(вопросы задают Александр ПРОХАНОВ Валентин ЧИКИН)

 — Геннадий Андреевич, в эти дни, предшествующие съезду Компартии, в средствах массовой информации поднялась новая беспрецедентная волна клеветы, диффамации, направленная лично против вас. Группа партийцев, которая сложилась в так называемый кружок Семигина — Потапова, стремится создать внутри партии второй, параллельный центр, что, как мы уже не раз говорили, грозит расколом Коммунистической партии Российской Федерации.

Теперь эта группа перешла к открытому наступлению, используя средства массовой информации, контролируемые властью. Сначала «Родная газета», принадлежащая Семигину, публикует бесконечные письма, заявления и меморандумы, выходят спецвыпуски — «Российская правда», одиозный «Коммунист», «Правда.ru». Эти же заявления подхватываются электронными СМИ, вбрасываются в общественное сознание. Вас обвиняют бог знает в каких грехах, в измене идеалам, в торговле коммунистическими ценностями, связях с олигархами... Весь этот прогорклый хлеб правительственной пропаганды, который мы уже не раз грызли и жевали на протяжении думских и президентских выборов, теперь получаем из рук вчерашних товарищей.

Обвинения, которые выдвигают лично против вас, кажутся нам смехотворными, ибо мы все эти годы были вместе, знаем всю мучительную драматургию тех событий, в центре которых находились вы. Потому вопросы, которые мы хотим сформулировать, и ответы, которые, надеемся, вы дадите, предназначены не для тех членов партии, которые все эти годы находились в политическом котле. Они предназначены для широкой общественности, где встречаются люди, попавшие под гипноз мощной, продуманной, многомерной политической пропаганды, исходящей не только от «кружка семигинцев», но и от «инстанции», им управляющей. Эта пропаганда стоит недешево. «Родная газета», заявленная тиражом под 800 тысяч, — дорогое удовольствие. Программы Караулова, Пушкова не показывают даровых сюжетов, там берут огромные деньги. Таких денег нет ни у Потапова, ни у Астраханкиной, ни у Шульги, такие деньги есть у миллионера Семигина, есть у администрации президента.
Из всего мутного, противоречивого потока лжи, который обрушился на вас, мы хотим выделить четыре момента, на которых строится особо оголтелая спекуляция, отсюда и четыре вопроса в хронологической последовательности.

 — На разных этапах политической борьбы партия выдерживала гигантское количество злобных атак, каждая из которых тщательно готовилась, фабриковались сюжеты, использовались те или иные моменты актуальной политической истории, а также те или иные моменты моей личной жизни, в которой были радости и огорчения, тяготы и беды.
Эти удары имеют целью психологическое подавление — создать растерянность, безысходность, зоны отчуждения вокруг политического деятеля. Все эти операции проводятся по утонченным рецептам психологической войны. Сегодня, когда политическая жизнь России — ежедневное поле брани, на котором русский народ теряет по миллиону своих сынов в год, я расцениваю нынешние пропагандистские нападки, атаки на себя как явление беспощадной национальной политики власти. В эти дни мы завершаем подготовку к нашему съезду, и я готов в интересах нашей общей работы разобрать все неясности, все злые вопросы.

 — Первая группа обвинений, выдвинутых против вас семигинцами, касается лета 91-го года, ГКЧП и самих августовских событий. Эти обвинения сводятся к намекам на какие-то скрытые связи с Ельциным. Об этом якобы свидетельствует тот факт, что вы проживали в том же самом доме и в том же подъезде, где находилась квартира Ельцина, и могли поддерживать соседские отношения. Обвиняют в том, что в период ГКЧП вы покинули партию и оставили ее без присмотра. Испугавшись, не приехали, дескать, в Москву во время трагических событий. Как бы вы прокомментировали это обвинение?

