30 января 2008 года по телеканалу «Россия» был показан фильм «Гибель Империи. Византийский урок». Подан этот фильм был в качестве «документального» и «исторического». Формально он посвящён истории падения Византийской Империи и приурочен к 555-летию падения Константинополя. Однако даже самого поверхностного просмотра достаточно, чтобы убедиться: на самом деле речь в фильме идёт не об исторических реалиях средневековой Византии, она лишь избрана своего рода декорацией. Для того, чтобы это понять, достаточно привести несколько характерных цитат из текста сценария:

 

«Огромной проблемой Византийского государства в период упадка стала частая смена направлений политики, то, что называется отсутствием стабильности и преемственности государственной власти. Со сменой императора нередко кардинально менялась направление жизни империи. Это крайне ослабляло всю страну и жестоко выматывало народ. Политическая стабильность – одно из главных условий сильного государства. Это был завет великих императоров Византии. Но этим заветом пренебрегли. Был период, когда императоры менялись в среднем каждые четыре года. Можно ли было говорить в таких условиях о каком-то подъеме страны, реализации по-настоящему масштабных государственных проектов, требовавших многолетней последовательной работы? Конечно же, в Византии были и очень сильные императоры. Таким был, например, Василий II, кстати, крестный отец нашего святого князя Владимира. Он принял управление империей после тяжелейшего кризиса: страна фактически была приватизирована олигархией. Василий II в первую очередь жестко выстроил вертикаль власти, разгромил сепаратистское движение на окраинах, подавил мятежных губернаторов и олигархов, собиравшихся расчленить империю. Затем он провел «чистку» в правительстве, конфисковал в казну огромные наворованные суммы. <...> Василий значительно ослабил могущественных тогда региональных олигархов-магнатов. <...> Восстановив вертикаль власти в стране, Василий оставил своему приемнику своего рода стабилизационный фонд. <...> Итак, вопрос о преемстве власти оказался для империи вопросом жизни и смерти: будет сохранено преемство и стабильность развития – у страны будет будущее. Нет – ее ждет крах. Но народ зачастую этого не понимал и время от времени требовал новых и новых перемен. На подобных настроениях играли разного рода авантюристы и беглые олигархи. Обычно они укрывались за границей и оттуда поддерживали интриги с целью свержения неугодного им императора, обеспечению власти своего ставленника и новых переделов собственности».

 

Назвать эту лобовую, ударную, совершенно медвежью во всех смыслах этого слова пропаганду на грани зомбирования «историческими параллелями» может только человек или с полным отсутствием совести, или с избытком чувства юмора. Тонкость намёков тут, что называется и не ночевала.

Уже исходя из набора ключевых слов в описании «византийских» реалий, становится понятно, что приурочен выход фильма не столько к 555-летию падения Константинополя, сколько к предстоящим «выборам» путинского преемника Медведева. Вполне вероятно, что во время съёмок фильма имя конкретного преемника известно не было. Но ведь это и не важно! Важна сама преемственность государственной власти и сохранение вертикали этой самой власти, необходимые для реализации по-настоящему масштабных национальных проектов и сохранения стабилизационного фонда. Так что лейтмотивом преподносимого нам накануне выборов «византийского урока» будет нагнетание истерического страха перед Западом и Исламским Востоком и превознесение прелестей вертикали власти, назначения преемников и бюрократизма. Да, именно так, со всей медвежьей прямотой и откровенностью:

«Византия всегда была жестко централизованным бюрократическим государством, и это было отнюдь не ее слабостью, а напротив, ее исторической силой. <...> Но в один из моментов, в период политических и административных реформ, возник соблазн заменить старую и кажущуюся неповоротливой бюрократическую машину на более эффективную и гибкую, в которой роль государства была бы ограничена и сведена к надзору над формальной законностью. <...> Что за этим последовало, мы уже знаем».

Итак, нам преподносят некий «урок» на основании «исторических параллелей» (проявим здоровое чувство юмора, употребив это выражение) между проблемами средневековой Византии и современной России. Ну что ж, логично будет рассмотреть этот предвыборный «урок» с обеих сторон: и с точки зрения соответствия сказанного в фильме историческим реалиям Византии, и с точки зрения соответствия реалиям современной России.

 

Византия в кривом зеркале пропагандистской поделки

 

С чего начнём экскурс в византийскую историю? Есть не лишённое оснований мнение, что начинать логично с начала, а не с середины, и не с конца. Началом истории Византии условно можно считать год разделения Римской Империи на Восточную и Западную между сыновьями императора Феодосия I Великого в 395 году. До этого Византии не существовало и не могло существовать, так как существовала единая Римская Империя. Начиная с императора Диоклетиана (284 - 305) управление Империей периодически то разделялось между несколькими императорами, то вновь концентрировалось в одних руках. Последним императором, безраздельно правившим всей Римской Империей был Феодосий I Великий (379 - 395). После него управление было разделено между его сыновьями – Аркадием на Востоке и Гонорием на Западе. Обратим внимание на то, что в самом по себе разделении управления ничего экстраординарного не было, управление Империей разделялось и раньше, при этом государство оставалось единым. Точно так же и при двоевластии братьев Аркадия и Гонория речь о разделении самого государства не шла, разделялось только управление им. Лишь последующая история – а именно то, что после этого, управление Империей более никогда не сосредотачивалось в одних руках – придало 395 году значение некоего исторического рубежа. Итак, правильнее будет сказать, что рождение Византии не было единовременным актом, а было длительным процессом, начавшимся с 395 года. Что же поведает нам фильм? А фильм в первых же своих кадрах нам поведает, что «Ни одна другая империя в истории человечества не прожила столь долго как Византия. Она просуществовала 1123 года». С какого потолка взята цифра «1123 года»? Попробуем вычесесть 1123 из даты падения Константинополя (1453). Получаем 330 год. Какая Византия могла быть в 330 году  то есть на вершине правления Константина I Великого – императора единой Римской Империи – может быть ведомо разве что архимандриту Тихону (Шевкунову) – автору этого «исторического» и «документального» фильма. Очевидно, за дату рождения Византии он принимает перенос столицы единой на тот момент Римской Империи в Константинополь, что, конечно, никак не было основанием нового государства. Достаточно сказать, что уже император Диоклетиан расположил свою резиденцию в Никомедии, то есть в восточной части Империи, да и до него многие императоры жили вне Рима. Напомним, что после Константина I Великого Римская Империя ещё множество раз объединялась под властью единого императора, среди них – Констанций II, Юлиан II Отступник, Иовиан, Феодосий I Великий. Итак, даже в плане банальной датировки сроков существования Византии «исторический» фильм, мягко выражаясь, не вполне историчен.

