Результаты прошедших парламентских выборов в очередной раз поставили нас перед лицом главной нашей проблемы, нерешенность которой и определяет характер глубокого кризиса Партии. Это проблема отсутствия целостной, непротиворечивой идеологической концепции.
Поражение начинается там, где теряется инициатива. Так же, как на войне, так же, как в шахматной партии. Шанс на победу есть только тогда, когда есть СТРАТЕГИЯ победы. Как только инициатива переходит к противнику, как только наши действия становятся вынужденным ответом на ходы врага, как только мы начинаем принимать навязанные нам условия борьбы – поражение становится вопросом времени. Побеждает тот, кто в каждый момент видит путь к победе, кто навязывает противнику свой сюжет партии. Побеждает тот, в чьих руках инициатива. Это железный и базовый закон борьбы. Стратегия в политике начинается с четкой и цельной идеологии, со своей картины понимания смысла прошлого, настоящего и будущего.
Идеология, мировоззренческая концепция нашей Партии так и остается в состоянии неоформленности и причудливо сочетает в себе русское почвенничество с идеями западного социал-демократизма, штампы догматического и вульгаризованного марксизма брежневского образца с элементами философии «новых левых». Все эти фрагменты, чуждые друг другу, несводимые к общему базису, находятся в вопиющем противоречии. Идейная неразбериха, отсутствие мировоззренческой цельности, закономерно лишают Партию ориентации. Мы утрачиваем целостность картины происходящих процессов и возможность предсказывать, предугадывать тенденции ее развития и, что еще хуже, утрачиваем саму способность стратегически намечать собственные цели и задачи. Мы утрачиваем инициативу, наши действия сводятся к реагированию на ходы и удары противника. По сути, это закономерное продолжение того же самого идейного и вытекающего из него организационного кризиса, который оказался гибельным для КПСС и СССР. В чем же причина и сущность распада и фрагментации некогда монолитной и революционной коммунистической доктрины?
Идеологией коммунистического движения на всем протяжении его истории была цельная мировоззренческая система научного марксизма. Да, в рамках марксизма революция могла потерпеть временное поражение, временный откат к капитализму был возможен. Но сама по себе конечная победа социализма выступала как историческая неизбежность, детерминанта. И ее осуществление было миссией промышленного пролетариата – наиболее обездоленной части рабочего класса. Это основа революционной теории марксизма: капиталистическое общество само создает себе могильщика. Чем выше ступень развития капитализма, тем острее антагонизм между капиталистическим и рабочим классами. Развитие этого противоречия неизбежно приводит к смене социально-экономической формации. Капитализм – последняя из классово-антагонистических формаций. На смену ему, согласно марксистской теории, должна была, после промежуточного этапа социализма, прийти бесклассовая и, соответственно, безгосударственная формация, исключающая эксплуатацию. Должен был произойти качественный скачок от исторической детерминированности в состояние свободного развития. Причем осуществить этот скачок мог и должен был промышленный пролетариат.
Классическая марксистская теория революции (несущая явные черты мессианской эсхатологии) немыслима без пролетариата, точно в той же степени, как Христианство немыслимо без личности Христа. Пролетариат – это ключевой субъект всего исторического процесса, коллективный мессия марксизма. Вся марксистская классика выстроена вокруг этой ключевой фигуры.
Однако с середины прошлого века наиболее развитые страны фактически вступили в новую экономическую формацию – и эта формация оказалась не социализмом. Эта новая общественно-экономическая формация так до сих пор и не получила названия, ибо сам факт ее возникновения и торжества не был осмыслен в рамках формационной концепции. Как феодализм соответствовал уровню аграрной цивилизации («первой волне» в терминологии Тоффлера), как капитализм соответствовал цивилизации индустриальной, так новая формация (назовем ее для удобства виртуализмом) соответствует уровню информационной или постиндустриальной цивилизации («третьей волне» Тоффлера). Это новая формация вовсе не исключила социальное и имущественное неравенство и эксплуатацию человека человеком. Более того, она создала гораздо более изощренные формы порабощения. Но, тем не менее, виртуализм – это не есть уже капитализм.
