Необходимо коснуться событий 17 сентября 1939 года.
В этот день, заявил в передаче «Исторический процесс» Н. Сванидзе, Красная Армия вторглась в Восточную Польшу.
Что же такое «Восточная Польша»? Это бывшие земли Киевской Руси, которые после её распада и нашествия хана Батыя сначала стали частью Великого княжества Литовского, а потом надолго попали под власть Речи Посполитой.
Историки Е. Прудникова и И. Чигирин пишут: «Порядки в них полностью соответствовали определению колониальных. Всё это время их окатоличивали и ополячивали, но не сумели ни окатоличить, ни ополячить, а лишь вызвали у местного населения лютую ненависть как к полякам и Польше, так и к католической церкви. К концу ХVIII века литовские земли были фактически польской колонией, население которой воспринимало поляков как оккупантов, а местных католиков как туземную администрацию.
Если разбираться по сути, то исторические права на эти земли имеют Украина и Белоруссия (или государство, в которое они входят), а Польша может претендовать на них на том же основании, на каком современная Германия может претендовать на "генерал-губернаторство" или Россия – на Варшавскую губернию.
Но попробуйте объяснить это полякам!»
Этого не объяснишь и тем гражданам РФ, которые с пеной у рта отстаивают интересы Польши. Они радуются падению Берлинской стены и объединению Германии. А воссоединение украинцев и белорусов в 1939 году и реинтеграционные процессы на постсоветском пространстве эту публику приводят в бешенство.
Для поляков Западная Украина и Западная Белоруссия – Кресы, т. е. восточные окраины Речи Посполитой, население которых права на выбор своей исторической судьбы не имеет.
А события 17 сентября – не освободительный поход Красной Армии, приведший к воссоединению украинского и белорусского народов, а предательский удар в спину польской армии, сражавшейся с вермахтом.
Рассматривая Кресы как объект польской экспансии, поляки и их российские подпевалы не смущаются тем, что под властью Польши украинцы и белорусы как в ХVII веке, так и в 1930-е годы были едва ли не самыми угнетаемыми народами Европы, подвергаясь тройному гнёту – социальному, национальному и религиозному.
Польские историки характеризуют политику Польши на захваченных ею литовских, украинских и белорусских землях в высокопарно-туманном стиле. В. Сулея пишет, что для Ю. Пилсудского это было пространство, на котором происходило «столкновение одного народа с другим, одной культуры с другой, одного воспитания с другим», а самой сложной частью любой политики «на Кресах» было «сохранение уважения к явной власти».
Чтобы понять суть проводившейся «на Кресах» политики и оценить методы её реализации, обратимся к фактам. Они разгонят туман высокопарной демагогии над суровой и неприглядной действительностью.
В результате советско-польской войны 1920 года земли Западной Украины и Западной Белоруссии захватила Польша. К их освоению Варшава приступила ещё до подписания Рижского мирного договора 1921 года.
Рассчитывать на то, что украинцы и белорусы обрадуются их приходу, полякам не приходилось. Особенно в тех частях Украины и Белоруссии, которым в 1919–1920 годы уже доводилось побывать под властью Польши.
Поляки начали с мести всем тем, кто проявлял «сочувствие большевикам». Их избивали и бросали в тюрьмы. Писатель Н. Равич вспоминал, что в камере тюрьмы, где он оказался, вместо тридцати человек находилось около ста.
А вот что произошло 16 января 1920 года в Рудобельской волости Бобруйского уезда после её захвата поляками. Очевидец свидетельствовал:
«После этого начались расправы с семьями партизан, советских работников и крестьян вообще… Семьи партизан почти поголовно вырезаны. В огонь во время пожара брошено до 100 человек. Изнасилованы женщины, начиная от малолетних (среди них четырёхлетняя девочка). Жертв насилия приканчивали штыками. Убитых не давали хоронить. 19 января, на Крещенье, во время богослужения в уцелевшей церкви в деревне Карпиловке поляки бросили туда 2 бомбы, а когда крестьяне в панике стали разбегаться, открыли стрельбу. Попало и священнику: имущество его разграбили, а его самого основательно избили, говоря: "Ты советский поп"».
В сводке, составленной 21 августа 1920 года отделом социального обеспечения Слуцкого уезда отмечалось: поляки, «пользуясь беззащитностью мирных жителей, произвели беспощадный грабёж всех тех мест, где они проходили или куда попали: отбирали лошадей, рогатый скот, свиней, овец, продукты питания, одежду, обувь и все вещи, имеющие хотя мало-мальскую ценность, грабили с угрозой, насилием, вплоть до расстрела, сжигали целые селения и хутора, не позволяя жителям спасать свои последние крохи, взрывали мосты и, наконец, сожгли в Слуцке лучшие общественные здания: вокзал, коммерческое училище, деревянное здание при гимназии, церковь, синагогу, общественную баню и 106 строений частных владельцев на лучших улицах города Слуцка: Мостовой, Гоголевской и Юрьевской. Жители были терроризированы, ночами никто не спал, так как ходили упорные слухи, что весь Слуцк будет уничтожен, взорван, и если этого не случилось, то только потому, что вовремя вступили советские войска, и разбойники-мародёры вынуждены были бежать».
