1.
Сегодня на шестнадцатом году либеральных реформ, если считать с 1991 года (если считать со времен перестройки - то на двадцать втором) кажется, всем непредвзятым наблюдателям ясно, что эксперимент по приживлению в России капитализма западного типа, по большому счету, не удался. С этим не соглашаются разве что сами архитекторы реформ – Гайдар, Чубайс и их сторонники внутри России и вне ее, которые твердят о том, что благодаря «шоковой терапии» Гайдара прилавки магазинов наполнились товарами, была решена извечная советская «проблема дефицита» и т.д. Но ведь Чубайс, Гайдар, Немцов и иже с ними – заинтересованная сторона, при ответе на этот вопрос на кону стоит как их политическая репутация, так и вполне «земные» интересы, поэтому от них трудно ожидать объективности. Так оно и есть, фактически, заявляя, что в России все же построен капитализм, хотя и не лишенный недостатков, они совершают подмену понятий. Они совершенно справедливо указывают на то, что Россия после либеральных реформ 90-х годов приобрела ряд внешних черт, свойственных капитализму: к примеру, в ней появились свои брокеры, банкиры, бизнесмены, вышедшие в основном из партийной и комсомольской номенклатуры, помещения редакций, райкомов, советских учреждений превратились в офисы фирм, на улицах выросли рекламные щиты, реклама проникла на радио и телевидение. Но при этом наши защитники гайдаровских реформ предпочитают как-то «забывать» о том, что у западного, «непериферийного» капитализма (то есть собственно капитализма в классической его форме) есть и иные, гораздо более существенные черты. Прежде всего, западный капитализм есть общество модернистское, то есть технологическое, глубоко урбанизированное, обладающее большим промышленным потенциалом и развитой наукой и техникой. Переход Запада от аграрного, традиционного общества к капиталистическому, произошедший в Новое время был именно модернистским рывком. Наши российские либералы любят рассуждать о том, что в эпоху первоначального капитала и на Западе, как сейчас в постсоветских республиках, наличествовали ужасающая нищета, отсутствие самых элементарных социальных гарантий для большинства населения, высокий уровень преступности в городах, и ссылаются при этом даже на Маркса, который это живописал в «Капитале» в главе о первоначальном накоплении. Но они предпочитают умалчивать о том, что весь этот социальный негатив сопровождался экономическим позитивом или, как сказал об этом Маркс, что западная буржуазия пусть невольно была носительницей технического прогресса. В ту же эпоху первоначального накопления в странах Западной Европы возникали новые заводы, фабрики, поднимались целые отрасли промышленности, такие как металлургия, машиностроение, химическое производство, росли города, строились железные дороги, пароходы. Западные крупные бизнесмены занимались не только банковскими спекуляциями, но и развитием индустрии, промышленности, английские и французские буржуа того времени обогащали не зарубежные банки и державы, а свою собственную национальную экономику, не спускали деньги в заграничных казино, а вкладывали их в дело, в строительство новых предприятий, в далекие торговые экспедиции, в технические проекты вроде Суэцкого канала. Нищета и страдания западного пролетариата с 17 по 19 века были той ценой, которую Запад заплатил за индустриализацию и модернизацию, которая обеспечила ему мировое лидерство в 20 и 21 веках.
Надо заметить, что этот модернизационый характер западного капитализма российские либерал-реформаторы лет двадцать назад прекрасно осознавали. Тогда, в годы перестройки в СССР, они обещали прежде всего именно модернизационный прорыв за счет приватизации госпредприятий, конверсии ВПК и тому подобных преобразований в экономике. Представители старшего и среднего поколения россиян прекрасно помнят, что идеологи либерализма «в те баснословные года» заверяли наивное советское народонаселение, что переход к «капитализму» приведет к тому, что российская электронная промышленность выйдет на уровень американской, российские автомобили станут не хуже немецких, российское сельское хозяйство выйдет на уровень голландского и т.д. Что же касается обещаний «заполнить прилавки товарами», то они относились к «проходным»: тогдашние либералы заверяли, что прилавки станут «ломиться от продуктов» первым делом, сразу же после либерализации цен, а затем обязательно последует самое главное, ради чего все и затевалось - промышленный прорыв. Экономист-либерал Л. Пияшева писала в журнале «Октябрь» в 1991 году, что уже к концу 90-х годов в результате перехода к капитализму Россия выйдет на уровень экономического развития Дании и Голландии.