Как известно, власть феодала основывалась на владении землей – основной ценностью в условиях аграрной цивилизации. Именно это монопольное обладание землей позволяло классу феодалов присваивать прибавочный продукт, создаваемый крестьянством. Точно так же класс капиталистов монопольно владел основной ценностью в условиях индустриальной цивилизации – заводами и фабриками. И на том же основании присваивал прибавочный продукт, создаваемый трудом рабочих. Предсказанный марксизмом скачок в новое качество не состоялся. На смену капитализму пришла новая формация – которую мы назвали виртуализмом – точно так же как и предыдущие основанная на неравенстве и эксплуатации. Основной ценностью в условиях информационной цивилизации становится информация и средства ее получения. Информация (прежде всего технологии: компьютерные, молекулярно-биологические, космические и др.) играет ровно ту же самую роль, какую играла земля при феодализме и индустрия при капитализме. Неравенство во владении этим ключевым ресурсом и создает возможность для новой эксплуатации человека человеком, для изъятия прибавочного продукта в условиях новой общественно-экономической формации.
Роль информации далеко не сводится к средству интенсификации промышленного производства, точно так же как роль индустриализации на прошлом витке развития цивилизации далеко не исчерпывалась интенсификацией сельскохозяйственного производства. Напротив, по мере индустриализации сельское хозяйство из центральной сферы производства превращалось в периферийную, занятость в которой лишь совершенно незначительного (около 5%) процента населения вполне обеспечивала потребности всего общества. Полностью аналогичный процесс происходит сейчас. Информационная революция, развитие информационных технологий в такой степени повысили производительность индустрии, что для обеспечения потребностей всего общества в промышленной продукции достаточно участия в промышленном производстве лишь незначительного процента населения, и со временем этот процент будет и дальше снижаться. Именно на этом пути капитализм преодолел пределы собственного роста и угрозу кризиса перепроизводства. Основная сфера производства просто сместилась из промышленной сферы в информационную, в которой пределы возможностей потребления ограничены гораздо менее жестко, а проблема ограниченности невосполнимых ресурсов вообще отсутствует.
Основной субъект марксистской концепции истории и марксистской теории революции, мессия марксистской эсхатологии – промышленный пролетариат – сошел с исторической сцены, не выполнив той исторической миссии, которую приписывал ему марксизм. Мессия марксизма мертв и не имеет шанса воскреснуть из мертвых. Рабочий класс перестал быть классом, он утратил свою классовую природу и классовую субъектность, превратился в общественную прослойку, отнюдь не пролетарскую по своему имущественному положению. Рабочий класс сошел со сцены истории точно так же, как в свое время сошел класс крестьянства. Хотя крестьян можно даже без особого труда найти и сейчас, но они стали очевидным реликтом ушедшей в прошлое общественно-экономической формации. Так же превращается в реликт и рабочий класс.
Инерция мышления старыми штампами создала теоретический фантом пролетариата. Своего рода миф о «чудесно спасшемся царевиче». Таких мифов к настоящему моменту создано два. Первый зародился в недрах нашей партии и сводится к тому, что пролетариат вовсе не исчез, а в силу глобализации «перетек» в страны Третьего мира. Иными словами, «золотой миллиард» представляет собой новый (в мировом масштабе) «класс» капиталистов, а население стран «третьего мира» - новый (опять-таки в мировом масштабе) пролетариат. Да, действительно, «золотой миллиард» правомерно рассматривать как сообщество эксплуататоров по отношению к «третьему миру», и развитие в связи с этой эксплуатацией оси международных противоречий (вплоть до антагонизма) налицо. Но при этом теория «третьего мира» как «нового пролетариата» не выдерживает никакой критики. Эта теория полностью игнорирует саму сущность современной цивилизации – информационную революцию. Основная сфера производства связана уже вовсе не с индустрией, и не сырьедобычей. Индустриальное производство становится уделом слаборазвитой мировой периферии, которая эксплуатируется в типично колониальном режиме. Колониализм развивался и в условиях позднего феодализма, и в условиях капитализма, развивается и теперь – в условиях виртуализма. Эксплуатируемые рабочие Третьего мира – это аналог не пролетариата, а скорее рабов в английских колониях, а потом – в южных штатах США. Такой же цивилизационный анахронизм, хотя и закономерный, но периферийный по отношению к основной линии исторического развития.