Другой пример достоверности представленных в фильме исторических фактов. Архимандрит Тихон на этот раз не только в качестве автора фильма, но прямо в кадре в качестве ведущего заявляет: «Неплохой орган. Тоже изобретен и создан в Византии. В IX веке его завезли в Западную Европу, и с тех пор, как видите, он здесь прижился». Когда, кем и где был изобретён орган – вопрос сложный. Например, Большая Советская Энциклопедия утверждает, что «водяной» орган (гидравлос) был изобретён ещё в Древней Греции в 3 веке до нашей эры. Энциклопедия Британика называет то же время – 3 век до н.э., но другое место – Александрию, и даже называет имя изобретателя – грека Ктезибия (Ctesibius of Alexandria). Так что с фразой, насчёт того, что орган «тоже изобретен и создан в Византии» вопрос сложный: скорее не изобретён, а усовершенствован. Гораздо однозначнее обстоит дело со следующим утверждением отца архимандрита: «В IX веке его завезли в Западную Европу, и с тех пор, как видите, он здесь прижился». Дело в том, что уже в VII веке, а именно в 666 году, орган был введён в литургический обиход Западной церкви декретом римского папы Виталия  (Vitalianus). Несложно догадаться, что папе Виталию было бы несколько затруднительно ввести орган в богослужебный обиход в VII веке, если бы его и впрямь завезли в Западную Европу только в IX веке, как это утверждает архимандрит Тихон в своём «историческом» и «документальном» фильме.

Как видим, фильм преподносит зрителю «исторические» факты весьма и весьма сомнительной достоверности. Но суть антиисторицизма этого фильма не в такого рода исторических частностях. Главная причина, по которой фильм можно назвать «историческим» только с глубоким сарказмом, состоит в том, что представленные в нём исторические факты грубо вырваны из своего контекста и перетасованы в совершенно произвольном порядке в интересах пропагандистской манипуляции. Приведём конкретные примеры.

На фоне разворачивающейся в кадре карты звучит закадровый голос: «Ни одна другая империя в истории человечества не прожила столь долго как Византия. Она просуществовала 1123 года. Для сравнения: великий Рим рухнул через 800 лет после основания, Османский султанат распался через 500 лет, китайская империя Цин – через 300, Российская империя просуществовала 200 лет, Британская – 150, Австро-Венгерская – около 100 лет. На территории Византии в период расцвета проживала шестая часть населения земли. Империя простиралась от Гибралтара до Евфрата и Аравии. В нее входили территории современных Греции и Турции, Израиля и Египта, Болгарии, Сербии и Албании, Туниса, Алжира и Марокко, часть Италии, Испания и Португалия».

Насчёт «она просуществовала 1123 года» мы уже разобрались. Даже если рассматривать историю Империи в самых широких рамках, то есть от начала процесса её формирования до последних столетий, когда от неё остались лишь клочки земли на Балканах и в Малой Азии, то всё равно получается ну никак не больше 1058 лет. Сопоставлять весь этот период византийской истории с одним только императорским периодом истории России – не просто натяжка, а явная нелепость. Если уж сравнивать – то со всем периодом Русской государственности от Рюрика (862 г.) или, по крайней мере, от выделения Московского княжества (вторая половина XIII века) и поныне. Если сравнивать с историей Австрии – то тоже нужно брать период либо от самого начала Священной Империи Германских Наций, либо, по меньшей мере, от начала династии Габсбургов и формирования их собственного наследственного домена в составе Империи. И так далее. Сопоставлять ВСЮ историю Византии (включая века, когда она уже была небольшим региональным государством и называлась Империей лишь по имени) с произвольно вырванными фрагментами по признаку имперского титула или непрерывности династии истории других стран – это просто некорректно.

Но даже и не это главное. Пусть 1058 лет это и не 1123, но срок по историческим меркам немалый. И в разные периоды этой тысячелетней истории Византия была совершенно разной. Когда архимандрит Тихон легко жонглирует фактами этой тысячелетней истории, произвольно выхватывая их то из начала, то из середины, то из конца, то в голове незнакомого с византийской историей телезрителя создаётся совершенно искусственная картина, не имеющая никакого отношения к подлинной исторической Византии.

Вернёмся к карте. Архимандрит Тихон, демонстрируя эту величественную карту, комментирует: «На территории Византии в период расцвета проживала шестая часть населения земли. Империя простиралась от Гибралтара до Евфрата и Аравии. В нее входили территории современных Греции и Турции, Израиля и Египта, Болгарии, Сербии и Албании, Туниса, Алжира и Марокко, часть Италии, Испания и Португалия». С формальной точки зрения это правда. Да, в период расцвета Византия достигала таких пределов. Но сколько длился этот период?

На момент раздела Римской Империи её восточная часть (будущая Византия) включала Балканы вплоть до Дуная, всю Малую Азию, Палестину и Сирию, часть аравийского побережья Красного моря, весь Египет и восточную часть африканского побережья Средиземного моря. В середине VI века император Юстиниан I Великий расширил пределы Империи до тех самых границ, которые нам были показаны в фильме, в результате длительных и ожесточённых войн сокрушив варварские королевства остготов и вандалов и присоединив к своему государству Италию, западное африканское побережье Средиземного моря, юг Пиринейского полуострова. В этих границах Империя не просуществовала и полувека. Сразу же после смерти Юстиниана началось вторжение лангобардов в Италию и уже к началу VII века большая её часть была Империей утрачена. В 611-624 годах в войнах с Персией и Аварским каганатом Византия потеряла практически все свои территории – были утрачены Сирия, Палестина, Египет, большая часть Северной Африки, владения на Пиринейском полуострове, большая часть Малой Азии. К 629 году в результате побед императора Ираклия I Сирия, Палестина, Египет, часть Северной Африки и Малая Азия были возвращены в состав Империи. Но уже в 634 году началось наступление мусульман-арабов. К 650 году Сирия, Палестина, и Египет были Византией вновь потеряны и теперь уже навсегда.

Итак, в тех границах, которые показаны в начале фильма, Византия просуществовала менее полувека. В существенно меньших, но всё же вполне ещё имперских границах, она просуществовала ещё в общей сложности около двух сотен лет. С 395 по приблизительно 650 год Византийская Империя в судорожном перенапряжении сил пыталась удержать то, что получила в качестве наследницы Римской Империи. С конца VII и до самого своего конца в середине XV века Византия – это чисто региональное государство, территория которого периодически то сокращалась до узких полосок земли, то вновь расширялась. Однако с этого времени даже в годы своего максимального расширения она почти не выходила за пределы Балкан и Малой Азии, небольших владений в Италии, нескольких островов в Средиземном море и узкой полосы побережья в Крыму.

Однако данная в начале фильма карта Византии, запечатлившая Империю в краткий миг середины VI века, уже заложена в сознание зрителя, и именно этот географический образ будет ассоциироваться у него с Империей даже тогда, когда архимандрит Тихон будет повествовать уже об эпохе упадка Империи.

