На протяжении всех лет так называемых “рыночных реформ” практически все предприятия обрабатывающей промышленности России, и в первую очередь высокотехнологичные, либо сильно сократили производство, либо вообще приказали долго жить. Неужели виной всему только российский климат? — Попробуем дать ответ на этот вопрос.
Под свободой мирового рынка обычно подразумевается , право частных лиц или корпораций , не считаясь с интересами своих государств, вкладывать деньги туда, где им выгодно. Именно при таком подходе, как утверждает неолиберальная идеология, достигается наибольшая экономическая эффективность, и, стало быть, граждане стран со свободной рыночной экономикой получают больше материальных благ, чем граждане “закрытых” в той или иной мере стран. Следовательно, на пути к процветанию всех государств мира нужно снять все экономические барьеры для свободной мировой торговли – от этого в выигрыше якобы окажутся все. Паршев в своей книге справедливо отметил одну объективную особенность, из-за которой рушатся построения теоретиков неолиберальной доктрины свободного мирового рынка без барьеров – а именно неодинаковость климатических и географических условий в разных странах, объективно приводящие к разным материальным издержкам при использовании одних и тех же технологий. Против климата не попрешь, однако.
Но почему-то молчаливо предполагается, что достигнутые в разных странах технологии в тех или иных производственных процессах, предполагающие неодинаковые издержки при производстве одних и тех же наименований товаров, не являются серьезной помехой в достижении всеобщего экономического процветания. Свободная конкуренция в условиях мирового рынка якобы заставит предпринимателей уменьшить издержки на своих производствах и довести качество продукции своих предприятий до мирового уровня. Такой мотив присутствовал с самого начала “рыночных реформ” в среде радикальных реформаторов. Этим они завлекали людей, утверждая, что только свободная конкуренция с иностранными производителями позволит радикально улучшить качество отечественных товаров и создаст “материальное изобилие” в потреблении. Как мы сейчас, по прошествии полутора десятков лет свободной конкуренции, видим, ничего подобного в нашей стране не произошло. Качество наших товаров не улучшилось, а либо осталось на прежнем уровне, либо ухудшилось. Производство многих потребительских товаров промышленностью сильно сократилось ( огромный спад произошел, например, в легкой промышленности в производстве текстиля, одежды и обуви). Производство же средств производства вообще практически полностью прекратилось по многим наименованиям. Утеряны сотни технологий даже в военно-промышленном комплексе, традиционно имеющим рынки сбыта за рубежом еще со времен СССР.
Попробуем объяснить этот небывалый в истории спад производства причинами, отличными только от климато-географических, исходя из неодинаковых материальных издержек, исторически сложившихся в российском хозяйстве и в зарубежных странах к моменту, когда радикал — реформаторы открыли страну мировому рынку, преподнося это, как благо. Для этого потребуются определенные численные выкладки, которые будут проделаны, исходя из простейшей модели производственных процессов в двухотраслевой системе производства товаров. Для понимания этих выкладок потребуются знания только в пределах средней школы.
Итак, начнем. При производстве товаров для потребления, как известно, общество несет материальные издержки, которые связаны с самим процессом их производства. Т.е. не все произведенные товары общество может использовать для потребления, а только часть их, называемую доходом. Другая же часть произведенных товаров формирует фонд возмещения материальных затрат, необходимый для последующего цикла производства. Рассмотрим двухотраслевую систему, в которой производятся две группы товаров, которые назовем условно “машины” и “топливо”. Производство топлива ( 1-ая отрасль) будет отображать топливно-энергетический комплекс страны, в то время как производство “машин” ( 2-ая отрасль) будет олицетворять собой обрабатывающую промышленность. Сначала рассмотрим только такое производство, в котором производится ровно столько товаров, сколько необходимо для самозамещения материальных издержек, а излишков прибавочного продукта не производится. Схема такого производства будет выглядеть, например, так:
80 тонн топлива + 10 машин — 240 тонн топлива ( 1-ая отрасль) 160 тонн топлива + 20 машин — 30 машин ( 2-ая отрасль)
Как видим, при таком способе производства все вновь созданные товары идут на замещение затрат в следующем цикле производства : 240 тонн топлива = 80 т. + 160 т. ; 30 машин = 10 м. + 20 м.. Никакого прибавочного продукта не создается, т.е. доход равен нулю. Для того, чтобы поддержать такое производство, требуется, чтобы первая отрасль обменивалась со второй произведенными товарами в определенной пропорции, которая и определит их меновую стоимость или цену. Эта пропорция обмена при таком способе производства определяется однозначно и составляет 16 тонн топлива в обмен за 1 машину. Вторая отрасль из 30 произведенных машин, 20 оставила себе для продолжения цикла воспроизводства, а 10 обменяла на 160 тонн топлива, которые также использовала для следующего цикла производства. Первая отрасль из 240 произведенных ею тонн топлива 80 тонн оставила себе, а 160 тонн обменяла на 10 машин, необходимых ей для возобновления производства в следующем цикле. Если цену одной тонны нефти условно принять за рубль, то цена одной машины составит 16 рублей. В данной системе производства без излишков никаких других цен ( точнее меновых пропорций) сложиться в принципе не может. Здесь надо отметить, что товары здесь имеют условные наименования и свойства. В частности считается, что товар “машина” расходуется за один цикл материального производства ( скажем за год), в то время как в действительности срок службы реального оборудования в промышленности составляет много лет, однако это обстоятельство не должно нас смущать, так как в данном рассуждении можно заменить их полные стоимости на соответствующие балансовые стоимости, представляющие собой годовые аммортизационные отчисления за оборудование длительного пользования при фиксированной норме прибыли.