Второй миф о «новом пролетариате» культивируется преимущественно в среде пригаринской РКП-КПСС. Суть этого мифа в том, что в новых условиях в качестве пролетариата выступает трудовая интеллигенция – «пролетариат умственного труда». На первый взгляд определенный резон в такой концепции есть: действительно, большая часть трудовой интеллигенции не обладает собственностью на орудия своего труда, и потому, точно так же, как и классический пролетариат, продает только сам труд. В этом есть и второй резон: при переходе к информационному обществу основным эксплуатируемым классом по логике вещей и должны стать производители информации и наукоемких технологий – то есть интеллигенция. Однако ошибочность этой концепции состоит опять-таки в игнорировании классовой сути явления. В марксизме речь шла не просто о пролетариате, а о промышленном пролетариате – наиболее обездоленной, а потому наиболее революционной части РАБОЧЕГО КЛАССА. Да, в определенной степени можно говорить о крестьянском пролетариате (батраки) и о пролетариате служащих и интеллигенции. Но основная суть марксистской теории революции сводилась к идее КОНЦЕНТРАЦИИ ПРОЛЕТАРИАТА. Неминуемость пролетарской революции в рамках марксистской теории объяснялась именно тем, что сверхконцентрация пролетариата детерминированна самой логикой развития капитализма: от рассеянной мануфактуры – через фабричные производства – к промышленным супергигантам эпохи империализма. Напротив, нерабочий пролетариат, в том числе «пролетариат умственного труда» не только не сконцентрирован, но и не имеет ни малейшей тенденции к концентрации. Следовательно, перенесение на него логики марксистской теории революции является утопией в чистом виде – утопией реакционной и вредной.
Значит ли это, что классический марксизм должен быть отброшен? Вовсе нет. Он должен быть переосмыслен, но на новой, ПРИНЦИПИАЛЬНО НОВОЙ теоретической базе. Его революционный опыт безусловно должен быть учтен и использован. Но следует помнить, что как цельная и целостная мировоззренческая система он принадлежит прошлому. Большевизм не отрицал заслуг декабристов и народовольцев. Если разобраться и вдуматься, то можно заметить, что все жизнеспособное из революционного опыта народников (кстати, чуждое «чистому» марксизму меньшевиков) большевизм смог впитать и переосмыслить, но на принципиально новой мировоззренческой основе. Однако при этом пережиткам народничества, ставшим реакционной утопией и тормозом революции, большевизм дал самый решительный бой. Нынешняя ситуация аналогична. После исторического поражения рабочего класса старый догматический марксизм (как цельная мировоззренческая система) стал реакционной утопией, тормозом революции.
Предстоит создать качественно новую теорию. И эта теория должна быть не компиляцией, а безусловно цельной мировоззренческой системой. Любая эклектика, всякое отсутствие мировоззренческой цельности исключают революционность. Мировоззренческий компромисс всегда и неизбежно оборачивается стратегией и тактикой компромиссов – т.е. оппортунизмом.
Коррекция теории формаций
Итак, с чего можно начинать строить НОВУЮ цельную теорию революции? Является ли социализм утопией? Однозначно – нет. Идея социализма была воплощена в реальность. Причем была воплощена в реальность именно в нашей стране. Но социализм – и исторический опыт это показал – не есть некая детерминированная стадия или общественно-экономическая формация, следующая за капитализмом. Это тем более очевидно, что победил социализм вопреки теории Маркса не в странах развитого капитализма (там социалистические революции потерпели поражение), а как раз в индустриально неразвитых странах (Россия, Китай, Сев. Корея, Куба). Социализм оказался не следующей за капитализмом ступенью, а альтернативой в рамках цивилизации того же уровня – цивилизации индустриальной «второй волны». Значит один и тот же уровень развития производительных сил может выражаться в двух альтернативных формах: в форме антагонистического классового общества, построенного на эксплуатации человека человеком, и в форме общества социального – бесклассового или, по меньшей мере, приближающегося к бесклассовому. Тогда, быть может, и предыдущие общественно-экономические формации имели такого рода альтернативу? Действительно, уровень аграрной цивилизации далеко не всегда проявлял себя в форме рабовладельческого или феодального общества. Можно вспомнить своеобразный «аграрный коммунизм» инков. Причем это не отнюдь не пережиток первобытно-общинного «коммунизма»: общество инков имело достаточно высокий уровень развития производительных сил для производства прибавочного продукта. Древний Египет, который описывался в вульгаризированном «школьном» марксизме как общество рабовладельческой формации, на самом деле отнюдь таковым не являлся (в классическом, не вульгаризированном марксизме это, кстати, признается, и восточный способ производства не втискивается насильственно в прокрустово ложе присущих Западной Европе общественно-экономических формаций): рабы не составляли существенной доли в производстве. Основой же производства был труд свободных общинников. Таким образом, древнеегипетское общество можно рассматривать как некую переходную форму между «аграрным коммунизмом» инков и классическим классово-антагонистическим обществом рабовладельческого (Древний Рим) или феодального (Средневековая Европа, Япония) типа.