 — Дом, в котором я жил тогда и живу по сей день, находится у Белорусского вокзала. В этом доме поселились многие работники ЦК, а также военные и разведчики. Так уж оказалось, что мы с Ельциным примерно в одно время начинали работать в ЦК и получили жилье действительно в одном подъезде. Но отношений ни соседских, никаких других не было. Да Ельцин в этом доме практически и не жил, он находился в резиденциях, на дачах. Приезжал по особой необходимости — вроде той, что отсняли кинооператоры Э.Рязанова для выборной пропагандистской кампании. Возвращается с работы усталый Ельцин, а супруга его, Наина Иосифовна, подает свои фирменные котлетки. А тут еще гвоздь в стуле обнаруживается... Трогательно для доверчивых телезрителей.

Дни ГКЧП... Тут к месту будет вспомнить, что в то лето 91-го года Российскую компартию возглавлял Валентин Александрович Купцов. Я же как секретарь руководил идеологическим отделом и отвечать за все не мог. Я для себя самостоятельно определил непростую миссию борьбы с разрушителями страны — Горбачевым, Яковлевым, Шеварднадзе. И Ельциным. Кстати, и Яковлев поселился через дорогу. Весной 91-го я возглавлял избирательный штаб Н.И.Рыжкова на выборах президента РСФСР. Мы выступали против Ельцина.
Среди множества текущих идеологических пропагандистских дел, в которые я был погружен в то лето, хочу отметить ряд моих открытых широкомасштабных выступлений в прессе, направленных лично против Горбачева, Яковлева. В ту пору это расценивалось как абсолютно неординарное явление и вызвало шквал ненавистнических акций в мой адрес, организованных группировкой Яковлева.

Чрезвычайно важным и сложным было создание и объединение патриотов вокруг общеизвестного «Слова к народу». Могу напомнить, что публикация этого коллективного письма вызвала огромный резонанс. И ненависть со стороны властей, в том числе Ельцина и его окружения. Мы помним, как с трибун и экранов Руцкой и Ельцин, говоря об этом документе, то называли его «плачем Ярославны», то грозили авторам тюрьмой. Идеалы, провозглашенные в «Слове к народу», — задача сохранения великого советского евразийского государства, — я исповедую и по сей день. Хотя некоторые из подписавших тогда «Слово к народу» на разных этапах предпочли перейти в стан ельцинской власти.

В августе 91-го года, как и большинство наших людей, я взял текущий отпуск, отправился на юг подлечиться. Узнав о совершившемся в Москве, отпуск прервал и вернулся в столицу, где уже произошли аресты, закрытие коммунистических газет, запрет партии. Шок, поразивший людей, социальный страх, боязнь репрессий, которые подогревались демократической истерией, все это не помешало нам, группе партийных руководителей, сразу же взяться за сложнейшее, мучительное дело спасения организации. Мы провели бесконечное количество встреч с друзьями, врагами, с людьми, которые находились в юридических органах, политических структурах. Вся эта колоссальная работа, длительный процесс в конституционном суде, в котором участвовало большое количество наших товарищей, в конце концов увенчались
успехом. Российская компартия получила право на жизнь. Мы выхватили партию из-под обломков советской государственности и с большими потерями, лишенную финансовых средств, своих помещений, технического оснащения, включили в политическую борьбу. На восстановительном съезде, который проходил тогда в Подмосковье, меня избрали Председателем ЦК. И само по себе это избрание я расцениваю как признание товарищами моей роли и моих трудов. Конечно, мы действовали коллективно, не в одиночку. Никакой отдельной, тайной роли, которая бы выводила меня на связь с нашим стратегическим противником Ельциным, и речи не могло быть. Тогда никто не намекал, что он живет в нашем подъезде.

 — Другое обвинение, брошенное в ваш адрес, касается событий 93-го года, расстрела Ельциным Дома советов и разгона парламента. Обвиняют в том, что вы обратились в открытом эфире в самый критический момент народного восстания с призывом не выходить на улицы и тем самым как бы сбили энергию сопротивления, что было на руку ельцинистам и дает повод всем этим «шестеркам», «тройкам» и «двойкам» — вашим сегодняшним противникам — обвинять вас в некой ангажированности, чуть ли не в сговоре с Ельциным.

