Работа Е.Гайдара «Российская реформа» мало известна российскому читателю. Она была опубликована на английском языке в 1995 г. в книге: Gaidar Y. Russian reform //Gaidar Y., Rohl К. O. Russian reform/ International money. Cambridge (Mass.). L.: MIT Press, 1995. На русском языке она появилась лишь в первом томе Собрания сочинений Е.Гайдара в пятнадцати томах. Перевод сделан Л.С.Лопатниковым.
Наибольший интерес представляет размещаемый ниже фрагмент указанного текста, поясняющий смысл проводившейся приватизации государственной собственности в России. В материале, предназначенном для иностранных читателей, пояснется, что российская приватизация осуществлялась не для создания эффективного собственника, как это было объявлено российским гражданам. Она была проведена в целях обмена собственности на власть – обмена государственной собственности России на политическую власть правительства Е.Гайдара – т.е. в целях, которые затем Е.Гайдаром были приписаны Б.Ельцину («обмен власти на собственность»).
Особенного внимания заслуживают следующие положения нижеследующего текста:
- приватизация проводилась не по экономическим, а по социально-политическим причинам: «Невозможно изобрести программу приватизации исходя из чисто экономических соображений, поскольку эта проблема не только экономическая. Существуют также ее долговременные социальные и политические последствия»;
- отказ от продажи государственной собственности российским предпринимателям за деньги: «У нас же не было легального частного сектора. Если бы мы решили продать наши предприятия российским предпринимателям, то первый вопрос народа звучал бы так: «Откуда у них эти деньги?». После семидесяти лет строжайшего запрета частные предприятия были либо связаны с черной экономикой, либо принадлежали номенклатуре. Поэтому процесс приватизации просто не мог опираться на прямые продажи активов предприятий, принадлежавших государству»;
- отказ от участия в приватизации иностранцев: «мы не могли рассчитывать на иностранный капитал»,
- селективный отбор групп новых собственников, в т.ч. силовиков: «другие группы, например, военнослужащих, сотрудников МГБ [так в тексте. – А.И.]... тоже нельзя было игнорировать»;
- передача государственной собственности новым собственникам бесплатно или за символическую плату: «второй вариант приватизации, при котором 51 % акций предприятия могли быть куплены коллективом работников по цене лишь в 1,7 раза превышающей балансовую стоимость»;
- максимальная скорость приватизации: «если мы используем штучный подход, то затянем приватизацию российской экономики аж до двадцать второго столетия» ; «мы приватизировали по 2000 малых предприятий в месяц»;
- раскручивание к началу проведения приватизации высокой инфляции, уничтожившей сбережения большинства граждан и тем самым экономически исключившей их даже из потенциального участия в приватизации государственных активов: «это совпало с гражданским кризисом, во время которого усилились требования ослабить денежную политику и серьезно увеличился дефицит бюджета. Когда мы более не могли противостоять давлению, мы потеряли возможность проводить жесткую денежную и финансовую политику»;
- обман парламента: «Чтобы выиграть время, мы использовали существующий рамочный закон о приватизации в сочетании со специальными правами, которыми Съезд народных депутатов наделил президента сразу после того, как он принял на себя ответственность за экономическую политику. В ином случае потребовались бы годы для того, чтобы пропустить через парламент необходимое законодательство»; «Президентский указ был издан в июле 1992 года, когда парламент был на каникулах. В соответствии с правилом, утвержденным Съездом народных депутатов, если указ в течение двух недель не будет оспорен депутатами, он обретает силу закона. Таким образом, мы были готовы начать процесс приватизации»;
- покупка политической поддержки – создание социального слоя, поддерживающего «правительство реформаторов»: «изменения на персональном уровне... были разительными. Например, я помню споры с директором очень крупного военного завода в Подмосковье. Когда мы с ним встретились в первый раз, он дал понять, что нас не поддерживает. Он говорил мне, как ему нравились лидеры военного путча и что один из них был его близким другом, что он его поддерживал. Когда мы встретились с ним снова в сентябре 1992 года, он возмущался, что парламент до сих пор не издал закон о приватизации его предприятия. У него были большие возможности получать заказы с Запада на продукцию завода, и он решительно поддерживал нас в противодействии любым попыткам помешать процессу приватизации»;
- легализация похищения государственной собственности номенклатурой: «Штучный подход не повышал эффективность приватизации и давал тем, кто был занят в этом процессе, намного больше возможностей воровать государственную собственность. Директора предприятий могли основывать собственные компании и затем переводить на них государственную собственность»; «изменилось отношение директоров предприятий. Весной предприятия собирали силы для борьбы с правительством за гарантии предоставления им низких кредитов. Осенью начало проявляться разделение между теми, кто еще продолжал думать о прекрасном прошлом — когда партийный комитет давал им указания и обеспечивал материалами и денежными средствами, — и молодой, более энергичной группой тех, кто видел для себя иное будущее — как менеджеров крупных предприятий, конкурирующих с международными компаниями и свободно принимающих свои собственные решения».