Итак первый вывод: в рамках каждого уровня цивилизации (или общественно-экономической формации в новом, неклассическом смысле) оказываются возможны две альтернативные модели (плюс промежуточные формы между ними, которые мы не будем сейчас рассматривать ради простоты схемы). Одна модель – классово-антагонистическая, вторая – социальная. Социализм, таким образом, выступает не в качестве конкретной формации, а в качестве извечной и постоянной альтернативы. Мы можем говорить об аграрном социализме (альтернативе феодализму), индустриальном социализме (альтернативе капитализму) и информационном социализме (альтернативе тому обществу, которое мы обозначили понятием «виртуализм»).
Чем же определяется выбор между двумя альтернативами? Очевидно, этот выбор не детерминирован уровнем социально-экономического, политического или технологического развития. Этот выбор лежит в сфере национального менталитета, в сфере культурной, исторической, религиозной традиции народа. Именно поэтому Октябрьскую революцию следует рассматривать как революцию в первую очередь национальную, как восстание национального менталитета против несовместимых с ним капиталистических отношений. Здесь уместна перевернутая формула Макса Вебера: как дух капитализма является выражением протестантской этики, так и дух большевизма – есть отражение этики православной.
Такая позиция открывает перед нами возможность осмысления Советской цивилизации как закономерного, органического выражения национального Русского духа, как естественного выражения Русской национальной государственности в обновленных формах. Наиболее умная, конструктивная и взвешенная критика русского марксизма, далекая от вульгарной антисоветчины, дана в трудах великого русского философа Николая Александровича Бердяева. Им блестяще показана органическая связь между национальной русской духовной традицией и большевизмом. И им же показана непреодолимая и неразрешимая двойственность марксизма, который выступает с одной стороны как рациональная материалистическая научная теория, а с другой – как глубоко идеалистическая, мессианская эсхатология. Русский большевизм воспринял марксизм преимущественно именно с его мистической стороны.
Весь советский проект с его мессианством, с его этикой коллективизма и жертвенности, с его идеократизмом – плоть от плоти и кровь от крови православной христианской цивилизации. Трагедия Советской цивилизации, Советского проекта состоит в том, что идеалистический дух русской революции пришел в неснимаемое, трагическое противоречие с формально-нормативной идеологией материализма. В том, что закономерный плод тысячелетней православной традиции был в силу ряда объективных и субъективных исторических обстоятельств отсечен от питающих его корней.
Итак, русский социализм не есть порождение классовой сущности пролетариата: в 1917 году русский пролетариат был слаб и неразвит, в то время как развитый пролетариат Германии проиграл свою революцию, а еще более развитый английский пролетариат даже и не попытался осуществить ее. Русский социализм – есть свободное, произвольной выражение национального духа. А национальный дух России сформирован Православием. Само рождение Русской нации как единства осуществилось в купели крещения: вошли в нее племенные союзы полян, древлян, северян и вятичей, вышла – единая Святая Русь.
Но, как и всякое свободное изъявление духа, социалистическая революция не есть детерминанта. Если национальное самосознание, если духовная суть народа будет подавлена, если народ потеряет собственную культурно-цивилизационную самоидентификацию – откуда же возьмется энергия действования?
Вопрос социалистической революции в России есть вопрос пробуждения ее национального духа. И наоборот – пробуждение национального Русского духа есть начало социалистической революции. А значит, идеологический базис революции должен быть не классовым, а национальным, не пролетарским (ибо пролетариат сходит с исторической сцены, теряет свою историческую субъектность), а национально-освободительным. Тому свидетельство все победившие социалистические революции – китайская, корейская, вьетнамская, кубинская. Все они не могли быть пролетарскими за неимением пролетариата, и все они были национально-освободительными и привели к построению социализма.
Три вопроса национально-освободительной революции
Следовательно, основным вопросом идеологии становится разработка доктрины и стратегии национально-освободительной революции. Этот вопрос, в свою очередь, распадается на три подвопроса: об отношении к Православию, об отношении к национализму и об отношении к государству.