Реальность оказалась иной. Переход к капиталистическим отношениям строго по Марксу (много уже написано о том, что гайдаровская команда только по названию была либеральной, в реальности же они неукоснительно следовали марксову описанию зарождения капитализма) не только не привел к модернизации советской промышленности, к новому модернизационному рывку, но и закончился резким откатом от советского уровня, фактически деиндустриализацией России и других республик бывшего СССР. По данным журнала «Отечественные записки» [Отечественные записки, №3 (12), 2003, Справка: Новейшие тенденции на рынке труда. Отметим тот факт, что это вовсе не оппозиционный журнал, это фактически проправительственное издание, например, в данном номере публикуется статья тогдашнего министра Починка]:
«В России потеря национального богатства за 1991–1997 годы составила 1,75 триллиона долларов, что в четыре раза превышает ущерб, понесенный СССР в годы Великой Отечественной войны. По официальным данным, валовой внутренний продукт (ВВП) сократился в 2000 году почти вдвое по сравнению с 1990 годом. Резкий спад производства наблюдался практически во всех ключевых отраслях промышленности, даже в топливной, в которой он составил 32 процента в 1999 году (против 1990 года). (курсив наш – Р.В.) Самые ощутимые потери — более 50 процентов — пришлись на долю обрабатывающей промышленности, в том числе и на такие ее отрасли, как химическая, нефтехимическая, машиностроение и металлообработка, во многом определяющие технический прогресс страны. В критическом состоянии продолжает пребывать оборонный комплекс — средоточие наукоемких и высокотехнологичных производств». Устойчивый в позднесоветские времена рост инфраструктур социального блока, культуры, науки, сменился их упадком и разрушением [далее по работе «Белая книга реформ»]. В 1986 году строилось нового жилья около 500 кв. метров на 1000 человек населения, в 2002 – около 200. В 88 году ввели в действие 350 тыс. кв. метров площади вузов, в 2002 – около 120 тыс. В 88 в РСФСР было построено школ и ПТУ на 70 тыс. мест, в 2000 – ничего не построено! В 88 году в РСФСР было введено в действие детских садов и яслей на 400 тыс. мест, в 2000 году в демократической РФ – около 1 тыс. В 1990 г. в РСФСР было построено домов-интернатов для инвалидов и престарелых на 7, 2 тыс. мест, в 2001 в РФ – на 1, 34 тыс. мест. В 1987 году в РСФСР было введено в действие санаториев на 16 тыс. коек (а вообще в 80-е годы вводилось в среднем на 7 тыс. коек ежегодно, причем, от года к году показатели росли!), в 2002 в РФ – около 1 тыс. (и наблюдается падение показателей). В 86 было введено в строй больниц на 42 тыс. коек, в 2002 – на 7 тыс.
Деиндустриализация продолжается и поныне, несмотря на бодрые заверения власти о переломе в экономике после прихода к власти нового президента. Поэтому на благотворные изменения в ближайшем будущем надеяться не приходится, более того, для многих очевидно, что Россия умирает, не просто как индустриальная держава, но и вообще как суверенная страна со своим автохтонным народонаселением.
Интересная получается ситуация. В Западной Европе Нового времени слом цивилизации общинного и идеократического толка, захват власти классом крупных собственников средств производства – буржуа, объявление «экономических свобод» практически сразу же, за несколько десятилетий привели к резкому росту промышленности, а в конечном итоге – при всех издержках капиталистического пути развития – к модернизации и укреплению западного общества. В СССР начала 90-х годов действия по той же самой схеме, прекрасно описанной Марксом в «Капитале», да еще и произведенные целенаправленно, привели к обрушению экономики, деиндустриализации, откату страны почти что к цивилизации доиндустриального типа, а в перспективе могут привести к окончательному вырождению и вымиранию нации. Выходит, слова Маркса о том, что «буржуазия менее чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения вместе взятые», относятся преимущественно к западной буржуазии и уж никак не могут относиться к современной российской. Она у власти второе десятилетие и результат совершенно противоположный - промышленность не только не революционизируется, а наоборот, деградирует. И судя про темпам этой деградации не приходится сомневаться в том, что через сто лет господства буржуазии в России наша страна не только не вырвется в число наиболее промышленно развитых стран, но и окончательно превратится в вымирающую периферию глобального капитализма.
Как же это объяснить?
2.