 

Вот, к примеру, как звучат рассуждения архимандрита Тихона по поводу якобы «погубившего Империю» «национального вопроса»:

«Тяжелейшей и неизлечимой болезнью страны стала проблема, которая ранее никогда не стояла в Византии: в империи появился национальный вопрос. Дело в том, что национальной проблемы в Византии, действительно, многие столетия не существовало. <...> Высшими государственными чиновниками становились без ограничения представители всех народов империи – основной упор делался на их деловые качества и приверженность православной вере. Все это обеспечивало ни с чем не сравнимое культурное богатство византийской цивилизации».

По ходу дела заметим, что само словосочетание «национальный вопрос» в применении к византийским реалиям звучит примерно так же, как и «стабилизационный фонд» и прочие «вертикали власти». Понятно, что притянут этот самый «национальный вопрос» за уши ради совсем не византийских реалий, но об этом поговорим отдельно. Пока же обратим внимание только на факты, а не на политические выводы, якобы из них делаемые. Архимандрит Тихон развивает мысль: «Идею нации, а затем и национального превозношения, византийцы, а точнее византийские греки, которые без сомнения были государствообразующим народом в Византии, позаимствовали у европейцев, которые сами жили в небольших национальных государствах, построенных на этническом принципе. Например, Франция, немецкие, государства, итальянские республики…».

Далее: «Надо заметить, что происходили все эти процессы в самом начале эпохи, названной историками Возрождением – всемирным воссозданием именно национальной, эллинско-греческой, языческой идеи. <...> Первой поддалась тогдашняя интеллигенция: просвещенные византийцы начали ощущать себя греками. Пошли националистические движения, отказ от христианских традиций и, наконец, при императорах Палеологах имперская идея уступила место узко-этническому греческому национализму. Но предательство имперской идеи не прошло даром: националистическая лихорадка разодрала империю, и она быстро была поглощена соседней исламской державой. Апологет эллинистического национализма ученый либерал Плифон так надменно писал императору Мануилу II: «Мы, которыми вы повелеваете и управляете, – греки по происхождению, как об этом свидетельствуют язык и унаследованное нами образование!» Такие слова были немыслимы еще за 100 лет до этого».

Однако, внимание! О каком времени говорит архимандрит в данном случае? Конкретных дат он опять-таки не называет, выражаясь туманно «в самом начале эпохи, названной историками Возрождением». Ладно, будем исходить из этого. Самое начало эпохи Возрождения – это XIV век. Династия Палеологов правит Византией с момента её восстановления после освобождения от крестоносцев – то есть с 1261 года – и до самого её окончательного падения.

Теперь задумываемся: как могли «эти процессы» (то есть замещение имперского сознания этническим) НАЧАТЬСЯ «в самом начале эпохи, названной историками Возрождением» (не ранее XIV века), сотню лет развиваться («100 лет византийские греки боролись с этим искушением и не давали себя сломить») «и, наконец, при императорах Палеологах...». Стоп, стоп. А при каких же императорах тогда эти процессы начались, если при Палеологах они достигли завершения? Палеологи правят Византией с середины XIII века, при них уже «имперская идея уступила место узко-этническому греческому национализму». То есть процесс пришёл к финалу. Стало быть, возникло «национальное искушение» в XIV веке, лет сто византийские греки с ним боролись, потом ему поддались и к середине XIII века, наконец, окончательно сломались. Потрясающе!

Вот что значит месиво из псевдоисторических рассуждений. Стоит сопоставить с датами, и столь правдоподобно построенная фраза оказывается просто очевидной нелепостью.

Но следим за мыслью далее. Как мы помним, по мнению архимандрита Тихона: «Идею нации, а затем и национального превозношения, византийцы, а точнее византийские греки, которые без сомнения были государствообразующим народом в Византии, позаимствовали у европейцев, которые сами жили в небольших национальных государствах, построенных на этническом принципе. Например, Франция...». Как мы помним, речь идёт (с поправкой на путаницу архимандрита Тихона) всё же в историческом промежутке от воцарения династии Палеологов до начала эпохи Возрождения. То есть в пределах от середины XIII до конца XIV века. Теперь сравним территорию Византии в этот исторический момент с территорий Франции. Сравнив, убедимся, что в это время «небольшая национальная Франция» по своим размерам превосходит «многонациональную империю».

«Националистическая лихорадка разодрала империю» – утверждает архимандрит Тихон. Зритель при этом, конечно, представляет себе Империю от Гибралтара до Месапотамии – то есть ту, какой ему её показали на карте в начале фильма. Ведь никакой другой карты Византии ему к этому моменту фильма ещё не показывали. А между тем, речь идёт всего лишь о части Балканского полуострова и западном побережье Малой Азии. Вот и вся Империя. Что здесь можно раздирать? О каком предательстве имперской идеи может идти речь на этом крохотном клочке суши?

Не потому ветер, что листья шумят, а листья шумят потому, что ветер. Не оттого развалилась Империя, что просвещенные византийцы начали ощущать себя греками. Наоборот, просвещенные византийцы начали ощущать себя греками как раз тогда, когда кроме греков от Византии уже практически ничего и не осталось. Осталось маленькое, по природе своей национальное греческое государство. Имперская идея и имперские амбиции стали для него анахронизмом и бременем. Бытие определило сознание. Вот и всё. «Национализм» – даже если употреблять это неуместное в отношении к Византии понятие – не мог «разодрать» «многонациональную» Империю по очевидной исторической причине – «многонациональной» Империи к этому времени уже не было. Была Греция (и то не целиком), сохранявшая имя Империи. И только.

 

Вот другой пример оторванных от истории общих рассуждений архимандрита Тихона: «Когда государство слабело – провинции отделялись. Государство почти беспомощно смотрело на этот процесс. Но мятежные губернаторы, освободившись от власти центра, недолго оставались в плену своих радужных надежд. Вместе с несчастным населением их областей они почти мгновенно попадали под жестокую власть иноверных. При этом население истреблялось или попадало в рабство и самостийные территории заселялись турками и персами».

Дело в том, что с персами Византия имело дело только до середины VII века – то есть до завоевания самой Персии арабами. А с турками (если имеются в виду османы, а не сельджуки) она столкнулась в XIV веке, или, если иметь в виду сельджуков, то с первой половины XI века. Но у зрителя создаётся впечатление, будто отделение провинций – это единый процесс упадка Империи, вызванный чуть ли не тем самым пресловутым «национализмом», ослаблением «вертикали власти» и появлением «олигархов». Кстати, «жестокая власть иноверных» далеко не всегда оборачивалось истреблением и порабощением населения. Например, при арабском завоевании население завоёванных провинций, измученное налогами «благословенной» Византии, её коррупцией и бесконечным политическим и церковным раздраем, лишь глубоко и облегчённо вздохнуло. Арабские мусульмане не только не вырезали население завоёванных провинций, но снизили налоги и проявили редкую религиозную веротерпимость. Но это не вписывается в дидактические рамки «византийского урока». Образ халифа Омара – человека, без сомнения, великодушного и благородного – мало пригоден для целей нагнетания ужаса перед «жестокими иноверцами». Поэтому эти страницы истории обойдены вниманием архимандрита Тихона, и сразу после персов VII века появляются турки то ли XI, то ли XIV века. Оно и понятно: Мехмет II с его склонностью к резне и к гаремам из мальчиков гораздо более подходит архимандриту Тихону для создания требуемого образа мусульманина как изувера и извращенца. С праведным халифом Омаром такой фокус не проходит, поэтому бескровное взятие арабами Иерусалима в фильме не фигурирует.