Теперь рассмотрим приближенный к реальности случай двухотраслевого производства товаров с излишком, формирующим доход общества. Предположим, что каждая отрасль производит товара сверх того, что требуется для возмещения материальных затрат. Это можно отобразить в следующей схеме :
80 тонн топлива + 10 машин — 300 тонн топлива ( 1-ая отрасль) 160 тонн топлива + 20 машин — 50 машин ( 2-ая отрасль)
В такой схеме производства у общества уже существует материальный доход, который может быть непосредственно использован в целях потребления. Он составляет в данном случае 60 тонн топлива и 20 машин, как нетрудно увидеть. Каковы же должны быть меновые стоимости произведенных товаров, чтобы обеспечить обмен между отраслями? На этот вопрос нельзя дать столь же однозначный ответ, как в первом случае простого воспроизводства без прибавочного продукта. Все дело в том, что пропорции обмена между отраслями, определяющие цены, будут зависеть от того, каким образом будет разделен между отраслями прибавочный продукт — тот самый доход в 60 тонн топлива и 20 машин. От этого будет зависеть и себестоимость производства единицы товара данной отрасли, выраженная в деньгах ( это, кстати хороший пример того, что никакого объективного содержания, связанного только с процессом производства, и не связанного с процессом дележа произведенного, в термине “себестоимость” не присутствует). Итак, выберем стандартный способ дележа общего дохода, полученного отраслями, между людьми, участвующими в производстве товаров в этих отраслях. – Прибавочный продукт должен распределяться между отраслями в соответствии с вложенными в отрасли капиталами ( складывающимися из суммы стоимостей материальных затрат в данном цикле воспроизводства). Т.е. чем больше материальных затрат в денежной форме используется данной отраслью, тем выше у нее должен быть прибавочный продукт. Это значит, что в обеих рассматриваемых отраслях должна быть одинаковой норма прибыли. Это разумное предположении : хотя в реальной экономике нормы прибыли в отраслях могут и различаться, но тогда это приводит к перетоку капиталов из менее прибыльных отраслей в более прибыльные, что создает в конце концов перепроизводство в прибыльных отраслях, неминуемо снижающее их прибыльность до средней по экономике . Я далек от мысли считать, что уравнивание прибыли по отраслям может происходить только вследствие действия рыночных саморегуляторов ( для этого необходимо и государственное принуждение в виде антимонопольных законов, государственное централизованное управление финансами и т.д) – но в данном случае это несущественно. В плановой экономике уравнивание прибылей по отраслям может производиться директивными методами, т.е. “правильные” цены межотраслевого обмена товарами устанавливаются плановыми органами, исходя из условия примерного равенства нормы прибыли по отраслям. При этом, разумеется, никаких финансовых пузырей в отраслях, временно приносящих сверхприбыли, возникать в принципе не может, как и обвалов рынка, связанных с тем, что эти финансовые пузыри в конце концов с треском лопаются. Будем считать также, что количество людей, занятых в отраслях, пропорционально используемым в них капиталам, и прибыль делится между ними поровну, хотя это понадобится только для определения зарплат, а не цен обмена.
В предположении, что норма прибыли по отраслям должна быть одинаковой, нетрудно определить и пропорции межотраслевого обмена – т.е. цены товаров. Если цену одного из товаров ( тонны топлива) принять за единицу, то для определения второй цены ( цены машины) и общей нормы прибыли имеются, исходя из вышеприведенной схемы, два уравнения с двумя неизвестными. Решая их, нетрудно получить ответ: цена машины – 12 рублей ( в предположении, что тонна топлива стоит 1 рубль), в то время как норма прибыли равна 0,5. Схема межотраслевого обмена в данном случае будет выглядеть следующим образом: Из 50 произведенных машин вторая отрасль оставляет себе 20 для возмещения материальных затрат в следующем цикле производства, 13 и 1/3 машин продает по 12 рублей за штуку и на вырученные 160 рублей покупает необходимые ей 160 тонн нефти для возмещения матзатрат в следующем цикле. Дробные доли в количестве “машин” не должны смущать, так как машины могут продаваться и в виде запчастей. В качестве дохода у второй отрасли остается еще 16 и 2/3 машин, что составляет сумму в 200 рублей. Первая отрасль оставляет из произведенных ею 300 тонн топлива для последующего воспроизводства 80 тонн, а 160 тонн продает первой отрасли по рублю за тонну, и на вырученные 160 рублей закупает 13 и 1/3 машин, из которых 10 машин идут на возмещение материальных затрат, а 3 и 1/3 машин суммируется к доходу, в который входят еще оставшиеся 60 тонн топлива. Сумма дохода при этом составляет 100 рублей. Переменный капитал, используемый в первой отрасли, составляет 200 рублей, при норме прибыли в 0,5 он дает доход в 100 рублей, и валовой продукт, произведенный первой отраслью составит в сумме 200 рублей плюс 100 рублей – 300 рублей. Соответственно, капитал, используемый второй отраслью в одном цикле производства составит 400 рублей, при норме прибыли 0,5 он принесет доход в 200 рублей, что составит валовой продукт в сумме 600 рублей.
