Здоровое чувство отвращения к завораживающему душу экрану знакомо многим. Об этом прекрасно знают манипуляторы-политтехнологи. И для того, чтобы люди не могли осознать себя жертвами технологий внушения, чтобы они не сумели изжить в себе ненормальную симпатию к врагам Отечества, нагло пожирающим нашу Родину при всенародном молчании, для этого через средства массовой информации народ обрабатывают словесным «дустом», отравляя сознание людей, создавая из них целые армии психопатов.
Во-первых, это вживление в человеческое сознание словесных матриц, определяющих мироощущение человека, его понимание сегодняшнего устройства жизни. Власть имущим в России выгодно, что ее народы не имеют никаких претензий на лучшую жизнь. Вот почему взгляд человека на происходящее в России программируют набором таких нехитрых понятий:
Наша жизнь плоха потому, что во всем мире плохо. Чтобы не стало хуже, надо больше и лучше работать. Чтобы не стало хуже, нельзя допустить войны и крови.
«Во всем мире живется плохо» — эта мысль навязывается телетехнологами через упорное нагнетание катастрофизма, когда первые строки всех новостей занимают убийства, взрывы, землетрясения, аварии, самоубийства, покушения. Зрителей погружают в омут отчаяния и безволия, соблазняют примером уйти из этой постылой, бессмысленной, жестокой жизни. Три девочки в Подмосковье выбросились из окна. Три дня телевидение назойливо показывало распростертые детские тела, называло имена, смаковало подробности детской жизни, находило все новых родных, знакомых, свидетелей. И следом пошла волна подобных самоубийств — другие несчастные девочки тоже захотели быть знаменитыми.
Как в земной ад, погружает телевидение нас в бедствия всего мира, а для чего? Чтобы внушить одно: если другому несладко живется, то и тебе вроде не так обидно терпеть. Именно ради этого варят и потчуют нас телевизионным хлебовом из аварийных, самоубийственных, катастрофических новостей, внушают русскому человеку: главное, чтобы не стало хуже! И в подспорье объясняют, как сделать, чтобы не стало хуже. «Не допустить войны и крови».
Со всех эфиров проникающее в сознание ежедневное заклинание «лишь бы не было войны»! Убийственная, вредоносная, сокрушающая дух человека и народа запрограммированность поведения. Ведь и следа бы не осталось от России, дозволь она своим вождям вооружиться этим лозунгом. Вы только представьте себе Владимира Мономаха, Александра Невского, Иоанна Грозного или Петра Первого, Суворова или Ушакова, Жукова или Сталина с этим заклинанием, с этим причитанием, с этим нытьем, с этим скулежом на устах. Иноземцы давно стерли бы нас в пыль, а землю нашу растащили по своим огородам. Но в наши головы упорно вживляют программу терпимости и покорности: бедствуй, недоедай, мерзни, умирай, но терпи, русский человек, лишь бы не было войны.
На наших глазах проржавленность души этой вредоносной, губительной для России программы изничтожает национальное мышление и национальный тип поведения русских — народа воинственного, однако и многотерпеливого, и добродушного. Колдовское заклинание «Не допустить войны и крови!» ослепило людей.
Война — вот она, вовсю хозяйничает. Крошит страну на куски, режет по живому, пожирает людей по два с лишком миллиона в год, а люди, уготовленные к закланию на этой самой войне, все одно талдычат накрепко уже усвоенное «Лишь бы не было войны!». Ни зарплат, ни пенсий, голодный народ, как в блокаду, от истощения падает в обморок, беспризорных детей больше, чем в войну, зато жиреют воры, жируют бандиты — где закон, справедливость, порядок?
«Перетерпим, — хором в ответ, — лишь бы не было войны!». Молодежь спивается, гибнет в наркотическом угаре — где суровое возмездие развратителям? А нам в ответ о мире и согласии: «Лишь бы не было войны!».
Другой речевой импульс, внушающий, принуждающий, что делать, чтобы не стало хуже, — «больше и лучше работать, много работать, работать без сна и отдыха». И вроде русские леностью никогда не отличались, но ведь как ловко на них самих все беды списать: «Плохо работаете, товарищи, вот и живете худо». Когда подобная программа оккупирует разум, человек чувствует, что он в тупике. Трудолюбивому и честному русскому, привыкшему кормить себя и семью собственным трудом, своими руками и головой, настойчиво внушают ... работать лучше и больше.
Вкалывая по-черному, но мало получая, и в таком положении находятся сегодня восемьдесят процентов населения России, трудяга все время ищет, где бы ему еще приработать, и получается, как в анекдоте про врача, которого спросили, почему он всегда трудится на полторы ставки: «Да потому что на одну есть нечего, а на две — некогда». Но работают и на двух, и на трех, а куда денешься — иначе не выжить...