 — В событиях 93-го года, как, впрочем, и в событиях ГКЧП, остается много неясного. Эти тайны, может быть, до конца будут вскрыты лишь после обнародования секретных документов, хранящихся сегодня в сейфах ФСБ и администрации президента. Комментируя эти так называемые «обвинения», хочу прежде всего заметить: в руководстве народного восстания, что произошло в сентябре 93-го года, не было единого центра, который управлял бы народной стихией. Наблюдалось присутствие нескольких центров, нескольких тенденций и организаций, которые очень часто действовали вразнобой и создавали хаотическую картину. Хасбулатов с его окружением и чинами из Верховного Совета являл собой один политический центр; Руцкой со своей импульсивностью, амбициозностью, пестрой компанией представлял второй центр, часто не согласующий свои действия с первым. Баркашовская организация — Русское национальное единство — преследовала свои цели и, вписываясь в общий контекст, тем не менее, действовала вполне самостоятельно. Анпилов со своими сторонниками не подчинялся никому и действовал стихийно, исходя из своей практики, как, впрочем, действует и поныне на наших московских шествиях и демонстрациях. Союз офицеров Терехова принял тогда свой трагический преждевременный рывок «по захвату» одного из военных штабов, что привело по существу к блокаде Дома советов.
Он предпринял это действие абсолютно спонтанно, самостоятельно. Поэтому нельзя переоценивать обращение одного из коммунистов по радио как призыв, решивший исход массовых выступлений. Народ инертно наблюдал за происходящим. Как и в 91-м. Могло быть только бессмысленное кровопролитие.

Во всех этих событиях было две тенденции. Первая — легитимная политическая тенденция, которая, по нашему глубокому представлению, и могла привести к успеху сопротивление. Конституционный суд, лично В.Д. Зорькин должны были подтвердить нелегитимность ельцинских действий перед лицом парламента. Я тогда ежедневно контактировал с Зорькиным и много сделал для того, чтобы собрались в Москве 4 октября члены Совета Федерации из всех регионов России; чтоб вслед за Верховным Советом объявить об отстранении Ельцина от власти и осуществить так называемый «нулевой вариант». новые выборы в парламент страны и новые выборы президента России, что означало крах ельцинизма.
И существовала вторая тенденция, исходившая из администрации президента. Тенденция на срыв легитимных решений. Делалось все, чтобы до 4
октября сорвать этот процесс, навязать парламенту кровавую схватку, танковыми ударами потопить народное восстание. Мы осознавали присутствие этих двух тенденций. Отслеживали поведение Ельцина и его генералов, видели их приготовления к бойне. И наша политика, в том числе и мое обращение по радио, преследовала целью избежать слепых жертв, выиграть еще хотя бы полтора или два дня, чтобы дать представителям регионов приехать и законным, мирным путем одолеть государственный переворот Ельцина.
Мы прекрасно представляли жестокость ельцинских палачей, и бросать под пулеметные очереди еще тысячу-другую наших сограждан было бы безумием.

Теперь 4 октября ежегодно, двигаясь в траурном шествии, склоняем головы перед невинно убитыми баррикадниками. Если бы среди этих сотен портретов появились бы еще дополнительно сотни и тысячи убитых — это было бы прямой нашей виной. Уже тогда мы видели, что народ, провинция не поднимаются на поддержку баррикадников у Дома советов. Мы понимали, что наши военные, генералы, сидевшие в осаде, оказались в плену своих иллюзий, когда задолго до этого говорили, что у них имеется огромная поддержка в гарнизонах, в армии. Все их призывы к действующим армейцам кончились ничем. Армия не выступила на защиту конституции. Напротив, она в лице своих генералов поддержала и Грачева, и Ельцина. Элитные дивизии участвовали в бессовестном подавлении народного восстания.

Не скрою, мы понимали, что в случае разгрома Дома советов будет запрещена Коммунистическая партия. Ибо партия была на баррикадах, партия была среди восставших. Мои товарищи и я выступали с той знаменитой трибуны, с того балкона Дома советов, призывая народ к противостоянию, к защите народной власти.