К сожалению, при ответе на этот вопрос обычно говорит лишь о моральной нечистоплотности «прорабов либеральных реформ» - от Чубайса до последнего участника залоговых аукционов. Причем, ладно мы слышим такие речи от конкурентов Гайдара из стана либералов, то есть от Явлинского и его компании. Их программа построена на том утверждении, что в России в принципе возможен «цивилизованный капитализм как на Западе» и если б не недостатки и просчеты отдельных личностей из команды Гайдара, то якобы нынешнего, бандитского, мафиозного капитализма не было бы. Но странно, когда ту же песню – о вороватости либерал-реформаторов заводят патриоты и коммунисты, которые казалось бы сами утверждают, что капитализм по всем своим параметрам органически противоречит русскому духу и жизнеустройству и рано или поздно отторгается им, как это и произошло в 1905-ом и 1917-ом. Казалось бы, из этого прямо следует, что нет никакой разницы: кто будет проводить реформы – хитрый и не забывающий о себе, любимом Чубайс или «кристально честный» Явлинский, все равно получится не «западный образец», а нечто несуразное. Потому что дело не в отдельных личностях и их моральных качествах, а в закономерностях развития социальных систем, настолько больших, что поведение отдельных людей за редким исключением можно не учитывать, как мы не учитываем движение молекул тела при вычислении скорости его движения. Тем более, что – и тут либералы правы – западные капиталисты Нового времени также не отличались высокими нравственными нормами, когда дело касалось прибылей (хотя справедливости ради надо заметить, что и откровенными расхитителями они тоже не были, так как у них, в отличии от наших олигархов, была пусть капиталистическая и протестантская, странная и патологичная с нашей точки зрения, но этика).
Значит, нужно выяснить: какие объективные факторы поставили западного буржуа в такие условия, что он – при всей своей натуральной циничности – все же работал на благо общества, и какие такие условия не позволяют это делать новоявленному российскому буржуа. Необходимо заметить, что многие из этих условий уже описаны патриотическими философами и идеологами – от С.Г. Кара-Мурзы до А.Г. Дугина. Так, много было написано о том, что западный капитализм возник за счет открытия новых земель за океаном, из которых в Европе потекло золото, о благоприятнейшем климате и геополитическом положении Европы, о значение протестантской революции для возникновения капитализма. Мы же поговорим сейчас об одном аспекте, на который мало обращают внимание.
3.
Как показал еще Маркс в «Капитале», капиталистическая частная собственность возникает за счет разрушения традиционной общины. Маркс делает этот вывод, основываясь на исторических документах, где отражен процесс формирования капитализма в Англии: «в истории первоначального накопления эпоху составляют … те моменты, когда значительные массы людей внезапно и насильственно отрываются от средств своего существования и выбрасываются на рынок труда в виде поставленных вне закона пролетариев. Экспроприация земли у сельскохозяйственного производителя, крестьянина составляет основу всего процесса» [Маркс, Энгельс Избранные произведения, Т. 2, с. 108]. Различными способами государством у крестьян изымались земли и их скудная собственность, у ремесленников – их инвентарь, кустарные орудия труда, все они, превращенные в пролетариев, то есть владельцев только лишь своего тела, загонялись драконовскими законами против нищенства и бродяжничества в работные дома, на мануфактуры и т.д. То же самое наблюдалось и при становлении капитализма в России в конце 19 – начале 20 века. Столыпинская реформа, направленная на разрушение крестьянской общины, формирование фермеров на селе и городского пролетариата – это наши отечественные законы об огораживании. Те деспотические, варварские методы, которыми в России Столыпин разрушал общинное землевладение, при помощи солдатских штыков, военно-полевых судов, виселиц заставляют вспомнить английские законы против бродяжничества, виселицы в английский городах, где болтались трупы бездомных бродяг из бывших крестьян, законно лишенных собственности и законно же повешенных за «антиобщественный образ жизни» [о роли Столыпина в русской истории см. одну из последних книг С.Г. Кара-Мурзы, посвященную развенчанию либерального культа этого «первого реформатора».].
Точно также протекала новая, гайдаровско-чубайсовская приватизация, в ходе которой был искусственно, ударными темпами создан класс крупных собственников – буржуа, с расчетом на то, что они тотчас, по Марксу, примутся «поднимать промышленность». Только при этом идеологи либерализма (в душе сохранившие верность вульгарному марксизму) не учли одного фундаментального отличия России конца ХХ века от Англии Нового времени. В России-СССР уже была произведена индустриализация. И в роли общины – материала для возникновения «рынка труда» выступали здесь не только деревня, но и городские советские госпредприятия, которые, как отмечает С.Г. Кара-Мурза в «Советской цивилизации», по сути, были выстроены по модели крестьянского «мира». Развитие капитализма, как и полагается, стало их благополучно разрушать. По официальным данным одна приватизация военно-промышленного комплекса в 90-х годах привела к тому, что без работы оказались миллионы россиян: «Пик кризиса «оборонки» пришелся на 1994 год, когда в результате закрытия или приостановки большинства предприятий ВПК (их насчитывалось около 3 000) были уволены или же отправлены в длительные вынужденные отпуска около 15 миллионов человек» [Отечественные записки №3 (12), 203 Указ. соч.]