И тогда ни учителю, ни врачу, ни строителю, ни милиционеру не только есть некогда, детей растить и учить некогда, думать некогда, некогда остановиться и задуматься — для чего устроена вся эта гонка? Человек становится тупой машиной по лихорадочному добыванию денег — заработать, потратить, снова заработать, и опять потратить, да еще с испуганной оглядкой, чтобы курс доллара и рубля не упал, съев заработанное. Смысл самого труда, его качества, цели человеческой жизни — все отходит на задний план. В мозгу тяжело ворочается единственная запрограммированная мысль – надо больше, больше, больше работать...
Как проникают в наши головы эти вредоносные программы поведения? Идея «лишь бы не было войны» подается в упаковке военных сводок из Чечни, в устрашающих репортажах о бессмысленной гибели там русских солдат, в кричащих документальных фильмах о захватах заложников... Эти шоу, ввергающие зрителей в информационный шок, телевидение разыгрывает регулярно. Одна телепанорама зрительного зала — поля битвы с террористами на Дубровке в Москве, с точки зрения политтехнологов, дорогого стоит — кровь, много крови, мертвые женские тела... Панорама смерти, особенно мертвые молодые женщины, шокирует обывателя и укрепляет в нем одну-единственную мысль: лишь бы не было войны, любой ценой, любыми жертвами, готовностью тысячекратно терпеть и молчать.
Программа «надо больше и лучше работать» внедряется в подсознание от навязчивой демонстрации обеспеченного человека, выдаваемого за идеально счастливого – чаще всего это актер, политик, предприниматель и банкир — всегда под одним соусом: «Он добился этого, потому что всегда много работал», до новогодних поздравлений, гремящих в эфире: «Так будьте здоровы, живите богато, если позволит ваша зарплата, а если зарплата вам не позволит, так не живите, никто не неволит».
Впитывание таких программ вводит человека в ненормальное психическое состояние одержимости многочисленными фобиями — беспричинным страхом перед собственным будущим и перед будущим своей страны.
Другие словесные матрицы, внушаемые обывателю, нацелены на то, чтобы управлять духовно-нравственным состоянием человека. И здесь нас буквально «переписывают» заново. Задача авторов «новых текстов» — воспитание человека в духе служения своему чреву. Эгоист живет только ради своего удовольствия и потому наиболее управляем, мотивы его поступков всегда ясны, поведение предсказуемо, и убедить его в целесообразности любых шагов, предпринятых властью, — вплоть до сдачи государства Российского в аренду Соединенным Штатам Америки сроком на тысячу лет, — не составляет труда, главное — внушить массовому обывателю, что «ты от этого только выиграешь».
Но сначала надо добиться, чтобы принцип «жить для себя» стал основой существования миллионов. И это делается весьма успешно внедрением в наше подсознание словесных матриц «удовольствия» и «наслаждения»:
— надо жить для своего удовольствия и наслаждения; — удовольствие и наслаждение приносят еда, секс, веселые зрелища; — все, что мешает удовольствию и наслаждению, гони от себя.
Перевоспитание населения в духе рабства собственным прихотям, служения собственному чреву целенаправленно и мощно осуществляется в России. Яркие рекламы заклинают: «Жизнь — это наслаждение, наслаждение вкусом!», «Живите с удовольствием – попробуйте шоколад «Дав».
Особенно активно, без критики и подозрения, эти установки впитывает молодежь. Не имеющие опыта собственной жизни, не наученные послушанию родителям, их души представляют для захватчиков-политтехнологов не занятую ничем и не освоенную никем территорию, которую те и кроят по своему вкусу, внушая через рекламу, эстраду, кино всепоглощающую мысль: «Ваша цель — наслаждение!». Законы словесного воздействия срабатывают здесь помимо воли молодого человека, и он с тупым упорством начинает стремиться к наслаждению — в еде, в любви, в любом своем поступке, ища только этого и интуитивно избегая всего, что может помешать наслаждению: избегая жертвенного служения Отечеству, нарушая сыновний долг, пренебрегая родительскими обязанностями, никогда не рискуя перед лицом опасности жизнью, ведь ею велено лишь наслаждаться.
Очень активно словесные матрицы удовольствия внушаются через бесчисленные «развлекаловки» и «хохмы» — юмористические программы жванецких, хазановых, петросянов, винокуров...
Люди, собирающиеся на эти зрелища в огромных залах и у телеэкранов, жаждут одного — «поржать». Не посмеяться, не улыбнуться тонкой шутке, игре слов, а именно «поржать», «повизжать», — какие еще животные термины приложить к этим звукам, которые издают зрители, икая, обливаясь слезами и фыркая...