Мне нечего стыдиться за мое поведение в те трагические дни. Я исходил не из своих личных интересов. Я хотел упредить бессмысленную жертвенность.

Я боролся за партию, которая только-только возрождалась. Она была выведена из-под ельцинского удара и смогла участвовать в дальнейшей политической жизни страны. Нынешний съезд, который мы с вами будем проводить, — это результат в том числе и политики в октябре 93-го года. Героический всплеск московского восстания является нашей святыней так же, как восстание ленских рабочих или марш народа к Зимнему дворцу в 1905 году.

 — Еще одно обвинение. Якобы вы в 1996 году во время президентских выборов в результате второго тура выиграли вчистую у Ельцина. Вам были известны результаты подсчета голосов, но, зная эти результаты, вы послали Ельцину поздравительную телеграмму, поздравили его с победой, тем самым оставили власть в руках ненавистного Ельцина.

 — Это утверждение не ново. Сегодня оно исходит от семигинской группы, совсем недавно, во время выборов, его вбрасывали такие «заботливые друзья», как Слиска, Жириновский, представители тех СМИ, которые обслуживают власть. Вообразим на минуту, что у Слиски и Жириновского, у Семигина с Потаповым на руках доказательство, что Ельцин действительно сфальсифицировал результаты своей победы. Тогда, значит, нарушен конституционный закон о выборах, совершено государственное преступление. Тогда надо защищать конституцию, надо судить бывшего руководителя ЦИК Рябова, который скрылся в далеких странах, в безопасном посольстве. Судить Ельцина, судить тех представителей СМИ, которые всячески навязывали ложную информацию народу. Однако эти люди не хотят защищать конституцию. Либо у них нет доказательств — тогда они лжецы. Если их и не интересуют доказательства — тогда они политические провокаторы. Даже сейчас — вроде поспокойнее время, даже имея на руках все доказательства кражи десятков тысяч голосов, мы шлем в прокуратуру тома — и все глухо. А вспомните обстановку тех выборных дней. Власть пошла ва-банк. Ельцин сделал ставку на Чубайса и Березовского и смел своих верных слуг — Коржакова, Барсукова, Сосковца. На победу Ельцина были брошены миллиарды. Скупались актеры, ансамбли, представители прессы, избирательные комиссии. Страну залили эти черные криминальные деньги. Шла фальсификация на местах, запугивались наши агитаторы и доверенные лица. Представители власти и спецслужб действовали, как взломщики, как непотребные грабители и хулиганы. Еще до выборов была в ходу фраза, кажется, сказанная А.И. Лукьяновым: «Выиграет Зюганов, но победит Ельцин», — сказано со знанием вероломства власти. Мы же и тогда, и теперь оставались партией честных людей, законопослушной партией, придерживающейся парламентской этики. Мы догадывались о чудовищной фальсификации, мы не могли ее доказать, потому что мы еще не умели повсеместно контролировать результаты голосования. Но и тогда, и теперь мы обращаемся в суды для проверки фактов неконституционного поведения избирательных комиссий. И капля точит камень. Расплата придет.

Можно было не признать результаты голосования. Тогда надо было призвать народ выйти на улицу и совершить уже в 96-м году «революцию роз».

Но это иллюзия. Мы понимали, что в ту пору народ не выйдет на улицы. Даже в 93-м году, когда в Москве был такой мощный импульс восстания, который должен был сдетонировать сопротивление на местах, народ оставался в своих домах, способный лишь на моральное сочувствие. Уже тогда в период выборов были запущены в публику — это печаталось — сценарии разгрома оппозиции, сценарии запрета партии, репрессии. И мы по примеру 93-го года знали, что Ельцин пойдет на это, не остановится ни перед чем, чтобы удержать в своих руках власть. И меня упрекают в том, что в ту пору я не кинул партию на растерзание?

