Но что же способно стать причиной краха атлантистской сверхдержавы, которая теперь переживает, должно быть, пик, звездный час всей своей двухвековой истории? Как это ни странно, сама природа североамериканского государства и, говоря шире, североамериканского дискурса. Не будем забывать, что США в некотором роде экспериментальное государство, которое создавалось с целью воплотить в жизнь ценности и идеи европейского Просвещения в наиболее радикальной форме. Для этого, собственно, и нужны были страна и народ без истории, дабы социальная память, нагруженная ценностями традиционного, сиречь средневекового, феодального общества не «замутила» чистоту эксперимента. Европейские страны, хоть и прошедшие горнило Реформации, тут не годились, поэтому выбор и пал на вновь открытый континент, который оставалось лишь «вычистить» от местного, «нецивилизованного» населения, населить носителями модернистского сознания в самых разных его обличьях — от протестантского экстремизма до вульгарности эмансипированного простонародья и начать историю «с нуля». Не будем при этом забывать, что государственные структуры и институты США создавались не путем бессознательного политического творчества, как почти везде, они почти что конструировались его знаменитыми «отцами-основателями». Между прочим, этим — то есть характером социального эксперимента США напоминают СССР
Но западный мир неуклонно входит в стадию «постсовременности» или, как принято сейчас говорить, постмодерна. Ценности постмодерна не просто мало совместимы с модернистскими ценностями, лежащими в основе пресловутого «американского образа жизни», они открыто с ними конфликтуют. Модерн предполагает свободу самодостаточного индивида, постмодерн декларирует смерть индивидуальности, модерн выступает за рациональное регулирование жизни отдельного гражданина и общества, посмодерн откровенно иррационалистичен, модерн видит в окружающей природе объект для эксплуатации в целях повышения комфортности человеческой жизни, для постмодерна природа — не мастерская, а гипертекст, нуждающийся лишь в прочтении и истолковании. Наконец, модерн воспринимает историю как управляемый процесс, подчиняющийся разуму людей и имеющий некие внутренние закономерности, для постмодерна история есть хаотичное смешение никак не связанных фрагментов, судеб.
Не стоит верить нынешним апологетам постмодернизма, твердящим, что это некое новое, уникальное явление, знаменующее чуть ли не конец истории и начало «постистории». В действительности, все гораздо прозаичнее: ничего нового под этой луной нет и, видимо, уже не будет. Свой «постмодерн» знали и другие цивилизации и культуры. Скажем, для античности постмодерном был эллинизм с его смешением культур, языков, народов, религий, упадком полисных ценностей гражданства и свободы, рафинированным, элитарным искусством и наукой и эклектичной, ретроспективной философией. Свой постмодерн знал и мусульманский мир — это Османская Империя — исламская сверхдержава мир, тоже являвшая собой плавильный котел народов, выхолостившая и вульгаризировавшая культуру ислама, поставившая на место пышного, творческого цветения Халифата, грубость, односторонность и в то же время безвкусную роскошь и порочность загнивающего милитаризма.
Как видим, если политическим институтом, соответствующим модернистскому мировоззренческому космосу является «демократия» в самых разных ее исторических формах (от рабовладельческой демократии греков до «военной демократии» мусульман-арабов, причудливо сочетающейся с имперской вертикалью, и буржуазной демократией европейцев Нового времени), политическим институтом, соответствующим постмодернистскому хаосмосу является Империя, где каждый человек, включая самых высокопоставленных политиков лишь ячейка огромного, мелко структурированного образования, где властвует не разумный выбор и воля, а стихия. Собственно, постмодернизм в своем идеологическом выражение есть фашизм в широком смысле этого слова, подразумевающий тиранический дискурс стареющей цивилизации, но молодящейся, стремящейся вернуться к своей варварской молодости.
Фашизация Запада уже происходит, но чем дальше она распространяется, тем яснее становится ее указанный конфликт с самым существом политического, идеологического и даже экзистенциального дискурса США, претендующих на роль лидера западного мира. Недаром, многие политологи сегодня отмечают, что Президент Буш, готовясь к войне с Ираком, больше всего страдал от отсутствия в привычном ему политическом лексиконе средств, для выражения имперских идей и амбиций. В самом деле, говорить, что нужно бомбить иракских женщин и детей, протестуя против нарушения их же прав человека есть полнейшая бессмыслица, а рассуждать о величие нации и вторичности каждого отдельного индивида не позволяет концептуальная сетка волапюка либерализма.
Что же произойдет с США? Скорее всего, Соединенные Штаты сойдут с исторической сцены, не выдержав этого раздора между своей новой, постмодернистской формой и старым модернистским содержанием. Для того, чтобы переродиться в аутентичную империю фашистского типа нужна хотя бы традиционная история, которую фашизм всегда идеализирует и пародирует, но
Итак, несмотря на мощный рев американских бомбардировщиков над Ираком, Югославией и Афганистаном, впору сказать: гуд бай, Америка! Воля Истории неумолима, эпоха маленького, скептичного и ироничного человечка — этакого простачка, но «себе на уме», любителя пошлых удовольствий и денег, поп-корна и чуингама, похоже, прошла, и, кажется, безвозвратно.
Но вот вопрос: кто из западных держав станет новым Римом — грозным, развратным и жестоковыйным? Кто он — грядущий Император Запада, с которым — даст Бог! — предстоит сразиться возродившейся России? Карл? Зигфрид? Артур?
| © Интернет против Телеэкрана, 2002-2004 Перепечатка материалов приветствуется со ссылкой на contr-tv.ru E-mail: |