Такой смех ненормален, но не плоские и пошлые шутки его вызывают, а эпидемическая искра, передающаяся от одного зрителя к другому. Состояние, в которое впадают пришедшие за удовольствием люди на «сеансах» смеха, сродни психически болезненному состоянию эйфории, когда «деятельность больных расторможена, наблюдаются дурашливое поведение и расстройства критического мышления». И представьте весь ужас результата юмористических программ — создавать у зрителя потребность и удовольствие от впадения в психически болезненное состояние эйфории.
И сама жизненная программа, которая навязывается людям, склонным к удовольствиям, сродни психозу эйфории, при котором больной не может воспринимать и здраво оценивать происходящее.
Особое внимание политтехнологи уделяют словесным внушениям, формирующим рефлекс равнодушия к судьбам своей страны и своего народа. Для того, чтобы этот рефлекс был стойким у огромных народных масс, требуется кропотливая предварительная обработка человеческого сознания. Такая обработка идет по трем основным направлениям.
Первое. Это уничтожение памяти — цепкого удержания в уме событий и лиц, которые влияли и влияют на судьбы страны. В борьбе с народной памятью очень важна передозировка информации. Человеческая память не безгранична, она веками приучена вбирать в себя только необходимое — в быту, в работе, в духовном становлении. И когда в человека впихивают, вбивают, грузят тонны информации ему ненужной, праздной, глупой (в Самаре чуть не взорвали дом, Немцов не хочет быть президентом, нет, хочет, ах, опять не хочет, Лолита собирается замуж, а может, и не собирается...), вот тогда память рушится под непосильной ношей вестей, отказывается служить человеку в разумном осознании настоящей жизни, в понимании вихря настоящих и мнимых событий.
Лужков в 1993-м призывал стрелять в народ? Не помню, пусть он снова будет мэром. Зюганов в 1996-м выиграл президентские выборы и сдал победу Ельцину? И знать не хочу, пускай теперь с Путиным соревнуется!.. Так уходит осмысление, размышление, миросозерцание, жизнь превращается в одни рефлексы удовольствия, которые культивируют телескотоводы, одновременно рекламируя объедающихся, упивающихся, наслаждающихся «звездных» идиотов.
Второе. Это лживое изображение истории нашей Родины. Радзинские и парфеновы делают это умело и расчетливо, возводя камень за камнем кособокое и шаткое здание виртуального прошлого великой Российской империи. И выдают изолганные исторические факты не в виде собственной выделки гипотез или предположений, они программируют наши мозги абсолютной уверенностью «так это было!». В этой виртуальной истории национальные герои, вожди, правители России — непременно злодеи и сумасшедшие, особенно ненавистны им Иоанн Грозный и Иосиф Сталин. Достижения и открытия русских людей в виртуальной телеистории оборачиваются лишь рабским подражанием, а то и вовсе воровством западных технологий, именно об этом разглагольствовали имитаторы нашей истории в канун 50-летия отечественной атомной бомбы, удержавшей Америку от ядерной агрессии...
Главное в создающейся лжеистории — разрушение идеала национального вождя, кого ни возьми сегодня — царя ли русского, полководца, героя войны — все имена изолганы, истоптаны.
Третье. Наших людей деморализуют. Наглядевшись войны и терактов в художественных сериалах, человек и настоящую войну, гибель соотечественников, взрывы домов, слезы идущих за гробами матерей и жен начинает воспринимать как художественное кино — отстраненно и равнодушно. Пока показывают — сердце стучит, кровь приливает к вискам, душа болит, а убрали с экрана картинку — и вроде ничего не произошло, кино, да и только! А следом в подсознание человека, в хорошо унавоженную почву беспамятности, исторического космополитизма, отстраненности от боли и бед родной страны проникают словесные матрицы апатии и безразличия:
— судьбу страны решают без меня, поэтому надо думать только о себе («о семье», «о детях», «о родителях»); — что я могу сделать один, когда вокруг лишь негодяи да провокаторы; — если буду сопротивляться в одиночку, могут убить («выгнать с работы», «расправиться с детьми»).
Страх перед жупелом насильственной смерти, трепет перед мнимой опасностью для семьи и фантом вездесущего провокаторства, парализующие волю совестливого человека (бессовестные граждане давно сагитированы призывами жить ради удовольствия и наслаждений), — все это воспитывается исподволь через ряд хитроумных словесных трюков. Нас запугивают, внушают шарахаться от малейшей опасности для себя и близких, проводя через шквал сюжетов криминальной хроники. И не столько потому, что это лакомо обывательскому любопытству, а именно потому, что обыватель, наблюдая на экране преступный разгул и беспредел, становится пугливым, как мышь, которая трусливо поводит усиками, выглядывая из своей норки бусинками настороженных глаз, готовая при любой опасности нырнуть в глубокое подполье, залечь, притаиться, замереть в смертельном страхе. Вспомним реакцию москвичей на захват заложников-зрителей мюзикла «Норд-Ост». Дело было ночью, но уже на следующее утро в вагонах метро вмиг стало пустынно, жители микрорайонов, осторожно озираясь, выходили из своих подъездов, под каждым кустом высматривая притаившегося чеченца с гранатой. Москвичи жаловались друг другу, что боятся зайти в гастроном, могут взорвать...