В этой телеграмме нет ничего, кроме соблюдения элементарной парламентской этики. Как это делается в Англии, во Франции, в Америке, да во всех почти странах. Партия — наше драгоценное состояние. Сегодня у нас нет армии, спецслужб, могучей индустрии, но у нас есть партия и миллионы сочувствующих ей.

Мы помним судьбы очень ярких, отважных политических лидеров эпатирующих нас своей смелостью и неожиданностью политических решений. Где эти лидеры, где их маленькие партии? Рассеялись. Эти лидеры не сумели удержать вокруг себя своих сторонников. Эти партии растворились в рассоле сегодняшней политической жизни, а сами лидеры вынуждены были в конце концов пойти в услужение режиму, просить у власти, чтобы она дала им небольшой кусочек политического пирога.

Политика сохранения, развития и укрепления партии в эти страшные 14 лет демократических реформ является для нас ключевой, и она, я уверен, скоро принесет свои плоды. Мы омолодим нашу партию, оснастим ее современными технологиями, впишем ее мощно в сегодняшний политический контекст, получим полную поддержку народа, выиграем власть в России.

История знает эти примеры собирания сил по крупицам. Иван Калита, как бы ни осуждали его за его компромиссы, собрал то ядро, откуда началась новая Российская держава. И великий Александр Невский, будучи стратегом и политиком, вынужден был ездить на поклон в орду. Такого рода компромиссы не являются компромиссами личного кармана. Это компромиссы, в результате которых сохраняется ген политики, силы Родины. Сегодня люди, обвиняющие меня в этих компромиссах, тогда были рядом со мной. Я был у них на виду, они знали мои мотивы, я советовался с ними в своих намерениях. Во многом это были коллективные решения, выработанные в недрах партии. А сегодня они делают вид, что ничего об этом не знали. Просто они уже давно политически и нравственно вышли из нашей партии, им невтерпеж ухватить хоть от крота, хоть от двуглавого орла...

 — Особое место занимает обвинение в том, что благодаря вам в партию пришли деньги Березовского, «ЮКОСа», и таким образом политика партии вроде бы была поставлена под контроль этих двух олигархов.

 — Прежде чем ответить на это, сделаю два замечания. Упреки власти в связи Компартии с олигархами выглядят смехотворно и гадко. Потому что нынешняя власть всем, из чего она состоит, обязана олигархам. Разве не Березовский возвел Путина на пьедестал? Благодаря его рекомендации Путин стал премьер-министром. Разве не штаб Березовского образовал партию власти по имени «Единство», которая помогала Путину в его продвижении к президентству? Разве не Березовский был тем человеком, который в поисках альтернативной фигуры предложил имя Путина и убедил Ельцина сдать Путину свои президентские полномочия досрочно? Разве не олигархические деньги помогали этой власти на всех выборах? Разве власть не осуществляла и не осуществляет поборов, двигаясь от олигарха к олигарху, изымая у них суммы денег на свои властные, неведомые нам нужды? Если уж кого-нибудь и упрекать в связи с олигархическими миллиардами, так это нынешнюю власть, нынешнего президента.

Единственное, в чем я готов признать свою вину, — так это в том, что я не вовремя распознал Семигина, впустил его в недра партийной жизни, поверил в его искреннее желание материально помочь нашей партии. Я не предполагал, что вместе с этими деньгами в партию проползут политическая коррупция, политическая диверсия. Что партия окажется в таком трудном положении. Что эти деньги разрушат несколько партийных организаций. Что сегодняшняя группа семигинцев — это тоже одичавшая поросль, удобренная зеленой подкормкой в недрах нашей организации. Здесь есть моя вина. Видит Бог, я пошел на это не ради своих удобств, а чтобы облегчить жизнь нашим организаторам, которым, как они говорили, «надоело побираться». Казалось, так мы выравним свою партийную казну.

