и находилось в хранилище в Форт-Ноксе. Ещё до завершения Второй Мировой Войны в ходе Валютно-финансовой конференции ООН в июле 1944 года было подписано Бреттон-Вудское соглашение, по которому американский доллар в качестве единственной полноценно обеспеченной золотом валюты получил статус мировой резервной валюты. При этом американская банковская система брала на себя обязательства в рамках международной торговли обеспечивать доллар золотом по стабильному курсу: 35 долл. за 1 тройскую унцию. Остальные же страны, участвовавшие в соглашении, обязывались привязать свои национальные валюты к «ведущей» мировой валюте, то есть к американскому доллару, и с помощью валютных интервенций поддерживать стабильный курс своей валюты по отношению к нему. Далее в отношении доллара в мировом масштабе происходила точно такая же трансформация, которая прежде осуществлялась в рамках внутреннего национального рынка США. В качестве обязательств, обеспеченных золотом, американский доллар стал использоваться европейскими странами как средство платежа. Долларизация европейских экономик облегчалась тремя факторами: 1) Тем, что национальные валюты были подорваны в результате Второй Мировой Войны; 2) Тем, что послевоенное восстановление Европы требовало увеличения денежной массы; 3) И тем, что США охотно предоставляли странам Европы дешёвые кредиты и даже вовсе «безвозмездную» помощь в рамках «Плана Маршалла».

В чём же был интерес США, выделявших Европе «безвозмездную» помощь и накачивавших европейские экономики долларовой массой? Для того, чтобы понять суть дальнейших мировых процессов, вернёмся назад к тому, как бумажные деньги вытеснили золото из внутренних национальных экономик. Как мы помним, суть этого процесса состояла в том, что расписки за золото стали использоваться не только для хранения золота (то есть в операциях вложения его в банк и получения обратно), но и в качестве средства платежа на рынке. Именно поэтому выпущенные частным банком обязательства стали фактически обеспечиваться не столько золотом выпустившего их банка, сколько товарами всех субъектов рынка, принимающих их в качестве средства платежа. Соответственно, банк получил возможность осуществлять афёры «операций с частичным покрытием», то есть выпускать на законных основаниях ничего ему не стоящие средства обмена и создавать эквивалент стоимости золота по цене крашеной бумаги! Тот же самый процесс после подписания Бреттон-Вудского соглашения стал развиваться в мировом масштабе. По мере того, как американский доллар (в качестве надёжно и по гарантированному стабильному курсу обеспеченной золотом валюты!) стал признанным средством платежа в Европе, а затем и в остальном мире, он стал фактически обеспечиваться всей совокупностью товаров и услуг, продаваемых за доллары. То есть ФРС всё в меньшей степени требовалось подтверждать его фактическое обеспечение своим золотым запасом. Ведь чем больше товаров и услуг предоставляются за доллар как признанное средство платежа, тем меньше необходимость использовать в рыночных операциях само золото.

Соответственно, тем реже случаи обращения в ФРС с требованием обеспечить доллар золотом. Следовательно, ФРС получила возможность печатать доллар в гораздо бóльших количествах, чем могла обеспечить его золотом, выводя за пределы США в качестве средства платежа на мировом рынке. Почему же доллар при этом не обесценивался? Потому, что теперь он обеспечивался уже не только совокупностью товаров и услуг, производимых экономикой США, но совокупностью товаров и услуг, производимых экономиками всей долларовой зоны, которая непрерывно расширяется. Наконец, в 70-х годах XX века США официально заявили об отказе от обязательств обеспечивать доллар золотом, то есть фактически ФРС осуществила в мировом масштабе то, что после Великой Депрессии было осуществлено в рамках отдельно взятой страны: отказ обеспечивать свои платёжные обязательства золотом. 15 августа 1971 года президент США Ричард Никсон отказал Франции обеспечить американские доллары золотом, то есть в одностороннем порядке заявил об отказе от взятых на себя США обязательств. Мировая афёра началась: показав после Второй Мировой Войны (а, точнее сказать – ценой этой Войны) миру свою платёжеспособность, ФРС убедила мир принять в качестве расчётного средства доллар, но как только мир его принял, ФРС отказалась от обязательств по его обеспечению! Казалось бы: афёра очевидна. Но, как и в случае старого трюка банков с «операциями с частичным покрытием», раскрытие очевидно мошеннической и криминальной афёры привело лишь к тому, что она была формально узаконена! На Ямайской Международной конференции 16 марта 1973 года, а затем на Конференции министров стран-членов Международного Валютного Фонда в Кингстоне (Ямайка) 8 января 1976 года курсы валют были «освобождены» от привязки к золоту.