 

Особое внимание стоит обратить на «проблему олигархов» в том виде, как она поставлена в фильме: «Другой неразрешенной проблемой Византии стала коррупция и олигархия. Борьба с ними велась постоянно и долгое время была эффективна. Зарвавшихся чиновников и финансовых махинаторов подвергали наказаниям и ссылкам, их имущество полностью конфисковывалось в казну. Но, в конце концов, у власти не хватило решимости и сил последовательно пресекать это зло. Олигархи обзавелись целыми армиями под видом слуг и подразделений охраны и ввергли государство в пучину гражданских войн». «Откуда в Византии вообще взялась олигархия и почему она стала неуправляема?» – задаёт вопрос архимандрит Тихон.

Непростой вопрос. Вдуматься только: в самом деле, откуда в МОНАРХИЧЕСКОЙ Византии взялась олигархия? Ведь со времён Аристотеля известно, что монархия и олигархия – это разные формы организации государственной власти. Впрочем, это самоочевидно даже и без Аристотеля из простого прочтения слов: «монархия» – власть одного и «олигархия» – власть немногих, то есть нескольких. В монархической стране олигархии быть не может, в олигархической – не может быть монархии. Поэтому правильный ответ на вопрос, «откуда в Византии вообще взялась олигархия» состоит в том, что взялась она от идеологизированного притягивания за уши исторически неуместных понятий. Но посмотрим, как отвечает на этот вопрос сам архимандрит Тихон:

«Византия всегда была жестко централизованным бюрократическим государством, и это было отнюдь не ее слабостью, а напротив, ее исторической силой. Любые попытки срастания власти и частных интересов всегда пресекались здесь жестко и решительно. Но в один из моментов, в период политических и административных реформ, возник соблазн заменить старую и кажущуюся неповоротливой бюрократическую машину на более эффективную и гибкую, в которой роль государства была бы ограничена и сведена к надзору над формальной законностью. Короче говоря, государство ради благих целей, фактически добровольно, отказалось от части своих стратегических монопольных функций и передала их в руки некого узкого круга семейств. Эта вскормленная государством новая аристократия недолго находилась под контролем бюрократического аппарата, как это задумывалось. Противостояние шло с переменным успехом и кончилось тяжелейшим политическим кризисом, выбраться из которого пришлось ценой необратимых уступок иностранцам».

И опять чистая «дидактика», никаких конкретных исторических привязок. Какую реформу автор фильма в данном случае имеет в виду, понять из её столь смутного описания совершенно невозможно. Пытаясь вычислить, что же имел в виду архимандрит Тихон, примем во внимание, что те, кого он называет «олигархами» в X веке уже не только существовали, но даже господствовали: «Он (Василий II) принял управление империей после тяжелейшего кризиса: страна фактически была приватизирована олигархией». Значит, если здесь нет очередной «машины времени» как в случае с Возрождением и воцарением Палеологов, то искать надо в веках, предшествующих X. Получается, что в столь идеологизированно-карикатурном виде в фильме изображается фемный строй, связанный с формированием военных округов и концентрацией как военной, так и гражданской власти в округе в одних руках стратига фемы. Если это так, то описываемая реформа относится ко временам правления Ираклейской династии, т.е. к VII веку. Реформа эта была естественной в условиях постоянной военной угрозы и была составной частью неизбежного процесса милитаризации страны. В VIII-X веках при Исаврейской и Македонской династиях фемный строй не только сохранялся, но и развивался.

Выходит, что именно к фемному строю прилагаются слова архимандрита Тихона о том, что «возник соблазн заменить старую и кажущуюся неповоротливой бюрократическую машину на более эффективную и гибкую, в которой роль государства была бы ограничена и сведена к надзору над формальной законностью. Короче говоря, государство ради благих целей, фактически добровольно, отказалось от части своих стратегических монопольных функций и передала их в руки некого узкого круга семейств». Но это не просто натяжка, а явное искажение, «идеологически» притягивающее за уши Византию к полемике с либералами. Фемный строй вовсе не был отказом государства от части своих стратегических монопольных функций, потому что сами фемы были безусловно частью государства. Либеральные аналогии тут совершенно не уместны. Действительно, в условиях острой военной угрозы, когда быстрота принятия и исполнения решенй стала важным фактором выживания, оказалось необходимым, во-первых, перераспределение полномочий между столицей и регионами в пользу регионов, а, во-вторых, подчинение региональной гражданской власти региональной же военной власти в лице фемного стратига. Действительно, такая концентрация власти в руках стратигов была чревата угрозой военного мятежа – то есть попытки осильневшего регионального военного вождя сместить императора и занять его место. Это была неизбежная плата за повышение боеспособности провенций перед лицом внешнего неприятеля. Но идея ограничить роль государства и свести её к надзору над формальной законностью тут совершенно нипричём, этого не было и в помине.

С другой стороны, в описаных в фильме «олигархах» узнаются скорее не столько фемные стратиги, сколько крупные землевладельцы-латифундисты, то есть магнаты – архонты и ктиторы. Повествуя о борьбе Василия II с этими самыми таинственными «олигархами», архимандрит Тихон прямо и говорит, что имеются в виду могущественные магнаты типа Евстафия Малеина или Варды Склира. Действительно, такого рода властели, располагая на своих обширных территориях большим числом крепостных, могли иногда выставить из них настоящее войско и, пользуясь этим, составляли заговоры против императора (см. напр. «Историю Византийской Империи» А.А. Васильева). Действительно, роль магнатов в Х веке резко возросла, и императорам Македонской династии, по крайней мере, начиная с Романа I Лакапина (919-944) и кончая временем Василия II (976-1025) пришлось вести с ними упорную борьбу. Всё это так. Но тут возникает другая проблема. Дело в том, что появление магнатов никоим образом не связано с какими-либо политическими реформами, ни с каким «отказом государства от части своих стратегических монопольных функций и передачей их в руки некого узкого круга семейств». Византийские магнаты (архонты и ктиторы) ведут прямое происхождение от римских латифундистов (куриалов и поссессоров). Если под «олигархами» архимандрит Тихон понимает их, то на вопрос «откуда они взялись в Византии?» ответ прост: они в ней были с самого её возникновения при разделе Римской Империи, просто в Х веке их могущество резко возросло по чисто экономическим причинам вне всякой зависимости от каких-либо административных соблазнов «заменить старую и кажущуюся неповоротливой бюрократическую машину на более эффективную и гибкую». Как видим, опять «византийский урок» оказывается не столько визанийским, сколько под Византию стилизованным. А для прикрытия грубости этой стилизации идёт постоянное запутывание зрителя в привязке к исторической конкретике событий.