Теперь о деньгах Березовского. Вы лучше кого бы то ни было знаете о сути вопроса. Поездка Проханова к Березовскому, которая преследовала с одной стороны чисто писательские, журналистские цели, ибо Березовский был прототипом многих его патриотических, антиолигархических романов, имела под собой и политическую цель. В результате этой поездки был создан настоящий информационный взрыв, порождена паника во власти. В Кремле как огня боятся не только денег Березовского, если бы те влились в партийную казну. Их страшит «интеллектуальный ресурс» Березовского, его способности эффективных манипуляций. И главное: Березовский — владелец тайн, связанных с прохождением нынешнего президента во власть. Кажется, этот «синдром Березовского» побудил Кремль дать команду действовать другим олигархическим корпорациям, дабы отбить так называемые деньги Березовского, не мешать своим представителям войти во взаимодействие с Компартией... Могу вам твердо сказать, поклясться хоть на конституции, хоть на священном писании: ни одной копейки денег Березовского нет в партийной казне.
Наше взаимодействие с отдельными предпринимателями не возбранялось в ту пору властью, напротив — поощрялось.

Нас упрекают, что в наших рядах находятся Кандауров и Муравленко, состоятельные люди. В этом нет ничего предосудительного. И тот, и другой неизменно исповедуют левые взгляды. Они ушли в бизнес из экономических и силовых структур, овладели механизмами «новой экономики», стали состоятельными людьми и пришли в нашу партию. Они принесли с собой и то главное, что, может быть не менее дорого, чем их деньги, — навыки и представление о новом укладе; знания того, как действовать в сфере финансовых структур, новых технологий. Это то, чего нам всегда не хватало. Еще раз подчеркиваю: материальное состояние человека не обязательно каждому диктует буржуазные взгляды, капиталистическую идеологию. Опыт ХIX и XX столетий убеждает: многие состоятельные, богатые русские люди исповедовали социалистические взгляды, сочувствовали революции, помогали партии, сами становились крупными деятелями коммунистического движения.

Сегодня партия определила формулу национально-освободительной борьбы — общую для представителей всех сословий и групп русского народа. К середине нынешнего века нас хотят сократить до 60 миллионов, что соответствует планам мировой закулисы. Национально-освободительная борьба, которую ведут партия, народ, нация за свое выживание, требует мобилизации всех сил и всех слоев, в авангарде этой борьбы идет Компартия Российской Федерации.

Мы рады, когда в наши ряды вливается любой патриот, какую бы он религию, политическую философию ни исповедовал, к какому бы из существующих укладов ни принадлежал. Страх перед консолидацией общества заставляет власть прибегать к самым разным средствам, направленным на расслоение народа, натравливание одного сословия на другое. Именно этим объясняется непрерывное стремление власти поссорить наше левое движение с бизнесом: мелким, средним, крупным.

- К сожалению, все эти мучительные политические беседы мы ведем с вами в дни вашего 60-летнего юбилея, когда вместо всего этого хотелось бы вас обнять, сердечно поздравить, поднять заздравную чарку. Что бы вы, Геннадий Андреевич, хотели бы в эти дни услышать от людей, какой бы подарок хотели получить?

 — Меня часто спрашивают журналисты, какое у меня хобби. Я только улыбаюсь: какое тут хобби! Моя личная жизнь сводится к тому, что я чуть ли не каждый день к полуночи прихожу домой, когда все мои близкие, дети и внуки смотрят сны. Я валюсь от усталости. А на следующее утро чуть свет снова нужно приниматься за работу... Подарки, которые посылает мне в эти дни власть, известны. Это оскорбления, клевета, явные и тайные угрозы, желание запугать или подкупить. Эти подарки я получаю от власти уже больше десяти лет. Надо сказать, я сам уже свыкся с этим. Вот только близких моих жаль, они оказываются беззащитными перед угрозами и страдают.

В эти свои юбилейные дни я очень благодарен друзьям, которые делятся со мной своим теплом, заботой, питают доверием, добром. Видит Бог, возглавлять такую партию, как КПРФ, — это огромный труд, но и одновременно огромное счастье, потому что оттуда, из партии, из первичек, из многотысячных партийных коллективов постоянно получаю импульсы доверия, поддержки, новой энергии и надежды.