Автор этих строк работает учителем в Канаде. Полагаю, что подробные зарисовки североамериканской школы (нашей, так сказать, конечной цели) могли бы быть интересны как русским учителям, так и родителям.
Итак, начну с того, как управляется здешняя школа. Несколько школ одного района объединены в округ, во главе которого стоит совет из выбираемых на несколько лет местных жителей. Таким образом предполагается, что дела образования находятся в руках местных налогоплательщиков. Замечательно демократично! А попробуем-ка представить себе, что происходит, когда дела школы оказываются под прямым контролем родителей. Думаю, многие из читающих мои заметки могут честно вспомнить, как родители сетовали, что вот, мол, детей слишком загружают, как в выпускных классах, когда были нужны хорошие отметки для поступления в ВУЗ, ворчали на то, что учителя придираются, а кому-то, наконец, просто помогали решать трудные задачи или что-нибудь нарисовать-склеить? «Папа у Васи силён в математике…» Представте, что у родителей появляется путь наименьшего сопротивления — позвонить в местный совет по образованию и нажаловаться, что учитель «не смог заинтересовать нашего ребёнка своим предметом». Что ребёнок «перестал получать удовольствие от посещения школы». Что уроки «методически неверны». Позвольте, а откуда заявители знают про уровень уроков и справедливость отметок? Разумеется со слов собственных детей! Вот в их-то руках и сосредоточена значительная власть, существенно превышающая власть учителя. А теперь угадайте-ка с трёх попыток к чему должна привести долговременная ситуация, когда учитель вынужден побаиваться своих учеников? Собственно, об этом дальше и речь.
Боюсь только, что люди, воспитанные и обученные советской школой, не поверят мне, если я начну попросту описывать то, с чем приходится сталкиваться каждый день в отнюдь не плохой канадской школе. … В 8-м классе примерно четверть 13-14-ти летних детей не понимает разницы между умножением и делением, твёрдо уверенные, что при делении шести на два получается двенадцать… В 10-м классе НИКТО даже приблизительно не знал, что такое параллельные линии… 9 из 10-ти шестнадцати-семнадцатилетних учащихся 11-го класса никогда не слыхали про Дарвина… А когда я показал им «немую» карту Евразии, они смогли на ней найти только Россию, «потому, что она самая большая». Многие выпускники 12-го класса не знают, что такое общий знаменатель дробей («Я никогда не любила дроби!», как с гордостью мне заявила одна из учениц.) Разница же, например, между атомами и молекулами для выпускников так же неочевидна… Повторяю, всё это совершенно НОРМАЛЬНЫЕ североамериканские школьники из благополучных семей.
Над такими «блестящими» достижениями надо долго работать. И работают. Начиная с детского сада. Ребёнку начинают активно внушать, что он «особенный», «уникальный». Конечно, при этом произносят и всякие «правильные слова», про то, что надо, мол, учиться. Но… если я и так уже особенный и уникальный, с чего же мне себя утруждать?! Помню, мне однажды довелось замещать урок физкультуры у семиклассников. Обычно такие уроки сводятся к тому, что изрядно ожиревшие дети носятся по залу с пластмассовыми клюшками, а я попытался показать им всякие упражнения. Разумеется, никто из них не смог ни разу отжаться от пола, но вот их реакция на эти недоступные им упражнения меня поразила — им было очень смешно! В самом деле, если я — уникальная личность, не могу чего-то сделать, так ведь это, очевидно, и не нужно!