Теперь, если считать, что в отраслях занято количество людей пропорционально используемому в них капиталу, то если в первой отрасли производящей топливо заняты, скажем, 100 человек, то тогда во второй отрасли, производящей машины тогда должно быть занято 200 человек. Зарплата высчитывается как частное дохода и количества человек, занятых в отрасли, и составит в данном случае 1 рубль на человека за цикл производства и в первой и во второй отрасли. Это будет составлять 0,33 % общественного дохода.
Изложенный пример достаточно тривиален и сам по себе представлял бы мало интереса, если бы рассматривался только в рамках одной системы производства – потребления. Однако расширим его до другой системы производства — потребления, существующей, скажем, в другой стране, обладающей более развитыми технологиями, или, по крайней мере умеющими тем или иным образом сокращать издержки на производство рассмотренных выше товаров. Допустим, рассматриваются аналогичные отрасли, производящие “машины” и “топливо”, но только в какой-нибудь западной стране или в сообществе западных стран, имеющих более совершенные технологии, чем отечественные ( в том числе и технологии использования дешевой рабочей силы в своих финансовых колониях). Тогда рассмотренная двухотраслевая схема производства могла бы выглядеть так :
80 тонн топлива + 10 машин — 320 тонн топлива ( 1-ая отрасль) 120 тонн топлива + 10 машин — 50 машин ( 2-ая отрасль)
В данном случае первая отрасль лишь ненамного сократила издержки на производство единицы продукции : при прежних издержках в 80 тонн топлива и 10 машин она производит не 300, а 320 тонн топлива – что ненамного больше. Будем считать, что это связано с консерватизмом топливно-энергетической промышленности в связи с ее спецификой , где трудно обеспечить такой же резкий рост, как, скажем, в новейших отраслях обрабатывающей промышленности. Зато вторая отрасль существенно сократила издержки как в использовании топлива, так и в использовании машин, благодаря использованию продвинутых энергосберегающих и ресурсосберегающих технологий. Впрочем, это несущественно, за счет чего. С таким же успехом можно считать, что рассматриваемое общество изымает часть ресурсов бесплатно из своих политических или финансовых колоний, поэтому часть издержек просто не учитывается в схеме производства, так как почти ничего не стоит. Поэтому рассматриваются только те материальные издержки, которые используются в труде только своих рабочих, а не колониальных. Данная схема порождает иные пропорции межотраслевого обмена продукцией. В тех же предположениях равенства нормы прибыли по отраслям одна машина в этой схеме должна обмениваться уже не на 12, а только на 8 тонн топлива – т.е. “машины” существенно подешевели, вследствие сокращения издержек при их производстве, в то время как топливо стало относительно дороже. Если цену тонны топлива принять за 1 доллар, то тогда машина будет стоить 8 долларов. Норма прибыли в отраслях равна 1. Капитал, использованный в первой отрасли в одном цикле производства составляет 160 $ , он принесет прибыль также в 160$ (ее составят 120 тонн топлива и 5 машин) , а валовая продукция отрасли составит 320$. Капитал, использованный во второй отрасли будет 200 $, он принесет прибыль также в 200$ (ее составят 25 машин), а валовая продукция второй отрасли составит 400$. Общий доход общества будет состоять уже из 120 тонн топлива и 30 машин на сумму 360$ ( в то время как в отечественной системе производства потребления аналогичные отрасли принесли доход, состоящий из 60 тонн топлива и 20 машин). Если в первой отрасли, так же как и в отечественной топливно-энергетическом комплексе занято 100 человек, то тогда во второй отрасли ( обрабатывающей промышленности) должно быть занято соответственно 125 человек – пропорционально использованному в ней капиталу. Зарплата по отраслям также будет одинаковой и составит 1,6$ на человека – 0,44% всего общественного дохода.
Теперь самое существенное. Предположим, что в отечественной экономике к экономической власти в отраслях, благодаря изменениям в политической системе, пришли люди, исповедующие идеалы свободной торговли с поощрения их коллег из зарубежных стран, где уже давно настаивают, что свободная торговля и отсутствие экономических барьеров всех приведет ко всеобщему процветанию, да только остались еще тоталитарные режимы, которые не хотят блага своим народам. Как в этом случае трансформируется отечественная система производства потребления? Действительно ли в ней ускорится экономической развитие и увеличится эффективность экономики? И для чего зарубежные капиталисты настаивают на разрушении всяких экономических барьеров при торговле?
