Очень странное согласие — между либералом-западником, и патриотом — антизападником. Одно это должно было бы заставить задуматься настоящего патриота: если бы Ленин был «своим» для наших «доморощенных европейцев», то нынешние отпрыски сей «славной династии» не брызгались бы слюной при упоминании его имени… Однако, они ненавидят Ленина не меньше, чем царя Грозного, собирателя русских земель и беспощадного борца с тлетворным западным духом, который тогда воплощал собой на наших землях Новгород, не меньше чем усмирителя Кавказа Ермолова, не меньше чем победителя германских захватчиков Жукова. Но самое главное другое: Ленин — один из влиятельнейших, могучих персонажей русской и российской истории. Ленин олицетворяет начало ее нового этапа, который, нравится нам или нет, тоже имел место быть, и, следовательно, тысячами связей увязан с другими этапами, и с прошлыми, и с будущими. Патриот же — это человек, любящий свое Отечество, землю отцов, и, следовательно, понимающий и хотя бы отчасти принимающий весь его сложный, неоднозначный исторический путь, без исключения и разделения этого пути на «любимые» и «нелюбимые» участки, понимающий и хотя бы отчасти принимающий выбор, который сделали отцы и деды. А они в 1917 году отказались от царской власти, от губернского деления России, от системы образования, при которой лишь несколько процентов населения могло получать полноценное образование, от капиталистического производства и рынка, от засилья иностранных компаний и банков, от назойливой и бесстыдной рекламы, от бутафории выборов в буржуазную Думу — от много из того, что вернулось к нам после горбачевско-ельцинской контрреволюции. Значит ли это, что патриот не сомневается в правоте предыдущих поколений, что бы они не говорили и не делали? Разумеется, нет; находясь внутри какого-либо времени трудно оценить истинное его значение, и поэтому и наши отцы ошибались, как сегодня во многом, верно, ошибаемся и мы (хотя при этом мне ближе точка зрения древних, которые учили, что по большому счету человечество вырождается и при внешнем прогрессе люди от поколения к поколению становятся слабее и хуже — и в смысле физическом, и в смысле нравственном — в этом отношении мировоззрение отцов в общих его чертах, образующих его пафос должно оставаться образцом и для детей). Но понять: почему они решили так или иначе, мы обязаны, в противном случае мы не можем претендовать на высокое звание сынов. Нельзя оставаться патриотом и при этом вычеркивать из истории любимой тобою страны целый отрезок, и объявлять все без исключения дела и слова предыдущего поколения ненужными и вздорными. Строить на воздухе, отрицая и традицию, и историю, по суждению своего собственного индивидуального интеллекта — это удел индивидуалиста — либерала и демократа, но не традиционалиста — консерватора и патриота.
2.
Впрочем, есть пожалуй, одно извиняющее обстоятельство для антиленинизма наших патриотов. Полагаю, что немалую роль тут сыграла сама советская пропаганда. Дело в том, что официальная идеология советского общества — так называемый «марксизм-ленинизм», который правильнее называть «вульгарным марксизмом» — так разительно он отличался от учения самого Маркса — был теорией сугубо западоцентричной. Достаточно вспомнить, что вся история человечества давалась в нем через схему 5 формаций, списанных с истории Запада. По вполне понятным причинам Запад при этом оказывался и неизменным лидером, а другим цивилизациям с их самобытной культурой и своим собственным, не во всем похожим на западный историческим путем, вообще не оставалось места, им предуготовлялась разве что насильственная модернизация — либо капиталистическая, либо социалистическая (в прекрасной книге С. Г. Кара-Мурзы «Истмат и проблема Восток-Запад» показывается, что наши сегодняшние «либералы» по сути — лишь наследники вульгарных марксистов и в этом отношении они — большие догматики, чем их оппоненты — постсоветские коммунисты). Убежден, что это вообще было одной из судьбоносных внутренних драм советского общества, по своим жизнеустройству, системе экзистенциальных ценностей, внешней политике, экономике оно являлось обществом однозначно антизападным, а вот идеология у него была самая что ни на есть прозападная, рисующая Россию как периферию мировой истории, как только лишь «слабое звено» в цепи капитализма, как страну «тысячелетнего рабства», изрядно отставшую от «просвещенной Европы». И кто знает, может этот болезненный надлом советской цивилизации, отсутствие лада между идеологией и практикой, социальной реальностью и стали одной из главных причин ее кризиса, который ее внешние враги и выражающая их интересы «пятая колонна» довели до геополитического краха…
В контексте такой западноцентричной идеологемы вполне логично было представлять создателя страны Советов — В. И. Ленина прежде всего как фигуру европейского значения, как вождя мирового пролетариата, а вовсе не как деятеля русской и российской, евразийской истории, а саму эту историю — как прервавшуюся в 1917 году и никак не связывать Русь Советскую с предшествующими фазами развития России (в этом между прочим, тоже наблюдается удивительное и подозрительное согласие между «красными» и «белыми» ортодоксами, вспомним, что эмигранты — антисоветчики тоже ведь любили поговорить о том, что с 1917 года России больше нет, а на ее месте расположилось невиданное в истории образование «Совдепия»).