Прогрессивные североамериканские учителя, в отличии от отсталых наших, вовсе не обязаны быть специалистами в своём предмете. Считается, что, коли ты учитель, то ты знаешь КАК учить, а ЧТО учить — это уже мелочи. Совершенно нормально, когда один и тот же учитель преподаёт в старших классах физику, домоводство, английский язык, физкультуру и историю. О результатах, опять-таки, догадайтесь сами…
Североамериканский ребёнок растёт, воспитываемый телевизором. Естественно, что сознание привыкает воспринимать информацию в режиме «видеоролика». Все учителя украдкой жалуются, что им приходится «изображать из себя телевизор», хотя на официальном педагогическом языке это здесь называется «визуальными методами обучения». Результат всех этих педагогических новшеств, при которых ребёнку предлагают всего понемножку и с быстрой сменой впечатлений таков, что лишь немногие наиболее усердные выпускники могут корпеть над математической задачей аж целых 5 минут, остальные сдаются сразу же, если не могут напрямую подставить заданные цифры в формулу. Честно говоря, при такой системе мне больше всего жаль детей одарённых, которых этат система отучает серьёзно работать над собой. Но здешним учителям ничего не остаётся, кроме как смириться с необходимостью ублажать учеников вместо того, чтобы их обучать. Не имея никакого реального контроля над детьми, они вынуждены занимать великовозрастных недорослей «учебными играми», т.к. «научно доказано», что традиционные методы обучения — лекции, опросы, работа у доски вредны для 16-18-ти летних деткок. Так при изучении биологии клетки в выпускных классах настоятельно рекомендуется, чтобы учащиеся «сыграли в лицах» работу разных частей клетки, перекидывая друг другу разные мячики, верёвочки и т.п., изображающие различные биомолекулы. «Скажи, ты помнишь, что такое клеточное ядро?» — спросил я у старшеклассницы, изучившей строение клетки методами «активного обучения». «О да», ответила она и задумалась, вспоминая инсценировку. «Это — Джонни!» Как ни смешно, но подобный результат в здешней школе не вызывает негодования. Ведь главная цель достигнута: подростки, всё-таки, сидели в классе, а не курили «травку» на улице, они были под наблюдением взрослого и получили «fun» (удовольствие). Главный лозунг школы — чтобы дети были «довольными и в безопасности» («happy & safe») выполнен, а клеточное ядро… кому положено по службе его знать, тот и будет! Очень многих удивляет противоречие между анекдотически низким уровнем североамериканской школы и процветающими наукоёмкими отраслями промышленности. А чему тут удивляться — считал ли кто-нибудь процент иммигрантов в здешних университетах и лабораториях? Причём, этот процент становится всё выше в связи с победным шествием «активных», «визуальных» и прочих методов в школьном образовании! Только вот интересно, как российские «реформаторы» школы собираются организовать приток учёных со всего света в Россию? Ведь очевидно, что подобная система образования может существовать только там, где есть возможность сманить к себе научную элиту из других стран. В России же своих учёных почти всех «пустили по миру», а те иммигранты, что норовят к нам въехать, всё больше оседают не в лабораториях, а на рынках…
Воспитание нравственное может удивить неподготовленного человека не меньше, чем успехи в науках. Мне, человеку, вестимо, с «тоталитарным сознанием», кажется, что здешним детям разрешают всё, что должно быть запрещено, и запрещают всё, что должно быть разрешено. Разрешают напропалую хамить взрослым, посылая учителя по-английски «на три буквы» — это, конечно, не одобряется, но никаких серьёзных последствий за собой не влечёт. «Поймите, они таким образом выстраивают собственную личность!» Разрешают совсем не учиться, с трудом читая к 8-му классу. «Учёба — это личный выбор каждого!» Но при этом категорически запрещают играть в снежки. Запрещают детям на школьном дворе заходить в такие места, где дежурный учитель их не видит. «А вдруг они начнут трогать друг друга неподобающим образом!» Запрещают старшеклассникам находиться без присмотра вблизи ксерокопировального аппарата. «А вдруг они скопируют что-нибудь непристойное!» Помогает ли всё это… Недавно одна пожилая преподавательница полушёпотом сказала в нашей учительской: «Из нашей современной школы полностью исчезло понятие стыда. Даже слова такого больше не осталось, потому, что если ты попробуешь устыдить ученика, тебя обвинят в том, что ты на него психологическое давление оказываешь.»
«Подражательная» реформа школы, если её и вправду проведут в России, может оказаться ещё одной национальной катострофой, ещё одной ступенью превращения великой державы в «банановую республику». Но, с другой стороны, её гораздо труднее провести правительственным решением — как «реформы» армии или ЖКХ. Ведь исполнять решения «реформаторов» придётся сотням тысяч учителей — тут уж без них не обойтись. А они у нас — к счастью! люди консервативные и отсталые. Да и зарплата у них такая, что поувольнять их, да заменить новыми — помоложе и попокладистее, тоже трудно. Ну растолкует методист РОНО новые цели и задачи для Марии Ивановны, проработавшей лет 20 сельской учительницей. Она выслушает, покивает… Но потом, пойдя в класс, не станет торопиться внедрять «погрессивные методики» оболваниваня. Остановить разрушение полностью ей, конечно, не удастся, но замедлить его она сможет. А там, Бог даст, и в России произойдёт что-нибудь такое, после чего «реформаторов» надо будет долго-предолго искать… Одним словом, на Марию Ивановну сейчас вся надежда.