Тот факт, что белорусы и украинцы видели в поляках разбойников-мародёров, насильников и убийц, напрочь игнорируют польские политики и историки.
Поляки, кичащиеся «цивилизованностью», которую несли «на Кресы», подают себя миру в качестве жертв либо героев.
Такие сюжеты, как резня в Бобруйском уезде, погром в Слуцке и других городах Украины и Белоруссии, а также гибель десятков тысяч красноармейцев в польских лагерях смерти
не оставляют от этой идеологической конструкции камня на камне.
Российские историки должны помочь польским коллегам в написании объективной истории Польши, включив в неё недостающие главы.
1920–1939-е годы, когда поляки хозяйничали на захваченных территориях бывшей Российской империи, отмечены террором. Карательные экспедиции против повстанцев и мирного населения на Волыни и в Белоруссии сопровождались расстрелами, поджогами домов и целых сёл.
17 декабря 1920 года польский сейм принял закон о наделении землёй в восточных районах страны осадников – солдат, отличившихся в советско-польской войне. В течение нескольких лет не менее 25 тысяч семей обзавелись землёй на Украине и в Белоруссии. Осадники рассматривались властями в качестве опоры начавшейся полонизации региона.
Народ ненавидел осадников втройне, видя в них поляков, кулаков и солдат, отличившихся на войне, в результате которой украинцы и белорусы попали под польское иго.
Профессор из Гродно А. Смолянчук констатирует: «Польша 1918–1939 годов была национальным государством, и положение нацменьшинств, в том числе белорусов, было очень сложным. Если в 1918 году на территории Западной Белоруссии существовало несколько сотен белорусских школ, то к 1938 году не осталось ни одной».
К этому времени не существовало ни одного белорусского театра или музыкального учреждения. В судах, государственных учреждениях и органах местного самоуправления применялся только польский язык.
Вынужденные говорить и учиться по-польски, украинцы и белорусы у себя на родине превратились в людей «второго сорта». Их ответ не заставил себя ждать. Только в 1923 году и только на Западной Украине произошло 256 забастовок и восстание в Бориславе.
Бороться с национально-освободительным движением польские власти предпочитали так же, как во времена Б. Хмельницкого. В 1925 году газета «Речь Посполита» призывала:
«Если в продолжение нескольких лет не будет перемены, то мы будем иметь там, на восточных Кресах, всеобщее вооружённое восстание. Если не утопим его в крови, оно оторвёт от нас несколько провинций… На восстание есть виселица – и больше ничего. На всё тамошнее белорусское население сверху донизу должен упасть ужас, от которого в его жилах застынет кровь».
10 мая 1924 года СССР обратил внимание Варшавы на то, что «преследования национальных меньшинств приняли массовый и систематический характер», приведя факты насилий. Варшава эти и подобные претензии Москвы отметала с порога, объявляя их вмешательством во внутренние дела Речи Посполитой.
Наряду с политикой полонизации и окатоличивания населения, Варшава выкачивала из региона все ресурсы. Советский разведчик С. Ваупшасов, видевший это, писал: «Польские власти отводили Западной Белоруссии роль аграрного придатка, источника сырья и дешёвой рабочей силы. Её природные богатства – леса хищнически вырубались и распродавались иностранным монополистам».
Поляки устроили на захваченных территориях такую «счастливую» жизнь, что к 1939 году из полуторамиллионного белорусского населения региона около 200 тысяч эмигрировали.
Ситуация в Западной Украине была не лучше.
Неудивительно, что в 1939 году белорусы и украинцы встречали Красную армию как освободительницу, а поляков провожали с радостью, которую выражали своеобразно. Польский офицер вспоминал: когда в сентябре 1939 года пленных поляков конвоировали в Ровно, местные жители выплёскивали на них нечистоты, крича: «Конец вашему польскому господству».
Поляки, строившие планы захвата Советской Украины, в сентябре 1939 года предпочитали сдаваться Красной Армии, а не попасть в руки украинским и белорусским крестьянам. «Цивилизаторы» понимали, что пощады от граждан «второго сорта» им ждать не придётся.
О вкладе Польши в развязывание Второй мировой войны. Он огромен. С этим выводом согласен украинский историк С. Лозунько:
«В1939 г. в руках Польши была судьба Европы. Её позиция оказалась решающей в достижении согласия между Англией, Францией и СССР. Варшаве всего и требовалось, что согласиться принять советскую помощь и предоставить коридор для советских войск в случае войны. От польского ответа на вышеуказанные и очевидные с точки зрения противодействия агрессии вопросы зависело – быть Второй мировой войне или нет.
Трудно, почти невозможно представить, чтобы Гитлер решился начать военные действия, рискуя сразу же получить войну на два фронта, да ещё и против такой мощной англо-франко-советской коалиции.
Ну а если бы Гитлер всё же отважился атаковать Польшу… человечеству, соответственно, уничтожение фашизма обошлось бы куда меньшими жертвами».
Всё уперлось в позицию польского руководства. А оно сделало всё, чтобы ввергнуть мир в пучину войны.