Вопрос об отношении к Православию является логически первичным. Православие составляет сущность Русской национальной традиции, духовный базис самой Русской нации – государствообразующей нации России. Опыт истории показал, что социализм не есть детерминанта экономического или технологического развития, а есть выражение национального менталитета. Русский социализм – это форма реализации традиций русской соборности, которые в свою очередь укоренены в Православии. Трагический разрыв между историческим советским социализмом и его духовной православной первоосновой нельзя не признать одной из главнейших причин всех последующих искажений, приведших в конечном счете к поражению и Советского проекта, Российской национальной государственности и Русского народа в последнее десятилетие прошлого века. Ошибочность и глубокая пагубность религиозной политики ВКП(б)-КПСС фактически признана в идеологии нашей Партии. КПРФ не только декларировала уважительную лояльность (Программа: «КПРФ будет добиваться ... уважения к православию»), но и стремится к тесному и плодотворному сотрудничеству с Церковью. В частности, в ходе недавнего VIII Всемирного русского народного собора, проходившего в Троице-Сергиевой лавре лидер КПРФ Геннадий Андреевич Зюганов отметил, что «Православная церковь - тысячелетняя хранительница русских национальных традиций. А эти традиции - одна из последних государствообразующих скреп». Исходя из логики всего нашего анализа мы должны признать такую позицию единственно правильной и закономерной.
Второй вопрос – об отношении к русскому национализму – далеко не столь однозначен. С одной стороны наша принципиальная позиция состоит в объединении всех национально-патриотических сил. С другой стороны одним из значимых принципов коммунистического мировоззрения была и остается международная солидарность трудящихся, то есть интернационализм. В ныне действующей программе нашей партии написано: «Являясь партией патриотизма, интернационализма и дружбы народов, КПРФ будет добиваться ... искоренения межнациональных конфликтов, всех форм сепаратизма, национализма и шовинизма». Задумаемся над этим пунктом нашей программы. Под интернационализмом здесь понимается, очевидно, во-первых, принцип солидарности трудящихся в борьбе против империализма (т.е. в современном контексте против транснациональной финансовой олигархии и структур т.н. Мирового правительства). Во-вторых, принцип равноправия и взаимного уважения в отношениях между нациями, неприятие и осуждение любых доктрин расового превосходства (каковыми, например, являются германский нацизм или израильский сионизм). В-третьих, патриотическая идея государственной целостности России, наше категорическое неприятие всех форм национального сепаратизма, что и разъяснено далее в тексте программы. А под понятием того «национализма», который подлежит осуждению, совершенно очевидно подразумеваются все формы сепаратизма, шовинизма, русофобии, разжигания международной розни и ненависти.
Но оказывается, что в понятия «национализма» порой вкладывается совершенно иной смысл. Посмотрим, какое значение вкладывают в это понятие сами русские националисты. Для наглядности рассмотрим идеи наиболее радикального из националистических движений – Русского Национального Единства (РНЕ). «Национализм - это любовь к своей Нации, признание ее высшей ценностью. Национализм следует отличать от шовинизма, провозглашающего превосходство своей Нации над другими». Вопрос оказывается в значительной степени в словах. То, что сам националист называет национализмом, коммунист бы назвал национальным самосознанием. Может ли ТАК ПОНИМАЕМЫЙ национализм быть источником национальной розни? Ответ очевиден. «Истинный Националист, будь он Карелом или Вепсом, Татарином или Калмыком, Якутом или Бурятом, понимает, что его народ будет развиваться только тогда, когда он будет дружен с Русским Народом, с другими народами России. Национализм - гарантия не только внутреннего единства Нации, но и гармоничных отношений между нациями». «Мощь Русской Нации - это гарантия права всех коренных народов России на национальную самобытность». Оказывается, русские националисты борются вовсе не за превосходство над другими народами, а за «равноправие всех коренных народов России, закрепленное в принципе национально-пропорционального представительства в органах власти». Так ведь это же дословно совпадает с нашей предвыборной программой.
Не значит ли это, что националисты являются нашими наиболее естественными союзниками, а спор о «национализме» и «интернационализме» – в значительной степени спором о словах? Перед нами пример Кубы, где национально-освободительная социалистическая революция была осуществлена именно националистами. Перед нами пример событий 1993 года, когда коммунисты и националисты (причем наиболее крайние) оказались по одну сторону баррикад – на стороне Советов.