Фрагмент из текста Е.Гайдара «Российская реформа», раздел 3. Приватизация и стабилизация:
«...На краткое оставленное нам время перед нами стояла только одна задача, а именно создать такие социальные условия, которые сделали бы возврат коммунистов к власти если не невозможным, то, во всяком случае, не простым. Мы чувствовали, что население в целом поддерживает наши реформы, но такого" социального слоя, который обеспечивал бы стабильность рыночной экономики и капиталистического устройства, в стране не существовало. У нас не было предпринимателей, не было среднего класса и не было собственников. Из-за этого развитие рыночной экономики чрезвычайно зависимо от весьма резких изменений в политическом климате страны. Пока этот слой не был создан, будущее России зависело от воли всенародно избранного президента, но нельзя было рассчитывать, что он в одиночку сможет преобразовать Россию.
Главной задачей была приватизация экономики; рыночная экономика не может существовать без частной собственности. Для России эта задача особенно трудная, возможно, более трудная, чем для большинства восточноевропейских стран, так как у нас отсутствовала традиция законного (легального) частного бизнеса. В Венгрии частный бизнес существовал, по меньшей мере, за двадцать или двадцать пять лет до начала процесса реформирования. Там люди понимали, как накапливать деньги, чтобы превратить государственное предприятие в частное. Восточная Германия могла рассчитывать на поддержку Западной Германии. Близость Восточной Европы к западноевропейским рынкам создавала некоторые возможности для успешных инвестиций в экспортное производство. У нас же не было легального частного сектора. Если бы мы решили продать наши предприятия российским предпринимателям, то первый вопрос народа звучал бы так: «Откуда у них эти деньги?». После семидесяти лет строжайшего запрета частные предприятия были либо связаны с черной экономикой, либо принадлежали номенклатуре. Поэтому процесс приватизации просто не мог опираться на прямые продажи активов предприятий, принадлежавших государству. Мы не могли также рассчитывать только на иностранный капитал, хотя бы в силу огромных размеров российской экономики.
Поэтому мы встретились с колоссальными трудностями. В конце 1991 года в стране насчитывалось примерно 225 000 государственных предприятий, подлежавших приватизации. За два предшествующих года реформ было приватизировано примерно 150. Вот такого масштаба задачу нам предстояло решить...
Анализируя ситуацию, мы понимали, что здесь не подойдет метод case by case, то есть приватизация отдельных предприятий. При таком подходе каждая приватизация потребует отдельной процедуры: предприятие должно быть оценено и реструктурировано. Затем надо будет постараться найти потенциальных инвесторов и сделать среди них выбор. Все это требует очень сложных экономических и юридических процедур. Даже немцы, с их большими ресурсами квалифицированных кадров и капитала, встретились с громадными трудностями при проведении приватизации в Восточной Германии.
В нашем случае было совершенно ясно, что если мы используем штучный подход, то затянем приватизацию российской экономики аж до двадцать второго столетия. Рассмотрению подлежал только универсальный подход. Любой иной метод вел абсолютно вникуда. Возможно, конечно, использовать индивидуальный подход в немногих специфических случаях: например, при приватизации аэропорта или очень крупного завода. Но чтобы запустить весь процесс, нужен общий подход. Другое объяснение этому состояло в огромной коррупции в государственной системе. Штучный подход не повышал эффективность приватизации и давал тем, кто был занят в этом процессе, намного больше возможностей воровать государственную собственность. Директора предприятий могли основывать собственные компании и затем переводить на них государственную собственность.
Такая частная собственность не могла восприниматься людьми как справедливая и усиливала риск политической и социальной нестабильности.
Принимая же универсальный подход, мы, однако, должны были как-то считаться с интересами разных социальных групп, способных заблокировать исполнение приватизационных мероприятий: например, руководителей государственных предприятий, рабочих коллективов, а также региональных центров власти. Другие группы, например военнослужащих, сотрудников МГБ, учителей и медицинских работников, тоже нельзя было игнорировать, если мы не хотели получить новые социальные конфликты и в конечном счете поставить под угрозу выполнение всей программы.
Невозможно изобрести программу приватизации исходя из чисто экономических соображений, поскольку эта проблема не только экономическая. Существуют также ее долговременные социальные и политические последствия. Тем не менее, чтобы запустить процесс, мы должны были принять одну основную программу и структурировать ее таким образом, чтобы она была устойчивой в политическом и социальном отношении. Чтобы выиграть время, мы использовали существующий рамочный закон о приватизации в сочетании со специальными правами, которыми Съезд народных депутатов наделил президента сразу после того, как он принял на себя ответственность за экономическую политику. В ином случае потребовались бы годы для того, чтобы пропустить через парламент необходимое законодательство. Это давало нам возможность начать процесс ограниченной приватизации.