На эти вопросы очень легко ответить, исходя из приведенной выше модели двухотраслевой экономической системы производства-потребления. Предположим, что государство экспроприировало отрасли, ранее находящиеся в общественной собственности, отдало их в частные руки и разрешило их новоиспеченным хозяевам-приватизаторам свободно торговать своей продукцией на мировом рынке и закупать нужную им продукцию на этом самом рынке. Мотивировалось это, разумеется, необходимостью повысить экономическую эффективность во всей экономике, которая, при общественной форме собственности, якобы неэффективно функционировала, вследствие отсутствия “нормальных рыночных” стимулов к труду ради частной наживы. Что при этом произойдет с рассмотренной нами двухотраслевой схемой? — Хозяева первой отрасли, более не ограниченные планом поставок топлива второй отрасли, перестанут иметь и рыночные стимулы продажи производимого топлива по прежним ценам – 12 рублей за машину — при условии что с продажи одной тонны выручается 1 рубль. Ведь эти цены определились в замкнутой системе из двух отраслей, имеющих вполне определенную структуру материальных издержек, и при условии равенства прибавочной стоимости по отраслям. Но теперь, когда первая топливная отрасль получила возможность свободно торговать своей продукцией на мировом рынке, где одну машину дают не за 12, а всего за 8 тонн топлива ( вследствие иной структуры материальных издержек) — для первой отрасли появился прямой материальный резон поставлять свою продукцию не на отечественный рынок, а на мировой. А на мировом рынке как раз кризис перепроизводства машин – ведь их там в производственном цикле для свободного потребления производится в 1,5 раза больше ( напомним, что в иностранных отраслях общественный доход состоит из 30 машин и 120 тонн топлива, против 20 машин и 60 тонн топлива в отечественной экономике). Кризис перепроизводства грозит обвалить цены на машины на западном рынке, что приведет к свертыванию кредита и очередной большой депрессии. И тут, как нельзя более кстати, выясняется, что политика холодной войны и пропаганды западного образа жизни принесла, наконец, свои плоды – бывшие советские отрасли более не связаны никакими взаимными обязательствами, и наша экономика готова открыть внутренний рынок для поступления туда западных “дешевых” машин, в обмен на наше топливо. Западным потребителям топлива-то как раз и не хватает, ведь своих машин у них завались, — они забили пробками все города и автострады, – им не хватает бензина, чтобы сжигать его в этих самых многочасовых пробках, подтверждая тем самым “высокий” уровень жизни западного человека. Западная финансовая сфера, видя такой подарочек, любезно предоставленный Западу отечественными реформаторами — приватизаторами, разворачивает кредитные механизмы генерации новых денег, надежно обеспеченных теперь уже нашими топливными ресурсами, тем самым, предотвращая надвинувшийся было финансовый коллапс западной экономики.
А как дело будет обстоять при этом в экономике отечественной? Получив возможность свободно покупать машины за рубежом по более низкой относительной цене, первая отрасль, естественно, уже не будет платить второй отрасли ( обрабатывающей промышленности) прежнюю цену из расчета 12 тонн топлива за одну машину. Деятели из первой отрасли объявят вместе с политиками – реформаторами, сдавшими им за бесплатно народное достояние, что де отечественное машиностроение неэффективно и неконкурентоспособно, раз не может в один момент перестроится и довести свои издержки до уровня западных. Поэтому они не собираются платить за их продукцию прежнюю цену, раз есть возможность закупать альтернативную продукцию по меньшей цене за рубежом. В результате вторая отрасль вынуждена будет продавать свою продукцию первой отрасли, ориентируясь уже не на прежние отечественные, а на новые долларовые цены, как меру стоимости. Производя по 50 машин, 20 машин она будет, как и прежде, оставлять себе для восполнения материальных затрат, а еще 20 машин будет продавать по 8 долларов за машину, выручая за это 160$, и закупая на них 160 тонн топлива, необходимых ей в производственном цикле. В качестве дохода у нее останется только 10 машин ( против 16 и 2/3 по прежней схеме межотраслевой торговли до введения “свободного рынка”), которые и в цене подешевеют. При этом топливо для второй отрасли, соответственно, подорожает, ведь, продавая одну машину, она сможет выручать за нее только 8 тонн топлива, против прежних 12. При этом политики будут радоваться и говорить, что наконец-то, в собственной стране мы перешли на нормальные мировые рыночные цены, тогда как при проклятом тоталитаризме цены устанавливались волюнтаристским путем от фонаря. Подсчитаем теперь что стало с доходом в первой и во второй отраслях, считая что первая отрасль установила второй отрасли цены на ее продукцию не больше, чем 8 тонн топлива за одну машину. Из суммарного общественного дохода в 60 тонн топлива и 20 машин первая отрасль, благодаря “поддержке” мирового рынка сумела перетянуть к имеющимся у нее 60 тоннам топлива еще 10 машин ( ранее у нее было только 3 и 1/3 машины), оставив у первой отрасли только 10 машин в качестве дохода. Доход первой отрасли теперь уже в долларах ( “правильной” валюте) составит 140$ ( ранее был, как мы помним 100 рублей), в то время как доход второй отрасли уменьшится до 80$( а ранее он составлял 200 рублей). Общий доход в экономике составит в долларах 220$. Норма прибыли в первой отрасли возрастет с прежних 0,5 до 0,875, а во второй отрасли соответственно уменьшится с 0,5 до 0,25. Так как в первой отрасли работает 100 человек, а во второй 200 человек, то заработная плата в первой отрасли составит 0,64% от всего общественного дохода, а во второй отрасли – только 0,18%. Т.е. зарплата в первой отрасли превысит зарплату во второй в более чем в 3,5 раза, тогда как ранее, как мы помним, они были равны. Все это неминуемо приведет к тому, что во второй отрасли, вследствие резкого падения доходности, исчезнут источники для инвестиций, а народ потянется в первую отрасль — туда где зарплата больше.