В 1920–1930-е годы главным врагом Варшава считала СССР. Отношения с Германией, не отличавшиеся стабильностью в 20-е годы, улучшились после прихода к власти Гитлера.
26 января1934 годабыл подписан пакт Пилсудского–Гитлера.
М. Мельтюхов пишет: «Стороны объявили о мире и дружбе, была свёрнута таможенная война и взаимная критика в прессе. В Варшаве этот документ был воспринят как основа безопасности страны и средство интенсификации великодержавных устремлений Польши… Соглашение исключало Польшу из любых систем коллективной безопасности, что, естественно, было на руку Германии».
В январе 1935 года и феврале 1937-го «нацист №2» Геринг посещал Варшаву, где общался с польскими лидерами. Польский главнокомандующий маршал Рыдз-Смиглы выразил удовлетворение тем, что ему представилась возможность вести «исчерпывающую беседу», и уверенность в том, что «она послужит укреплению взаимного доверия и сотрудничества».
Геринг ответил, что счастлив слышать такие слова из уст Рыдз-Смиглы. Он заметил, что Польше и Германии опасность представляет не только большевизм, но и Россия как таковая, независимо от того, существует ли в ней монархический, либеральный или любой другой строй.
31 августа 1937 года польский Генштаб повторил эту мысль в директиве №2304/2/37, указав, что конечной целью польской политики является «уничтожение всякой России».
Логично, что государство, имевшее такую «конечную цель», в 1938 году наотрез отказалось пропустить через свою территорию Красную Армию в Чехословакию, а год спустя не захотело принять помощь СССР в защите самой Польши.
Польша участвовала в разделе Чехословакии. Следом за Германией, требовавшей от Праги передачи Судет, Варшава ультимативно потребовала передать ей Тешинскую область. «Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении Чехословацкого государства», – не без брезгливости констатировал У. Черчилль.
Раздел Чехословакии увеличил территорию Польшу, но ухудшил её стратегическое положение. А за полученную в подарок Тешинскую область Гитлер вскоре предложил расплатиться.
Он потребовал согласия Варшавы на вхождение вольного города Данцига в состав Третьего Рейха и разрешения постройки «коридора в коридоре» – экстерриториальных дорог, железной и шоссейной, через польские земли между Германией и Восточной Пруссией.
Польше предлагалось стать сателлитом Германии, что сулило ей территориальные приобретения после разгрома СССР, в котором Берлин и Варшава не сомневались.
Но Польша видела себя не сателлитом, а полноправной союзницей Германии. «Гиена» была готова участвовать в грабеже, но не поступаться своими интересами.
Гитлеру потребовалось несколько месяцев, чтобы выяснить всё это. В марте 1939 года он пришёл к выводу, что Польшу лучше завоевать, чтобы больше не иметь дел с её неадекватным руководством. Которое до последнего дня не верило, что Гитлер решиться напасть на Польшу.
И. Сталин и западные лидеры считали иначе. Летом 1939 года, в ходе первых заседаний военных миссий СССР, Англии и Франции в Москве глава советской делегации К. Ворошилов поставил вопрос о пропуске частей РККА через Польшу, обозначив эту проблему в качестве «кардинальной».
Во Франции понимали, что позиция СССР – правильная, честная и конструктивная. В записке на имя премьер-министра Франции Э. Даладье французский МИД, признав требования Кремля логичными и законными, согласился с позицией военной миссии СССР.
МИД указал, что если не решить положительно вопрос о пропуске РККА через польскую территорию, то военные переговоры «были бы беспредметными»: «Едва ли можно что-либо противопоставить этому утверждению, которое подводит нас к самой сущности вопроса».
Одну из причин польского упрямства в разговоре с министром иностранных дел Франции Ж. Бонне раскрыл польский посол во Франции Ю. Лукасевич: «Бек никогда не позволит русским войскам занять те территории, которые мы у них забрали в 1921 году».
Поляки смертельно боялись, что одно появление РККА в Западной Украине и Западной Белоруссии даст импульс национально-освободительной борьбе украинцев и белорусов.
Давление Парижа на Варшаву было совсем не таким жёстким, как годом ранее на Прагу. Но Бонне всё же дал указание французскому послу в Варшаве Ноэлю добиваться от министра иностранных дел Польши Бека согласия Польши на пропуск советских войск.
Но прогермански настроенный Бек давно всё решил. Он был уверен, что никаких возможностей нормализации советско-германских отношений нет. 18 апреля он довёл до сведения Берлина, что «Польша никогда не позволит вступить на свою территорию ни одному солдату Советской России».
Польские дипломаты ещё и посмеивались над участниками трёхсторонних переговоров. 18 августа Лукасевич поделился с Беком радостью: из-за непреклонной позиции Варшавы в Москве «имеют место формальные заседания, бессодержательные и несущественные».
В судьбоносные для судеб человечества августовские дни 1939 года польские руководители отметились упрямством и неадекватностью. Рыдз-Смиглы публично заявил: «Независимо от последствий, ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам».
Последствия наступили через несколько дней…
Олег Назаровдоктор исторических наук
http://file-rf.ru/analitics/297