Вопрос состоит в том, что существуют два разных «национализма». Есть национализм подлинно народный, социалистический по своему характеру, являющейся прогрессивным освободительным движением угнетенного народа. И есть националистическая демагогия буржуазии, стремящейся под лозунгами «национальной солидарности» достичь «классового мира» между угнетенными и угнетателями, между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Между этими двумя «национализмами» следует проводить очень четкое различие, ибо это силы прямо противоположные по своей сути. Граница, их разделяющая, проходит по ответу на ключевые вопросы: о собственности на землю и недра, о собственности на крупные промышленные предприятия, о пересмотре итогов приватизации, об отношении к правящему буржуазно-фашистскому оккупационному режиму.
Наконец, третий и поставленных нами ключевых вопросов национально-освободительной революции состоит в отношении к буржуазному государству и к пониманию сути патриотизма.
Буквальным переводом на Русский язык было бы «отечественность», любовь к своему Отечеству, к своей Родине, а отечество – это родная страна, земля отцов, земля своего народа. Значит, патриотизм, любовь к своей Отчизне, определяется через национальное самосознание. Без национального самосознания, без любви и чувства сопричастности своему народу, понятие своей земли теряет смысл. В основе подлинного патриотизма, таким образом, лежит национализм в положительном смысле этого слова, то есть любовь к своей нации, укорененность в своих национальных традициях, неотделимость своей судьбы от судьбы своего народа. А значит единственно подлинный патриотизм – это национал-патриотизм. Пропаганда режима навязывает нам совсем иное, почти что противоположное представление о патриотизме как о любви и служении своему государству, незаметно подменяя понятие Отечества, понятие своей страны, понятием государства. Но страна и государство – это совсем разные вещи. Страна – это географическая территория, заселенная определенным народом, либо группой народов, имеющих общую историческую судьбу. Государство – это по определению аппарат подавления, аппарат насилия. Поэтому подлинный патриотизм означает служение государству ровно в той мере, в какой это государство является национальным, то есть служит интересам защиты общенациональных интересов своего коренного народа (или сообщества коренных народов, если государство многонациональное).
Нынешняя государственная машина РФ является в полном соответствии с классическим марксизмом аппаратом подавления в руках правящего класса. Однако здесь есть существенная особенность. В классической ситуации буржуазное государство используется буржуазией для обеспечения условий эффективной эксплуатации трудящихся и подавления их сопротивления эксплуатации. Но в современных российских условиях сверхмонополизированная олигархическая буржуазия извлекает сверхприбыли не из промышленного производства, а из продажи сырья за рубеж. Основным источником ее дохода является не собственно эксплуатация трудящихся, а присвоение общенародной собственности на запасы природных ископаемых. Обслуживание этого бизнеса требует очень незначительного процента от нынешнего населения России. Остальные – это лишние рты, эксплуатация которых в неблагоприятных климатических условиях России экономически невыгодна. Такова логика глобализации. Отстраненное от права собственности на землю и ее недра население не столько эксплуатируется (отсюда и закономерная классовая аморфность «низов», отсутствие выраженного классового сознания и интересов!), сколько поддерживается на минимальном физиологическом уровне (дабы избежать неконтролируемого социального взрыва) и медленно планомерно уничтожается посредством внедрения программ «планирования семьи», увеличения цен на лекарства и медицинское обслуживание и т.д. По сути это целенаправленная демографическая политика, направленная на поступательное и планомерное сокращение населения России до того минимума, который необходим для обслуживания сырьедобычи. Вывод: государственная машина РФ является не просто аппаратом насилия и эксплуатации, но аппаратом эффективного геноцида Русских и других коренных народов России с целью присвоения олигархией недр и природных ресурсов. Причем внутренние противоречия между собственно олигархической буржуазией и элитой государственно-чиновничьего аппарата несущественны для принципиального анализа ситуации, ибо их интересы тождественны, а противоречие исчерпывается борьбой за доминирующее положение в присвоении сверхприбылей от продажи природных ресурсов.
Невозможность использования старого аппарата, сформированного государством эксплуататоров, для построения новой социалистической государственности прекрасно разобрана и доказана классиками марксизма. Маркс, анализируя исторический опыт Парижской Коммуны, особо подчеркивал ее заслугу в попытке слома «готовой государственной машины», в 1872 этот вывод был включен в предисловие к «Манифесту Коммунистической Партии»; эту мысль развил Ленин, разоблачая предательство Каутского. Данные положения классиков марксизма ни в коей мере не устарели, ибо относятся не к анализу сил прошедшей эпохи, а к универсальным принципам революционной борьбы.