Итак, к каким же замечательным последствиям приходит отечественная экономика после введения “экономической свободы” политическими методами. А последствия такие. Не растеряв производственные показатели вторая отрасль( обрабатывающая промышленность) превращается в изгоя экономики, в то время как первая отрасль ( топливно-энергетический комплекс), вовсе не приобретя никаких производственных показателей, превращается как бы в ее локомотив за счет выкачивания ресурсов из второй отрасли. Тем не менее, владельцы топливной отрасли получают право, освященное принципами свободной торговли и догматами неолиберализма, утверждать, что вся обрабатывающая промышленность неэффективно работает и сидит у них на дотации. Правительственные экономисты также заявляют, что в топливной промышленности дело обстоит намного лучше, чем в обрабатывающей, и что де отечественное машиностроение само виновато, что не может перестроится, уменьшить издержки и начать производить конкурентоспособную продукцию. Однако из вышеприведенных рассуждений ясно, что обрабатывающая промышленность ни в чем не виновата. Она своих производственных показателей не снижала, и все дело только в том, что экономику страны открыли для разграбления иностранцами, причем открыли политическими методами, предварительно экспроприировав общенародную собственность, как главное препятствие на пути такого разграбления. Для того, чтобы доходность второй отрасли не снизилась в результате “открытости мировому рынку”, ей нужно сразу же, а не постепенно довести свои материальные издержки в производстве до уровня иностранных в аналогичной отрасли. Наверное, не надо иметь никакого экономического образования, чтобы сообразить, что технологии в одночасье не улучшаются. – Это длительный процесс, требующий времени и капиталовложений. Однако времени нет, так как топливная отрасль уже сейчас не желает закупать продукцию отечественного машиностроения, и капиталовложениям взяться тоже неоткуда и осваивать их становиться некому , так как при тех ценах, которые диктует теперь топливная отрасль , — получив законную возможность, подкрепленную догмами неолиберализма, ориентироваться на мировые цены, — доходы второй отрасли резко падают, как мы увидели, а зарплаты работников снижаются, что принуждает их покидать родные предприятия. Таким образом, от отечественного машиностроения требуется с экономической и технологической точки зрения невозможное – в условиях почти полного отсутствия инвестиций, нищенской зарплаты работников и технических кадров, довести материальные издержки при производстве продукции и качество до западноевропейского уровня. Однако, именно этого хотели отечественные либеральные экономисты в начале реформ, утверждая, что прямая конкуренция между иностранными и отечественными производителями заставит последних уменьшить издержки и повысить качество до мирового уровня. Приведенные простые расчеты показывают, что это были, мягко говоря, идеологические заклинания и не более того. Никаких экономических оснований для подобных прогнозов не было и быть не могло.
Однако может все не так уж плохо? Для либералов остановка части отечественных производств не представляет собой какого-либо бедствия для экономики, ибо у них наготове теория, что отмирание неэффективных , неконкурентоспособных производств для экономики и потребителей приносит вовсе не вред, а пользу. Мировой рынок для них является той лакмусовой бумажкой, которая позволяет с абсолютной надежностью выявить и уничтожить эти самые неконкурентоспособные производства, и тем убрать бесполезные общественные издержки на их поддержание. Вот типичное заявление либерального экономиста на эту тему : “ Что означает «неконкурентоспособное производство». Это такое производство, в котором издержки выше, чем расходы потребителя на покупку продукции у конкурентов. То есть производство, продолжение которого связано с дополнительными экономическими издержками для общества. К этому обстоятельству можно относиться по-разному. Например, можно считать, что экономические издержки перекрываются положительным социальным эффектом (почему, например, многие страны с рыночной экономикой сознательно поддерживают свое сельское хозяйство). Но игнорировать его – глупость несусветная. На чем СССР, в частности, и завалился. И уж никак поддержка неконкурентоспособного производства не может создать «предпосылки для добавочного накопления». Только наоборот, уменьшить потенциальное накопления за счет отвлечения средств на поддержание неконкурентоспособных производств”.
В нашем расчете двухотраслевой модели экономики вторая отрасль ( машиностроение) стала неконкурентоспособной не в силу своей внутренней несостоятельности , а только после того, как работающая с ней в паре первая отрасль (ТЭК) получила освященную политиками возможность свободно торговать с заграницей. Она стала диктовать второй отрасли выгодные ей “мировые цены”, от чего в отрасли, производящей машины, резко упала доходность и зарплаты работникам, что привело к свертыванию инвестиций и физической утрате даже потенциальной возможности модернизировать производство к меньшим затратам и к большему качеству. Это не может не привести к полной остановке отрасли или кардинальному сокращению производства в ней. Тем не менее либералы утверждают, что это не беда, ведь ликвидирована неконкурентоспособная отрасль. Посмотрим так ли это. Первая отрасль при полной остановке второй отрасли будет обмениваться топливом только с зарубежной системой производства-потребления. При этом из произведенных ею 300 тонн топлива 80 она потратит на возмещение собственных производственных затрат в топливе, а необходимые ей для тех же затрат 10 машин она обменяет еще на 80 тонн тон топлива. Итого в доходе у нее останется 140 тонн топлива. 80 тон топлива она может выменять еще на 10 машин и тогда ее доход составит 60 тонн топлива и 10 машин. Но только в этом случае эти 60 тонн топлива и 10 машин составят уже весь общественный доход, против 60 тонн топлива и 20 машин, составлявших доход общества до либерализации торговли. Теперь уже этот уменьшившийся доход должен будет так или иначе делится на всех членов общества. Таким образом, при остановке “неконкурентоспособной” отрасли общество потеряет существенную часть своего материального дохода, что приведет и к пропорциональному сокращению дохода на душу населения. Только теперь он будет распределен по обществу существенно неравномерно.
