Что ж, продолжим шутить дальше. Предположим, что в 1917 году власть в России захватила проанглийская группировка, превратившая некогда могущественное и независимое государство в британскую криптоколонию. Официально верхушка криптоколонии несла фантастическую чушь в стиле Уэллса: связь с внеземными цивилизациями, Великое Одержание, построение города Солнца. Фактически – установила жесточайшую рабовладельческую диктатуру, обслуживающую английские интересы. По приказу из Лондона криптоколония то участвовала в чудовищной европейской бойне, то изнывала в непосильной гонке вооружений с американцами. И наконец, успешно самодемонтировалась, дабы послужить материалом для создания объединенной Европы под эгидой лучезарного Лондона.
Если предположить на минуту, в шутку, этот невероятный сценарий, то на пути английского господства в России лежала гигантская гнилая колода – русская интеллигенция. К 1917 году в России был вполне сформирован европейский правящий класс, класс белых интеллектуалов. У русских был первоклассный головной мозг. Мозг рано или поздно разобрался бы в калейдоскопе переворотов 17-го года, правильно установил главный источник возмущения и нанес адекватный удар возмездия. Как сказал Бэкон, «знание – сила». Поэтому англичанам надо было как можно быстрее обессилить Россию, то есть лишить русских их интеллигенции.
Уничтожение русской интеллигенции проходило в несколько этапов. Сначала происходила физическая ликвидация образованных людей. Гражданская война 1918–1921 годов – это с точки зрения социальной война между интеллигенцией и распропагандированным «народом», то есть натравленной и «разгулянной» английскими агитаторами чернью.
Один из высших руководителей ВЧК – Мартин Лацис (он же Ян Судрабс) охарактеризовал противников советской власти весьма точно: «Юнкера, офицеры старого времени, учителя, студенчество и вся учащаяся молодежь... они-то и составляли боевые соединения наших противников, из нее-то и состояли белогвардейские полки … Белая гвардия состояла из учащейся молодежи, офицеров, учительства, лиц свободных профессий и прочих мелкобуржуазных элементов».
Если к этому добавить казаков – это и будет Белогвардейская армия в полном составе.
В сражениях Гражданской войны, а также от голода, эпидемий и каторги погибла примерно треть образованных людей. Еще треть эмигрировала или осталась на территориях, насильственно отторгнутых от России. К концу войны население интеллектуального центра страны – Петрограда – сократилось в три раза, а население Москвы – в два раза.
Оставшаяся в России треть, как тогда говорили «бывших людей», уже не являлась сплоченной социальной группой, а представляла собой бесправный «трофей», вроде германских специалистов по ракетной технике и атомной бомбе, растасканных союзниками по своим лабораториям. Однако и в этом положении русские интеллигенты представляли для англичан смертельную угрозу. Ведь за чудовищные преступления против России наказание должно было быть тоже чудовищным. Русские – великий народ, ресурсы России – безграничны. Если бы национальной интеллигенции удалось прийти к власти хотя бы в отдаленном будущем, последствия для Лондона были бы особые. Если весь XIX век на Лондон из-за технологического отрыва в результате промышленной революции сыпался ворох подарков, то в XX веке из рога изобилия посыпался бы дождь из ядовитых жаб и белого порошка. В режиме «ни дня без строчки».
Поэтому работа в начале 20-х годов только начиналась. Первым делом трофейных «спецов» разделили по национальному признаку. Очевидно, что целенаправленно мстить англичанам могла только русская интеллигенция, поэтому относительно терпимые условия работы в советских учреждениях были созданы евреям, кавказцам и выходцам из Прибалтики. Надо сказать, что изменение в национальном составе произошло уже в первые годы советской власти – наиболее ожесточенно большевикам сопротивлялись именно русские, они же понесли основные потери.
Во-вторых, было сделано все возможное для прекращения воспроизводства интеллигенции – детям дореволюционных учителей, доцентов, профессоров, врачей, священников, инженеров, офицеров, юристов, чиновников и т.д. было запрещено поступать не только в вузы, но и в средние школы с полным циклом обучения. До известных пределов запрет обходился при помощи подделки документов, протекции или небольших «льгот» выдаваемых «спецам» в частном порядке. Проникшие в вузы «бывшие» (они же «буржуйские сынки», «лишенцы», «гнилая интеллигенция» и т.п.) в силу понятных причин становились лучшими учениками и резко контрастировали с «красным студенчеством». Чтобы убрать социальных конкурентов, большевики периодически проводили чистки, неугодных студентов обвиняли в подделке документов, неучастии в общественной работе и выгоняли на улицу с «волчьими билетами». Особенно страшной была так называемая академическая чистка 1924 года, сопровождавшаяся массовыми арестами преподавателей.