То же самое мы видим в случае с отделением Болгарии и Сербии. Начнём с того, что Болгария была завоёвана и присоединена к Империи Василием II только в 1018 году после уничтожения Первого Болгарского Царства. Война против болгар велась византийцами самая беспощадная, неслучайно Василий II вошёл в историю под именем Болгаробойцы. Стоит упомянуть один только эпизод в этой войне, когда, стремясь сломить дух болгар, Василий II ослепил 14 тысяч болгарских пленных и отправил их на родину. Болгарский царь Самуил действительно умер, потрясённый этим зрелищем. Не мудрено, что после такого завоевания болгары не питали к Империи тёплых чувств и в попытках вернуть утраченную свободу восставали при первой же возможности. В середине XI века вспыхнуло и было подавлено болгарское восстание под предводительством Петра Деляна. После этого была упразднена автономия Болгарии в составе Империи. После нескольких неудачных восстаний, болгарам, объединённым с куманами (половцами) и валахами (румынами), удалось сбросить ненавистное им византийское иго. Восстание 1186 года под предводительством братьев Петра (или Калопетра) и Асеня увенчалось успехом и привело к созданию Второго Болгарского Царства со столицей в Тырново. Одновременно в союзе с болгарско-кумано-валашским восстанием вспыхнуло и восстание в Сербии под предводительством великого жупана Стефана Немани. В 1189 году сербы и болгары обратились за помощью против Византии к германскому императору Фридриху Барбароссе, шедшему через Балканы в Третий Крестовый поход. Отношения у Фридриха с Византией были более чем напряжённые, дело едва не дошло до открытых боевых действий (так что, к слову, фраза насчёт «Византийцы, которые до этого воспринимали крестоносцев, в общем-то, как братьев по вере и военных союзников, были настолько не подготовлены к такому коварнейшему удару» тоже далека от исторической правды). Однако, вопрос с Византией Фридрих всё же уладил миром и весной 1190 года переправился через Геллеспонт, так, по существу, и не вмешавшись в борьбу Болгарии и Сербии против Византии. Борьбу, заметим, в которую сербы и болгары стремились вовлечь Запад, а никак не наоборот.

Теперь посмотрим,  как эти события изложены в фильме:

«К слову, надменность греков привела к тому, что славян в империи стали дискредитировать. Этим Византия оттолкнула от себя болгар и сербов, которые реально могли помочь в борьбе с турками. Кончилось все тем, что народы некогда единой Византии принялись враждовать друг с другом. Запад не преминул воспользоваться новой смутой: сербов и болгар стали старательно убеждать, что греки столетиями угнетают их национальную самобытность. Были спровоцированы несколько настоящих революций, и, наконец, при помощи экономических и военных рычагов Запад настоял на отделении сербов и болгар от Византии и присоединении их к объединенной латинской Европе. Те полезли: «Мы тоже европейцы!» – вдруг осознали они. Запад наобещал им материальную и военную помощь, но, конечно же, обманул и цинично бросил их перед собой на пути турецких орд».

Эти слова архимандрит Тихон произносит сразу же после закадрового текста о деструкивной роли «греческого национализма». Того самого, который, как мы уже знаем, если верить архимандриту Тихону, ухитрился, зародившись в XIV веке, восторжествовать в середине XIII века. Непосредственно рассказу об отпадении болгар и сербов от Империи предшествует рассказ о письме «апологета эллинистического национализма ученого либерала» (так его величает архимандрит Тихон!) Плифона императору Мануилу II. Естесвенно, у любого зрителя, не являющегося специалистом по средневековой истории, создаётся впечатление о логической и исторической связи между «греческим национализмом» и «дискредитацией славян» (по-видимому, отец архимандрит перепутал дискредитацию м дискриминацией), приведшей к отпадению Болгарии. Эту иллюзию подкрепляет видеоряд: произнося процитированные выше слова, архимандрит Тихон прямо на карте показывает, как отделяются от Империи территории Сербии и Болгарии.

А теперь опять же внимание, следим внимательно за пальцами фокусника. Смотрим даты. Отделение Сербии и Болгарии – 1186 год. Зарождение «греческого национализма» (прошу простить, но такова «историческая» терминология архимандрита Тихона) – начало эпохи Возрождения, т.е. XIV век. Упоминаемый Плифон пишет императору Мануилу II, годы правления которого – с 1391 по 1425. А на карте, на которой архимандрит Тихон показывает отделение Болгарии и Сербии, отчётливо виден в составе Византийской Империи Равеннский экзархат со Средней Италией, включая Рим. Эти территории, завоёванные лангобардами, а затем отнятые у них франками и переданные ими Папе Римскому, утрачены Византией – причём окончательно и навсегда – в половине VIII века. Таким образом, архимандрит Тихон показывает отделение Сербии и Болгарии, произошедшее в конце XII века от Империи в границах VII века и при этом косвенно выводит его причины из политического состояния Византии XIV века!

Теперь ещё раз внимательно читаем текст. «Запад не преминул воспользоваться новой смутой: сербов и болгар стали старательно убеждать, что греки столетиями угнетают их национальную самобытность. Были спровоцированы несколько настоящих революций (видеоряд: крупным планом АПЕЛЬСИНЫ. Это чтоб даже совсем тупой зритель не пропустил мимо ушей с медвежьей грацией делаемый намёк на оранжевые революции), и, наконец, при помощи экономических и военных рычагов Запад настоял на отделении <...> Запад наобещал им материальную и военную помощь, но, конечно же, обманул и цинично бросил их перед собой на пути турецких орд».

Между тем, как видно из настоящей, а не сфальсифицированной в угоду пропаганде истории, старательно убеждать ни сербов, ни, особенно, болгар никакой необходимости не было. Они боролись за свою независимость непрерывно с самого момента завоевания Василием Болгаробойцей. Слова про «угнетение национальной самобытности» звучат просто какой-то запредельно циничной шуткой на фоне вереницы из 14 тысяч ослеплённых византийцами болгарских пленных. Странно было бы после завоевания, проведённого с такими зверствами, ждать от завоёванного народа не то что любви, но даже и простой лояльности. Довольно нелеп пассаж о «присоединении их к объединенной латинской Европе». Во-первых, латинская Европа на тот момент очень далека от объединённости – это «лоскутное одеяло» из многочисленных королевств, герцогств, графств и вольных городов в самый разгар борьбы между римскими папами и западными императорами из династии Штауфенов. Во-вторых, Болгарское царство не только осталось православным, но при царе Калояне стало таким бичом для Латинской Империи крестоносцев, что говорить о «присоединении Болгарии к латинской Европе» можно только с большим юмором. И уж совсем анекдотически звучит фраза насчёт Запада, «цинично бросившего их перед собой на пути турецких орд». Дело в том, что до турецких орд, если считать от отделения Болгарии и Сербии, остаётся ещё почти двести лет, пока же турецких орд на Балканах нет даже в проекте.