Хотя действительность, конечно, намного сложнее и такое видение Ленина — давайте, наконец, признаем это — во многом упрощает и огрубляет его фигуру, точно также, как и такое видение СССР не соответствует исторической истине.
3.
Ленин и правда много лет прожил за границей, был членом и одним из лидеров международных революционных организаций, говорил, читал и писал на нескольких европейских языках, любил и почитал европейскую культуру, литературу, философию и считал, что нам стоит многому у Запада поучиться. Более того, Ленин был и до конца жизни оставался интернационалистом и сторонником мировой революции, не терпел шовинизм, превознесение одного народа за счет унижения других, и даже в годы империалистической войны желал своему Отечеству поражения, с тем, чтобы мировая война превратилась в Революцию. Но все же есть существенная разница между Лениным ранним, создающим и крепящим партию революционеров, и Лениным поздним, руководящим войной против иностранных интервентов и восстанавливающим из руин страну, ее государственность, ее хозяйство. Думаю, не будет преувеличением сказать, что Ленин, въехав в Кремль и взяв в свои руки бразды правления Государством Российским как некий прах стряхнул с себя космополитизм и превратился в русского и российского, евразийского патриота, в отличие от некоторых других лидеров Революции — к примеру, Троцкого, которому не жалко было сделать «эту страну» экспериментальным полигоном для «прокатки» сценариев мировой революции. В Ленине в 1918 году просыпается державник и государственник, имеющий талант и вкус к созданию большого Политического пространства, к строительству новых форм социального общежития, к укреплению Империи и борьбе с ее врагами. Ленин, может быть, даже вполне бессознательно, почувствовал себя наследником русских царей и императоров, несущим ответственность за сохранность и благополучие земли российской (заметим кстати, какой контраст с нынешним правителем России — петербургским демократом В. В. Путиным, который въехав в Кремль и взирая на Красную Площадь из тех же окон, из каких глядел Грозный, лепечет: … я, мол — чиновник, которому платят деньги за работу. Действительно, он — не более чем мелкий петербургский чиновник, чья душонка была гениально анатомирована Гоголем, чиновник, в своих мечтах не поднимавшийся выше новой шинели и повышения по службе, а удостоившийся, как бы в насмешку, шапки Мономаха!).
Пожалуй, первыми из русских политических мыслителей обратили внимание на это «преображение Ленина» евразийцы 20-х годов. П. Н. Савицкий, к примеру, писал в письме к Струве, что Ленин и большевики, по сути, выполнили все те задачи, которые ставили перед собой патриоты из белых армий. Они ведь взялись за оружие, думая, что к власти пришли космополиты, которые разбазарят Россию, разменяют ее на звон «Марсельезы» мировой революции, а Ленин объединил Империю, которую уже стали растаскивать «самостийники» разных мастей, сделал Россию независимой от иностранного капитала, а, значит, самостоятельной геополитической единицей, чего не было даже при Романовых. Общеизвестен окончательный вывод евразийцев: вожди большевистской Революции, в том числе и Ленин, стали жертвами очередной хитрости Исторического Разума, делающего, что он пожелает, невзирая на устремления людей, которых он использует: мечтая о мировом революционном пожаре, большевики, на деле, воплотили в жизнь волю российской истории к новому объединению, к новому сильному государству, что Русь Советская есть наследница Орды и Московской Руси, ведших на этих же землях стойкую антизападную политику.