Люди, потерявшие работу в приказавшей долго жить второй отрасли, вынуждены будут устраиваться в первую отрасль на те или иные второстепенные роли или участвовать в распределении получаемого при торговле с заграницей дохода – т.е. квалифицированные технические кадры перейдут в торговлю и обслуживание или попросту станут безработными и будут жить на пособие. При этом увеличить добычу сырья в первой отрасли вряд ли существенно удастся, так как она определяется не только трудовыми ресурсами, но и материальными ( мощностями заводов, количеством используемой техники), а также природными возможностями месторождений, которые вовсе не обязаны в одночасье увеличиваться в соответствии с резким притоком трудовых ресурсов из обанкротившейся второй отрасли. Материальные ресурсы же черпаются из общественного дохода, а он сократился на 10 машин, что в принятой нами системе исчисления дохода составляет в отечественных ценах 120 рублей – или 40% от прежнего общественного дохода в 300 рублей . В новых долларовых ценах прежний доход общества в 60 тонн топлива и 20 машин стоит 220$, и сокращение его на 10 машин ценой по 8$ составит 36%. Хотя первая отрасль и увеличит свою прибыль на 80% в прежних рублевых ценах ( в новых долларовых ценах это составит только чуть больше 60% ,- доллар иная мера стоимости) против прибыли в прежней “солидарной” системе, тем не менее это будет совсем непропорционально высвободившимся трудовым ресурсам из обанкротившейся второй отрасли, где, как мы помним работало вдвое больше людей, чем в первой отрасли – т.е. общее число потенциальных работников для первой конкурентоспособной отрасли увеличится на 200%. Занять их нет никакой экономической возможности, ибо прибыль, выраженная в материальных ресурсах, увеличилась всего на 60%. Значит, если так или иначе часть высвободившихся трудовых ресурсов занять в первой отрасли – то в ней неминуемо и существенно упадет производительность труда, а другая часть работников бывшей второй отрасли закономерно перейдет в категорию безработных на иждивение общества.
К чему мы пришли в результате всех этих рассуждений? А к тому, что остановка “неконкурентоспособной” отрасли вовсе не привела к уменьшению общественных издержек, как на том настаивают либеральные экономисты. А, напротив, привела к существенному уменьшению общественного дохода, связанному как раз с увеличением общественных издержек, к которому приводит необходимость содержать высвободившиеся трудовые ресурсы, лишенные политическими методами возможности самих себя содержать. Почему так происходит? – А потому, что либеральные экономисты, либо в силу намеренного разрыва со всякой интеллектуальной честностью ради корыстного служения идеологам глобализации, либо в силу интеллектуального маразма, делают подлог. В качестве мерила общественных издержек в данной системе производства — потребления они избирают меру стоимости, сложившуюся совсем в другой системе производства потребления, на том основании, что к этой иностранной мере стоимости “конкурентоспособные” отечественные отрасли переходят в результате “свободного выбора”. Однако в результате такого “свободного выбора” с кем торговать, потребителями иностранной “конкурентоспособной” продукции становятся не все члены общества, а только та их часть, которая так или иначе обслуживает отечественные “конкурентоспособные” на мировом рынке отрасли. Это только у таких потребителей ( а вовсе не у всех членов общества) расходы на покупку продукции у отечественных производителей выше, чем расходы на покупку аналогичной продукции у их иностранных конкурентов. Но эти потребители ничем не заслужили такого привилегированного положения – просто так сложилась коньюктура издержек в материальном производстве западных стран на данном этапе их развития — и только. А собственное правительство разрешило использовать эту коньюктуру с выгодой только для тех потребителей, которые работают в “конкурентоспособных”, с точки зрения этой коньюктуры, отраслях в ущерб остальной экономике и всем прочим гражданам. А эти прочие граждане из обанкротившихся отраслей также ничем не заслужили своего униженного положения. А ведь их не только лишили возможности покупать иностранные товары в значимом количестве, но даже с предельной жестокостью лишили их возможности производить самим продукцию для собственного потребления – то, что они могут и привыкли делать – придумав для этого соответствующее “экономическое” оправдание, что де отмирание неконкурентоспособных производств есть благо для общества, хотя это есть благо только для небольшой его части. Для всего общества в целом закрытие неконкурентоспособных на мировом рынке производств приводит, как мы увидели, к однозначному падению среднего душевого дохода, т.е. в первую очередь к отрицательному экономическому эффекту, что затем уже вызывает в обществе отрицательный социальный эффект. Т.е. дело обстоит совсем не так, как утверждают либеральные экономисты, что якобы неконкурентоспособные производства означают для общества дополнительные экономические издержки, которые, может быть, иногда и перекрываются положительным социальным эффектом (так как такие производства позволяют хоть чем-то занять людей), а как раз наоборот. Поддержание неконкурентоспособных на мировом рынке производств производит именно положительный экономический эффект, что в свою очередь производит положительный социальный эффект.