Перечислять подобного рода исторические нелепости в фильме можно было бы при желании ещё очень долго. Можно было бы ещё подробно остановиться на таких утверждниях архимандрита Тихона, как «правовое государство, которое так привычно для нас сегодня, сформированное на основе римского права, было создано именно здесь, в Византии, 1500 лет назад». Это утверждение приобретает особый смак на фоне последующего его же рассказа, как «истеричный Константин, в порывах гнева оскопил половину тогдашней византийской чиновничьей элиты». В правовом государстве, ага? Можно было бы изрядно обсудить тезис об «этом величайшем в мировой истории и необычайно жизнеспособном государстве», которому в сущности всё от изначально громадной территории до юридической и военной системы досталось по наследству от Рима, и которое на протяжении своей истории с перенапряжением всех сил судорожно пыталось это наследство сохранить и всё равно век от века теряло. О том, что по мнению автора фильма «Запад варварский стал Западом цивилизованным лишь после того, как захватил, разграбил, разрушил и поглотил в себя Византийскую империю» (насчёт «поглотил» антиисторичность заявления налицо). Но пора подвести черту и сделать первый вывод. К подлинной истории Византии фильм отношения не имеет. Перед нами отнюдь не попытка извлечь урок из исторических фактов, а, напротив, весьма грубое и топорное приспособление этих фактов для заранее готовой агитационно-пропагандистской поделки.

 

Медвежья грация тонких намёков

 

Но, быть может, хотя бы независимо от византийской истории в предлагаемой нам пропагандистской схеме содержится здравое зерно? Что ж, посмотрим на фильм с другой точки зрения, сосредоточившись на применимости фильма к современности. Итак, каковы те практические выводы (не зря же в названии сказано «урок», не зря же все эти «вертикали власти», «стабилизационные фонды» и прочие совеменные штучки) которые автор фильма внушает своему зрителю?

Во-первых, конечно, автор на всём протяжении фильма нагнетает ужас перед Западом и мусульманским Востоком. Кругом враги! Вся надежда на пресловутую «вертикаль власти». Поразительным образом это нагнетание истерии с последующим обоснованием и оправданием диктатуры перекликается с путинской программой фашизации страны, озвученной им (а впоследствии и реализованной) 4 сентября 2004 года – сразу после провокации в Беслане, этого российского аналога поджога Рейхстага: «Это – нападение на нашу страну. <...> Мы имеем дело не просто с отдельными акциями устрашения, не с обособленными вылазками террористов. Мы имеем дело с прямой интервенцией международного террора против России. С тотальной, жестокой и полномасштабной войной. <...> Но самое главное – это мобилизация нации перед общей опасностью. <...> В ближайшее время будет подготовлен комплекс мер, направленных на укрепление единства страны».

Именно с этих истерических речей и началось «выстраивание вертикали власти». Архимандрит Тихон, упорно подчёркивая ключевые слова типа «вертикали власти», «стабилизационного фонда» и прочего, последовательно проводит апологию путинского режима под видом исторических параллелей с царствованием Василия II Болгаробойцы. Излишне говорить, что аналогия эта в корне ущербна. Василий II при всех своих жестокостях всё-таки укрепил государство, разгромил внешних врагов, расширил территорию страны, ослабил влияние и экономическую мощь магнатов, создал базу для экономической независимости Империи. Путин, напротив, окончательно закабалил Россию, сделав её сырьевым придатком Запада, консолидировал и экономически укрепил олигархию, в том числе ликвидировав прогрессивное налогообложение, разоружил страну (уничтожение космической станции «Мир», ликвидация ракет типа «Сатана»), допустил в Среднюю Азию американские военные базы, без борьбы сдал Аджарию, Абхазию, Южную Осетию, Украину, провалил государственное объединение с Белоруссией, ратифицировал капитулянтское соглашение с НАТО, допускающее «законное» введение войск противника на территорию России, уступил российские территории Китаю, продолжил разрушение науки и образования (введение ЕГЭ, фактическое разрушение Академии Наук и ликвидация многих научно-исследовательских институтов), создал юридическую базу для разграбления природных ресурсов (Лесной, Земельный и Водный кодексы). Таким образом, если «выстраивание вертикали власти» Василием II было направлено на укрепление политических, экономических и военных сил Византии, то выстраивание вертикали власти В.В. Путиным имело единственной целью подавление сопротивления народа разрушению и закабалению России. Но этот момент, разумеется, в фильме не рассматривается. Зрителю НАВЯЗЫВАЕТСЯ представление о сходстве на грани тождества между политикой Василия Болгаробойцы и Владимира Путина.

Восславив путинскую диктатуру, поданную зрителю в образе правления Василия II, архимандрит Тихон переходит к, собственно, предвыборной пропаганде в пользу путинского преемника. Делается это так: «Огромной проблемой Византийского государства в период упадка стала частая смена направлений политики, то, что называется отсутствием стабильности и преемственности государственной власти. Со сменой императора нередко кардинально менялась направление жизни империи. Это крайне ослабляло всю страну и жестоко выматывало народ. Политическая стабильность – одно из главных условий сильного государства. <...> Итак, вопрос о преемстве власти оказался для империи вопросом жизни и смерти: будет сохранено преемство и стабильность развития – у страны будет будущее. Нет – ее ждет крах. Но народ зачастую этого не понимал и время от времени требовал новых и новых перемен. На подобных настроениях играли разного рода авантюристы и беглые олигархи. Обычно они укрывались за границей и оттуда поддерживали интриги с целью свержения неугодного им императора, обеспечению власти своего ставленника и новых переделов собственности».

Итак, преподносимый нам «византийский урок» состоит в том, что «будет сохранено преемство и стабильность развития – у страны будет будущее. Нет – ее ждет крах». Народ, требующий перемен, неразумен, не понимает собственного блага. Поэтому в идеале всякие там выборы и прочие демократические штучки вообще бы стоило прикрыть. Или, если уж нельзя совсем прикрыть, то сделать их чистой декорацией, фикцией, ни на что не влияющей, заменить выборы назначением преемника. Чтоб всякие беглые олигархи не могли пользоваться неразумием народа. То есть нам даётся вполне развёрнутая, но благодаря эзопову языку псевдоисторической «документалистики», безответственная пропаганда режима прямой буржуазной диктатуры. Дальше совсем трогательно: «Все это было очень разумно, но как ни оттачивали эту систему, в конце концов стало ясно – с преемником все просто: или повезет или нет». Расслабьтесь граждане, и будьте фаталистами: вам или повезет или нет. Подтекст: всё равно от человеческой воли это не зависит. Смиритесь и во всём покоритесь земным властям.