В России, с ее расстояниями между регионами, достигающими десяти часов полета на самолете, само создание условий для крупномасштабной приватизации требовало много времени. Количество подробных инструкций, необходимых для этой работы, было колоссальным. В этот период, начиная с весны 1992 года, мы получили лучший пример сотрудничества между российскими и иностранными специалистами, это был пример эффективного использования технической помощи, предоставленной нам Европейской комиссией. К маю — июню 1992 года мы имели более или менее сложившиеся условия для начала широкомасштабной приватизации российской промышленности. В июне парламент принял новую переработанную программу приватизации, которая включала важные поправки, породившие для нас новые долгосрочные проблемы, например второй вариант приватизации, при котором 51 % акций предприятия могли быть куплены коллективом работников по цене лишь в 1,7 раза превышающей балансовую стоимость. Несмотря на эту уступку, программа состоялась, и в целом мы чувствовали, что нашли верный баланс интересов между различными социальными группами. Региональные власти сохранили определенную степень влияния, и руководители предприятий увидели для себя некоторые возможности, так же, как и рабочие коллективы.
Президентский указ был издан в июле 1992 года, когда парламент был на каникулах. В соответствии с правилом, утвержденным Съездом народных депутатов, если указ в течение двух недель не будет оспорен депутатами, он обретает силу закона. Таким образом, мы были готовы начать процесс приватизации. К сожалению, это совпало с гражданским кризисом, во время которого усилились требования ослабить денежную политику и серьезно увеличился дефицит бюджета. Когда мы более не могли противостоять давлению, мы потеряли возможность проводить жесткую денежную и финансовую политику. В то же время мы надеялись, что пройдет не так уж много времени до того, как план широкомасштабной приватизации, который мы уже почти готовы были ввести в действие, создаст социальную базу, необходимую для наведения порядка в нашей макроэкономической, финансовой и денежной политике.
Социальные и политические последствия приватизации начали ощущаться с начала сентября 1992 года. Прежде всего, заметно было, что изменилось отношение директоров предприятий. Весной предприятия собирали силы для борьбы с правительством за гарантии предоставления им низких кредитов. Осенью начало проявляться разделение между теми, кто еще продолжал думать о прекрасном прошлом — когда партийный комитет давал им указания и обеспечивал материалами и денежными средствами, — и молодой, более энергичной группой тех, кто видел для себя иное будущее — как менеджеров крупных предприятий, конкурирующих с международными компаниями и свободно принимающих свои собственные решения.
Если наблюдать эти изменения на персональном уровне, они были разительными. Например, я помню споры с директором очень крупного военного завода в Подмосковье. Когда мы с ним встретились в первый раз, он дал понять, что нас не поддерживает. Он говорил мне, как ему нравились лидеры военного путча и что один из них был его близким другом, что он его поддерживал. Когда мы встретились с ним снова в сентябре 1992 года, он возмущался, что парламент до сих пор не издал закон о приватизации его предприятия. У него были большие возможности получать заказы с Запада на продукцию завода, и он решительно поддерживал нас в противодействии любым попыткам помешать процессу приватизации. В это время он уже считал немыслимым, чтобы отраслевое министерство отдавало ему приказы. Подобных случаев среди промышленной элиты России было немало. Интересно, что население в целом тоже склонялось к идее приватизации. В нашей схеме мы предусмотрели некоторые привилегии для рабочих коллективов, но мы также распределили приватизационные «чеки» среди населения, которые оно могло обменять непосредственно на акции или поместить в инвестиционные фонды.
В середине 1992 года, если бы я посетил завод, рабочие встретили бы меня вопросами типа «Почему заработная плата так низка, а цены так высоки?», «Что вы собираетесь делать с безработицей?». В сентябре или октябре вопросы были иные «Что нам делать с приватизационными чеками?», «Правильно ли наш руководитель объясняет нам схему приватизации?». Словом, народ проявлял живой интерес к механизмам приватизации и задавал множество подобных вопросов.
Безусловно, существовали ограничения на то, чего можно было достигнуть за несколько месяцев, но к концу 1992 годы мы смогли приватизировать 46 тысяч малых предприятий. Затем мы приступили к приватизации 5000 крупнейших российских предприятий, начав с преобразования их в акционерные компании и затем продавая акции таких компаний населению.
В январе 1993 года приватизация малых предприятий замедлилась, но мы все еще приватизировали примерно 2000 таких предприятий в месяц».
Источники:
Gaidar Y. Russian reform //Gaidar Y., Rohl К. O. Russian reform/ International money. Cambridge (Mass.). L.: MIT Press, 1995.
Е.Т. Гайдар. Собрание сочинений в пятнадцати томах. Том 1, с. 327-367.
http://aillarionov.livejournal.com/470296.html
| © Интернет против Телеэкрана, 2002-2004 Перепечатка материалов приветствуется со ссылкой на contr-tv.ru E-mail: |