В чем суть всей этой дьявольской идеологической затеи с конкурентоспособностью, как критерием экономической эффективности? А в том, что при поддержании неконкурентоспособных производств в экономиках суверенных государств положительный экономический эффект достигается только для самих этих государств. А для мирового капиталистического спрута в лице развитых капиталистических стран достигается эффект отрицательный, так как рынки суверенных экономически независимых государств насыщаются отечественной продукцией, и на них остается совсем мало места для продукции корпораций главных капиталистических государств, что приводит к обычному кризису капиталистического перепроизводства в них. Таким образом, свои собственные экономические проблемы эти государства перекладывают на другие страны и народы, лишая экономики этих стран потенциала развития и обрекая миллионы людей на нищенское существование, . Все это является естественным следствием развития капиталистического способа производства на данном этапе мировой истории.
Здесь следует отметить, что положительный экономический эффект существования неконкурентоспособных отраслей хорошо понимают в самих западных странах, перераспределяя доходы других отраслей в пользу собственного “нерентабельного” сельского хозяйства с помощью государственного протекционизма и субсидирования. Ведь рентабельность, как мы убедились с помощью двухотраслевой модели экономики, не является только внутренним свойством данной отрасли, а является также прямым следствием взаимодействия отраслей. Если техническое состояние данной отрасли соответствует техническому состоянию других отраслей, то нерентабельной она может стать только в результате воздействия внешних коньюктурных факторов, а уж никак не в силу внутренней несостоятельности. Поэтому уравнивание прибыльности в такой отрасли с прибыльностью в других отраслях – прямая обязанность государства, если только это государство действительно хочет, чтобы экономика развивалась, а граждане получали больше материальных благ.
Производство, оказывающееся неконкурентоспособным на мировом рынке должно не закрываться, а продолжать производить продукцию для внутреннего потребления – только и всего — получая доход и создавая тем самым предпосылки для дополнительного накопления в результате которого только и могут возникнут внутренние капиталовложения в модернизацию данного производства. Нельзя же в самом деле представить себе ситуацию, когда производство закрывается, кадры его разгоняются, а потом, спустя многие годы оно, как птица Феникс в одночасье восстает из пепла в модернизированном и конкурентоспособном виде. Для либералов накопления являются прежде всего деньгами, символами и не более. Для реального же хозяйства накопления реализуются в вещах не символьных, а вполне материальных – в запасах топлива, сырья, оборудования, и главное — в наличии и воспитании производственных и технических кадров, в наличии мощных научных лабораторий, научных школ, институтов, образовательных учреждений, в наличии людей, которые готовы долго и упорно трудится. Все эти накопления могут возникнуть только на работающем производстве а уж никак не на остановленном.
Конечно, можно представить себе такую отрасль, в которой производство оказывается нерентабельным для общества в целом . В нашей модели двухотрпаслевой экономики это произойдет, если первая отрасль( производство топлива) сумеет получить за свою продукцию на мировом рынке такой доход, который превысит суммарный доход, даваемый обеими отраслями до “открытия” экономики мировому рынку ( в нашем примере доход по машинам должен превысить 20 штук, а доход по топливу быть не меньше 60 тонн). Но на этот случай существует надежный и очевидный экономический критерий. Потребление обществом продукции, которую производила до этого “нерентабельная” отрасль, не должно уменьшится в результате закрытия этой отрасли. Применяя этот критерий к российской обрабатывающей промышленности становится понятным, что разрушение или деградация таких важнейших отраслей экономики как авиационная промышленность, судостроение, электронная промышленность, станкостроение, приборостроение ( в том числе медицинское), сельскохозяйственное машиностроение, легкая промышленность ( текстиль, обувь), животноводство, производство зерна, рыбное хозяйство, производство медикаментов, производство детских товаров ( в том числе игрушек) и многих многих других производств – экономически не было оправдано, так как сокращение производства в этих отраслях не удалось компенсировать ввозом импортных заменителей товаров, производимых перечисленными отраслями. Не удалось в частности и потому, что и цели такой не ставилось.
Манипуляторам псевдоэкономическими теориями удалось так ловко провести наш народ, потому, что им удалось разделить его на части и внушить ему теорию, что общие экономические интересы достигаются исключительно через сумму частных эгоистических экономических интересов. Каждому должно быть позволено иметь свой собственный экономический интерес – нефтяникам свой, колхозникам – тоже свой. И все должны друг с другом за эти интересы бороться – тянуть одеяло на себя. Таким путем якобы достигается наибольшая экономическая эффективность. Советские несуны, которые крали детали с заводов и продавали их за проходной, блюли свой частный экономический интерес – но всем было очевидно, что общую эффективность производства они этим отнюдь не поднимали. Даже либералам. Однако когда бывшие советские сырьевики стали поступать в точности как эти несуны, продавая иностранному дяде сырье, востребованное отечественной обрабатывающей промышленностью, то либералы грудью встали на защиту свободы частного предпринимательства. – Каждому, мол, свое в полном соответствии с лозунгом фашистского лагеря смерти Освенцим. Одним – купаться в нефтедолларах, а другим — кормить детей комбикормом.