Вот это и есть лейтмотив всего фильма. Очень узнаваемый единоросовский стиль – верноподданическое холуйство и покорная лояльность правящему ворью под видом «патриотизма». А любая попытка указать чиновничьей мрази, что в стране всё-таки хозяин Русский народ, а не бюрократическая воровская клика – это, конечно, всё происки «беглых олигархов», ну тех самых, что «укрывались за границей и оттуда поддерживали интриги с целью свержения неугодного им императора».

Кстати, о стабилизационном фонде. Отец архимандрит странным образом «не замечает» маленького нюанса. Дело в том, что накопленный Василием II золотой запас, который он оставил своему преемнику, хранился в столице Империи. Как помним из фильма «для него пришлось вырыть новые лабиринты подземных казнохранилищ». Напротив, (п)резидент Путин предпочитает хранить стабилизационный фонд в американских банках, тем самым, обескровливая экономику России и усиливая экономическую мощь противника. Несложно предсказать, что в итоге эти деньги, полученные в обмен на невосполнимые природные ресурсы, просто испарятся в результате либо неминуемого обвала доллара, либо просто отказа США их возвращать. А когда вменяемые люди в один голос говорят о необходимости вкладывать нефтяные деньги в развитие и модернизацию своей, а не американской экономики, то единоросовские «мудрецы» отвечают, что это «плохие» деньги, которые только приведут к инфляции, и лучшее, что с ними можно сделать – это из «заморозить». На той же пропагандистской ниве старается и архимандрит Тихон: «Но наследники Василия все эти накопления бездарно проели и растратили», «К слову, огромный стабилизационный фонд в руках неталантливых правителей тоже принес не благо, а беду: без труда доставшиеся деньги вдруг стали работать против государства». Ключевые, кодовые слова в этой фразе: без труда (например, в результате высоких цен на нефть) доставшиеся деньги только «развратили, разложили общество». Поэтому не слушайте, граждане, тех, кто призывает «проесть» стабилизационный фонд, вложив его в развитие производства, транспорта, науки, а особенно – о ужас! – в программы социальной поддержки. Это всё происки беглых олигархов, жаждущих «новых переделов собственности». Лучше пусть-ка он лежит себе в казнохранилище, чтоб не «начало вздуваться тело государства» и не случилось инфляции. А о том, что в случае путинской России это казнохранилище находится не в лабиринтах, вырытых в собственной столице, а в банках враждебного государства, мы в фильме скромно умолчим. Оставим эти досадные мелочи за кадром, чтоб не смущать народ перед лицом предстоящего 2 марта акта поддержания «стабильности и преемственности государственной власти».

 

Следующий существенный момент – это, конечно, борьба с национализмом. А как же! Ведь национализм – это не покорная скотинка вроде казённого государственного патриотизма, его так просто в телегу идеологического обслуживания властьпредержащего чиновного ворья не впряжёшь. Государство и правящий режим для националиста имеют ценность лишь постольку, поскольку они выражают и обслуживают интересы нации. А, ежели чиновничья корпорация забывает своё место наёмного работника и начинает чувствовать себя хозяйкой страны, то национализм мигом отбрасывает лояльность к государственному аппарату. Именно в этом причина столь яростной, последовательной и непрерывной кампании по демонизации русского национализма в контролируемых режимом СМИ. Поэтому нет ничего удивительного, что и в «историческом, документальном» фильме архимандрита Тихона, снятом в худших традициях медвежьего агитпропа, «разоблачению» национализма уделяется особое место. То, сколь нелепы исторические обвинения в адрес «греческого национализма» «разодравшего империю», мы уже подробно разобрали в первой части статьи с привлечением реальных дат и реальных фактов. А сейчас обратим внимание на пропагандистские приёмы. Вот, например, о демографической проблеме: «Демографическая проблема была одной из самых острых в Византии. Империю постепенно заселяли чуждые народы, уверенно вытесняя коренное православное население. На глазах происходила смена этнического состава страны. В чем-то это был неизбежный процесс: рождаемость в Византии становилось все более низкой. Но и это было не самое страшное. Такое временами случалось и раньше. Катастрофа была в том, что народы, которые теперь вливались в империю, больше не становились ромеями, а навсегда оставались чужими, агрессивными, враждебными».

Отметим ключевые слова: смена этнического состава страны – это неизбежный процесс. Подтекст внушения совершенно ясен. Низкая рождаемость? Ничего страшного! Привлечём в страну мигрантов. Главное, ведь не кровь, главное, чтоб вливающиеся в страну народы не оставались чужими. Ну, унаследуют ваши дома, ваши города и вашу землю китайцы. Это не самое страшное. Главное, чтоб они говорили по-русски и любили Россию. И считали её своей. Вам такая историческая перспектива не нравится? Значит вы и есть закоренелый националист и враг страны, и нужно вас перевоспитывать... в лучшем случае.

О том, как «жестокие варвары, приобщенные к великой христианской культуре, оказывались самыми надежными союзниками» и как они «сражались за интересы империи на самых отдаленных рубежах» лучше всего свидетельствует урок Адрианопольского побоища 378 г. Это было ещё, правда, незадолго до разделения единой Римской Империи на Западную и Восточную. В 375 году готы, уже приобщённые к великой христианской культуре (правда, в варианте арианства), спасаясь от свирепости гуннов с плачем умоляли римские власти о разрешении переправиться через Дунай на земли Империи. Правительство сочло такое переселение полезным, полагая, что новые подданные будут защищать Империю. Всего через три года готы, недовольные римскими порядками, подняли восстание и, призвав к себе на помощь отряды аланов и гуннов, пробились во Фракию и двинулись к Константинополю. У Адрианополя они наголову разгромили императорскую армию, причём в битве погиб и сам император Валент. Позже, уже после смерти Феодосия Великого и разделения Империи между его сыновьями, эти же самые готы под предводительством Алариха (получившего, кстати, по ходу дела сан магистра римской армии) до основания разорили и разграбили Грецию в том числе такие центры культуры как Коринф, Аргос и Спарта, а потом ушли в Италию, где в 410 году взяли и разграбили сам Рим. Вот что значит, когда «жестокие варвары, приобщенные к великой христианской культуре <...> получали громкие титулы, обширные поместья, входили в число высших сановников государства» и как они «сражались за интересы империи на самых отдаленных рубежах». Именно к таким благостным последствиям на самом деле приводит приобщение варваров к культуре и допущение их в цивилизованную страну.

Западная Римская Империя, кстати, окончательно пала не под внешними ударами. Последнего императора Ромула Августула свергли варвары, занимавшие высокое положение в самом Риме. В какой-то момент они поняли, что римский император им уже не нужен, и правителем Италии (с титулом римского патриция) стал один из предводителей варварских дружин Одоакр (или Одовакар).