Поэтому наша (и Партии, и национально-освободительного движения в целом) стратегическая задача состоит в параличе и уничтожении государственного административного аппарата нынешней РФ, дискредитации его легальных структур, обеспечении нарастания социального и экономического кризиса. Всякая попытка этого государства встать на ноги должна по возможности пресекаться нами – потому что каждый лишний день, прожитый этим государством означает шаг к вымиранию нашего народа и шаг к необратимому истощению наших недр. Отсюда главная парадигма нашей политики: любое сотрудничество с режимом – это предательство своего народа. Вхождение во власть имеет только одну положительную задачу – приобретение эффективных рычагов для разрушения государства изнутри.
Как было показано выше, классовая аморфность народных масс неслучайна, и у нас нет ни малейших оснований ожидать от развития нынешнего российского капитализма возникновения и классового оформления пролетариата. Это догматическая установка на ожидание пролетариата утопична, реакционна и крайне опасна для нашего дела. Она не учитывает самой сути современного российского капитализма: его колониальности, его полностью сырьевого и непроизводственного характера, его придаточности по отношению к развитому миру. Пролетариат, которого ждут догматики, не придет. Останется немногочисленный слой рабочих сырьедобывающих отраслей – вполне обеспеченных материально, прикормленных и далеких от всякой революционности. Остальное население постепенно и планомерно будет сведено на нет – скорее всего даже без каких-либо серьезных кровавых эксцессов, просто в силу сокращения рождаемости.
И, сделав из этой ситуации логический вывод, мы снова возвращаемся к тому же: раз нет и не будет классовой оформленности, всю ставку необходимо делать на национально-освободительную доктрину. Идеология, цели, лозунги революции должны быть национальными, а не классовыми. И поэтому революционные, социалистически ориентированные националисты – это главные и единственные наши союзники. Прочный союз с ними, преодоление взаимных предрассудков – это один из ключевых вопросов революции.
Что делать?
Коренной причиной нашего поражения был и остается кризис идеологии, кризис коммунистического мировоззрения в условиях постиндустриального общества и глобализации. Пока нет ясного мировоззрения, нет собственного понимания смысла происходящих событий – не может быть стратегии победы. Пока нет стратегии победы – не может быть веры в победу. Этот пораженческий менталитет подобно проказе разъедает и заживо разлагает Партию, распространяясь от верхов к низам. В «верхах» он обретает черты оппортунизма – готовность к роли системной оппозиции: войти в Думу на настроениях «протестного электората» и в уюте и безопасности обличать «антинародный режим», избегая как жесткого столкновения с властью, так и ответственности за принимаемые ей решения. В «низах» тот же самый менталитет проявляется в пассивно-нецеленаправленной «протестной» деятельности, смысл которой исчерпывается психологической сублимацией. Попросту говоря, спусканием паров в свисток. Неверие в собственную победу, даже глубоко подсознательное нежелание собственной победы естественным образом порождает застой и уныние, становится благодатной питательной средой для всякого рода паразитов, проникающих в организм Партии или самозарождающихся в нем. Отсюда и постоянная, нескончаемая, хроническая лихорадка расколов и предательств: подберезкины, семаго, тулеевы, селезневы, корякины, семигины, глазьевы. Теряя идеологическую цельность, Партия теряет и организационную субъектность, превращается из живого и слаженного организма в биомассу, в питательный субстрат для амбициозных шкурников.
Нужна ясная стратегия победы. Такую стратегию мы можем создать только взяв за основу цельную мировоззренческую доктрину, безжалостно отбросив все, что с ней несовместно и не боясь при этом потерять «электорат». Лучше меньше да лучше. Лучше небольшая, но целенаправленно и согласованно действующая боевая политическая организация, чем разношерстная аморфная пассивная масса.
Итак, взяв за основу предложенную доктрину национально-освободительной революции и выбросив в помойку весь хлам приставшего к нам социал-демократизма, буржуазно-государственнического псевдопатриотизма, бездумного догматизма и левацких недоразумений неотроцкистов и всякого рода «фрейдо-марксистов», мы можем сформулировать основные положения нашей стратегии.