Советское хозяйство не занималось тем экономическим маразмом, которым занялось распадающееся хозяйство нынешней России не потому, что партийные власти волевым порядком ограничивали вывоз сырья за рубеж, как сейчас думают многие, утверждая что при советской власти якобы существовала монополия внешней торговли. Советское хозяйство не было раздроблено на кучки субъектов со своими частными интересами, а было единым целым. И как единому целому ему было экономически невыгодно вывозить такую же долю добываемого сырья и продукции первичной степени переработки, как сейчас – ибо это остановило бы многие производства в обрабатывающей промышленности и уменьшило бы доход общества. Поэтому никаких волевых ограничений или специальных организаций, осуществляющих монополию внешней торговли и не требовалось( они требовались лишь на начальном этапе становления советской экономики – в годы НЭПа). Просто не было субъектов экономики, которые могли бы самостоятельно и независимо вывозить сырье за рубеж, не было и экономических механизмов обеспечения такого вывоза – ни коммерческих банков, ни валютных бирж, ни частной торговли и т.д. — так что некому было и запрещать волевым порядком что-либо вывозить. Общественная собственность на средства производства была надежной гарантией от подобных экономических экспериментов. Поэтому для “правового” обеспечения раздробления экономики на ряд конкурирующих образований и потребовалась ликвидация общенародной собственности политическими методами. Она как мы знаем, успешно прошла под идеологические завывания про обеспечение экономической эффективности. Правительственные чиновники присвоили себе право продавать частным лицам ( даже иностранцам) общенародную собственность без какой либо правовой денационализации советской собственности. Советская общенародная собственность как бы по умолчанию ( нашему, между прочим, умолчанию) перешла в руки чиновников, хотя не было никаких правовых актов или общенародных референдумов, разрешающих такой переход. До сих пор идет приватизация государственных предприятий, которые общество никогда не передавало в руки правительственных чиновников и не делегировало им право продажи этих предприятий частным лицам. Так называемая приватизация изначально основывалась и основывается на правовом беспределе, и это важно понимать.
Сформулируем основные выводы, полученные при анализе двухотраслевой модели экономики:
Неконкурентоспособные на мировом рынке производства не могут существовать в рамках международного разделения труда, но вполне могут существовать и давать экономический эффект в рамках местного государственного или регионального разделения труда.
Существование неконкурентоспособных на мировом рынке производств внутри данной экономики всегда экономически оправдано, если в результате закрытия или сокращения таких производств общество начинает получать в качестве чистого продукта ( дохода) меньше той же продукции, что оно получало раньше.
Необходимым экономическим условием существования в хозяйственной системе страны неконкурентоспособного на мировом рынке производства является производственная деятельность, направленная на удовлетворение потребностей местного населения в товарах и услугах , деятельность ради насыщения внутреннего рынка. Такая деятельность способна давать необходимые внутренние накопления для модернизации и повышения экономической эффективности производства.
Неолиберальная доктрина о том, что только конкурентоспособные на мировом рынке производства имеют право на экономическое существование, не выдерживает никакой критики именно с экономической точки зрения. В основе этой идеологии лежит не экономическая, а социальная доктрина – доктрина социального расизма, отрицающая за другими, отличными от западных народами и цивилизациями право на самостоятельное развитие, и отрицающая в связи с этим право на использование этими народами своих природных, хозяйственных, человеческих и культурных ресурсов по собственному усмотрению. Этими ресурсами с точки зрения неолиберальной доктрины должны пользоваться только те, кто умеет их использовать наиболее эффективно, и именно за счет ресурсов других народов население Запада должно разрешать свои собственные, свойственные их способу производства экономические проблемы, такие, например, как кризисы перепроизводства.
Несколько последних замечаний. С изложенных выше позиций ясно, что во всяком случае те производства и отрасли, имеющие сходную с западными величину материальных издержек, должны находится в национальной собственности, и деятельность их должна быть направлена на увеличение экономической эффективности всего хозяйства в целом. Это есть непременное условие нормального развития нашей экономики. Разрешить им свободно торговать на мировом рынке, изымая при этом природную ренту – не является способом решить накопившиеся проблемы народного хозяйства. Потому, что как мы видели на примере двухотраслевой модели, происхождение этой ренты кроется не в уникальных свойствах отечественных природных месторождений ископаемых ресурсов, как утверждают сейчас некоторые патриотически настроенные журналисты, а в коньюктуре мирового рынка цен. Природная рента – это всего лишь доход с нескольких добывающих сырье отраслей, в которых при советской власти работало относительно мало народу, и капиталовложения в которые были даже меньше, чем в сельское хозяйство. Этого дохода не может хватить на модернизацию всей экономики. Доход для модернизации и возрождения экономики должен формироваться во всех ее важнейших отраслях. Поэтому они должны работать, а не стоять. А сырьевые отрасли должны всего лишь обеспечивать другим отраслям возможность получения такого дохода, и не путем безмездного субсидирования, а путем поставок топлива, энергии и сырья в необходимых количествах по ценам, уравнивающим нормы прибыли в этих отраслях и ТЭКе. Существование отраслей с кардинально отличающимися нормами прибыли губит народное хозяйство, приводя к безвозмездной перекачке созданного натурального продукта из одних отраслей в другие вследствие перекошенной системы цен. Уравнивание нормы прибыли по отраслям – это не изъятие дохода у одних и передача его другим – это восстановление нормальных условий развития экономики. Ибо рентабельность отрасли не является только следствием ее внутренней состоятельности, а определяется взаимодействием со всеми другими отраслями. Роль государства и состоит в том, чтобы правильно организовать это взаимодействие, следя за тем, чтобы во всех отраслях по возможности использовались и внедрялись наиболее современные, ресурсосберегающие технологии.