Можно добавить, что в пользу этого свидетельствуют не только дела Ленина, но и в определенной мере и его размышления и сочинения. Вы перечтите статьи Ленина 1918 года! Какая боль сквозит в его словах о Брестском мире: «Мы принуждены были подписать „Тильзитский мир“. Не надо самообманов. Надо иметь мужество глядеть прямо в лицо неприкрашенной горькой правде. Надо измерить целиком до дна всю ту пропасть поражения, расчленения, порабощения, унижения, в которую нас теперь толкнули», — пишет Ленин. Казалось бы, что ему — социал-демократу западной выучки российские территории, собранные ненавистными русскими царями и императорами? Но дело как раз в том, что теперь в нем говорит уже не политэмигрант и гражданин Вселенной, завсегдатай лондонской библиотеки и парижских кафе, а Русский Цезарь, диктатор Республики, которая завтра станет Империей (вслед за Цезарем Лениным уже идет Август Сталин). «Мы оборонцы с 25 октября 1917 г. Мы за „защиту отечества“, но та отечественная война, к которой мы идем, является войной за социалистическое отечество» — пишет он в той же статье «Главная задача наших дней». И это не макиавеллистская хитрость, призванная удержать власть ценой изменения политических взглядов, отнюдь! Ленин ведь не становится патриотом в старом смысле слова, он говорит именно о социалистическом Отечестве, он не отказывается вовсе от надежды на мировую революцию, он считает просто, что ждать, пока она разразится — это не значит равнодушно смотреть на крах и разор Отечества, помимо революции есть и другая не менее высокая ценность — Родина, ее богатства, ее народы. И совсем не случайно указанная статья снабжена пронзительным эпиграфом из Некрасова:
И как бы развивая эпиграф, Ленин мечтает о богатой и сильной России, вопреки немецкому нашествию и скрежету зубовному западных держав, и как актуально звучат его слова сегодня: «У нас есть материал и в природных богатствах, и в запасе человеческих сил, и в прекрасном размахе, который дала народному творчеству великая революция — чтобы создать действительно могучую и обильную Русь». Тут исток своеобычного, русского и, шире говоря, евразийского коммунизма, совмещающего идеи социальной справедливости и сильного государства, советизма и цезаризма, эсхатологию и материализм. Тут социал-демократ Владимир Ульянов превращается в Ленина простонародного, русского и нерусского крестьянского сознания — народного Царя, которого до ужаса боятся иноземные «енералы» и злые и жадные «баре», «бояре» и «баи», но который запросто разговаривает и пьет чай с неумытыми ходоками из дальних деревень. Тут мы видим, наконец, что Ленин был не безгласной жертвой Исторического Разума, в определенный момент он понял тенденции и устремленность этого Разума, уловил их интуицией гениального политика, и выдвинул идею, лозунг социалистического патриотизма, то есть перевел идеи патриотизма на язык социалистического и коммунистического дискурса.
При этом он и снабдил эту идею сугубо практическими замечаниями — о союзе свободных народов, о недопустимости какого бы то ни было шовинизма и национализма, о федерализме как достаточно гибкой форме, подразумевающей и централизацию и автономию, и — самое главное — о том, что такое «сообщество равных», истинный федерализм возможны лишь вне буржуазной системы ценностей, так как именно для духа капитализма свойственно обособление, жестокая конкуренция, эксплуатация человека человеком и нации нацией (собственно, национализм вовсе не противоречит капитализму, как хотелось бы показать некоторым демократам, наоборот, национализм подразумевается капитализмом, он есть перенос капиталистического лозунга: «человек человеку — волк» на уровень отношений между нациями).
Тем самым Ленин заложил основы для грядущей смычки, стратегического союза между «правыми» и «левыми», антибуржуазными социалистами и консерваторами, союза, во имя великой, могучей, обильной, многонациональной России.
Это еще один урок Ленина, который начинает осознаваться только сейчас, почти через 80 лет после его смерти.
| © Интернет против Телеэкрана, 2002-2004 Перепечатка материалов приветствуется со ссылкой на contr-tv.ru E-mail: |