1. Сосредоточиться на создании в Партии дееспособного ядра, способного и имеющего внутреннюю мотивацию бороться за власть. Целенаправленно создавать в партии аппарат будущей революционной диктатуры. Пока у нас нет своего аппарата насилия, все разговоры о власти бессмысленны. В нынешнем своем состоянии КПРФ, даже случайно получив власть, не только ее не удержала бы, но и сама погибла. Создание аппарата насилия – главная и ключевая задача революции. Аппарат насилия может быть создан только в самой практике революционного насилия, в практическом опыте жесткого противостояния режиму. В любое противостояние режиму – забастовку, акцию гражданского неповиновения, митинг, антиправительственную демонстрацию – мы должны активно включаться. Это даст тройной эффект – и опыт борьбы, и авторитет в протестно настроенных массах, и непосредственный подрыв стабильности режима.
2. Отношение к выборам. Использовать выборы в Думу и Законодательные Собрания субъектов федерации для агитации и пропаганды. Фракцию в Думе и ЗакСах использовать прежде всего для организации внепарламентской борьбы. Четко и ясно помнить: не борьба с режимом ради прохождения в Думу, а прохождение в Думу только и только ради победы революции. Не бояться парламентских кризисов: разгон парламента нам объективно выгоден, т.к. наносит удар по легальности самой системы буржуазного парламентаризма.
Выборы в органы исполнительной власти (губернаторы, мэры и т.д.) бойкотировать. Политический опыт показывает, что победы в таких выборах оказываются для Партии опаснее поражений: встраивание в аппарат закономерно и неизбежно ведет сначала к оппортунизму, потом – к прямому предательству. Более того, следует не просто отказаться от участия в таких выборах, но активно бойкотировать их, добиваться их срыва, подрывать легальность самих государственных структур в сознании населения.
В президентских выборах участвовать только при наличии реального, существенного шанса на победу. Если такого шанса нет – сосредотачиваться на организации бойкота выборов.
3. Создавать параллельные центры власти: через приемные наших депутатов, через создание своих профсоюзов, через работу с трудовыми коллективами, через муниципальные собрания и домкомы. Сосредоточиться не на оптимизации законодательства как такового, а на помощи гражданам в практической борьбе с структурами государственного аппарата. Создать эффективные структуры юридической поддержки (адвокатов). Использовать их не только в собственном противостоянии режиму, но оказывать юридическую помощь по возможности всем потенциальным союзникам. Прежде всего – радикальным национал-патриотическим группам. Такая практическая помощь будет лучшем лекарством от антикоммунистической пропаганды и создаст нам ценных союзников. В административный аппарат, в структуры исполнительной и судебной власти проводить своих «кротов». Использовать такого рода агентуру для снижения эффективности государственного аппарата насилия, для паралича государственных институтов.
4. Добиться динамичного реагирования партийных структур на изменения обстановки. Мы должны добиться того, чтобы листовка с нашей позицией по событию могла быть не только напечатана, но и распространена в течение одних суток. Сосредоточиться на получении доступа к средствам информации – радио, газетам, телевидению. Шире использовать интернет, создавая интересные для разных слоев и групп населения сайты и программы неполитического содержания, но с возможностями ненавязчивого внедрения нашего мировоззрения.
5. Законодательные инициативы. Продолжать, расширять и усиливать борьбу за референдум по вопросу о запрете на продажу земли. Цель-максимум – добиться самого референдума, цель-минимум – объединить все политические силы, выступающие против продажи земли и организовать массовый протест. То же самое – с вопросом о пересмотре итогов приватизации.
Закрепить наш союз с консервативной православной общественностью, активно включившись в борьбу против электронной идентификации личности (ИНН, электронно-считываемые полосы в паспортах, биоидентификация и т.д.). Подключить к этой борьбе наши фракции в органах законодательной власти, наши СМИ, наших юристов. Этим мы не только на деле подтвердим свои лозунги союза с Церковью, но и нанесем важный удар по репрессивно-карательным возможностям режима. В рамках того же сотрудничества с Церковью, подготовить и выступить в Думе и ЗакСах с законодательными инициативами по пресечению деятельности деструктивных культов и по пресечению акций, оскорбляющих религиозные чувства православных.
Выступить с законодательной инициативой национально-пропорционального представительства в органах государственной власти. Разработать и широко озвучить законопроекты, направленные на пресечение нелегальной иммиграции, на максимальное ограничение этнически чуждой иммиграции. И, с другой стороны, на создание максимально удобных условий для репатриации русского населения, оказавшегося в результате распада СССР в странах ближнего зарубежья.