Именно стремление запугать является причиной того, что нынешние правители России навязчиво употребляют в речи феню — блатной жаргон, криминальный жаргон, преступную терминологию и черную матерщину. Здесь четко срабатывают законы словесного воздействия: приученный экраном и газетами бояться крутых бандитов и жестоких насильников, крепких тренированных «качков», обыватель неосознанно уже страшится и говорящих на преступной фене пухлых и дряблых смуглолицых господ в жилетках и смокингах, он покоряется их воле безропотно, как отдал бы на большой дороге кошелек грабителю, безотчетливо оправдывая свою трусость и непротивление злу навязанной ему телетехнологами мыслью «Что я могу сделать один?».
Так поодиночке выбивают из строя честных и совестливых людей, приучая их жить в постоянном страхе за себя и за жизнь своих детей. Страх глушит совесть, возмущение, протест. Мы приучаемся внимать событиям равнодушно, инертно: «А! Делайте, что хотите, мне все равно».
Такая запрограммированность поведения погружает человека в омут апатии, которая сродни болезненному состоянию, свойственному шизофреникам. Подобная апатия, по определению психиатров, «характеризуется тем, что деятельность больных лишена целенаправленности, они не могут самостоятельно делать выбор, принимать решения по собственной воле».
Психологический настрой «что я могу сделать один» формирует массы психопатов с ярко выраженным синдромом «окамененного нечувствия», равнодушия к судьбам своей страны и своего народа.
Различные психопатические фобии, шизофреническая эйфория и столь же болезненная апатия — так переписывают «тексты наших душ» политтехнологи. Всем этим состояниям сопутствуют крушение памяти, дезориентировка во времени и в пространстве, а главное, невозможность трезво и здраво, согласуясь с рассудком, принимать решения, делать самостоятельный выбор.
Такие программы поведения «лишь бы не было войны», «лишь бы не стало хуже», «жизнь — это наслаждение», «что я могу сделать один» закладывают в людях зачатки психических расстройств, превращая их в человеческие стада, которые легко направить в заранее уготованные стойла — кабинки для голосования: пошли, родимые, безмозглые, безвольные, беспамятные, равнодушные, мечтающие лишь о наслаждениях и удовольствиях — вперед, голосовать!
Человек голосующий, обработанный спецпрограммами психопатического поведения, теперь с готовностью воспримет сигнал голосовать «за»:
«голосуй за,.. а то станет хуже» (это для людей с прочной жизненной программой страха перед будущим); «голосуй за,.. а то проиграешь» (это для людей с устойчивой жизненной программой получения удовольствий); «голосуй за,.. потому что из двух зол лучше выбрать меньшее» (это для людей со сформированной жизненной программой равнодушия к судьбам страны).
Опыт думских и президентских выборов последнего десятилетия показал, что психопатические программы поведения зловещим вирусом поражают людей. Особенно интенсивно насилие над душами совершалось в две последние президентские кампании, которые ни в коем случае нельзя назвать свободным волеизъявлением нации. Напротив, уже дважды был достигнут полный паралич воли народа, к концу избирательной гонки доведенного до исступленного беспамятства и безрассудства.
Есть ли спасение от психопатического программирования поведения, от информационного заражения, или оно достанет нас везде, где есть средства связи, книги, газеты, телевидение? Можно ли противостоять тем, кто захватывает наши души, порабощает их незаметно для нас самих?
Каждый из нас может и должен бороться против психопатического заражения — надо только уметь распознавать технику внушения, понимать и ощущать, когда вы являетесь объектом словесного насилия. Вызов политтехнологам и возможность им противостоять — это изучение используемых ими техник точно так, как саперы изучают виды мин и секреты минирования противника, танкисты и летчики — броневую и крылатую вражескую технику, и мы ничем не отличаемся от них. Пора наконец осознать, что против нас в России развязана жесточайшая война. Нацелено ведется подавление опорных точек нашего духа, нашего национального сознания — рассудка, памяти и воли.
И весь политтехнологический арсенал, включающий стратегические виды оружия массового поражения типа НЛП, преследует цель — создавая иллюзию свободы волеизъявления народа, привести к власти тех, кто подавляет народ. «Всё это свидетельство, возможно, самой масштабной в истории России войны». Не знать этого, не понимать происходящего, не осознавать всего драматизма, творимого с нами, — значит не иметь возможности оказывать должного и равносилового сопротивления. Мы должны принять вызов и, если не желаем погибнуть, осознать необходимость ответного удара.