Более того, странам-участницам было запрещено (!!) выражать режим курса своей валюты через золото. Что, собственно, мировой капиталократии и требовалось, и ради чего вся цепочка ходов и осуществлялась: в мировом масштабе была не только создана и узаконена, но и приобрела статус монополии система, позволяющая присваивать все материальные ценности за бумажки, которые даже формально уже не являются «обязательствами», то есть выпуск которых вообще ни к чему не обязывает выпускающий их банк. На первый взгляд, парадокс: доллар был принят в качестве мировой валюты в конце 40-х годов именно потому, что полноценно обеспечивался золотом, а в 70-х годах, когда он не только перестал быть полноценно обеспечен, но даже формально юридически был объявлен не обеспечиваемой золотом валютой, он не утратил своего статуса. Этот парадокс может быть объяснён только тем, что за эти три десятилетия коренным образом изменился и характер мировой экономики, и статус доллара в ней. Мировая экономика за это время стала зависеть от доллара как от наркотика. Доллар теперь уже не более не нуждался в золотом обеспечении со стороны ФРС. Более того, доллар уже не нуждался даже в обеспечении товарами и услугами, производимыми США, поскольку по самому факту его признания мировым расчётным средством и принятия в качестве эквивалента реальной создаваемой трудом стоимости, он уже обеспечивался товарами и услугами, производимыми практически всем капиталистическим миром. Возник и начал устойчиво воспроизводиться эффект финансовой пирамиды, акции которой имеют цену только потому, что люди по какой-то причине признают их имеющими цену. Как и во всякой финансовой пирамиде, её владельцам оставалось только одно: постоянно её расширять. Это позволяло без существенной инфляции (то есть обесценивания валюты) печатать всё новые и новые массы долларов, ничем их не обеспечивая, поскольку их обеспечение реальной товарной массой теперь добровольно (!!) брали на себя всё новые страны, вовлекающиеся в долларовую пирамиду.

Причём, что характерно, все участники пирамиды, уже вовлечённые в неё, оказывались также заинтересованными в дальнейшем расширении её основания, то есть были теперь готовы помогать группе финансовых спекулянтов, создавших пирамиду. И, действительно, сфера хождения доллара непрерывно расширялась после каждой очередной финансово-спекулятивной афёры мировой олигархии, а также путём открытой военной экспансии США. Она распространилась на страны восточной и юго-восточной Азии с их огромной финансовой ёмкостью, на богатый нефтью Ближний Восток, на значительную часть Латинской Америки, а после поражения СССР в холодной войне – на Россию и другие страны постсоветского пространства. При этом суть мировой долларовой афёры может быть выражена одной простой фразой. В результате частная компания под названием ФРС получила возможность присваивать реальные товары и услуги, производимые трудом почти всего человечества, а также невосполнимые природные ресурсы всей Земли в обмен на крашенные бумажки, производство которых этой частной кампании практически ничего не стоит. Иными словами, чистый сеньораж от выпуска бумажных долларов близок к 100% (его сумма отличается в зависимости от номинала выпускаемых банкнот), а в случае с долларовой массой, существующей только на электронных счетах и не обеспеченной даже бумажными банкнотами, – равен 100%. Поскольку, в отличие от золота, более никак не привязанный к нему доллар может потенциально производиться ФРС в любом количестве, то следует констатировать, что ФРС обладает бесконечным объёмом долларов. Признав американский доллар эквивалентом стоимости любого товара и услуги, человечество, тем самым, отдало весь материальный мир в собственность США. Точнее говоря, не США как американскому государству или американскому обществу, а частной американской банковской системе, замкнутой в трест ФРС, поскольку ФРС может вообще без всяких затрат напечатать любую сумму долларов, в какую бы ни был оценен тот или иной материальный объект.

С.А. Строев