. Причем, это «вымывание» людей из госсектора или из общинной экономики происходило не только за счет банкротства предприятий после приватизации или сокращения на них рабочих мест, но и за счет того, что на госпредприятиях месяцами и годами не выплачивалась зарплата и люди вынуждены были уходить, если имели такую возможность (по сути, невыплаты зарплат были скрытой формой сокращения штатов). Так и образовался тот рынок труда, без которого не может существовать капиталистическое производство. Итак, обратим еще раз внимание на тот факт, что в отличие от Запада, где капиталистический рынок труда формировался за счет разрушения институтов ремесла и сельской общины и поэтому приватизация общинной собственности вела так или иначе к росту капиталистического производства, в постсоветской России приватизация происходила и происходит за счет разрушения крупной современной индустрии. Чтобы заработал один завод, находящийся в частной собственности, нужно, чтобы обанкротились несколько государственных заводов. Причем, в числе предприятий, приносимых в жертву Молоху российской приватизации, оказываются самые передовые, наукоемкие производства, флагманы индустрии, от которых зависит обороноспособность страны. Об этом говорит не только уже приведенная статистика об особой болезненности реформ для нашего ВПК, но и высокий процентный состав людей с высшим образованием, оказавшихся в армии безработных после приватизации; по словам автора уже цитировавшейся справки во вполне официальном журнале: «Кризис превратил в «лишних людей» прежде всего высококвалифицированных специалистов, либо оставив их без работы в «состоянии ожидания», либо вынудив искать приложение своим силам в непрофильных областях, растворяясь в них безвозвратно и теряя квалификацию, поскольку нынешний рынок труда предъявляет пониженные квалификационные требования к работникам негосударственных форм хозяйства по причине их слабой технической оснащенности, отсутствия средств для модернизации производства, сиюминутности производственной политики. В любом случае качество трудового потенциала авангардных отраслей неизбежно резко снижается» [там же]. Отсюда следует, что приватизация в России конца ХХ века объективно не могла привести к росту промышленных мощностей, к индустриальному рывку и даже к простому сохранению советского уровня индустриальной мощности. Ведь приватизация как раз производилась за счет разрушения промышленных предприятий и превращения их бывших работников в дешевую низкоквалифицированную рабочую силу на рынке труда. Как видим, деиндустриализация России, все большее и большее отставание от Запада в результате либеральных реформ - это объективный процесс и он не зависит от того: кто проводит реформы - вороватые бывшие партагитаторы и партбронзы (Гайдар и Ко) или бескорыстные энтузиасты либеральной идеи из тех же партагитаторов и партбонз, только рангом пониже (Явлинский и Ко).
4. Вспомним, слова Макса, которые мы приводили в начале нашей статьи – о том, что буржуазия на Западе Нового времени невольно стала проводником технического прогресса и создателем крупной промышленности. Это очень глубокое замечание, на которое, увы, не обратили внимание в свое время если не сами наши западники-реформаторы (возможно, среди них были люди, намерено ведущие дело к разрушению России-СССР), то их легковерный электорат, который и сделал возможным реализацию их безумных и смертоносных проектов. Мы говорим о том, что буржуа не стремятся специально строить фабрики, железные дороги, каналы ради процветания всего общества в ближайшем историческом будущем. Отнюдь, буржуа по своей природе - эгоист и индивидуалист, если он становится «мотором» модернизации, то только потому, что в данных конкретных исторических условиях это выгодно лично ему. Если в других конкретных исторических условиях его корыстный интерес потребует разрушения национальной промышленности, он пойдет и на это, как показал опыт России и других постсоветских стран на рубеже ХХ и ХХI веков. Жестко увязывать капитализм и модернизацию – значит не видеть специфики западного капитализма, отличия условий его возникновения от условий, в которых находились и находятся почти все другие незападные цивилизации, в том числе и Россия.
Это, собственно, привело к краху реформ. Идеологи капиталистических реформ в России все таки вышли из «шинели вульгарного марксизма», они рассуждали и рассуждают до сих пор в терминах марксовой теории первоначального накопления капитала, при этом понимая ее еще крайне примитивно. Бывшим идеологам упрощенного марксизма-ленинизма, переквалифицировавшимся в либералы, вроде Гайдара и Чубайса казалось, что стоит создать свой собственный класс частных собственников на средства производства – пусть даже ценой инициации глубочайшего системного кризиса – как сразу капиталисты, в точности по Марксу начнут развивать производство. Но вновь возникшие российские капиталисты, видимо, Маркса не штудировали особо усердно и вместо этого стали растаскивать советский индустриальный потенциал, вывозить финансы за границу, спускать их в игорных домах. И плевали они с высокой башни на возрождение российского автомобилестроения!
Сама история – с Петра Великого до Сталина – показала, что в России модернизацию возможно производить лишь под руководством государства: российская модернизация в силу специфики наших условий - не капиталистическая, как на Западе, а этатистская. Пожалуй, это главный урок, который мы должны вынести из осознания неудачи либерального эксперимента в России рубежа XX и XXI веков.