Византия в своей ранней истории дважды была очень близка к той же участи. Первый раз это случилось уже при императоре Аркадии, то есть при первом восточном императоре после разделения Империи, когда власть в столице едва не была захвачена готами, возглавляемыми одним из главных начальников императорского войска Гайной. Вот как описывает ситуацию в письме императору её современник Синезий: «Достаточно будет небольшого предлога чтобы вооруженные (варвары) сделались господами граждан; и тогда невооруженные будут сражаться с людьми, изощренными в военной борьбе. Прежде всего надо устранить (иноземцев) от начальственных должностей и лишить их сенаторских званий, так как то, что в древности у римлян казалось и было самым почетным, сделалось, благодаря иноземцам, позором. Как во многом другом, так особенно в этом отношении я удивляюсь нашему неразумию. <...> Государю надо очистить войско, как кучу пшеницы, из которой мы отделяем мякину и все то, что, произрастая, вредит настоящему зерну. Отец твой, по своему крайнему милосердию, принял их (варваров) мягко и снисходительно, дал им звание союзников, наделил политическими правами и почестями и наградил земельными пожалованиями. Но варвары не так поняли и оценили благородное с ними обхождение; они увидели в этом нашу слабость, что внушило им дерзкую надменность и самохвальство. Увеличив наш набор и с набором укрепив наш дух и наши собственные войска, восполни в государстве то, чего ему недостает. Против этих людей нужна настойчивость. Или пусть варвары возделывают землю, как в древности мессенцы, бросив оружие, служили илотами (рабами) у лакедемонян, или пусть уходят тем же путем, что пришли, возвещая живущим по ту сторону реки (Дуная), что у римлян более уже нет мягкости и что над ними царствует благородный юноша!». И действительно, гот Гайна, будучи поставлен во главе имперского войска, тайно потворствовал восстаниям своих соплеменников и открыто шантажировал императора. Только народное восстание столичного населения против всевластия варваров спасло страну.

Если уж проводить исторические параллели с современной Россией, то именно этот пример заслуживает всяческого внимания. Существенное отличие лишь в том, что император Аркадий не только не стал преследовать своих восставших против варварского влияния подданных, но, напротив, опираясь на них, очистил столицу от власти варваров.

Второй раз история повторилась при императоре Зеноне, когда ряд ключевых должностей в столице Империи оказался захвачен горцами исаврами, а в самой горной Исаврии вспыхнул сепаратистский мятеж. Как видим, параллель с современной Россией опять же весьма удачная, но она, конечно, тоже осталась за кадром фильма. Заметим, что в обоих случаях «национальный вопрос» в Византии был решён путём очищения государственного аппарата от варварского элемента. В случае с готами этого удалось добиться только путём народного освободительного восстания. Поэтому, когда архимандрит Тихон утверждает, будто «национальной проблемы в Византии, действительно, многие столетия не существовало» – это полуправда. Вторая половина правды состоит в том, что этой проблемы многие столетия не существовало как раз благодаря тому, что государственный аппарат Империи был очищен от господства в нём варварского элемента.

Напротив, архимандрит Тихон своим фильмом вместо очищения государства от чуждого варварского элемента, призывает к подавлению национализма государствообразующего этноса как, якобы, деструктивной силы. Следуя единоросовскому идеологическому заказу, он пропагандирует воспитание в духе новомодной толерантности и политкорректности. Любопытно в этой связи, что в течение фильма несколько раз в кадре появляется некий негр, изображающий высокоцивилизованного византийца и что-то глубокомысленно то ли чертящий, то ли рисующий на бумаге. Или нет, с учётом искусственного осовременивания в духе всех этих «вертикалей власти» и «стабилизационных фондов» это, конечно, не негр, это афровизантиец. Не беда, что негров в Византии почти что и не было (населением византийской северной Африки были египтяне и берберы). Не беда, что типичным византийцем был всё-таки, как ни крути, грек. В крайнем случае представлять византийскую культуру можно было бы «поручить» кому-нибудь из исторически адекватных этнических меньшинств Византии – славянину, сирийцу, армянину, египтянину. Но что делает в роли символического византийца негр? История побоку, главное – соблюсти модную политкорректность. Негр в фильме должен быть обязательно, типа как в грустном американском анекдоте: «Ставим «Ромео и Джульетту», кто из них будет афроамериканцем?». Похоже, архимандрит Тихон сам не понимает, до какой степени смешно выглядит сочетание его постоянных обличений и демонизации Запада и западников со столь буквальным соблюдением этой нелепой западной американо-европейской идеологической моды. В одном из последних кадров фильма «афровизантиец» – печальная жертва политкорректности отца архимандрита – уходит вдаль в сопровождении льва, орла и быка под звуки церковного песнопения. Четвёрка – человек, лев, телец и орёл – вполне узнаваемый библейский символ, со времён пророка Иезекииля обозначающий ангельские сущности, а в Новом Завете обозначающий также евангелистов. Получается, что архимандрит Тихон «поручил» свому негру символизировать не только византийскую культуру, но ещё и ангельские силы, и Св. Евангелиста Матфея. Что и говорить, сильный прогиб под дух времени и требования эпохи!

 

Знамения времён

 

После рассказа о последних днях Византийской Империи и сцены с уходящим вдаль в сопровождении библейских животных афровизантийцем в фильме следует эпилог. Архимандрит Тихон возвращает зрителя сначала в современный Стамбул, где звучит призыв муэдзина, а затем – к православному русскому храму, на фоне которого он начинал фильм.

Но на этот раз храм показывается не только снаружи, но и изнутри во время богослужения. На экране православные иконы, свечи и прихожане, пришедшие в православный Храм помолиться Богу и святым Божиим угодникам. В момент молитвы их засняли и, помимо их воли и желания, сделали «актёрами» пропагандистского политического фильма.

Если бы это сделал рядовой журналист или политтехнолог – это вызывало бы чувство возмущения такой нечистоплотностью. Но это сделал не репортёр, не журналист, не светский режиссёр. Это сделал монах Русской Православной Церкви. Более того, иеромонах – то есть монах, одновременно являющийся священником. И ещё более того, это сделал Наместник Сретенского монастыря, Архимандрит Тихон (Шевкунов).

Можно было бы много говорить, о том, что подобное использование авторитета Церкви и церковного сана в целях политической пропаганды и идеологического обслуживания земной светской власти – притом власти нечестивой и антинародной – подрывает авторитет Церкви и Православия. Можно было бы много говорить о недопустимости лжи в устах православного священника. Можно было бы говорить о грубой неэтичности по отношению к верующим, которых не спрося их согласия сделали статистами в фильме в тот момент, когда они пришли в Храм Божий для молитвы.

Но главное даже не это. Главное – ощутить знамения времени. Времени, в котором православный архимандрит занимается съёмкой фильмов, а другой православный клирик – доктор богословия,  профессор Московской Духовной Академии, диакон Андрей Кураев – в своём интервью «Известиям» заявляет, что «Нужно найти мужество и признать на самом высоком уровне, а потом повторять в каждой воскресной школе: каноны — мечта о том, какою Церковь должна быть. Мы не живем по ним».

 

Сергей А. Строев