Тем не менее существовала опасность, что новая интеллигенция, подвергнется русификации и, по естественным представлениям о человеческой нравственности и справедливости, займет антибританскую позицию. То есть образованным людям станет жалко Россию уже в силу того, что они образованные люди.
Поэтому надо было максимально понизить интеллектуальный уровень советской интеллигенции, довести ее до стадии «только-только» и «кто бы мог подумать». Идеальный советский интеллигент в представлении английских инженеров человеческих душ – это деловитый дебил, обладающий минимально-достаточным уровнем знаний в своей области и совершенно не способный к каким-либо суждениям за пределами профессиональных интересов. Это массовая, легко заменимая деталь социалистического государства, к тому же деталь, вполне сознающая свою второсортность, дефектность и, в конечном счете, фиктивность.
Еще летом 1918 года был принят «Декрет о правилах приема в высшие учебные заведения», разрешающий поступать в вузы лицам, не окончившим средней и даже начальной (!) школы. В высшую школу устремились «рабочие от станка». Общий настрой того времени хорошо характеризует следующий отрывок из агитационной речи члена Замоскворецкого райкома РКП(б):
«У нас внутри есть враг – это интеллигенция, специалисты. Рабочий, который способен понимать доклады на митингах, в десять раз лучше любого гимназиста поймет лекции профессора. Для чего существует тогда профессор, если он не может быть понятым?»
(Цитируется по книге Сергея Волкова «Интеллектуальный слой в советском обществе» – прекрасному и, пожалуй, единственному объективному исследованию в этой области.)
Практика «ударных» и «комсомольских» наборов в вузы продолжалась до 30-х годов. Вступительные экзамены в вузах были введены только постановлением 19 сентября 1932 года.
В эпоху сталинизма старая интеллигенция была уничтожена абсолютно. Остались только реликты, видимо, пощаженные Лондоном по сентиментальным соображениям. Среди переживших террор непропорционально много лиц, имеющих особые связи с Великобританией. Так, Алексей Толстой был наполовину англичанином, Петр Капица 13 лет жил и работал в Кембридже, Корней Чуковский был лондонским корреспондентом и членом русской делегации, встречавшейся с Георгом V накануне революции. Примеры можно продолжать до бесконечности.
Что касается новой, советской интеллигенции, то ее участь при Сталине была тоже незавидной. В условиях тоталитарной диктатуры она постоянно подвергалась репрессиям и чисткам, не говоря уже о страшных потерях в годы Великой Отечественной войны. Вместе с тем с точки зрения социальной, интеллигенция в 30–40-е и даже 50-е годы отчасти сохраняла свой статус. Качество новых специалистов было невысоко, но они занимали относительно высокое положение и зарабатывали гораздо больше рабочих и колхозников. В условиях прекращения массовых репрессий это таило потенциальную опасность формированию новой элиты. Поэтому начиная с конца 50-х наступила новая фаза сознательной дегенерации русской интеллектуальной культуры. Качество абитуриентов было резко понижено путем введения «рабочего стажа», параллельно число учащихся неимоверно увеличилось, а зарплата в несколько этапов сократилось до уровня обычного рабочего.
Это привело к понижению престижа интеллигентных специальностей и к заниженной самооценке ее представителей. Так советская элита путем многодесятилетнего воспитания со стороны английских педагогов приобрела типично колониальный характер. Ее жизненная установка изначально ориентирована на социальный неуспех и подчиненное положение. Советский врач, адвокат, профессор, офицер, чиновник – это существо на птичьих правах, служащее могущественной анонимной Фирме, способной в любой момент вышвырнуть самого высокопоставленного управленца на помойку.
Впрочем, Фирма может несмышленыша привести за ручку на кремлевский Олимп. Радости у колониального дурачка будет полные штаны. Ему даже позволят обучать своих детей в Метрополии. Это к вопросу о тактике Лондона в постсоветских условиях.
В результате РФ представляет собой фантастическое, невиданное в мировой истории государство. Власть в стране принадлежит очевидным самозванцам, высшие должности занимают некомпетентные, малообразованные или даже откровенно глупые люди, а интеллектуальная элита страны отстранена от управления, зарабатывает в десять–двадцать раз меньше стандартного уровня и подвергается перманентной травле как никчемушная прослойка экономических бездельников, долженствующая стоять вместе с безработными и инвалидами за ничтожной государственной подачкой.
Как же подобное общество может существовать? Очевидно, управляющие огромным государством алкоголики, кухарки, слесари, курьеры, или, в лучшем случае, сельские учителя и бригадиры являются лишь зиц-председателями. ПОДЛИННАЯ элита криптоколонии находится совсем в другом месте.
Что в этих условиях остается оболваненным русским? – Шутить.
Д. Галковский
